Юрий Дергунов
Рецензия на: István Mészáros. Social Structures and Forms of Consciousness. Vol. I: The Social Determination of Method. New York: Monthly Review Press, 2010. 463 p.
Современные академические философы нечасто удостаиваются рецензий от крупных политиков. В этом смысле, Иштвану Месарошу повезло — запечатленное на обложке его последней книги утверждение, что этот английский философ венгерского происхождения является «следопытом социализма» принадлежит лидеру латиноамериканского «левого поворота» Уго Чавесу. Впрочем, еще в 2007 г., комментируя источники, сформировавшие мировоззрение венесуэльского президента, New York Times писала о его «восхищении Иштваном Месарошем, довольно непонятным венгерским исследователем-марксистом, утверждающим в своей 1000-страничной книге ‘По ту сторону капитала’, что существуют альтернативы капитализму» [1]. По всей видимости, с теориями философа, а затем и с Месарошем лично, Чавеса в середине 1990-х годов познакомил Хорхе Хиордани, нынешний министр финансов Венесуэлы, а в те годы — научный руководитель его магистерской диссертации, над которой будущий президент работал в тюрьме, отбывая наказание после неудачной попытки военного переворота. Работы Месароша сыграли немаловажную роль в том, чтобы Чавес превратился в последовательного сторонника социализма и один из ключевых символов Боливарианской революции, охватившей целый ряд стран. Похоже, что в Латинской Америке идеи Месароша действительно становятся материальной силой, овладевая массами, — его популярность там сегодня столь велика, что переводы его последних книг с английского выходят большими тиражами в Венесуэле и Бразилии еще до публикации на языке оригинала.
Впрочем, путь Месароша к признанию был довольно долог. Он начал свое становление в философии как ученик Дьердя Лукача, одной из крупнейших фигур марксистской философии ХХ века. В двадцать шесть лет, сразу после советского вторжения 1956 г., Месарош был вынужден эмигрировать из Венгрии, в конце концов, осев в Великобритании. В отличие от других учеников Лукача, таких как Дьердь Маркуш или Агнеш Хеллер, вскоре после него также покинувших Венгрию и ушедших в постмарксистское теоретизирование проблем аксиологии и рациональности Модерна, Месарош сохранил специфически-марксистскую приверженность критике политической экономии капитала и поиску позитивных альтернатив ему не в утверждении абстрактных этических принципов, а в практическом преобразовании общества, являясь в этом плане исключением среди авторов Будапештской школы [2].
В 1970 г. Месарош получил Дойчеровскую премию за книгу «Марксова теория отчуждения», которая и по сей день остается одной из ведущих работ по этой теме, и уже в следующем году в своей лекции «Необходимость социального контроля», произнесенной им на церемонии вручения, обозначил главную тему своих последующих исследований, которой стал «структурный кризис капитала» как социального отношения и исчерпанность его исторических пределов. Месарош на время отложил работу над своим общетеоретическим исследованием «Социальные структуры и формы сознания» и опубликовал острополемическое «Могущество идеологии» (1989), где подверг очень жесткой критике ряд правых и левых социальных теоретиков. Затем вышла и его крупнейшая книга «По ту сторону капитала: к теории переходного периода» (1995). Если крайне упростить его аргументацию, то можно сказать, что в этой работе он утверждал, что реально существующий марксизм, как в советском, так и в «западном» варианте, исказил оригинальный подход Маркса, сместив главный акцент своей критики с капитала на капитализм. В своей реконструкции марксизма, показывающей надуманность существующего в марксологической литературе противопоставления «молодого» и «зрелого» Маркса, Месарош рассматривает капитал с точки зрения отчуждения и контроля. Капитал, как социальное отношение, исторически предшествовал капитализму, и в определенной мере господствовал даже в постреволюционном, посткапиталистическом советском обществе (оценка которого у Месароша отличается как от апологетического определения его как социалистического, так и от традиционной троцкистской и «госкаповской» критики слева, осуществляющейся с тех же методологических позиций, ставящих во главу угла капитализм). Превратившись в господствующее отношение, капитал стал главной силой, осуществляющей контроль над процессами социального метаболизма, взаимодействия человека с природой [3], что привело к возникновению органической системы капитала, командная структура которой пронизывает все общество и различные элементы которой ведут к их взаимоусилению в рамках органической тотальности. В то же время, господствующая роль капитала в процессах социально-метаболического контроля ведет к возрастанию его неконтролируемости, предопределяющей структурный кризис капитала. С точки зрения Месароша, неразрешимыми являются противоречия между национальным характером государства