ЦИРК В ПУСТЫНЕ, или Послесловие к чилийскому чуду (история о том, как шахтеры спасали шахтеров)

Мне звонят из одного из российских СМИ и просят прокомментировать события на шахте. А после комментария спрашивают, можно ли представить меня, как левого журналиста. На вопрос почему, отвечают «потому что нам кажется, что вы сочувствуете шахтерам». ***

Говоря о 33 чилийских шахтёрах, здесь не вспоминают, что всего в стране около 10 000 шахтеров, что в течение первого семестра этого года на горнорудных работах уже погиб 31 человек, что между 1990 и 2005гг. в результате приблизительно 650 подземных аварий потеряли жизнь 742 шахтера. Для контроля над 4 500 шахтами есть всего 16 государственных инспекторов. В регионе Атакама, где находится шахта Сан-Хосе, на 844 шахты приходится три инспектора. Проверка соблюдения норм безопасности средней шахты, такой как Сан-Хосе, занимает в среднем неделю. Экономически для хозяев шахт намного выгоднее не выполнять нормы безопасности с риском попасть под маловероятную проверку и, если нужно, заплатить штраф. Это намного дешевле, чем приведение всего предприятия к требуемым стандартам. Штрафы составляют менее 2 500 долларов.

В последние годы цена на медь быстро растёт, поэтому шахты, простоявшие много лет в законсервированном состоянии из-за низких цен на продукцию, снова начали работать. Именно такие шахты особенно опасны. Самые небольшие из них, несмотря на примитивность работы и рудиментарность оборудования, сравнительно безопасны. Работающие в них шахтёры обычно создают семейные подряды или маленькие кооперативы из нескольких семей и, как правило, являются владельцами этих шахт. Большинство из них происходят из шахтерских династий, занимаются этим примерно с 8-летнего возраста, очень хорошо знают свою работу, знают, как себя обезопасить, и несчастные случаи здесь – редкость. Мы побывали на одной из таких шахт… Трудно описать ощущения от спуска в выдолбленную в скале черную щель, уходящую под землю метров на 15. Отношение шахтера к такой шахте сродни отношению крестьянина к земле. Он её знает, любит, чувствует, скучает по ней… Эти шахтёры зарабатывают примерно по 500 долларов в месяц, для работника чилийской горнорудной промышленности это совсем немного, но они ценят независимость и действительно гордятся своей работой и образом жизни. Большинство таких шахтёров, с которыми мы познакомились, – коммунисты. Крупные горнорудные предприятия Чили тоже довольно безопасны. Государственная медная корпорация Коделко и транснациональные медные гиганты, действующие в Чили, используют новейшие технологии, привлекают лучших специалистов, уровень зарплат занятых там рабочих и инженеров не имеет ничего общего с трудовыми реалиями остальной части страны, и поскольку эти предприятия – витрина чилийской экономики, требования к безопасности там очень высоки и обычно они выполняются. Шахты средней величины, такие как Сан-Хосе, где работают от 80 до 400 человек – самые опасные. На эти шахты, оборудованные часто устаревшей и ненадёжной техникой, набирается персонал как из среды шахтёров, так и люди без какого-либо опыта в этой сфере. Средние зарплаты около тысячи долларов в месяц делают эту работу привлекательной для множества чилийцев, которые ради денег готовы рисковать жизнью и не требовать от хозяев соблюдения мер безопасности из страха быть уволенными. Эта категория трудящихся – наиболее частые жертвы несчастных случаев. В течение последнего десятилетия на шахте Сан-Хосе официально зарегистрировано 80 аварий. В 2004 году погиб один шахтер, а в 2006 г. – другой. В том же году в результате еще одного обвала было ранено 182 человека. После третьего погибшего в 2008 г. власти закрыли шахту. Хозяева были обвинены в непреднамеренном убийстве. Дело было закрыто в результате внесудебного соглашения и выплаты компенсации семье погибшего. После того, как хозяева взяли на себя обязательство срочно выкопать спасательный выход на поверхность, Национальная служба Геологии и Шахт (Сернахеомин) — разрешила возобновить работу на шахте. Спасательный выход выкопан не был. Когда после обвала 5 августа шахтёры попытались выбраться через вентиляционный туннель, выяснилось что спасательный выход был сделан всего до трети туннеля и не имел ступеней. Но на эти темы говорится мало. Телевидению куда важнее выяснить, есть ли у шахтера Джонни Барриоса любовница. Тем временем, более 300 человек, потерявших работу из-за остановки работы шахты после обвала, остаются без заработка. Им предлагают лишь в декабре выплатить 25% суммы от расчёта за работу, а остальное – в 11 выплат в течение следующего года. Президент Себастьян Пиньера и министр горнорудной промышленности Лоуренс Гольборн в кругу родственников шахтёров поют дуэтом одну из самых красивых чилийских песен песню «Arriba en la Cordillera». Президент немного путается в словах, но уверенная игра на гитаре министра спасает песню. В недавнем прошлом её автор Патрисио Маннс был политическим заключенным, потом лишен чилийского гражданства и выслан из страны. Его песни были запрещены в Чили диктатурой Пиночета, идеологическим наследником которой является нынешнее правительство.

