Яркое солнце пронзало стекло-металлические конструкции аэровокзала, напоминающего огромную оранжерею. Тут и там эти авангардные конструкции оплели лианы, благоухали дивные цветы и ввысь фонтаном поднимали свои листья пальмы. И между всего этого буйства тропической природы перемещались тысячи пассажиров. Многие опаздывали, другие просто расслаблено пили кофе/чай или просто общались.
Горстка молодых людей восхищенно смотрела на новомодные достижения конструкторской мысли страны — дивные устройства для связи, технологии симуляции реальности, роботов всевозможных видов и конструкций. Все это, вместе с тропическим миром, украшало воздушные ворота Северославии.
Студенты, а эта группа была именно ими, из разных стран бывшего СССР — от западных до восточных окраин — просто не могли поверить, что находятся не в одной из богатых, но авторитарных стран Азии, или в стагнирующей старушке Европе, а в Северославии — республике, которую еще пару десятков лет назад считали аграрной периферией, часто обходили стороной, отворачивали от нее свой «столичный нос».
Да это было в Союзе. Теперь все изменилось. Студенты приехали сюда учиться. Их сюда позвали именные письма-приглашения от Самого Главного Гуру на Свете, ну вы поняли.
«Северославия — это Конституция Свободы Просвещения», «Соединяя советскую общность и западную индивидуальность — Северославия» — перетекали сверкая одна за другой диодные надписи на стенах футуристического строения. Впереди их ожидал месяц занятий у одного из самых известных ученых наших дней, того самого Гуру — экс-президента Северославии Иллюмината Августа.
Наверняка и вы помните Его удивительную историю. Волей Фортуны тогда почти тридцать лет назад он с группой единомышленников («Архангелов Просвещения» — как они себя называли) стал у руля этой небольшой страны в самом сердце бывшего СССР. И им удалось покорить силы истории и за эти годы сделать Северославию самой счастливой страной в Евразии.
Люциус Август оказался блестящим и харизматичным лидером. Потом он, по неназванным причинам, удалился от людей и стал выращивать всякие кочерыжки на небольшой ферме в западной Северославии. Большая политика ему стала неинтересной. Тысячи репортеров пытались взять у него интервью и разузнать причины его уединения и секреты его успеха — как ему удалось придумать План и создать эту чудесную страну, когда многие вокруг потерпели крах, и почему он ушел с политического Олимпа. Но он упорно молчал. Единственный ответ — пускай журналисты лучше полюбуются на его кочерыжки, а он бы хотел пообщаться с Сократом, да с Сенекой и, возможно, с Элеонор Остром.
И вот в одно чудесное утро…
Ключевой ответ — это реалистичность. Она связана с ограничениями — человеческими и общественными. Люди — это недостаточные существа. Они рождаются такими. Одних биологических инстинктов человеку мало для выживания. Он не животное. Людям нужны общественные институты — они компенсирует недостатки биологии. За пределами общества могут жить только Звери и Боги — но не люди, они нуждаются в обществе себе подобных, как говаривал наш Аристотель. И он не ошибался. К тому же, люди не обладают всезнанием, они пользуются ограниченной рациональностью и для этого создают институты — как правила игры — для обуздания неопределенности во взаимодействиях с себе подобными.
История имеет значение. Прошлое можно сделать либо своим другом либо врагом. Прошлое, как развитие правил игры нельзя отменить одним приказом или уничтожить. Люди социализированные в этих правилах игры — формальных или неформальных — будут к ним прибегать для защиты от хаоса и неопределенности всю свою последующую жизнь. Вот это стало нашей «точкой Архимеда», философией изменений. Нужно учитывать местные реалии и конкретику ситуаций…
/Из лекции Люциуса Августа, прочитанной на Ферме для студентов/
…Мировые СМИ вышли с заголовками о том, что затворник Люциус готов сбросить покров тайны. Он готов на честный разговор о принципах создания счастливой и успешной политии. Но слушателей он изберет сам. Для этого будет объявлен конкурс. Важное ограничение — в нем могут участвовать только студенты из бывших постсоветских стран. И те, кто сейчас ехал на его Ферму, а потом бродил по тропинкам между отличными зелеными кочерыжками и бюстами всяких советских вождей всех рангов, свезенных сюда, на Ферму Августа со всей страны, были этими счастливцами. Многие из них не могли понять, зачем сохранять эти замшелые артефакты Советов, ведь во многих странах бывшего Союза их просто сбрасывали с постаментов, разбивали, взрывали, но в этом также была своя толерантная к прошлому философия Северославии.