и транснационализацией капитала, ориентацией на накопление и экспансию и разрушением природы, формальным равенством полов и структурным подчинением женщин, ростом производительности труда и структурной безработицей. Иными словами, капитал как способ контроля, обречен, вопрос только в том, что ждет человечество, социализм или варварство. Можно сказать, что анализ исторических противоречий системы капитала и ее структурного кризиса у Месароша похож на гораздо более известную концепцию кризиса капиталистической мир-экономики Иммануила Валлерстайна и других авторов, принадлежащих к мир-системному подходу [4], но шире нее в плане утверждения позитивных альтернатив, связанных с выстраиванием альтернативной органической системы, основанной на снятии иерархического разделения труда и сознательном контроле над процессами социального метаболизма со стороны свободных ассоциированных производителей. Книга «По ту сторону капитала» оказалась фактически незамеченной в условиях политического и идеологического триумфа неолиберализма, чего нельзя сказать о последующей большой работе, «Вызов и бремя исторического времени» (2008), развивающей и популяризирующей ранее выдвинутые идеи. В этой книге Месарош сделал больший акцент на разрушительной роли американского империализма, чье неконтролируемое военно-политическое господство делает нынешнюю фазу империализма «потенциально наиболее смертоносной», и конкретизировал свое видение основных ценностей и институциональных принципов построения социализма XXI века. В 2009 г. эта книга получила венесуэльскую Премию Освободителя за критическую мысль.
В то же время, работы Месароша страдали от определенной методологической непроясненности, так что теперь, с началом выхода его «Социальных структур и форм сознания», над которыми он работал не один десяток лет, его социально-философская система наконец обретает завершенность. Первый том этого исследования, который носит название «Социальная детерминация метода» (2010), посвящен критике неявных методологических предпосылок философии и социальной теории в эпоху господства капитала и обоснованию теоретических особенностей марксистской социальной теории как «метода эпохи перехода».
Месарош рассматривает ряд типичных особенностей философии эпохи капитала, которые, по его мнению, укоренены в социальной реальности и воспроизводят в теоретической форме практические антагонизмы, присущие системе капитала. В частности, характеризуя тенденцию к формализму, заключающуюся в овеществлении, редуцировании сложных отношений к застывшим «вещам», Месарош рассматривает ее как проявление присущей капиталу практической «операциональной рациональности», сводящей универсальные проявления практической деятельности человека и средства ее осуществления к конкретным историческим формам, обеспечивающим производство и воспроизводство капитала. Таким образом, например, труд оказывается равен наемному труду, средства производства — капиталу, а земля — монополизированной земле. Более того, в условиях господства капитала происходит своеобразная инверсия этого уравнения, в силу которой эти конкретные формы приобретают в общественном сознании характер универсальных. С этих позиций Месарош критикует Макса Вебера, утверждая, что веберовская «формальная рациональность» на практике является сущностной иррациональностью.
Далее Месарош рассматривает проблему методологического индивидуализма, «точки зрения изолированной индивидуальности», как в понимании социальных отношений, так и природы человека. Данная методологическая тенденция является, по его мнению, естественным порождением логики капиталистического гражданского общества с его формальным равенством индивидов перед лицом закона при их фактическом неравенстве. В конечном счете, будучи вовлеченной в сферу идеологического производства, она приводит к систематическому искажению социальных закономерностей.
Пожалуй, интереснейшей и, одновременно, опаснейшей особенностью общественной мысли в эпоху капитала, подробно рассмотренной Месарошем также и в «Вызове и бремени исторического времени», является утрата осознания характера исторических изменений. В условиях системы капитала происходит ее увековечивание в общественном сознании, в результате чего современное общество либо объявляется вершиной исторического развития, либо его фундаментальные закономерности рассматриваются в качестве универсальных для всей истории человечества. Консервативная или левацкая критика капитала ведет не к очерчиванию реальных альтернатив, а к тотальному историческому пессимизму, разочарованию в перспективах дальнейшего развития человечества. В этом смысле, ее негативность является отражением господствующего дискурса, неспособностью выйти за его рамки. Более того, неизбежная краткосрочность исторического горизонта капитала ведет к неспособности долгосрочного планирования социального развития, что является одной из причин структурного кризиса капитала.