Когда несколько месяцев назад Лоуренса Гольборна назначили министром, в стране его не знал никто, кроме узкого предпринимательского круга, из которого он и вышел. Благодаря его роли в шахтёрской драме, сегодняшние опросы общественного мнения выделяют его как самого перспективного политика Чили. В общении с родственниками шахтёров он очень внимателен, харизматичен и прост, однако говорят, что на встречах с профсоюзными руководителями его лицо полностью меняется. Однако его поведение в лагере «Надежда» можно признать безукоризненным.

*** Говоря об истории чилийской горнорудной промышленности нельзя не вспомнить о Сальвадоре Альенде. Это его правительство, национализировав в 1971г. медь, вернуло стране её главное богатство. И в то же время подписало себе смертный приговор. Иностранные хозяева чилийской меди никогда не простили этого Альенде и вместе с национальной олигархией организовали его свержение. Они привели к власти диктатора Аугусто Пиночета, который приватизировал всю страну, но не тронул главное экономическое наследие Альенде – Государственную медную корпорацию Коделко. Разгадка проста – закон обязывал Коделко передавать 10% своей прибыли вооружённым силам, и диктатура не могла остаться без этого изобильного источника для финансирования репрессий и зарплат для палачей.

На шахте Сан-Хосе дочь Сальвадора Альенде – сенатор-социалист Исабель Альенде (не путать с одноименной писательницей) – обнимает жён шахтёров, смеётся и поёт вместе со всеми, говорит в интервью, что вся страна сегодня едина в поддержке своих шахтёров… А на встречах с руководителями шахтёрских профсоюзов говорит им о благоразумии и прагматизме, потому что система сильнее и ничего против неё не поделаешь…

Чили производит почти 45% мировой меди. При этом 45 из 47 крупных горнодобывающих иностранных компаний, действующих в Чили, не платят налоги. Опираясь на мощное политическое лобби и услуги ведущих адвокатов страны, эти ТНК каждый год заявляют в налоговые службы об операционных потерях. За три последних года эти предприятия получили больше 60 миллиардов долларов прибыли.

Бывший сенатор от христианско-демократической партии Хорхе Лавандеро боролся против диктатуры и после возвращения демократии оказался одним из немногих, кто решился бросить вызов власти транснациональных горнорудных предприятий, требуя от них выплаты стране роялти. Ответом был журналистский монтаж, закончившийся обвинением в педофилии, лишение парламентской неприкосновенности и тюрьма.

12 октября, за несколько часов до поднятия первого из 33 шахтеров, чилийский Сенат утвердил правительственный проект горнорудного роялти, опирающийся на «налоговую неизменность». Смысл проекта – увеличить рояли от 5% минимум до 14% максимум, в зависимости от прибыли (реальная прибыль, как правило, скрывается), без права любого правительства на пересмотр и изменение этих цифр до 2023 года. В интервью, опубликованному в чилийской газете “Diario Uno”, Хорхе Лавандеро утверждает, что Чили – «седьмая страна планеты по потенциальному богатству, но мы, к сожалению, передали наши богатства транснациональным корпорациям, которые ничего здесь не оставляют… В результате 20 лет правления этого альянса мы пришли к тому, что только треть нашей меди остаётся в Чили… При этом Коделко передало Чили более чем в 5 раз больше прибыли, чем все иностранные компании вместе взятые… В 2010 Коделко выплатит стране 10 миллиардов долларов, в то время как транснациональные корпорации, добывающие две трети чилийской меди, выплатят меньше 2,5 миллиардов…»