…Многие из вас удивляются, зачем здесь все бюсты вождей прошлого. Ответ прост — можно строить страну без прошлого и значит без фундамента, точнее делать вид, что строишь, ибо неформальные правила игры нельзя легко разрушить как памятники.
А можно на толерантном отношении к прошлому, не запрещая его, прорабатывая, с уважением ко всему, что там было. Не так, как исламские фундаменталисты относились к памятникам Будды или Ассирии. Совсем наоборот. Новые правила игры можно выстроить только на старых. Иначе мы вырастим только «институты-сорняки» — внешне похожие на заимствованные, привнесенные, но паразитирующие на других растениях и не дающие плоды для жизни (Люциус приглянулся к ряду вроде идеальных кочерыжек и раз — в руках у него оказался небольшой вырванный кустик внешне слегка похожий на кочерыжки, но на самом деле ядовитый сорнячок, обильно растущий на пустырях далекого Средиземноморья).
Запомните пару очень простых правил создания хороших институтов. Первое, история имеет значение и местный контекст также. То, что знают люди, живущие на вашей территории, не знает даже самый лучший «квант» эксперт-экономист или хитроумный политолог-стратег с любого уголка земного шара — далекого Гарварда или Пекина.
Местное знание и его разумное использование — это первый ключ к успеху. Нельзя построить жизнестойкие институты — правила игры, без знания и использования местной истории, местных уже существующих, «вошедших в плоть и кровь», неформальных правил поведения. Второе, нужны организации («игроки») — это инициативные группы людей, обычных, не всезнающих богов, но готовых мыслить, готовые брать на себя ответственность, готовых к свободе с ее преимуществами и опасностями, работающих в той сфере, которую они хотят изменить.
Мыслить — это значит, что каждый участник такой группы должен вначале научится вести диалог с самим собой (как бы разговаривать с собой о тех проблемных ситуациях, которые он хочет преодолеть) и только потом, результаты этого диалога, обсуждать с другими.
Большие первоначальные знания тут не нужны — «многознание уму не научает». Нужно учится мыслить — не чужими мыслями, но своими. А это сложно… Очень. Мыслить «без протезов».
А только потом — уважительный и дружелюбный полилог с другими и совместное придумывание-согласование правил игры в той сфере, где вы заняты и хотите изменений к лучшему — будь-то образование, медицина или самый обычный рынок свежих овощей. Клянусь кочерыжкой! Вот как я начинал — с рынка обычных свежих овощей.
У нас тут с этим были проблемы в начале 90-х. Сначала государство своими жесткими регламентами создало дефицит — многие крестьяне не хотели продавать государственным перекупщикам по низким ценами свои огурчики, помидорчики и славные кочерыжки. Но и не продавать не могли — товар слишком быстро портился, начинал гнить. Вот с каждым годом выкрашивали все меньше, и все хуже. Страдали все. И крестьяне, и покупатели, и государство, и продавцы-перекупщики.
А потом крах Советов, думали — ну вот свобода. А нет — первое северославское правительство решило провести дерегуляцию. Да не знали они, что нужна нам не она, а дерегламентация — слишком уж все тут было зарегулировано стандартными правилами. Говорят, в первом правительстве плохо знали английский вот и не поняли, что там, в Америках, «deregulation» — это в первую очередь дерегламентация, а не отсутствие всякой социальной регуляции.
Ибо рынок вещь тонкая — он, как и каждый институт, нуждается в регуляции, настраивании, как музыкальный инструмент, для того, чтобы получалась музыка. А регуляция формируется сначала снизу, с выработки правил игры ключевым заинтересованными участниками…
…Студенты после лекции группами гуляли по рынку ранних овощей и диву давались. Обычный, вроде, фермерский рынок — но как же он отличался от всего им увиденного. Старые широкие светлые стволы платанов, фейерверк цветов, солнечные лучи проникающие через матовые сверкающие листья. Сотни сортов кочерыжек в лотках! Улыбающиеся крестьяне и продавцы. Цены ниже, чем в большинстве знакомых им торговых сетях. И удивительная свежесть овощей в утреней росе со всей округи…
…И началась дерегуяция. Государство в один день взяло и ушло. Больше не занималось нашими делами. Мы все остались без уже привычных, пусть и не очень хороших, но действенных формальных правил игры. Без тех, кто поддерживал этот порядок.