Интересна и глава, посвященная фундаментальным дихотомиям философии и социальной теории, таким, как субъект — объект, мышление — бытие, ценность — факт, сущность — явление, форма — содержание, свобода — необходимость, частное — публичное, политическое — социальное, государство — гражданское общество, де-юре — де-факто и многим другим. С точки зрения Месароша, методологический дуализм является результатом практического дуализма, характерного для социального порядка в эпоху капитала. В частности, типичное для господствующей мысли жесткое противопоставление субъекта объекту, в последствие сменившееся постулированием существования идентичного субъекта-объекта (за что критике подвергнут и Дьердь Лукач), укорено в извращенном отношении труда и капитала, при котором живой труд, будучи подлинным субъектом преобразования мира, оказывается подчинен мертвому труду, т.е. псевдо-субъекту, что приводит как к неприемлемости и потенциальной нежизнеспособности подобного структурного господства псевдо-субъекта над субъектом, так и к невозможности гегелевского опосредования крайностей. То же можно сказать и о необходимом для капитала господстве абстрактного над конкретным, количества над качеством, времени над пространством и т.д. Но подобные структурные дихотомии социального порядка и общественного сознания невозможно разрешить в теории, их диалектическое преодоление возможно только как результат сознательной социальной агентности, как результат практического снятия антагонистических социальных отношений.
Наконец, Месарош критикует типичные идеи «единства» и «универсальности», от некоего «европейского универсализма» в мире асимметричных империалистических отношений до гегелевской идеи опосредования противоположностей. Как отмечает Месарош, в условиях системы капитала относительная унификация возможна только благодаря процессу материального воспроизводства, по при этом опосредования, характерные для нее, неизбежно носят антагонистический и конфликтный характер, что выводит задачу построения органической системы, основанной на неантагонистическом опосредовании на первым план.
В этом заключается «марксистская переориентация метода» — перехода от пассивного исследования мира при условии принятия практического антагонизма органической системы капитала к исследованию практических предпосылок сознательного построения жизнеспособной гегемонистической альтернативы. Иными словами, методологическая специфика марксизма заключается не только в том, что это диалектическая критическая теория существующего общества, сколько в том, в рамках этого мировоззрения критика практических противоречий должна указывать на путь преобразования мира в соответствии с принципами, обеспечивающими жизнеспособность позитивной альтернативы.
Таким образом, понятие опосредования становится для Месароша одним из центральных в его реконструкции марксизма. Опосредование является необходимой предпосылкой социального метаболизма, но оно может носить совершенно различный характер. Месарош проводит разграничение между опосредованием первого и второго порядка. Опосредования первого порядка являются безусловной необходимостью для функционирования любого общества. К подобным формам опосредования Месарош относит регулирование биологического воспроизводства, процесса труда, отношения обмена, организацию и координацию различных форм деятельности и использования имеющихся ресурсов. По его утверждению, «ни один из этих императивов первичного опосредования не ведет сам по себе к возникновению структурных иерархийгосподства и подчинения как необходимых рамок социально-метаболического воспроизводства» (p. 282). Однако формы опосредования второго порядка, присущие органической системе капитала, с неизбежностью ведут к производству и воспроизводству отчуждения, социального господства и структурного неравенства. К ним он относит нуклеарную семью; капитал, как отчужденные средства производства и персонификацию этого отношения в конкретных людях; деньги в их различных формах; фетишистские цели производства; структурное подчинение труда и его отчужденность от контроля над обществом; различные формы национальных государств, неизбежно существующие в качестве структурных элементов конфликтной межгосударственной системы; неконтролируемый мировой рынок. В совокупности, все эти формы опосредования второго порядка ведут к взаимоусилению, что и обеспечивает органический характер системы и ее воспроизводство. Неудачу попытки построения социализма в посткапиталистических обществах Месарош связывает именно с тем, что революции фактически остановилась на лишении персонификаций капитала средств производства, но не смогли преодолеть другие формы опосредования второго порядка, прежде всего, государство и иерархическое разделение труда, и поэтому не вышли за рамки органической системы капитала. Вот почему так важен исходный Марксов проект критики политической экономии как не признающей искусственных барьеров между различными науками об обществе критики исторически-специфических категорий, необходимых для понимания современности, но обязательных для преодоления как в теории, так и на практике.