*** Чилийский предприниматель Себастьян Пиньера был настойчив в желании стать президентом. И чутьё не поводило не только в бизнесе. Это был единственный из правых, кто после референдума 1988 г. сказал, что проголосовал против продолжения диктатуры. Он был одним из первых правых, признавших «нарушения прав человека». В качестве культурологической справки можно добавить, что здешние «нарушения прав человека» пиночетизмом – эвфемизм-близнец «незаконных репрессий» сталинизма, а «враги народа» назывались здесь «плохими чилийцами»…

Христианский гуманист, Пиньера обеспечил генсеку компартии Чили безбожнице Гладис Марин бесплатные перелёты самолётами своей компании ЛАН для лечения раковой опухоли за границей… Потом он неоднократно напомнит об этом во время двух президентских кампаний.

Сегодня Себастьян Пиньера и его правительство, как и все правые нашего времени, стараются убедить нас в том, что говорить о правых и левых – это вчерашний день. Как и все правые, они очень хотят, чтобы мы забыли, что они правые и что значит быть правым. И еще, разумеется, чтобы не было левых.

После успешной операции по спасению шахтёров и перед началом турне по Европе, в интервью британской газете «Таймс», президент Пиньера заявляет: «о Чили будут говорить и помнить не из-за Пиночета, а благодаря этому примеру единства, лидерства и мужества, веры и успеха». Согласно многим из его единоверцев, с которыми на этот раз нельзя не согласиться, он – человек неблагодарный. Всего через неделю после этого, в конце поездки по Европе, Пиньера записал по-немецки в Золотой книге гостей федерального президента ФРГ нацистскую фразу «Германия превыше всего». Правда, это не значит, что он – убеждённый фашист, просто его невежество, смешанное с неудержимым стремлением впечатлять и оригинальничать, заставило чилийский МИД принести правительству Германии официальные извинения. Забавно, что находившийся в тот момент рядом с ним только что назначенный посол Чили в ФРГ, вместо того, чтобы объяснить президенту, почему эту фразу упоминать не стоит, подсказал ему, как правильно пишется Deutschland ueber alles. *** Это – короткий политический контекст успешного спасения шахтёров. Интерес к этому событию со стороны СМИ намного превосходит его реальный масштаб. Операция по спасению 33 человеческих жизней, профессионализм спасателей и высочайшие технологии, применённые с этой целью впервые в истории, – всё это, несомненно, заслуживает восхищения. Но представлять это как главную мировую новость 2010 года, на освещение которой было направлено рекордное в истории число журналистов… Зачем и почему?

