Александр Будило
Какая главная практическая и вместе с тем теоретическая проблема стоит перед марксистами? Конечно же, та, что капитализм всё еще существует.
О том, что капитализм давно изжил себя экономически, политически, морально, эстетически, демографически, педагогически, экологически и т. д., марксисты исписали горы литературы. Автор данного реферата и сам принял в этом деле посильное участие. Но капитализм, как нам известно, все еще имеет место быть.
Первыми из марксистов, кто предрекали близкую гибель капитализма в результате развития имманентных ему противоречий, были сами Маркс и Энгельс.
Вот какими словами заканчивает Энгельс свою работу «Положение рабочего класса в Англии» (1845, Т. 2, с. 515—517):
«В Англии легче, чем где бы то ни было, быть пророком потому, что составные элементы общества получили здесь такое ясное и чёткое развитие. Революция неизбежна: уже слишком поздно предлагать мирный выход из создавшегося положения».
Когда Энгельс писал эти строки, ему было всего 25 лет. Эти неоправдавшиеся скороспелые выводы можно было бы списать на молодость юного революционера и свойственное этому возрасту революционное нетерпение. Но вот что писал в своих письмах 40‑летний Маркс в конце 1857 — начале 1858 года во время работы над черновым наброском «Капитала»:
«Я работаю, как бешеный, ночи напролет над подытоживанием своих экономических исследований, чтобы до потопа иметь ясность по крайней мере в основных вопросах»(Т. 29, с. 185).
«Но, в конце концов, мне кажется, что теперь, когда после пятнадцатилетнего изучения я продвинулся настолько, что могу действительно завершить это дело, мне, по всей вероятности, помешают бурные события извне. Ну что же. Если я кончу слишком поздно, когда мир перестанет интересоваться подобного рода вещами, то вина, очевидно, будет лежать на мне» (там же, с. 449—450).
А вот что писал Энгельс в предисловии к английскому изданию «Положения рабочего класса в Англии» (1892) спустя 47 лет после выхода в свет этого его первого большого труда, за три года до смерти (Т. 22, с. 282—284):
«Капиталистическое производство не может стоять на месте: оно должно расти и расширяться или же умереть. Уже теперь одно лишь ограничение львиной доли Англии в снабжении товарами мирового рынка означает застой и нищету, избыток капитала, с одной стороны, избыток незанятых рабочих рук — с другой. Что же будет тогда, когда ежегодного прироста производства совсем не будет?
Вот где уязвимое место, ахиллесова пята капиталистического производства. Постоянное расширение является необходимым условием его существования, а это постоянное расширение становится теперь невозможным. Капиталистическое производство зашло в тупик».
Со времени этого несбывшегося пророчества прошло 120 лет, а Англия, как мы знаем, все еще остается капиталистической страной, занимающей далеко не последнее место в мировой иерархии. Сама капиталистическая система благополучно пережила порядка двух десятков больших и малых кризисов, две мировых войны, обратила себе на пользу все направленные против нее революции. Так в чем же дело?
"Мы обязаны признать, что общество еще не было готово в предшествующую эпоху для перехода на более высокую ступень развития."
Конечно, среди причин, обусловивших поражения пролетариата, мы найдем и факторы субъективного порядка: ошибки тактического и стратегического характера, разного рода заблуждения, незнание, просто невежество в решении встающих многочисленных проблем, прямое предательство вождей и даже целых партий. Но если не сходить с почвы материалистического понимания истории, то мы обязаны признать, что через ошибки, через заблуждения как отдельных индивидов, так и целых классов, через предательства вождей этих классов прокладывает себе путь историческая необходимость. Мы обязаны признать, что общество еще не было готово в предшествующую эпоху для перехода на более высокую ступень развития.
Вот что писал Энгельс в работе «Революция и контрреволюция в Германии», анализируя причины поражения революции:
«Когда приступаешь к выяснению причин успеха контрреволюции, то повсюду наталкиваешься на готовый ответ, будто дело в господине А или в гражданине Б, которые «предали» народ. Этот ответ, смотря по обстоятельствам, может быть правильным или нет, но ни при каких обстоятельствах он ничего не объясняет, не показывает даже, как могло случиться, что «народ» позволил себя предать. И печальна же будущность политической партии, если весь ее капитал заключается в знании только того факта, что гражданин имярек не заслуживает доверия» (Т. 8, с. 6).
Отсюда ясно, что не в факторах субъективного порядка, а в объективных условиях общественного развития мы должны искать объяснения несбывшихся пророчеств Маркса и Энгельса относительно победоносной революции пролетариата, ожидаемой со дня на день.
Но где именно искать решения этой загадки? В «Манифесте», в «Капитале», в «Анти-Дюринге», в других крупных работах классиков нам вряд ли удастся найти ответ на этот вопрос.
