Війна, націоналізм, імперіалізм

Кто такие «белые люди»?

12096

Линда Гордон

Рецензия на THE HISTORY OF WHITE PEOPLE By Nell Irvin Painter. Illustrated. 496 pp. W. W. Norton & Company.

Заголовок новой книги Нелл Ирвин Пейнтер – «История белых людей» – является провокацией сразу по нескольким причинам: эта монументальная претенциозность и абсурдная грандиозность должны напомнить нам о том, что белые считали заголовок «История черных людей» совершенно разумным. Тем не менее, заголовок совершенно точно отражает содержание книги, которая рассматривает характеристики светлокожих людей, которых мы сегодня зовем «белыми», начиная с древних скифов. Тем, кто еще не в курсе, насколько поменялись эти характеристики, стоит напомнить, что ваше зрительное восприятие никогда не было основанием для расовой номенклатуры.

Некоторые древние описания народов признавали цвет их кожи, например, древние греки отмечали, что «варварские» северные народы, скифы и кельты, обладают ненормально светлым (по сравнению с греками) цветом кожи. Однако большинство людей древности считали главными этническими отличиями особенности культуры, а не внешнего облика, хотя в целом необычно светлая кожа считалась признаком низкой цивилизованности. Столетия спустя европейские путешественники отмечали светлокожесть черкесских или кавказских племен, как признак людей, которые подходят только для рабства, и одновременно описывали черкесских рабынь как несравненных красавиц. Такая экзотизация и сексуализация женщин из предположительно низших «рас» имеет длительную и непрерывную историю в расовом мышлении, просто сегодня аналогичные процессы направлены на женщин с более темным цветом кожи.

 

«Белые исследования» так расцвели за последние двадцать лет, что профессиональным историкам можно простить скучающий зевок, если кто-то еще раз скажет, что разделение людей на расы является по сути своей произвольным, и что решение о том, кого именно следует считать белым, не только изменчиво, но и подвержено серьезному влиянию класса и культуры. Например, в некоторых латиноамериканских странах существует термин blanquearse – дословно, «побелить себя», который обозначает передвижение вверх по классовой лестнице. Однако эта концепция – социальная и культурная конструкция расы с течением времени – до сих пор остается непонятной для большинства людей. Точно так же многие не понимают идею о гендере как о социальном и культурном конструкте в отличие от пола. За последние 10 лет у меня было несколько студентов-дипломников в Университете Висконсин, которые восприняли мои объяснения критической расовой теории как отрицание внешних физических различий.

Жаль, что в то время я не могла предложить им эту книгу. Пейнтер, известный историк, не так давно ушедшая на пенсию из Принстонского университета, провела необычное исследование: это интеллектуальная история с периодическими экскурсиями для анализа национальных обычаев, адресованная массовой аудитории. Эта книга может многому научить всех, включая экспертов по белокожести, но она написана доступным и живым языком, охватывает широкий круг вопросов, а потому остается должным образом поверхностной.

Современная интеллектуальная история белокожести началась примерно в 18-м веке, когда ученые Германии изобрели расовую «науку». Иоганн Иоахим Винкельманн использовал в качестве своих моделей телесной красоты творения древних греков, которых он ошибочно представлял белокожими – возможно даже, что он подавлял собственные (верные) подозрения насчет их статуй, которые копировались римлянами в мраморе, но изначально были раскрашенными. Голландец Петрус Кампер подсчитал пропорции и углы идеального лица и черепа и произвел шкалу, где идеальный результат принадлежал голове греческого бога, а европейцы набирали самые высокие результаты – от 80 до 100. Англичанин Чарльз Уайт коллекционировал черепа и располагал их в зависимости от степени совершенства. Он не думал, что наблюдает постепенное улучшение человеческого вида, а принимал теорию полигенеза: разные расы происходят от разных божественных творений, которые различаются по качеству.

Современная концепция белой расы, которую мои студенты проходили в школе, была разработана Иоганном Фридрихом Блюменбахом из Геттингена, наиболее влиятельным ученым из своего поколения расовых исследователей. Он перешел от черепов к цвету кожи и в соответствии с ним разделил людей на пять рас в зависимости от цвета – белый, желтый, медный, смуглый, смугло-черный и насыщенно-черный. Он связывал эти различия с климатом. По традиции, он считал, что кавказцы являются воплощением красоты, а потому он определил народы Северной Африки и Индии в категорию «белых» людей. Последнее решение было основано уже не на цвете кожи, а на лингвистическом анализе и существовании группы индоевропейских языков. Пейнтер отмечает, что эта категория вскоре освободилась от своих географических или лингвистических корней и превратилась в квазинаучный термин для обозначения «белой» расы.