Чтобы попробовать ответить на эти вопросы, обратимся к последним десятилетиям истории Чили. Как известно, в 1970 году Чили стала первой капиталистической страной в мире, где было демократически избрано правительство, провозглашавшее своей целью построение социализма. Эта победа являлась результатом почти целого века организованной борьбы чилийских трудящихся. И начинался весь процесс как раз в этих местах – на шахтах Атакамы. Эта чилийская попытка мирного перехода к социализму была воспринята правительством США и транснациональными корпорациями, контролировавшими практически всю экономику региона, как непосредственная угроза их интересам. И именно поэтому изнутри и снаружи Чили были сплетены сети заговора, приведшего к военному перевороту 1973 года. В течение 16 лет диктатуры, одновременно с уничтожением левых партий и профсоюзов, был осуществлён первый опыт неолиберальной экономической модели. Она заключается в сведении к минимуму роли государства в управлении экономическими процессами. По сути, государство превращается в административный придаток международных финансовых групп. Идёт тотальная приватизация государственной собственности, а также всей социальной сферы, производительный капитал замещается спекулятивным. По убеждению неолиберальных фундаменталистов, «свободный» рынок является главным гарантом личных свобод и экономического прогресса. Наверное, это – самый устойчивый из мифов постперестроечной пропаганды в бывшем СССР. Мутация современного капитализма в период 80-х и 90-х была представлена как единственный рецепт экономических чудес планетарного масштаба. Фирма Чили, ставшая мировым авангардом и первой лабораторией неолиберальных реформ, показала вроде бы прекрасный макроэкономический результат, который, однако, неотделим от тысяч «пропавших без вести», массовых пыток, тотальной приватизации сферы образования и здравоохранения, разрушения культуры и исторической памяти, роста социального неравенства. Избирательные политические убийства и «исчезновения» рабочих и профсоюзных лидеров Пиночет называл «хирургическим удалением рака марксизма». Необходимость неолиберальных реформ в Чили была закреплена юридически в новой Конституции, принятой на референдуме под прицелами автоматов в 1980г. После этого, в результате экономической шоковой терапии без работы остались и голодали почти треть чилийцев. Но в 80-х в Чили уже подрастало новое поколение, преодолевшее страх родителей и перед лицом экономической драмы, и репрессий. Оно провело первые после переворота массовые акции протеста. Политическая ситуация в стране с каждым месяцем становилась всё более напряжённой, и часть местной экономической элиты и её влиятельные зарубежные наставники впервые подумали о том, что называется «имиджем страны». В течение последующих десятилетий он станет навязчивой идеей чилийских правительств. В 80-е годы главные экономические группы Чили, стремившиеся к росту и расширению, понимали следующее: диктатура Пиночета, защитившая в 1973 г. их интересы от социалистической угрозы Альенде, теперь превращалась в помеху для выхода на мировой рынок. Чилийская военная хунта являлась одним из одиознейших режимов мира, ни одно демократическое правительство ни разу не приняло Пиночета с государственным визитом, политическая изоляция страны была почти полной. Чтобы улучшить никудышний «имидж страны» и при этом избежать реальных экономических изменений, чилийские экономические группы вместе с их североамериканскими партнёрами поддержали создание союза оппозиционных левоцентристских партий, при условии исключения из этой организации более последовательных и радикально настроенных левых, прежде всего, коммунистов. Этот союз, названный Объединением партий за Демократию, при помощи местных и иностранных посредников начал переговоры с диктатурой об условиях постепенного перехода к демократической системе. Вскоре после этого, под давлением как изнутри чилийского общества, так и из-за рубежа, Пиночета вынудили пойти на референдум, на котором чилийцы должны были ответить «да» или «нет» продолжению диктатуры. 5 октября 1988г., несмотря на кампанию террора и правительственный контроль над всеми СМИ страны, 56% сказали «нет». После этого с 1989г. до начала 2010г. у власти сменяли друг друга различные правительства «Объединения партий за Демократию» (Альянс «Согласие»). Правые пиночетисты, представленные оппозиционным блоком «Альянс ради Чили», до января 2010 года неизменно проигрывали. Правительства «Согласия», опиравшиеся на союз христианских демократов и социалистов, называли себя «левоцентристскими», и их работа заключалась в сохранении, администрировании и, по возможности, «гуманизации» унаследованной от диктатуры неолиберальной модели. Основное противоречие этих правительств состояло в попытке совместить прогрессивные общественные идеи со стопроцентно капиталистическим базисом чилийской экономики, не допускающим никакой «гуманизации». Члены этих правительств, в большинстве своём – представители образованной части среднего класса, люди с несомненными личными заслугами, многие друзья и родственники которых стали жертвами Пиночета, превратились в идеальных администраторов экономического наследия диктатуры. Они не пытались предпринять структурных изменений, всегда приводя для этого множество оправданий. Таким образом, политическая сцена Чили была поделена между двумя фактически правыми политическими блоками: «левоцентристским» «Согласием», представлявшим собой современных, образованных демократических правых с левыми культурными вкусами, и «правоценристским» «Альянсом» – организацией скорее ультраправой, часто открыто ностальгирующей по пиночетистскому прошлому и близкой к олигархическим кругам и консервативной части Католической церкви. Имея несомненные расхождения в культурной и гражданской сфере, оба политических блока совпадали в главном: в необходимости сохранения экономической модели, основные ценности которой – эффективность, возможности для бизнеса, экономический рост и прочие предпринимательские заклинания – стали базой создания международного имиджа страны. Все четыре правительства «Согласия», избегая открытого обсуждения основных проблем, не опираясь в принятии решений на реальное участие гражданского общества, в целях «общественного спокойствия» уходя от острых дискуссий, постепенно теряли социальную базу. Разноцветная радуга – их изначальный символ времен борьбы за «нет!» диктатуре – становилась всё более тусклой, и в январе 2010 года кандидат от «Альянса», удачливый магнат-миллионер Себастьян Пиньера, брат бывшего министра диктатора Пиночета, выиграл президентские выборы. В последние годы «левоцентристских» правительств Чили новые левые власти Венесуэлы, Боливии и Эквадора, демократически избранные большинством населения этих стран, собственной практикой всё более ясно показывали, что глубокие социальные и экономические изменения в Латинской Америке реальны и это вопрос не возможности, а политической воли. *** В Чили первые месяцы правления Пиньеры для многих оказались сюрпризом. В министерствах не было ни идеологических чисток, ни массовых увольнений. Большинство новых министров происходят из предпринимательской среды и многие из них довольно слабо представляют себе свои новые обязанности, поэтому сегодня им совершенно необходим опыт «среднего звена» чиновников предыдущих правительств. А президент, в свою очередь, старается показать, что не является традиционным правым, поэтому многие из его последних речей и действий мало похожи на логику стоящих за этим правительством политических сил. Например, в области информационного освещения конфликта между чилийским государством и индейцами мапуче и данных индейцам обещаний, правительство Пиньеры оказалось эффективнее, чем «Согласие» за 22 года правления. На шахте Сан-Хосе Пиньера заявил, что, начиная с этого момента, отношение власти ко всем чилийским трудящимся станет совсем другим. Сегодня он готов сказать и сделать практически всё, что миллионы чилийцев хотят увидеть и услышать. Многие не устоят перед искушением поверить в чудо. В чудо не столько 33 спасенных шахтёров, сколько в чудо правых, переставших быть правыми.