Ничем здесь не могут помочь и труды Ленина, который так писал об ошибках классиков:
«Да, много ошибались и часто ошибались Маркс и Энгельс в определении близости революции, в надеждах на победу революции (например, в 1848 г. в Германии), в вере в близость германской «республики» («умереть за республику», писал про ту эпоху Энгельс, вспоминая свое настроение, как участника военной кампании за имперскую конституцию — 1848—1849 годы). Они ошибались в 1871 году, когда заняты были тем, чтобы «поднять юг Франции, для чего они (Беккер пишет: "мы" про себя и ближайших друзей: письмо №14 от 21 июля 1871 года) жертвовали и рисковали всем, что было в силах человека...» В том же письме: "Если бы у нас в марте и апреле было побольше денег, то мы подняли бы всю южную Францию и спасли бы Парижскую Коммуну" (с. 29). Но такие ошибки гигантов революционной мысли, поднимавших и поднявших пролетариат всего мира над уровнем мелких, будничных, копеечных задач, — в тысячу раз благороднее, величественнее и исторически ценнее, правдивее, чем пошлая мудрость казенного либерализма, поющего, вопиющего, взывающего и глаголющего о суете революционных сует, о тщетности революционной борьбы, о прелести контрреволюционных «конституционных» бредней... Русский рабочий класс завоюет свободу себе и даст толчок вперед Европе своими полными ошибок революционными действиями — и пусть кичатся пошляки безошибочностью своего революционного бездействия» (6 апреля 1907 г.).
В благородстве и гениальности Маркса, Энгельса да и самого Ленина нам сомневаться не приходится, тем не менее проблема остается. Согласно лидеру большевиков, капитализм уже в конце XIX — начале XX века вступил в свою высшую стадию, стадию империализма, то есть достиг высшей точки развития. Но прошел ХХ век, отгремели мировые войны, канул в лету уже Третий Интернационал, распался Советский Союз, в «коммунистических» Китае и Вьетнаме бурно развивается капитализм, вся Юго-Восточная Азия охвачена модернизацией. На первый взгляд, серьезных признаков приближающегося краха этого строя не очень-то и заметно.
Наверное, нам в этом вопросе поможет обращение к трудам великого революционера-марксиста Троцкого? Смотрим. И что же мы там находим? А вот что: «Экономическая предпосылка пролетарской революции давно уже достигла наивысшей точки, какая вообще может быть достигнута при капитализме. Производительные силы человечества перестали расти. Новые изобретения и усовершенствования не ведут уже к повышению материального богатства» (Л. Д. Троцкий, 1938, «Программа переходного периода». См. «Антология позднего Троцкого». Москва: Алгоритм, 2007, с. 297).
У наших современников, которым уже известно, какой промышленный бум пережила мировая капиталистическая система после Второй мировой войны, и которые являются свидетелями беспрецедентных темпов развития производительных сил в современном Китае и во всей Юго-Восточной Азии, данное категорическое утверждение Троцкого может вызвать сегодня разве что только улыбку.
Приходится вновь возвращаться в поисках ответа на наш вопрос к трудам Маркса и Энгельса. Ищем. И нужно сказать, что кое‑что мы там по этой части находим. Но не в основных произведениях. Только отдельные места из их переписки проливают некоторый свет на проблему.
Вот что писал Энгельс Марксу 24 августа 1852 г. (Т. 28, с. 96—97), через четыре года после публикации «Манифеста»:
«…плохие известия с переполненных рынков, решающие дело вскоре должны последовать. В Китай и Ост-Индию беспрерывно посылаются массы товаров, и все же известия не блестящи: Калькутта уже явно переполнена товарами, местные торговцы то там, то здесь становятся банкротами. Я не верю в процветание дольше, чем до октября или ноября...
Впрочем, приведет ли кризис немедленно к революции — немедленно, то есть через 6—8 месяцев, — зависит от его интенсивности. Плохой урожай во Франции производит впечатление, что там что‑то должно произойти; но если кризис станет хроническим, а урожай в конечном счете окажется лучше, чем ожидается, то это может еще затянуться до 1854 года. Я сознаюсь — мне хотелось бы иметь еще один год для моей зубрежки, мне надо еще многое сделать.
Австралия также мешает. Во‑первых, непосредственно из‑за золота и прекращения всякого другого экспорта из нее, а также из-за вызванного этим усиления ввоза всяких товаров, затем из‑за выезда туда здешнего избыточного населения в количестве 5000 человек в неделю (240 тыс. в год — А. Б.). Калифорния и Австралия — это такие два случая, которые не были предусмотрены в «Манифесте»: создание новых больших рынков из ничего. Это придется учесть».
