Кризис капиталистической системы, похоже, уже сам вошел в кризис на фоне его интенсивной медиатизации. Огромное количество экспертных оценок и комментариев, конференций и обсуждений в научных кругах все больше кажутся пустой тратой времени, а сетования на непредсказуемость развития событий подкрепляют полномочность самых абсурдных выводов. В этой полифонии мнений и заключений то и дело пробегают вполне здравые мысли, при чем как справа, так и слева, но они, как правило, касаются вполне очевидных причин кризиса, о которых было хорошо известно до его наступления. Чего не хватает, так это понимания тотальности кризиса и возможных альтернатив той системе, которая его породила. Очевидно, что априори такое понимание невозможно у сил, ориентированных на сглаживание противоречий, вызванных кризисом и стабилизацию системы. Но насколько близки к нему современные левые интеллектуалы?
Как показала конференция «Возвращение политэкономии: к анализу возможных параметров мира после кризиса», прошедшая в Москве 11-12 сентября, для большинства западных исследователей, позиционирующих себя левыми, единственным возможным выходом из кризиса является возврат к некоему подобию общества всеобщего благоденствия. Например, доклад одного из самых известных западных левых, редактора Нью Лефт Ревью Робина Блекбэрна, совершенно однозначно сужает поле возможных альтернатив выхода из кризиса «социально-ответственным накоплением». Что интересно, несмотря на отличия дискурсов и понятий, используемых, условно говоря, левыми и правыми исследователями, на уровне стратегии и целеполагания как будто бы существует полная гомология позиций. Складывается впечатление, что отличия между ними носят чисто риторический характер, а идеологический эффект создается благодаря интенсивному проговариванию ничего не значащих общих мест.
Очевидно, что при таком стирании различий между «правым» и «левым» и явной центрации (от слова центризм) сознания вокруг прагматичных, то есть возможных в рамках капитализма, решений, неолибералы загоняются в маргинальное положение. Их дискурс как будто бы притормаживает в невозможности очертить контуры возможного будущего, а анализ подменяется апологетическим служением агонирующей догме. Так, Гурова из журнала Эксперт заявляет, что не стоит все валить на неолиберализм, так как он создал впечатляющий экономический рост и т.п.
На идеологическом фланге, судя по всему, складывается новый консенсус, пока чисто бессознательно, так как институционально он нигде не закреплен. Кейнсианская «эвтаназия рантье» опять входит в моду, в кризисе обвиняется спекулятивный финансовый капитализм, виновный в разрушении реального сектора экономики. Как правильно заметил философ Дмитрий Кралечкин в своей заметке по поводу конференции (http://liberty.ru/Themes/Talony-regiony-i-buduschij-mir-truda) подобное разделение экономики на финансы (иллюзорную надстройку) и реальное производство само по себе носит фантазматический и шизофренический характер.
Однако же критическое отношении к спекуляциям и бесконтрольному накоплению отнюдь не идет от классической политэкономии. Изобличение спекуляции — это критика моральных устоев, истоки которой можно найти уже у Аристотеля. Деньги делающие деньги без участия посредствующего звена производства — порочная формула, поскольку единственная функция экономики домохозяйств это создание общественно полезных благ. Далее, спекуляция отрицает труд как форму общественной организации и контроля, фундирующая общество как систему взаимного распределения прав и обязанностей. В подобной этике нет места для идеального мира финансов, связанного с произволом узкой группы индивидов, подрывающих общественную мораль и устои. Вот, собственно, ключевые претензии к финансовым спекуляциям, которые, несмотря на новые теоретические рамки, в которых мыслят современные исследователи, плавно перетекают в дискуссии о возможных параметра мира после кризиса.
В какие бы теории не облачалась эта моральная установка, остается очевидным, что она исходит не из реального функционирования капиталистической экономики, а некоего утопического видения, в придачу носящем охранительную функцию. Ведь финансы, как показал Маркс, является естественным продолжением мира производства, без которого оно, по сути, невозможно. Формы накопления капитала могут быть совершенно разными, а спекуляция отнюдь не противоречит логике капитала. Как же тогда объяснить тот парадокс, что подобная ограниченная перспектива проникает в теоретические построения левых исследователей? Ведь, по сути, они покупаются на ложный вывод о возможности существовании справедливого, или как говорит Р. Блекберн, «социально-ответственного» накопления.
По всей очевидности, ответ на поставленный вопрос стоит искать в целом комплексе теоретических и идеологических установок, производящих современного западного академического левого.
Главной составляющей этого комплекса является то, что Ч.Р. Миллс назвал бы либеральным практицизмом, а Адорно и Хоркхаймер инструментальным разумом.
Если не вдаваться в историческую генеалогию этих понятий, можно сказать, что в контексте дискурса многих западных левых их суть состоит в таком отношении к социальной реальности капитализма, при котором ее изъяны рассматриваются как предмет операционализации и устранения в рамках существующих инструментов и альтернатив. Другими словами, такое мышления предполагает некую градацию зла, в которой можно бесконечно двигаться в сторону его уменьшения. Противоречия капитализма сводятся к распределению общественных благ и уровню доходов, что позволяет говорить о «социальном-ответственном накоплении» без учета механизмов капиталистической эксплуатации.
Не менее важен тот факт, что изъятие базовых категорий трудовой теории стоимости подталкивает западных левых к евроцентризму, поскольку в условиях забвения классового анализа стирается тотальность глобальной капиталистической системы, без которой невозможно понимание динамики глобального кризиса в целом. Неудивительно, что на упомянутой конференции проявление глобального кризиса в странах т.н. «третьего мира» фактически никем не рассматривалось.
Помимо инструментализации политических стратегий, существует еще один важный фактор, удерживающий многих западных левых в дуализме «плохого» и «хорошего» капитализма. Это бессознательный запрет на мысль о социализме и коммунизме. Он проявляется в том, что критическая мысль автоматически сдерживается устоявшейся доксой о тоталитарности планирования, антидемократичности социалистического строительства и т.п.
Параллельно с имплицитным морализаторством и либеральным практицизмом антикоммунистическая самоцензура загоняет западных левых в тупик собственных порой вполне правильных выводов. Такая бессознательная констелляция с ясностью показывает, почему левые интеллектуалы, вопреки очевидной абсурдности возврата к welfare state, продолжают скатываться на социал-реформистские позиции.