Старый и новый средний класс
Заводя речь о «среднем классе», следует понимать, что это очень противоречивое понятие, хотя и часто используемое. Под одним термином объединяются довольно разные группы и даже классы (в более строгом значении этого слова). Прежде всего, выделяют «старый» и «новый» средний класс. «Старый средний класс» — это мелкие торговцы, лавочники, ремесленники, фермеры, то есть традиционная мелкая буржуазия, сами себе хозяева, которые не нанимаются ни к какому работодателю. Но и сами они чаще всего не имеют наемных работников, работая своими руками либо используя труд членов семьи, помогающих семейному предприятию или хозяйству.
Карл Маркс предсказывал, что с развитием капитализма мелкая буржуазия будет сокращаться: меньшая ее часть перейдет в крупные собственники, а большая часть, не выдерживая конкуренции с более эффективными крупными предприятиями, пополнит ряды пролетариата. В общих чертах этот прогноз оправдался. В странах Первого мира доля самозанятых в обществе неуклонно сокращалась, в особенности после Второй мировой войны и вплоть до последней четверти ХХ века. (Возобновившийся рост числа «старого среднего класса» после неолиберального поворота 1970-х гг. – результат, прежде всего, массового применения аутсорсинговых схем, по которым наемных работников переводили на положение самозанятых. Лишенная социальных гарантий и защиты профсоюзов эта «мелкая буржуазия» в некоторых отношениях оказывается даже более угнетенной, чем рабочий класс).
Однако, при этом капитализм претерпевал важные изменения, которые позволили говорить о возникновении «нового среднего класса». К этому вели три наиболее важные тенденции. Первая – укрупнение собственности и появление больших корпораций со сложной иерархической структурой. Контроль над производством отделился от отношений собственности. Фактические собственники корпораций уже не участвуют в непосредственном управлении процессом производства, они не могли бы этого делать физически. А это вызвало необходимость в увеличении количества менеджеров.
Другая тенденция связана с появлением того, что некоторые исследователи назвали «постиндустриальной экономикой», «информационным обществом» и т.д. Речь идет об увеличении удельного веса сектора услуг в экономике развитых капиталистических стран, а также о росте количества и значимости для экономики высокообразованных профессионалов, специалистов, экспертов. К концу ХХ века менеджеры и профессионалы составляли от четверти до трети совокупной рабочей силы развитых капиталистических обществ.
Третья тенденция состояла в «обуржуазивании» рабочего класса в странах Первого мира. Рост рабочего движения, становление сильных профсоюзов, появление массовых социалистических партий и других революционных организаций принуждали капиталистов делиться излишками прибыли, получаемыми в ходе прямой и косвенной эксплуатации зависимых экономик стран Третьего мира. Повышение уровня жизни европейского рабочего класса проходило, в том числе, за счет возникновения и усиления «социальных государств» или «государств всеобщего благосостояния». Такое государство обеспечивало пенсии и другие социальные пособия, гарантировало права профсоюзов, снижало стоимость здравоохранения и образования, а в некоторых случаях полностью освобождало учащихся от оплаты за него. Все это высвобождало средства, находившиеся в распоряжении рабочих, для расширенного потребления – сверх товаров первой необходимости.
Эти тенденции привели к тому, что со второй половины ХХ века исследователи начали говорить об «обществе двух третей», в котором доходы распределяются относительно равномерно, и люди со средним доходом составляют большинство (примерно две трети) населения. Это находило отражение и в росте количества граждан, субъективно относивших себя к «средним слоям» или «средним классам» в противопоставлении рабочему классу.