А вот что писал Маркс своему другу через десять лет после выхода в свет «Манифеста» (8 октября 1858 г.):
«Действительная задача буржуазного общества состоит в создании мирового рынка, по крайней мере в его общих чертах, и производства, покоящегося на базисе этого рынка. Поскольку земля кругла, то, по‑видимому, с колонизацией Калифорнии и Австралии и открытием дверей Китая и Японии процесс этот завершен. Трудный вопрос заключается для нас в следующем: на континенте революция близка и примет сразу же социалистический характер. Но не будет ли она неизбежно подавлена в этом маленьком уголке, поскольку на неизмеримо большем пространстве буржуазное общество проделывает еще восходящее движение?» (Т. 29, с. 295).
Ясно, что искать ответы на вопрос, в чем заключается секрет живучести и непотопляемости капитализма, нужно не столько в природе самого капитализма, сколько во взаимодействии, эксплуатации, освоении и подчинении капитализмом докапиталистических укладов и формаций, то есть в феномене империализма. Именно эпоха империализма, эпоха развития капитализма вширь, в особенности экспорт избытка товаров, капиталов и рабочей силы на некапиталистическую периферию, позволяла до сих пор снимать остроту противоречий капитализма внутри метрополий, обеспечить безальтернативное развитие этой системы вплоть до настоящего времени.
Все так называемые социалистические революции, победившие на периферии метрополий империализма, были объективно направлены не столько против капитализма, сколько против патриархальных, азиатских, феодальных и абсолютистских порядков, вынуждены были так или иначе решать вопросы буржуазной модернизации и индустриализации, строить фабрики и заводы, превращать крестьян в рабочих, а не концентрировать главные свои усилия на собственно коммунистических проблемах и задачах и ставить на повестку дня вопрос об освобождении — упразднении самого рабочего класса, самого пролетариата.
Другими словами, содержание всех этих «социалистических» революций было вполне буржуазным, хотя осуществлялись они под прикрытием квазисоциалистической и квазимарксистской теории и идеологии. Поэтому никакой исторической альтернативы капитализму они и не могли составить. Все страны без исключения, где подобные революции произошли, рано или поздно вернулись в русло «нормального» капиталистического развития.
Но все эти выводы вступают в противоречие с ленинской теорией империализма, согласно которой капитализм уже давно созрел для победоносной пролетарской революции, поскольку достиг своей высшей монополистической стадии, или стадии империализма. Если при этом и имело место очередное поражение пролетариата, то дело тут заключается, по этой теории, не в отсутствии объективных предпосылок для победоносной пролетарской революции, а в незрелости субъективного фактора: предательстве, заблуждениях, ошибках вождей и целых партий — или, выражаясь известными словами Троцкого, в кризисе руководства.
Другими словами, ленинская теория империализма для нас здесь оборачивается идеалистическим пониманием истории коммунистического движения в целом и истории СССР в частности.
В поисках материалистического понимания этой истории мы вынуждены вновь обратиться к «многократно опровергнутой», а затем благополучно забытой подавляющим большинством марксистов теории империализма Р. Люксембург, которую она изложила в своей главной работе «Накопление капитала» (1913).
Этот труд Р. Люксембург можно было бы назвать по аналогии с «Критикой чистого разума» Канта «Критикой чистого капитализма» Маркса, изложенной им в «Капитале».
Маркс в «Капитале» исходит из абстракции, из допущения, что капиталистическое общество утвердилось повсеместно и состоит из двух основных классов — буржуазии и пролетариата.
Р. Люксембург согласна с тем, что такая абстракция необходима для анализа капитализма, но считает, что она совершенно не достаточна для понимания действительного положения вещей, поскольку капитализм возникает и развивается в непрерывном взаимодействии с докапиталистическими укладами и формациями, с патриархальным натуральным и мелкотоварным производством.
Когда Маркс и Энгельс издали свой знаменитый «Манифест», едва ли 10% человечества было охвачено процессами урбанизации, индустриализации, пролетаризации, включено в производственные отношения капитализма в качестве буржуа или наемных работников.
Отсюда вывод Р. Люксембург: «Капитал» Маркса не столько дает нам картину прошлого и настоящего общества, сколько картину его будущего. Несомненно, что человечество развивается именно в этом направлении, но утверждать, что все общество распадается уже сейчас на два основных класса, на буржуазию и пролетариат, было бы преждевременно.
"«Капитал» Маркса не столько дает нам картину прошлого и настоящего общества, сколько картину его будущего."
Мы, марксисты, неоднократно заявляли, что капитализм давным давно изжил себя, но парадокс (от Р. Люксембург) заключается в том, что, строго говоря, капитализма как такового, чистого капитализма, который описал Маркс в «Капитале», еще и не было.
А что было и пока что есть? Был «нечистый» капитализм, капитализм, развивающийся вширь, эксплуатирующий докапиталистические уклады и формации, перерабатывающий их в себя, но далеко еще не завершивший этот процесс, то есть был империализм.