Весь мир опять смотрит на Чили. Мировая телепрезентация новой разновидности правых – энергичных, без идеологических предрассудков и озабоченных социальными проблемами – состоялась на сцене шахты Сан-Хосе. Чили и мир встают и аплодируют.

Владельцы Сан-Хосе чилийские бизнесмены Бон и Кемени в течение первого месяца просто скрывались. Когда произошла авария, они не только не появились на шахте, но и задержали на 5 часов информацию о том, что случилось, потом они долго не хотели передавать спасателям схемы шахты, надеясь скрыть то, что не выполнили обязательства по обеспечению безопасности. Большинство чилийских предпринимателей рассержены на них: их поведение может повредить имиджу страны.

Рассказывает Хавьер Кастильо, руководитель профсоюза шахтеров Сан-Хосе, которого во время спасательной операции, по распоряжению властей, не допускали к шахте:

– Здесь есть до, сейчас и потом. Что мы видим сейчас? Берётся жизнь шахтёров, которые сейчас завалены в шахте, что само по себе является результатом накопления обстоятельств, определённой формой восприятия работы и достоинства трудящихся и нулевого к ним уважения… И во что это превращают? В теледраму, где трудящиеся перестают быть собой и превращаются в персонажей, подогнанных под формат и дизайн, где постоянного говорится о вере, о силе, а приоритет отдаётся другим интересам – классическим интересам капитализма. Где с одной стороны предлагается как спаситель Бог, а с другой – власть, которая всё за тебя решает, думает за тебя и помогает тебе. А трудящихся превращают в актеров, отводя им эту заранее подготовленную пассивную роль. Только что я тебе показывал электронное письмо, где в рамках всего этого цирка, этой буффонады, именуемой «33 шахтёра», президент Пиньера говорит: «Я так хорошо все делаю, что заслуживаю переизбрания, причём немедленно, и поэтому мы произведём изменения в Конституции». И весь этот цирк – это цена этого. Деньги вкладываются, и вкладываются правыми именно в это. Это наше настоящее.