Проблемы с определением
На самом деле описанный выше сдвиг в массовом сознании довольно проблематично стыкуется с реальностью – так же, как и теории, утверждающие и радостно приветствующие появление нового класса в новых «информационных обществах». Стоит обратить внимание на то, насколько разношерстным и внутренне противоречивым оказывается современный «средний класс». Даже если не учитывать «старый средний класс», сами классовые позиции представителей «нового среднего класса» исполнены внутренних противоречий. Например, менеджеры, с одной стороны, управляют и контролируют работу своих подчиненных, и в то же время являются наемными работниками собственников корпораций, обязанными работать с 9 до 6. Первая особенность сближает их с традиционной буржуазией, а вторая отличает. А многим представителям слоя профессионалов и специалистов (в особенности с развитием коммуникационных технологий, позволяющих географически рассредоточить производственный процесс) уже необязательно вообще регулярно являться в офис. Они могут в большей степени самостоятельно распоряжаться своим временем и строить рабочий график, отчитываясь только по конечному результату. Все эти особенности порождают существенные различия во многих аспектах: от стиля жизни до политических взглядов.
Так называемая «неручная работа» также не может быть отличительной чертой среднего класса. Мелкие клерки, продавцы, секретари, кассиры, выполняющие рутинную, зачастую жестко контролируемую работу, ближе к рабочему классу, хоть работают в офисах, а не в цехах. Лишнее свидетельство тому – последствия автоматизации их деятельности: она точно так же, как и на заводах, вела к снижению оплаты труда. Кроме того, на соответствующих рабочих местах увеличивалась доля женщин, которым в патриархальных обществах достается низкооплачиваемая и непрестижная работа.
Таким образом, по сути принадлежность к «среднему классу» зачастую сводится просто к среднему доходу и потреблению определенных товаров. Туда зачисляют тех, кто потребляет товары сверх необходимого минимума еды и одежды и не живет «от зарплаты к зарплате». Нередко, чтобы добавить веса этому понятию, «средний класс» связывают с определенными психологическими установками и моральными ценностями.
Многие либеральные социологи описывают средний класс как индивидуалистичный, целеустремленный, самостоятельно добившийся своего положения в обществе и по праву высокомерный в отношении тех, кто остался внизу общественной пирамиды. Но по отношению к собственности большинство «нового среднего класса» — пролетарии, не владеющие средствами производства. Их положение в обществе на самом деле довольно шатко и зависит не от их личных качеств, а от результатов классовой борьбы в прошлом, породившей «социальное государство» после Второй мировой войны, и соотношения классовых сил в настоящем. «Среднеклассовый» (а точнее, среднедоходный) статус этих разношерстных слоев – следствие полученного недорогого или бесплатного образования; недорогого здравоохранения; пенсионной системы; пособий по безработице и других социальных пособий; наличия сильных профсоюзов, выбивающих улучшение условий труда. То есть, в основе успеха среднего класса лежит коллективная борьба, а не индивидуальная адаптация. Последняя, наоборот, разрушает ту питательную среду, из которой средний класс и появился.
Дело в том, что само представление о структуре обществе, разделенного на «высший», «средний» и «низший» классы, не предполагает обсуждения отношений между социальными классами. Речь может идти разве что о разных индивидуальных жизненных шансах, о том, чего может добиться в жизни человек, оказавший в той или иной классовой позиции, или о вероятности смены классовой позиции, о перемещении вверх или вниз по лестнице социальной иерархии. Но, как убедительно показывает современный американский социолог Эрик Олин Райт, вряд ли в рамках таких концепций мы сможем продуктивно исследовать и даже поставить вопрос о классовой эксплуатации – центральный вопрос для марксистских концепций. А если мы не говорим о классовой эксплуатации, то не говорим и о классовой борьбе – факторе фундаментальных исторических сдвигов в отличие от индивидуального приспособления и карабканья по головам, оставляющих общественную иерархию неизменной. Самодовольное представление о себе, как об успешном представителе «среднего класса», сделавшем себе блестящую карьеру за счет якобы выдающихся ума, таланта и трудолюбия, чаще всего не только ложно, но и вредно в плане разъедания классового сознания — необходимого условия коллективных побед.
Восстание среднего класса
Социологи-неовеберианцы были заинтересованы вопросом вертикальной социальной мобильности: может ли ребенок из рабочей семьи перейти в ряды среднего класса, а выходец из среднего класса – пополнить собой высший класс? Их исследования показали крайнюю ограниченность такой мобильности. Как правило, человек не может покинуть ту социальную прослойку, в которой родился и вырос – в последние годы, скорее, опуститься на ступеньку ниже вследствие неолиберальных реформ.