Р. Люксембург категорична: «чистый» капитализм Маркса, представленный им в «Капитале», то есть общество, состоящее из двух основных классов, класса буржуазии и класса пролетариата, не может существовать в принципе. В таком обществе нельзя реализовать всю прибавочную стоимость без остатка, в нем не осуществимо накопление капитала. Реализация прибавочной стоимости, накопление капитала возможно только в обмене с мелкотоварным производством, во взаимодействии с докапиталистическими укладами и формациями, только в распространении капитализма на еще не охваченные буржуазными производственными отношениями территории.
Поскольку, согласно Люксембург, процесс капиталистического производства есть процесс перманентного перепроизводства, чистое капиталистическое общество непременно бы лопнуло от кризиса перепроизводства. Его спасает наличие докапиталистических формаций и укладов, наличие патриархального производства, которое оно превращает в мелкотоварное, а мелкотоварное производство — в капиталистическое.
Если эти идеи Р. Люксембург плохо согласуются с «Капиталом» Маркса, особенно с «Отделом третьим. Воспроизводство и обращение всего общественного капитала» из второго тома, зато они отлично гармонируют с другими работами классиков.
Обратимся к «Манифесту Коммунистической партии»:
«Потребность в постоянно увеличивающемся сбыте продуктов гонит буржуазию по всему земному шару. Всюду должна она внедриться, всюду обосноваться, всюду установить связи. Буржуазия путем эксплуатации всемирного рынка сделала производство и потребление всех стран космополитическим. К великому огорчению реакционеров она вырвала из‑под ног промышленности национальную почву. Исконные национальные отрасли промышленности уничтожены и продолжают уничтожаться с каждым днем. Их вытесняют новые отрасли промышленности, введение которых становится вопросом жизни для всех цивилизованных наций, — отрасли, перерабатывающие уже не местное сырье, а сырье, привозимое из самых отдаленных областей земного шара, и вырабатывающие фабричные продукты, потребляемые не только внутри данной страны, но и во всех частях света. Вместо старых потребностей, удовлетворявшихся отечественными продуктами, возникают новые, для удовлетворения которых требуются продукты самых отдаленных стран и самых различных климатов. На смену старой местной и национальной замкнутости и существованию за счет продуктов собственного производства приходит всесторонняя связь и всесторонняя зависимость наций друг от друга...
Буржуазия быстрым усовершенствованием всех орудий производства и бесконечным облегчением средств сообщения вовлекает в цивилизацию все, даже самые варварские, нации. Дешевые цены ее товаров — вот та тяжелая артиллерия, с помощью которой она разрушает все китайские стены и принуждает к капитуляции самую упорную ненависть варваров к иностранцам. Под страхом гибели заставляет она все нации принять буржуазный способ производства, заставляет их вводить у себя так называемую цивилизацию, т. е. становиться буржуа. Словом, она создает себе мир по своему образу и подобию.
Буржуазия подчинила деревню господству города. Она создала огромные города, в высокой степени увеличила численность городского населения по сравнению с сельским и вырвала, таким образом, значительную часть населения из идиотизма деревенской жизни. Так же как деревню она сделала зависимой от города, так варварские и полуварварские страны она поставила в зависимость от стран цивилизованных, крестьянские народы — от буржуазных народов, Восток — от Запада…
Современное буржуазное общество, с его буржуазными отношениями производства и обмена, буржуазными отношениями собственности, создавшее как бы по волшебству столь могущественные средства производства и обмена, походит на волшебника, который не в состоянии более справиться с подземными силами, вызванными его заклинаниями. Вот уже несколько десятилетий история промышленности и торговли представляет собой лишь историю возмущения современных производительных сил против современных производственных отношений, против тех отношений собственности, которые являются условием существования буржуазии и ее господства. Достаточно указать на торговые кризисы, которые, возвращаясь периодически, все более и более грозно ставят под вопрос существование всего буржуазного общества. Во время торговых кризисов каждый раз уничтожается значительная часть не только изготовленных продуктов, но даже созданных уже производительных сил. Во время кризисов разражается общественная эпидемия, которая всем предшествующим эпохам показалась бы нелепостью, — эпидемия перепроизводства. Общество оказывается вдруг отброшенным назад к состоянию внезапно наступившего варварства, как будто голод, всеобщая опустошительная война лишили его всех жизненных средств; кажется, что промышленность, торговля уничтожены, — и почему? Потому, что общество обладает слишком большой цивилизацией, имеет слишком много жизненных средств, располагает слишком большой промышленностью и торговлей. Производительные силы, находящиеся в его распоряжении, не служат более развитию буржуазных отношений собственности; напротив, они стали непомерно велики для этих отношений, буржуазные отношения задерживают их развитие; и когда производительные силы начинают преодолевать эти преграды, они приводят в расстройство все буржуазное общество, ставят под угрозу существование буржуазной собственности. Буржуазные отношения стали слишком узкими, чтобы вместить созданное ими богатство.