Но есть ещё наше прошлое. Каково оно? Это государственный переворот, уничтожение профсоюзного движения, истребление наших главных профсоюзных руководителей, воспитателей того, что мы называем рабочим сознанием… И после этого – навязывание политической конституции, Основного закона, из которого оказываются удалены трудящиеся как участники исторического процесса, и их место занимает фирма, предпринимательство и рынок – как основные движущие силы нашей истории. И в этом смысле шахта Сан-Хосе – образец свободы предпринимательства, свободы в том смысле, что не требуй соблюдения никаких правил, не утверждай никаких норм, не контролируй, оставь их в покое, пусть развиваются, пусть приносят прибыль, пусть приносят богатство. Но что делать с требованиями трудящихся? Кто лучше шахтёра знает, что гора вот-вот провалится, что шахта опасна? Но опасна или нет шахта, определяет Сернагеомин, являющийся отделом Министерства горнорудной промышленности, а это министерство, как и все остальные, зависит от политической и экономической ориентации правительства, которое подчиняется пиночетистской конституции, конституции, навязанной нам силой оружия… Исходя из этой логики, учесть требования трудящихся – это значит закрыть фирму, а Чили не готова закрывать фирмы. Здесь всем известно, что шахтёру всегда нужна работа, а работать на шахте всегда опасно для жизни… это совершенно нормально. И смерть шахтёра здесь – это норма… просто так бывает и всё… уважение к жизни здесь нулевое. Об этом мы говорили в апелляционном суде в 2004 году, настаивая на том, что здесь регулярно нарушается право на жизнь и физическую неприкосновенность трудящихся, а государством не соблюдаются его обязанности по контролю над мерами безопасности. Мы проиграли со счётом пять-ноль. Нас просто разгромили. В конце концо,в инвестиции, рынок и его интересы для страны куда важнее, и законодательные структуры ставят эти интересы выше интересов трудящихся. И последствие этого – наши 33 шахтёра.

Здесь все говорят о «чуде», о чём угодно, но только не о том, что именно благодаря профсоюзам, организации трудящихся, их настойчивости и борьбе за создание минимальных условий безопасности, наши товарищи выжили. Убежище было требованием профсоюзов, запасной выход был требованием профсоюзов, опора, удержавшая шахту от полного завала, – это тоже результат наших требований с 1999 по 2007года. Все минимальные условия, благодаря которым нашим товарищам удалось спастись, – результат борьбы профсоюзов. Потому что по собственной инициативе владельцы шахты не вложили бы в нашу безопасность ни одного песо. И с самого момента аварии, с 5 августа, это мы говорили властям – нет, наши товарищи живы, учитывая время и характеристики аварии, они все должны быть сейчас в убежище… И мы встречаемся с тем, что министр плачет из-за очередного обвала, который сделал невозможным план А… Что мы на это ответили? Что здесь собираются повторить то, что случилось в Мексике, когда несколько лет назад там завалило десятки шахтёров, и единственное, что сделали власти, – установили над шахтой мемориальную плиту и даже не попытались никого достать… И мы видели все признаки того, что здесь собираются сделать то же самое… Но реакция шахтёрских семей… потому что в нас еще есть классовое сознание… когда первые пятеро родственников прибывают, создают лагерь «Надежда» и остаются жить возле шахты, несмотря на то, что их пытаются прогнать. И когда министр плачет и разводит руками, они говорят нет, надо продолжить план Б, план В и все остальные планы, надо бурить и убедиться в том, что они живы. И мы спрашивали, почему не началась подготовка зондов с самого первого дня аварии? И когда начали бурить скважину для первого зонда, почему сюда не направили тяжелую технику для подготовки самой спасательной операции? Потому что единственное, что в тот момент интересовало власти, – это убедиться в том, живы ли наши товарищи, и если нет – их бы там и оставили… в этом сомнений нет. Для нас эта ситуация была самой болезненной. Сначала тебя и страну пытаются убедить в том, что всё кончено, они не могут быть живы, хотя при этом ты знаешь, что они живы, потому что ты прекрасно знаком с этой шахтой, ты сам её копал. И потом – Чудо! Они живы! Есть на свете Бог! Но дело не в этом. Они живы, потому что мы обеспечили в этой шахте минимальные условия для выживания в подобных ситуациях. А все говорили: Какое чудо, что они живы! Как будто они вот-вот встанут из удобных кроватей пойдут в душ, и после завтрака при свете дня отправятся на работу. Нет, они были живы, но на глубине 700 метров, где влажность достигает 70%, где температура не опускается ниже 30 градусов, где нет ни кровати, ни матраца, где нет удобств, где можно пить только грязную техническую воду… Да, они живы, но в ужасных, критических условиях, и самое страшное – что они оказались в заключении, не совершив никакого преступления и в единственной в мире тюрьме, откуда бежать совершенно невозможно. Об этой ситуации никто в теледебатах не упоминает. Что же делается со всем этим журналистским бумом и последующим контролем над информацией? Тебе хотят показать этих героев, этих персонажей, придуманных правым правительством, которое показывает это несчастье, как огромный шанс, вызывая во многих чувство зависти, подталкивающее других спрашивать себя – почему мне не повезло оказаться одним из этих 33 мужиков и изменить навсегда мою жизнь? Занять место в рынке, попасть на телевидение, полететь в Испанию смотреть матч с Реал-Мадридом… И когда тебе начинают всё это внушать, когда ты начинаешь завидовать товарищам, оказавшимся в таком несчастье, ты можешь заметить, что всё это- результат беспощадной системы, для которой рынок и прибыль куда важнее человеческой жизни… Потому что такое положение дел ненормально, что-то делается неправильно…