Кейнсианская политика по построению «социального государства» после Второй мировой войны создала ромбовидную структуру общества: наиболее многочисленными стали средние слои, а на верхнем и нижнем концах контур сужался. Но на протяжении последних тридцати лет эта структура постепенно «опускается», все больше напоминая пирамиду – традиционную форму постсоветских обществ, где большая часть общества находится внизу, а совсем небольшое количество людей наверху распоряжается большинством общественных богатств.
Реакцию западного общества на это российский социолог Борис Кагарлицкий назвал «восстанием среднего класса». Средние слои, обеспокоенные наступлением на их привилегии, восстают против таких тенденций, демонстрируя немалый протестный и даже революционный потенциал.
Считается, что средний класс – естественная опора капитализма и либеральной демократии: образованные люди, которым есть что терять, будут поддерживать именно такое состояние дел. Но если обратиться к истории, можно найти представителей среднего класса по всему спектру политических движений – от анархистов до фашистов. Концентрацию «старого среднего класса» можно заметить и среди сторонников махновщины и европейских правых движений 20-30-х годов. «Новый средний класс» породил «красный май» 1968 г. и альтерглобалистское движение на рубеже веков. Многие известные революционеры последних двух столетий происходили именно из «средних классов».
Сегодня его представители все чаще ставят под сомнение догмы либерального капитализма и, как ни странно, в некоторых вопросах оказываются даже левее «традиционного» рабочего класса.
На самом деле нет ничего удивительного в том, что более молодые, обеспеченные и образованные жители больших городов оказываются более активными политически. У них попросту больше возможностей принимать участие в общественно-политической деятельности. Они имеют меньше семейных обязанностей, не настолько обеспокоены проблемой заработка, обладают большим культурным капиталом, позволяющим критически оценить общество, в котором живут, и большими навыками к самоорганизации. Но речь не идет о каком-то монолитном «среднем классе», имеющем однородные интересы.
Дальнейшая судьба «среднего класса» как явления зависит от того, чем закончится нынешний кризис. Многие ученые прогнозируют усиление протекционизма и возвращение кейнсианских методов управления экономикой, которые поддержат и возродят средние слои, необходимые для функционирования современной капиталистической экономики. Но этим будут заниматься или нео-социал-демократические правительства, или авторитарные правопопулистские режимы ксенофобского толка.
Такой прогноз можно с уверенностью сделать в отношении западных стран. Но возможно ли поддержание такого уровня потребления во всех странах, в глобальном масштабе? Рост производства и потребления имеет заданные природой естественные пределы, и что будет, если к существующему условному «золотому миллиарду» добавить еще один миллиард – Китай – а потом еще один миллиард – Индию? Как выход предлагают законсервировать ситуацию путем перехода к «нулевому росту» мировой экономики и населения.
Это вполне подходит западным обществам, которые уже живут очень хорошо, но проблема в том, что китайцы и индусы тоже хотят хорошо жить. Есть большая разница между средним классом в Китае, Индии, Украине и в США, Великобритании, Швеции. Средний класс бедных стран уже увидел привлекательную витрину западного мира и соблазнился его преимуществами. Большинство из этих людей смотрит голливудские фильмы, мечтает о собственном домике, автомобиле (а лучше двух) и будет недовольно, если его лишат шансов обрести все эти блага. В результате может произойти не консервация, а глобальное перераспределение ресурсов. Теоретики школы мир-системного анализа предсказывают возникновение глобальной бюрократической структуры, которая будет регулировать мировую экономику и распределять ее плоды среди всего населения. Реалистичность этого варианта зависит от того, кто окажется сильнее – низовые протестные движения или олигархическая элита.
В случае победы последней можно прогнозировать сворачивание либеральной демократии и становление все более авторитарных режимов, которые будут насильственными методами сдерживать недовольство большинства и поддерживать высокие жизненные стандарты меньшинства. Украина в этой схеме, несомненно, займет место в бедном и угнетаемом большинстве, а не в процветающем немногочисленном Первом мире.