Каким путем преодолевает буржуазия кризисы? С одной стороны, путем вынужденного уничтожения целой массы производительных сил, с другой стороны, путем завоевания новых рынков и более основательной эксплуатации старых. Чем же, следовательно? Тем, что она подготовляет более всесторонние и более сокрушительные кризисы и уменьшает средства противодействия им» (см. «Манифест», раздел I. «Буржуа и пролетарии», Т. 4, с. 424—436).
В работе Энгельса «Развитие социализма от утопии к науке» читаем:
«Мы видели, как способность современных машин к усовершенствованию, доведённая до высочайшей степени, превращается, вследствие анархии производства в обществе, в принудительный закон, заставляющий отдельных промышленных капиталистов постоянно улучшать свои машины, постоянно увеличивать их производительную силу. В такой же принудительный закон превращается для них и простая фактическая возможность расширять размеры своего производства. Огромная способность крупной промышленности к расширению, перед которой расширяемость газов оказывается настоящей детской забавой, проявляется теперь в виде потребности расширять эту промышленность и качественно, и количественно, — потребности, не считающейся ни с каким противодействием. Это противодействие образуется потреблением, сбытом, рынками для продуктов крупной промышленности. Способность же рынков как к экстенсивному, так и к интенсивному расширению определяется совсем иными законами, действующими с гораздо меньшей энергией. Расширение рынков не может поспевать за расширением производства. Коллизия становится неизбежной, и так как она не в состоянии разрешить конфликт до тех пор, пока не взорвёт самый капиталистический способ производства, то она становится периодической» (Т. 19, с. 218—219).
Такие слова находим в предисловии Энгельса к английскому изданию «Капитала»:
«Если производительные силы растут в геометрической прогрессии, то рынки расширяются, в лучшем случае, в арифметической» (Т. 23, с. 33).
Что будет, если передовую капиталистическую страну с первоклассной современной промышленностью изолировать, «абстрагировать» от мирового рынка, от взаимодействия с мелкотоварным производством докапиталистических укладов и формаций?
Представьте себе, что такая абстракция имела место быть, причем не в голове политэконома-марксиста, а в действительности. Мы имеем в виду Германию. Ленин в работе «Империализм…» приводит некоторые данные по размерам колониальных владений. На 1880 год, во время создания Тройственного союза, Германия не имела колоний вообще. Только к 1899 году она захватила колониальные владения площадью 1 млн кв. миль с 14 млн населения. В это же время колониальные владения Англии составляли 9,3 млн кв. миль с населением 309 млн человек, а Франции — 3,7 млн кв. миль с населением 56,4 млн человек (см. Ленин В. И., Т. 27, с. 374).
Когда такая абстракция Германии от колоний и мирового рынка была осуществлена в действительности, это привело к двум мировым войнам, вернее, одной мировой войне 1914—1945 годов, проходившей в два этапа.
"Общество развивается не от капитализма к империализму, а от империализма к тому чистому капитализму, который описал в «Капитале» Маркс."
Парадоксально, но факт: данные, которые приводит Ленин в своей основной работе по империализму, красноречиво свидетельствуют о том, что ленинская теория империализма, а точнее теория империализма Гобсона — Гильфердинга — Ленина — Бухарина, утверждающая, что империализм является высшей стадией капитализма, не верна. Империализм является не конечным пунктом капиталистического развития, а его исходным пунктом. Общество развивается не от капитализма к империализму, а от империализма к тому чистому капитализму, который описал в «Капитале» Маркс.
В конце XIX — начале XX века не капитализм достиг своей высшей империалистической фазы развития, а империализм вступил в фазу кризиса, потому что весь остальной мир, где господствовало натуральное и мелкотоварное производство, был поделен на колонии между передовыми капиталистическими (империалистическими) странами, и между ними началась борьба за передел уже поделенного мирового рынка.
Этот кризис, эта борьба разрешилась победой антигитлеровской коалиции в 1945 году. Главным итогом мировой войны 1914—1945 годов стала ликвидация мировой колониальной системы, что создало относительно свободный и единый мировой рынок, а тем самым и пространство для бурного послевоенного промышленного развития, а также предпосылки впервые за всю ее историю для политического и экономического объединения Европы.
Как далеко еще в XIX веке человечество находилось от того общества, которое К. Маркс описал нам в «Капитале», свидетельствуют следующие данные демографической статистики: только в 2009 году впервые за всю историю человечества численность городского населения сравнялась с численностью сельского, составив 3,4 миллиарда человек (см. Население Земли). В 1800 году доля сельского населения даже в такой промышленно развитой стране, как Великобритания, составляла 60,5%. (см. Население Европы в 1800 году). На момент публикации «Манифеста коммунистической партии» Марксом и Энгельсом в городах жило всего 6,4% населения Земли (см. Городское население мира).