Началась анархия, каждый торговал как хотел, захватывал чужие и вроде лучшие места на нашем рынке под платанами. Выживал конкурентов и обманывал покупателей, обвешивая, да подсовывая червивые кочерыжки. Потом и огороды начали разорять — такая «конкурентная борьба». Ночью приходили и голодных зайцев/кроликов запускали. А на утро кочерыжек уже и нет. Настоящий беспредел. Потом появились — эти, «пацанчики», как они себя называли, начали свои услуги предлагать по безопасности. Ходили в майках да кожанках, с золотыми цепями, да зубами. Силовые предприниматели. Сначала набегами — забирали все и не оставляли ничего. Кочующие бандиты. А потом и на постоянной основе — за безопасность требовали дань. Многие соглашались. Ведь так казалось лучше — хотя бы не было того самого «беспредела», создавалась видимость порядка. Вот только крестьяне как при тотальном госконтроле чувствовали себя в ярме, так и тут все повторилось. Только новые лица, новые названия, а так все, как было раньше.
Я в то время был преподавателем в местном университете, но активно включился в процесс перестройки, аграрную политику изучал, ибо все мои предки славно и тяжело трудились над выкрашиванием кочерыжек. Я и сам любил это благородное дело, занимался на досуге их селекцией. Вот так и завертелось. Решили на пару с друзьями возродить выращивание кочерыжек.
Еще ко мне и знакомые обращались, торговцы с рынка, даже некоторые чиновники с просьбой помочь, создать эффективную систему. Стали собираться, придумывать план — но дело застопорилось. Думали ведь о возвращении старых шаблонных правил государствоцентричных, да люди уже изменились, времена уже были не те.
Да и те правила ведь плохо работали, как и те, что были новые, эта новомодная дерегуляция. К слову, наш профессор Кутуев даже вывел такой парадокс, если есть чрезмерная регламентация деятельности, то люди начинают ее нормы просто не исполнять, виду тотальной зарегламентрованности всего и вся. И тут мы подумали, что пора думать самим (такой каламбур), попросту нет универсальных правил, нет едино верных решений на все времена — или рынок или государство — есть только контексты и конкретные случаи.
Есть только те, что мы придумаем. У нас в этой организации был один такой погруженный в книги по философии да политологии — он сейчас министр — так он начал нам объяснить многие важные идеи — Аристотеля, Арендт и Остром цитировал. Вот так и родилась наша идея нашего рынка под платанами, создания новых правил для регулирования.
Нелегко было сначала: наладить контакты между крестьянами и продавцами, обычными покупателями, чиновниками — много спорили, не все соглашались, пришлось придумать и способы урегулирования конфликтов между нами самими. И даже нашу внутреннею службу безопасности. Чтобы поддерживать порядок. Потом они дали бой и этим стационарным бандам. И вот, постепенно круг наш расширялся, все больше новых участников включалось, регуляция начала работать, а наши издержки взаимодействия начали падать — доверие усилилось. Сначала внутри нашей организации, а потом и вне ее.
Мы начали и научились строить «мосты доверия» друг с другом. Правила наши стали деперсонифицированными. Нормы стали править, а не люди. Наш внутренний арбитраж работал, мы могли себя защитить. Теперь можно было заняться просто любимым делом — выкрашиванием кочерыжек, а государство на этом этапе включить в процесс поддержания уже созданных нами норм — превратило их в законы, да приказы, а арбитраж — в суды.
А потом пошла слава по стране о нашем рынке, о наших правилах, о наших успехах, думали и другие бизнесмены и чиновники, что можно просто скопировать, то что придумали мы, и все заработает. А нет! Не заработало! Всюду другие контексты, история, ресурсы и случаи. Пришлось, нам стать Архангелами (на губах Люциуса заиграла улыбка) и учить людей думать по всей стране! А ведь мышление, как ветер — все его чувствуют, но не видят. Многие просто бояться начать мыслить, брать ответственность на себя…
А потом уже первые выборы и так все завертелось. Дальше вы историю знаете. Вот так эти умные кочерыжки, мне они кажутся, иногда, умнее людей, родили новую страну. И разве я могу их оставить?! Клянусь кочерыжкой, никогда!
…
Отсветы костров из сухих стеблей и листьев кочерыжек сияли всю ночь на Ферме в последний день. Где-то студенты даже затянули украинские песни (Сіла птаха, білокрила на тополю, сіла птаха, понад вечір за поля…). Искры костров легко взлетали к небесам, к звездам, к новому солнцу.