СССР и Украина
Понятие «среднего класса» не пользуется особым авторитетом среди западных социологов: марксисты предпочитают говорить о «новой мелкой буржуазии» и «противоречивых классовых позициях», а видные неовеберианские теоретики используют для анализа классовой структуры более сложную схемы, чем «верхний»-«средний»-«нижний», говоря, например, о «служебном классе» или «классе менеджеров».
Намного более популярен «средний класс» среди социологов постсоветских стран. Считалось (и до сих пор считается), что он станет фундаментом нового общества, которое возникнет на руинах старого, советского. Эта прослойка должна была стать опорой демократических трансформаций, рыночной экономики, гражданского общества и других красивых вещей.
Некоторые ученые говорят также и о существовании среднего класса в СССР. Туда зачисляют интеллигенцию, служащих, высококвалифицированных рабочих, иногда — средние звенья номенклатуры. Впрочем, любопытно, что при этом ряд рабочих специальностей оплачивался выше, чем труд некоторых служащих. Иногда в связи с концепцией массового среднего класса в СССР утверждается, что он стал субъектом демократических и рыночных преобразований в конце 1980-х годов: на нем, дескать, и держалась вся «перестройка». Так или иначе, в постсоветское время именно эта прослойка, пожалуй, наиболее сильно пострадала от общественных трансформаций. Средний класс пострадал как материально (в связи с невыплатами зарплат, обнищанием «бюджетников»), так и статусно (поменялась иерархия престижа профессий, место ученых и преподавателей заняли банкиры и финансисты).
Советский средний класс уничтожался, но одновременно раздавались призывы как раз «строить средний класс», который должен был стать основой нового общества. Не совсем понятно, из каких социальных слоев планировалось его создавать заново: скорее всего, об этом никто всерьез не задумывался. Согласно либеральным догмам, рыночное демократическое общество должно само по себе порождать средний класс, а он, в свою очередь, должен поддерживать рыночное демократическое общество.
В докризисной Украине к среднему классу себя относили практически половина респондентов опросов общественного мнения. Вопрос в том, что люди при этом имели в виду, поскольку из тех же опросов явствует, что многие из них не могут накопить даже на бытовую технику и тратят все доходы на товары первой необходимости. По совокупности ряда объективных показателей, учитываемых большинством исследовательских компаний, до начала кризиса в Украине «средний класс» составлял порядка 10-15% всего населения. С началом кризиса эта прослойка сократилась примерно на 4 процентных пункта (по данным исследовательской компании TNS).
В эти докризисные 10-15% входили в основном молодые образованные люди, проживающие в больших городах. Сфера их деятельности – финансы, маркетинг, юридические услуги. Сейчас они оказались в очень уязвимом положении. При неработающем трудовом и социальном законодательстве рекламисты, пиарщики и маркетологи стали первыми в очереди на увольнение, мгновенно попадая из «среднего класса» в безработные. Причем, в отличие от западноевропейского, украинский средний класс демонстрирует свою полную беспомощность и неспособность к каким-либо политическим действиям (впрочем, как и остальные сегменты сегодняшнего украинского общества). Вообще, неспособность к самоорганизации будет оставаться, пожалуй, одной из основных проблем нашего общества в ближайшие годы.
В условиях пассивности украинцев, их неготовности бороться за свои права, государство могло бы само заняться перераспределением ресурсов, материально поддерживая население, обеспечивая внутренний рынок сбыта для собственной экономики. Поддерживать платежеспособность граждан – более разумно, чем вливать деньги в банки и корпорации, доказавшие в ходе кризиса свое неумение разумно обращаться с этими деньгами. Будь украинская олигархическая элита более дальновидной, она бы приложила усилия и вложила средства в создание «среднего класса» – точно так же, как его создавали в Западной Европе 60 лет назад – а не ожидала бы, когда он волшебным образом появится сам в силу своих уникальных психологических качеств.
Но элиты в странах Третьего мира ведут себя обычно по-другому.
Существенно сокращенный и отредактированный вариант этого текста опубликован в журнале «Бизнес», №29 (860), 20 июля 2009 года