В том же Советском Союзе в 1980 году часть продукции, произведённой в личных подсобных хозяйствах составляла: 64% — по картофелю, 33% —по овощам, 31% — по мясу, 30% — по молоку, 32% — по яйцам. Поголовье скота в личных подсобных хозяйствах населения на 1 января 1982 года насчитывало: крупного рогатого скота — 23,4 млн голов (20,2 % к общему поголовью), в том числе коров — 13, 4 млн (30,7 %), свиней — 14,2 млн голов (19,4 %); овец и коз — 30,7 млн голов (20,7%) (см.: «Народное хозяйство СССР. 1922—1982», с. 271).
Эти данные свидетельствуют о том, что даже в такой промышленно развитой стране, как СССР, на долю натурального и мелкотоварного сельхозпроизводства все еще приходилась значительная часть общего объема производства сельскохозяйственной продукции.
В Индии же и сегодня в сельской местности проживает 70% населения, в Китае — 53%, в Индонезии — 56%, в Бангладеш — 72%, в Бразилии — 13%, в Нигерии — 70%, во Вьетнаме — 70%, в Египте — 56,6% (см. Worldstat info). Это сотни миллионов крестьян и ремесленников, «самозанятых» в натуральном, патриархальном и мелкотоварном производстве, которые не являются ни наемными работниками, ни буржуа.
Спрашивается, о какой высшей стадии развития капитализма, если брать, конечно, мир в целом, а не одни только передовые капстраны, такие как Англия, США, Германия, Франция, Бельгия и т. д., могла идти речь в конце XIX — начале ХХ века, если и сегодня как минимум треть мирового населения занято в патриархальном, натуральном и мелкотоварном производстве?
"Буржуазное общество все еще находится на восходящей стадии своего развития, проделывает восходящее движение."
Вновь перечитываем письмо Маркса к Энгельсу от 8 октября 1858 года: «Трудный вопрос заключается для нас в следующем: на континенте (то есть в Европе — А. Б.) революция близка и примет сразу же социалистический характер. Но не будет ли она неизбежно подавлена в этом маленьком уголке, поскольку на неизмеримо большем пространстве буржуазное общество проделывает еще восходящее движение?»
Вот в чем заключается причина всех поражений, имевших место в прошлом пролетарских революций: буржуазное общество все еще находится на восходящей стадии своего развития, проделывает восходящее движение.
Означает ли это, что все предыдущие попытки свергнуть капитализм были напрасными? Нисколько. Даже потерпевшие поражение революции имеют колоссальное значение для человечества в целом и для пролетариата в особенности. Как бы там ни было, революция 1917 года в России ликвидировала самодержавие, помещичье землевладение, сословное деление общества, уравняла женщин в правах с мужчинами, сняла со страны непосильное долговое бремя царского правительства, открыла путь к быстрой промышленной модернизации.
Народно-освободительная революция в Китае 1946—1949 годов ликвидировала систему феодальной эксплуатации, освободила Китай от иностранной зависимости, расчистила пространство для бурного капиталистического развития страны.
Опыт большевизма, Октябрьской революции в России, Коминтерна, отрицательный опыт социалистического строительства и положительный опыт госкапиталистической модернизации в СССР обогатили и конкретизировали наши представления о том, какими путями человечество будет пробивать себе дорогу к коммунизму.
Этот опыт говорит нам, что марксисты должны отказаться от ленинской теории империализма как высшей стадии капитализма и взять на вооружение теорию капитализма как высшей стадии империализма Р. Люксембург, поскольку ленинская теория империализма не может нам помочь вскрыть объективные причины поражений пролетариата в XIX и XX веке, понять природу сталинизма и маоизма, причины краха трех Интернационалов, бурного послевоенного развития капитализма, развала Советского Союза и мировой «социалистической системы», причины перерождения РСДРП(б) — РКП(б) — ВКП(б) — КПСС, факт приватизации бывшей партхозноменклатурой львиной доли «общенародной» собственности бывшего СССР, беспрецедентные темпы капиталистического развития в «коммунистическом» Китае сегодня и многие другие вещи.
Это во‑первых. Во‑вторых, теория капитализма как высшей стадии империализма Р. Люксембург позволяет нам взамен не оправдавших себя ленинских критериев зрелости мировой капиталистической системы выдвинуть следующие объективные критерии:
1. В передовых капиталистических странах, достигших своей зрелости, существенным образом замедляется, а затем и прекращается рост рабочего класса, промышленного пролетариата. А это значит, что одним из главных объективных критериев того, что мировая капиталистическая система в целом достигла пределов своего развития, будет тот факт, что рабочий класс, промышленный, фабрично-заводской пролетариат перестанет расти количественно не только в передовых капстранах, но и во всем мире.