И в этот момент мы задумывается над тем, что кроме прошлого и настоящего, должно быть ещё и будущее. Будущее, которое бы зависело от трудящихся, которое зависит от того, сможем ли мы преодолеть в себе нашу мелочность и эгоизм и понять, что мы, трудящиеся, должны быть между собой солидарны. И сделать так, чтобы этот такой болезненный опыт тоже пошел нам на пользу, чтобы он научил нас чему-то. 176-е соглашение МТО, возникшее из договоренности между трудящимися, предпринимателями и правительством, хотя и очень малый, но всё же первый шаг в возвращении достоинства нашему труду, шаг в нашем объединении вокруг общих целей, в строительстве нашего единства для создания инстанций, благодаря которым трудящиеся станут не только производителями материальных благ, но и строителями достоинства и уважения к человеческой жизни… В такой богатой стране, как Чили… потому что Чили – главный в мире производитель меди, в сфере меди у Чили та же власть, что и у 11 главных государств ОПЕК в сфере нефти, и эта Чили не в состоянии дать 19-летнему Джимми Санчесу возможности учиться в университете, вместо того, чтобы быть сейчас на дне этой шахты… Или неспособна отпустить на пенсию наших стариков, которые в 60-65 лет, больные силикозом, продолжают долбить эти камни… дать им возможность по-другому дожить оставшиеся годы… Потому что в нашей стране достаточно ресурсов, чтобы сделать это… чтобы обеспечить бесплатную медицину для всех, кто в этом нуждается, и бесплатное образование для всех, кто хочет учиться… Для того, чтобы действительно начать уважать человеческую жизнь. Есть европейские страны, такие вот маленькие, без тысячной доли богатств, имеющихся в Чили, которые обеспечили своему населению достойную жизнь. И на нас, как на трудящихся, лежит ответственность потребовать и добиться необходимых общественных изменений, избавиться от этой мелочности, пустопорожних споров, которые ни к чему не ведут… В 1973 году нам навязали как норму поведения индивидуализм, страх ближнего, недоверие, одиночество… Мы думаем, что нам необходимо научиться думать и действовать категориями коллектива…

К сожалению, главные ошибки нынешних рабочих или близких к рабочим партий заключаются в том, что они разучились слушать самих рабочих. А трудящийся класс очень умён. Но реальность научила его быть осторожным… Например, Нельда Бугеньо, мама Виктора, который сейчас в шахте, понимает всё это лучше любого историка… пару дней назад она говорила об этом в интервью для CNN… она называет всё своими словами… в 73 году к её груди приставили автоматный ствол. Она знает, что любой намёк на организацию – синоним смертного приговора. Это смерть. Здесь, среди шахтёров севера, это не ссылка и не тюрьма… это смерть. 1907 год. Расстрел 7000 шахтёров с семьями в порту Икике – смерть. 1958 г. «Проклятый закон», запретивший компартию и поставивший всех коммунистов вне закона, – смерть. 1973 год – смерть… Нас убивают, нас уничтожают, нас громят… И поэтому, когда тебе всё это известно, естественно, стоит попытаться избежать этого, потому что это уже вопрос выживания. Как это сделать, как объединиться и создать эту рабочую организацию, которая бы тебя реально представляла?