Построение социалистической или, как предпочитает, ссылаясь на Grundrisse, называть ее Месарош, коллективной органической системы, неизбежно требует определения ключевых ценностей социалистической теории, основывающихся на отрицании существующих форм опосредования второго порядка и делающих возможным долгосрочное существование альтернативного системе капитала социального порядка на основе гегемонистической роли труда. С точки зрения Месароша, только в условиях качественно отличной органической системы способны восторжествовать сформулированные в рамках системы капитала ценности свободы, равенства, солидарности, ответственности и т.д. В качестве одной из центральных ценностей Месарош называет планирование, не только в узко-экономическом смысле регулирования распределения ресурсов, но и как всестороннее определение перспектив долгосрочного развития, осуществляемое всем обществом, а не неким отдельным органом власти. В коллективной органической системе оно должно приобрести характер планирования обмена деятельностей в противовес капиталистическому товарному обмену, а сама производительная деятельность должна организовываться и координироваться, а не основываться на иерархическом разделении труда. Задачи производства должны опираться не на фетишистские императивы экспансии, а на удовлетворение потребностей, иными словами, на господство качества над количеством, и, в конечном счете, главной задачей общественного производства должно стать производство свободного времени. Интересны и мысли Месароша о самокритике как методологическом принципе. С учетом того, что сознательность, сознательная самоопосредующая роль труда в контексте социально-метаболического контроля, является необходимым условием построения жизнеспособной коллективной органической системы, самокритика приобретает особое значение, выступая необходимым условием сознательности, не позволяющим мистифицировать процесс изменений в направлении коллективной органической системы и ее будущего воспроизводства.
Надо сказать, критики заслуживает и рецензируемый труд Месароша. Его язык зачастую очень тяжеловесен, а категории слишком абстрактны. Полемические выпады против Гегеля, Канта, Арендт, Гуссерля, Фуко, Леви-Стросса нередко производят впечатление крайне произвольных, хотя без них его аргументация бы совсем провисала в воздухе.
Достаточно спорной является и «марксологическая» логика Месароша, укорененность его аргументации в толковании тех или иных фрагментов работ Маркса (иногда, довольно малоизвестных). При этом, пытаясь вывести свою концепцию форм опосредования в рамках системы капитала с нуля, фактически непосредственно из работ Маркса, Месарош игнорирует довольно большой пласт марксистских и околомарксистских течений, в которых уже предпринимались аналогичные попытки, зачастую, с гораздо более сильной опорой на практический материал. Речь идет, например, о французском регуляционизме в политической экономии или немецком дерривационизме в теории государства [5]. Впрочем, и подход Месароша уже получил практическое воплощение в работах сторонников латиноамериканской теории зависимости, в которых конкретные общества рассматриваются как артикуляции основных опосредующих отношений [6].
Но все эти относительные недостатки меркнут на фоне масштабности и смелости его теоретического проекта (сейчас к изданию готовится второй том «Социальных структур и форм сознания», который будет называться «Диалектика структуры и истории»), безусловно, одного из самых интересных в рамках современного марксизма.
Последние несколько десятилетий марксисты либо находились в глухой и довольно беспомощной обороне, либо пытались интегрироваться в «нормальную» социальную науку, в качестве одного из возможных подходов, либо откровенно сдавали свои позиции, отказываясь от фундаментальных теоретических предпосылок и необходимых политических выводов из них. Призыв Месароша заключается в том, что пора переходить в наступление. Банкротство неолиберализма едва ли не само собой возвращает подобные «ископаемые» формы марксизма в повестку дня. И если концепция саморазрушительного структурного кризиса капитала соответствует действительности, никогда еще знаменитый 11-й тезис не был столь актуален.
Примечания
1. Romero S. Memo from Caracas; In Venezuela Chavismo is dessected by fans and foes // New York Times. 24.01.2007.
2. Tosel A. The Late Lukács and the Budapest school // Critical Companion to Contemporary Marxism. / Ed. by J. Bidet and S. Kouvelakis. — Leiden: Brill, 2008. — P. 170.
3. В советских переводах Маркса это понятие переводится как «обмен веществ». Я позволил себе использовать неклассический вариант перевода, учитывая большое количество производных понятий от слова «метаболизм» у современных англоязычных марксистских авторов. В частности, понятие «метаболического разрыва» сегодня является ключевым понятием марксистской экологии и энвайронментальной социологии, см., например: Foster J. B. Marx’s theory of metabolic rift: classical foundations for environmental sociology // American Journal of Sociology. — 1999. — Vol. 105, № 2. — P. 366 — 405.
4. См., например: Валлерстайн И. Конец знакомого мира. Социология XXI века. — М.: Логос, 2003; Li Minqi. The Rise of China and the Demise of the Capitalist World-Economy. — London: Pluto Press, 2008.
5. В качестве плодотворного синтеза этих подходов можно рассматривать работы Боба Джессопа: Jessop B. State Theory: Putting Capitalist States in their Place. — Cambridge: Polity Press, 1990; Idem. The Future of the Capitalist State. — Cambridge: Polity Press, 2002.
6. Sotelo Valencia A. Desindustrialización y crisis del neoliberalismo: Maquiladoras y telecomunicaciones. — México: Plaza y Valdés, S.A. de C.V., 2004. — P. 31 — 43.