2. Доля мирового населения, занятого в сельском хозяйстве, снизится до 15—10% и меньше от общего его количества.
3. Поскольку процессы индустриализации и урбанизации, перехода от аграрного патриархального, натурального и мелкотоварного производства к промышленному производству и превращение аграрного сектора в агропромышленный комплекс сопровождаются резким снижением рождаемости, о чем свидетельствуют демографические процессы в передовых капиталистических странах, то следующим критерием объективной зрелости мировой капсистемы в целом будет существенное замедление, остановка, а затем и постепенное сокращение численности мирового населения до определенного уровня.
4. Поскольку с исчерпанием некапиталистической периферии развитие капитализма вширь прекращается, резко возрастает значение кредита для увеличения емкости рынка, для решения проблем расширенного воспроизводства капитала, безработицы. Резко возрастает задолженность на всех уровнях: физических лиц, предприятий, компаний, банков и целых государств, что ставит мировую капиталистическую систему на грань финансового коллапса.
5. Роль национального буржуазного государства как субъекта мирового исторического процесса уходит в прошлое. Вернее, такую роль, по преимуществу, могут сегодня играть только государства и объединения государств континентальных масштабов (США, североамериканский континент в целом, ЕС, РФ, Китай, Индия, Бразилия и т. д.).
6. Развитие производительных сил, мирового рынка, средств связи, транспорта, информационных технологий, обострение конкуренции между субъектами мирового исторического процесса, обострение социальных, демографических, экологических и многих других проблем вплотную подводят мировую капиталистическую систему к возможности и необходимости перехода на новый уровень — уровень «ультракапитализма», капитализма без национальных границ, ВПК, постоянных армий, с единым правительством, единым социальным, трудовым, экологическим, налоговым и прочим законодательством, единой валютой, со свободным передвижением не только товаров, капиталов, но и рабочей силы. Прообраз такого «ультракапитализма», только в локальном масштабе, мы имеем сегодня в виде Европейского союза.
Собственно, «ультракапитализм», если не дать себе погрязнуть в схоластических спорах о дефинициях, и есть социализм. Концепция «ультракапитализма» вполне вписывается в ленинскую теорию перехода от капитализма к социализму.
"Ультракапитализм, если не дать себе погрязнуть в схоластических спорах о дефинициях, и есть социализм."
Открываем «Грозящую катастрофу и как с ней бороться» и читаем:
«Ну, а попробуйте-ка подставить вместо юнкерски-капиталистического государства государство революционно-демократическое, т. е. революционно разрушающее всякие привилегии, не боящееся революционно осуществлять самый полный демократизм? Вы увидите, что государственно-монополистический капитализм при действительно революционно-демократическом государстве неминуемо, неизбежно означает шаг и шаги к социализму!» (Т. 34, с. 191).
«...Никакое восстание не создаст социализма, если он не созрел экономически..., государственно-монополистический капитализм есть полнейшая материальная подготовка социализма, есть преддверие его, есть та ступенька исторической лестницы, между которой (ступенькой) и ступенькой, называемой социализмом, никаких промежуточных ступеней нет. К вопросу о социализме... подходят по-доктринерски, с точки зрения заученной ими наизусть и плохо понятой доктрины. Они представляют социализм чем-то далеким, неизвестным, темным будущим. А социализм теперь смотрит на нас через все окна современного капитализма, социализм вырисовывается непосредственно, практически, из каждой крупной меры, составляющей шаг вперед на базе этого новейшего капитализма» (там же, с. 193).
Конечно, Ленин несколько поторопился с выводом о том, что уже к 1917 году созрели все необходимые объективные предпосылки для перехода к социализму, но в том, что они вскоре (по историческим, конечно, меркам) будут налицо, сомневаться не приходится.
Спрашивается, разве не будет означать свободное перемещение не только товаров и капиталов, но и рабочей силы осуществление более полного демократизма? Разве не будет оно означать уничтожение привилегий золотого миллиарда свободно выбирать место жительства, работы, учебы, свободно путешествовать по всему миру? Разве не будет означать упразднение постоянных армий и ВПК переход к более гуманному и человечному обществу? Разве не будет означать введение единого законодательства для всех жителей Земли утверждения большего равенства и справедливости? Разве не будет означать упразднение всех национальных валют ликвидации массы паразитов и спекулянтов, играющих на курсах этих валют, тем самым более простых и прозрачных, более управляемых и подконтрольных человечеству экономических процессов?