Семьи шахтёров, находящихся сейчас под землёй, рассуждают так: если бы смена была другой, я была бы женой шахтёра, который остался на поверхности и сейчас без работы и без средств к существованию. И мне этого не хотелось бы. И, исходя из этой логики, одни шахтёрские семьи поддерживают другие, они пишут письмо и передают его 19 сентября президенту Пиньере. И Пиньера был возмущён, потому что они нарушили всю запланированную им схему встречи с шахтёрскими семьями. В письме говорилось о том, что мы озабочены происходящим с нашими товарищами по работе и их семьями и просим вас выполнить взятые на себя обещания и не забыть о семьях наших товарищей… Ты думаешь, в своей речи 19 сентября он упоминает об этом письме? Пиньера говорит только о силе и о вере. О государстве и о Боге. А солидарность? Признание того, что твоя проблема – это моя проблема, потому что мы – часть единого целого, мы – товарищи? Нет, конечно. Эти вещи не соответствуют его формату.

Что же делать? Здесь есть понимание того, что пути назад нет. И когда ты знаешь, что это так, принятие тобой решения занимает гораздо больше времени. Я вижу это таким образом… Надо избавиться от всех иллюзий, которые внушали тебе с детства. Когда тебе сначала говорили, что коммунисты едят детей, потом говорили, что профсоюзная деятельность – это что-то неприличное, что все они – бездельники и единственное, чего хотят, – это использовать людей и вытащить из них побольше денег… Когда тебе говорят, позабудь обо всём и заботься о себе, всё остальное неважно,.. ты ничего не изменишь, а жизнь у тебя одна… И если ты будешь благоразумен, ты сможешь кое-чего добиться…

Я могу говорить тебе об этом, исходя из моего собственного опыта. Я родился в шахтёрском посёлке, и моей первой игрушкой был жестяной грузовик, перевозивший железки. Всё моё воображение ограничивалось этим и вся моя жизнь была запрограммирована на работу на шахте. Мой дедушка был шахтёром. Однажды он спустился в шахту и не вернулся. Если ты шахтёр – это твоя судьба… Со временем я превратился в настоящего шахтёра, включая всё, что это предполагает… то есть ты должен курить, пить и иметь побольше женщин… то есть быть настоящим мачо… И конечно же, в рамках всей этой шахтёрской традиции, тебе не стать образованным, читающим человеком… Твоя задача – побольше работать, работать и всё… Я начал работать, но меня вскоре выгнали, несмотря на то, что я научился работать с бурильными установками, стал механиком и знал, что являюсь хорошим работником. Меня выгнали за то, что я ударил управляющего, потому что он уволил моего отца, заподозрив, что мой отец участвует в создании профсоюза. В общем, я очень разозлился, не выдержал, слово за слово, и в конце концов я набил ему морду. Меня уволили. Очень долго я был без работы. И ещё я понял, что не столь важно, что ты действительно умеешь делать, сколько важно иметь диплом. И когда я снова нашёл работу на шахте, я начал параллельно учиться в университете и в конце концов получил диплом техника по промышленной гидравлике. Когда у меня появился диплом, в течение одного года мне в три раза подняли зарплату. То есть, это возможно… система щедра по отношению к тем, кто прилагает усилия, к тем, кто её поддерживает. Но эта щедрая система, дав тебе статус, требует от тебя не обращать внимания на твоих бывших товарищей, которые попадают в аварии, гибнут…

На самом деле мой путь был непрост… Чтобы оплачивать учёбу в университете, после смены на шахте я подрабатывал на строительстве дома для одного гринго. В течение двух лет я спал примерно по 4 часа в день. За это время я практически не видел семьи… И все эти усилия вознаграждаются дипломом, диплом улучшает моё экономическое положение. Система действует… Но только для тебя. Для других – нет. И тогда, когда видишь, что ты лично можешь кое-чего добиться, но зачем тебе это, если почти всё, что тебя окружает, устроено неправильно? И тогда ты говоришь другим, а давайте попробуем организоваться, а вдруг нам удастся добиться большей безопасности, а вдруг мы сможем сместить этого управляющего, который озабочен только тем, как повысить экономическую эффективность, и готов платить за это нашим здоровьем и жизнями… Так рождается профсоюз… И мы начинаем формировать у наших рабочих классовое сознание… И это сознание заставляет нас постоянно встречаться и беседовать на эти темы с другими. Потому что поодиночке нам не спастись. Только всем вместе и поддерживая друг друга. И я думаю, что мы в силах хоть чуточку изменить мир.

Октябрь 2010 г., Чили.