Некоторые великие американские герои, в том числе, Томас Джефферсон и Ральф Уоло Эмерсон, впитали влияние Блюменбаха, но переименовали эти категории в соответствии с представлениями о превосходстве белых. Они выделили саксонцев в качестве своего идеала, представляя американцев в качестве прямых и чистокровных потомков англичан, а впоследствии и германцев. В целом западные ярлыки для обозначения расового превосходства развивались следующим образом: кавказцы → саксонцы → тевтонцы → скандинавы → арийцы → белые/англо.

Распространение эволюционной теории потребовало серьезных теоретических сдвигов, чтобы справиться с меняющимся пониманием того, что является наследственным. Когда идеология наследственности привела к возникновению евгеники, то есть, к попыткам искусственного отбора среди людей, то ее основой стали невероятно ошибочные представления о генетике. Тем не менее, «наука» о евгенике приобрела авторитет с конца 19 века и сохраняла его на протяжении всех 1930-х годов. Законы, основанные на евгенике, существовали как минимум в 30 американских штатах, санкционируя принудительную стерилизацию слабоумных и прирожденных преступников.

Пейнтер цитирует данные о примерно 65 000 насильственных стерилизаций к 1968 году, пока объединенные усилия феминизма и движения за гражданские права не привели к радикальному запрету на принудительную стерилизацию. Непропорционально часто жертвами принудительной стерилизации становились черные и американские индейцы, но на операции по стерилизации также отправлялись иммигранты, которые признавались «низшим сортом» по результатам тестов на интеллект, хотя большинство из них были белыми.

В конечном итоге, проект по измерению «интеллекта», вероятно, стигматизировал и ограничил социальные возможности не белых людей в гораздо большей степени, чем евгеника. Исследователи провели тесты на I.Q. среди 1 750 000 рекрутов во время Первой мировой войны и обнаружили, что средний «умственный возраст» людей от 18 лет и старше составлял лишь 13,08 лет. Этот эксперимент по массовому тестированию провалился, поскольку армия настаивала, что даже рекруты, набравшие самые низкие результаты по тесту, периодически становились наилучшими солдатами. А вот в развертывании движения против иммигрантов тестирование на I.Q. преуспело. Тесты позволили откалибровать деление американцев в соответствии с происхождением – англичане на вершине, поляки в самом конце.

Вернувшись к измерениям головы, другие исследователи начали вводить новые категории в соответствии с пропорциями различной «крови» у разных рас: бельгийцы были скандинавами на 60% (превосходная европейская раса) и на 40% альпийцами, в то время как ирландцы считались на 30% скандинавами и на 70% средиземноморцами (низшая европейская раса). Порою политические изменения приводили к молниеносным переменам в этих, предположительно, объективных научных открытиях: Первая мировая война привела к тому, что немцы были переименованы из «преимущественно скандинавского» в «преимущественно альпийский» народ.

Пейнтер указывает, хотя и не заостряет на этом внимания, что преклонение перед белокожестью стало особенно проблематичным для женщин, так как в результате бледная голубоглазая блондинка превратилась в недостижимую мечту и напоминание о второсортности большинства из нас. Среди комических нелепостей расовой науки можно привести «карту красоты», сконструированную Франсисом Гальтоном в самом начале 20 века: он квалифицировал людей как хороших, средних и плохих, канцелярскими кнопками он разделял тех, кого он видел, по категориям и таким образом Лондон лучше всех, а Абердин хуже всех по красоте.

Распределение по интеллекту и красоте поддерживалось эскалацией антикатолицизма и антисемитизма в начале 20 века в Америке. Оба вида предрассудков привели к расиализации не протестантов. Однако Пейнтер упускает из вида ключевые региональные различия. В то время как на Востоке евреи и итальянцы не считались белыми, их давно считали белыми в Сан-Франциско, где «низшей» расой были китайцы. Хотя согласно переписи населения США 1930 года мексиканцы считались белыми, нумераторы переписи с Юго-запада работали в другом расовом сознании, поэтому они игнорировали свои рабочие инструкции и помечали анкеты мексиканцев буквой «М».

В тот же самый период анархистские и социалистические взгляды стали считаться признаком низших рас, это предположение было усилено большим количеством иммигрантов и евреев среди радикалов начала 20 века. Представления о белых людях стали методом стигматизации диссидентских идей, маркером идеологической респектабельности, и Пейнтер следовало бы больше исследовать этот феномен. Также книге не хватает анализа самого важного вопроса: Кому и каким образом выгодно существование мандата на белокожесть? Политические элиты и работники низкоквалифицированного труда – это лишь две группы, которые активно занимаются охраной границ белокожести.

Но я не могу винить Нелл Пейнтер за ее выбор сделать книгу доступной для широкого круга читателей.  Ведь часто результаты исследований распространяются учебниками, которые слишком упрощают и даже делают скучным изложение своими расплывчатыми обобщениями. Гораздо лучше если широкая аудитория читателей узнает о феномене “белокожести” непосредственно из глубокой и, одновременно, живой книги известного ученого.

Перевод sadcrixivan. Редакция Commons/Спільне

Оригинал рецензии: The New York Times

 
Поділитись