Уничтожит ли с сегодня на завтра переход к капитализму без границ, к «ультракапитализму» = социализму полностью частную собственность, эксплуатацию, все привилегии, товарно-денежные отношения, мелкотоварное и натуральное производство? Нет, конечно, не уничтожит. Думать так было бы чистым утопизмом. Этот процесс займет целую историческую эпоху. Но зато он создаст для такого уничтожения необходимые политические и экономические предпосылки, обеспечит «государственной» = общественной собственности на недра, на природные ресурсы, на те отрасли производства, транспорта и связи, от которых зависит стабильность жизнеобеспечения всего человечества, ведущую, доминирующую, определяющую по отношению к остальным экономическим укладам роль.
А главное, переход к «ультракапитализму» = социализму позволит ликвидировать самую бесчеловечную форму отношения людей друг к другу — войну, которая не прекращалась ни на один день столько, сколько существует человечество, и которая сегодня, учитывая, какими средствами уничтожения располагает люди, может запросто привести нас к всеобщей термоядерной катастрофе.
Прекращение войн, наступление вечного мира, о котором когда-то мечтал Кант, а вместе с ним все страдающее, трудящееся и борющееся человечество, будет тем объективным критерием, по которому можно будет судить, осуществило ли человечество скачок от предыстории к собственно истории или нет. Без этого необходимого условия, без этой предпосылки нечего и думать о преодолении остальных, менее острых форм отчуждения человека от человека.
«В предшествующей истории, — писал К. Маркс в «Немецкой идеологии», — является безусловно эмпирическим фактом также и то обстоятельство, что отдельные индивиды, по мере расширения их деятельности до всемирно-исторической деятельности, всё более подпадали под власть чуждой им силы, — под власть силы, которая становится всё более массовой и в конечном счёте проявляется как мировой рынок. Но столь же эмпирически обосновано и то, что эта... сила уничтожится благодаря ниспровержению существующего общественного строя коммунистической революцией и благодаря тождественному с этой революцией уничтожению частной собственности; при этом освобождение каждого отдельного индивида совершится в той же самой мере, в какой история полностью превратится во всемирную историю. То, что действительное духовное богатство индивида всецело зависит от богатства его действительных отношений, ясно из сказанного выше. Только в силу этого отдельные индивиды освобождаются от различных национальных и местных рамок, вступают в практическую связь с производством (также и духовным) всего мира и для них становится возможным приобрести способность пользоваться этим всесторонним производством всего земного шара (всем тем, что создано людьми). Всесторонняя зависимость, эта стихийно сложившаяся форма всемирно-исторической совместной деятельности индивидов, превращается благодаря коммунистической революции в контроль и сознательное господство над силами, которые, будучи порождены воздействием людей друг на друга, до сих пор казались им совершенно чуждыми силами и в качестве таковых господствовали над ними» (Т. 3, с. 36).
Спрашивается, опять же, кто больше всех заинтересован в обобществлении человечества, в переходе от национально-государственного капитализма к «ультракапитализму» = социализму = коммунизму? Буржуазия? Нет. Буржуазию вполне устраивает и тот порядок, который есть на сегодняшний день. В случае войны бизнесмен, благодаря имеющимся средствам, связям и возможностям, легко может покинуть зону боевых действий, переехать в другую страну или даже на другой континент. В вооруженных конфликтах доля состоятельных людей, как правило, составляет мизерный процент. Для буржуазии, по существу, нет никаких преград и сегодня для путешествий, для деловых поездок, для выбора места жительства, учебы и т. д.
Совсем другое дело — пролетариат, трудящиеся массы, «офисный планктон», беднота. Именно они в первую очередь и главным образом будут заинтересованы в переходе от национально-государственного капитализма к «ультракапитализму» = социализму = коммунизму.
Может ли этот переход произойти без революционных потрясений, путем политических, экономических, социальных и прочих реформ?
"Как бы там ни было, рано или поздно человечество будет поставлено перед следующей дилеммой: или переход к «ультракапитализму» = социализму = коммунизму, или катастрофа новой мировой войны."
Конечно, это был бы самый желанный способ, но рассчитывать на это не приходится. Слишком много интересов господствующих классов он задевает, слишком много предрассудков угнетенных слоев связывает их со «своими» родными национальными буржуазными государствами, чтобы возможно было осуществить его без пролетарской революции, без острых гражданских и межнациональных конфликтов.
Как бы там ни было, рано или поздно человечество будет поставлено перед следующей дилеммой: или переход к «ультракапитализму» = социализму = коммунизму, или катастрофа новой мировой войны.
Каким будет исход этой борьбы, мы сегодня знать не можем. Это будет зависеть от соотношения консервативных сил, выступающих за сохранение существующего статуса-кво, и революционных сил, их массовости, сознательности и организованности.
И хотя шансы у последних склонить чашу весов мировой истории в свою пользу и на благо всего человечества будут, скорее всего, не так велики, как хотелось бы, уклониться от этой схватки в будущем для мыслящего, страдающего и трудящегося прогрессивного меньшинства не представляется возможным.
Декабрь 2012 — март 2017