Освіта, наука, знання

Университеты в гетто: как выглядит высшее образование в ДНР

8684

Сергей Волгутов

Уже далекий 2013/14-й учебный год вузы Донецка и области заканчивали в спешке. Основным лейтмотивом было поскорее закрыть сессии, распустить студентов на каникулы, преподавателей — в отпуска и дождаться осени. Тогда многим еще казалось, что к началу нового учебного года ситуация волшебным образом стабилизируется. Ближе к 1 сентября стало ясно, что чуда не случится, и начало 2014/15-го учебного года было отложено на месяц. Тогда большинство студентов и преподавателей еще не знали о том, что вскоре их вынудят сделать выбор между двумя системами — украинской и ДНРовской.

 

Раскол

Первый шаг к реальному формированию ДНРовской системы образования был сделан официальным Киевом в июле 2014 года, когда Государственное казначейство прекратило перерасчеты на территории, контролируемые повстанцами. Это привело к временному существованию крайне парадоксальной ситуации, когда вузы сохраняли административное подчинение МОН Украины, не имея возможности получать финансирование из государственного бюджета.

Следующим шагом стал захват Донецкого национального университета сторонниками ДНР во главе с одиозным политологом Сергеем Барышниковым в сентябре 2014 года. Ответом на него стал организованный прежним руководством вуза и МОН Украины переезд в Винницу. Самым примечательным в данной ситуации является ее нетипичность для остальных вузов Донецка, в которых не было столь выраженной идеологической поляризации. В большинстве своем и администрации других вузов, и рядовые сотрудники на тот момент склонялись к варианту сохранения в правовом поле Украины без переезда на подконтрольную украинскому правительству территорию. Принудительное распространение на остальные вузы модели переезда по образцу ДонНУ на подконтрольную правительству территорию стало, по существу, ультиматумом, который не дал вузам шансов остаться вне политики, концентрируясь лишь на своей основной роли (это касается вузов III—IV уровня аккредитации, так как техникумам и колледжам просто некуда было выезжать в силу отсутствия структурных подразделений на территории области, куда, как правило, перерегистрировались университеты). Своей установкой на необходимость переезда вузов МОН Украины существенно (примерно на месяц) опередило ноябрьское решение СНБО о выводе бюджетных учреждений и банков из зоны «АТО» и прекращении там социальных выплат, оказавшись, таким образом, первопроходцем в области политики превращения неподконтрольных территорий в гетто, население которого имеет ограниченный статус гражданства. Вполне оправдывая свое название, МОН Украины оказалось, говоря шварцевским языком, первым учеником.

Необходимость определяться с тем, в какой системе — украинской или формирующейся ДНРовской — работать, стала непростым выбором для большинства и студентов, и преподавателей, расколов кафедры и академические группы. Насколько я могу судить, идеологические мотивации для большинства при этом не играли решающей роли, при этом и «за», и «против» переезда можно было приводить основательные аргументы. В первом случае это были стремления остаться в имеющей международное признание системе образования; переселиться на мирную территорию; получать зарплату и стипендию. Во втором — связанность семьей; материальные трудности переезда на фоне наличия жилья в ДНР; сомнения в способности наладить учебный процесс в отсутствии адекватной материально-технической базы; опасения «донбассофобии» в случаях, когда вузы переезжали за пределы Донецкой области. В большинстве выбор в пользу украинских подразделений соответствующих вузов делали студенты выпускных курсов, стремясь получить гарантированно признанные дипломы. Для остальных студентов и преподавателей большее значение имели личные причины.

По обе стороны фактической границы принято клеймить студентов и преподавателей, выбравших другую систему, как предателей или в лучшем случае жалеть их как жертв обстоятельств. Если же отбросить малоуместные моральные оценки, то вывод однозначен: раскол вузов стал существенным ударом по кадровому потенциалу, от которого соответствующие вузы оправятся еще не скоро.

 

Матчасть

На сегодняшний день, по данным, озвученным в конце апреля 2015 г. профильным министром, система высшего образования ДНР в 2014/15-м учебном году была представлена 17 вузами III—IV уровня уровня аккредитации, включая 4 частных, в которых в сумме обучалось 53 тысячи студентов, и 52 вузами I—II уровня аккредитации, включая 4 частных, в которых обучалось 22 тысячи студентов (на данный момент такая классификация учебных заведений уже недействительна, так как по вступившему в силу с 7 июля закону ДНР «Об образовании» учебные заведения, по украинской классификации относящие к вузам I—II уровня аккредитации, считаются учреждениями среднего профессионального образования).

Соотнести эти цифры напрямую с количеством студентов, оставшихся в украинской системе, не представляется возможным. Данные Управления статистики Донецкой области не включают применительно к 2014/15-му учебному году информацию о вузах, находящихся в зоне «АТО». При этом никак не учитывается факт перерегистрации вузов, и даже приводятся заведомо ошибочные цифры о количестве вузов III—IV уровня аккредитации, которых в городах на ныне подконтрольной Киеву территории всегда было существенно больше, чем один. Более того, данные о количестве студентов за прошедший учебный год оказались попросту засекреченными. В результате число студентов в ДНР получается сопоставить только с количеством студентов в Донецкой области в прошлые учебные годы (в 2013/14-м учебном году — 37,6 тысяч студентов вузов I—II уровней аккредитации и 100,2 тысячи студентов вузов III—IV уровня аккредитации) с учетом того, что львиная их доля приходилась на неподконтрольные ныне Киеву территории.

Можно сделать вывод, что в ДНР осталась примерно половина студентов, при этом их отток из ДНР был связан не только с перерегистрацией вузов на подконтрольной украинскому правительству территории, но и с самостоятельным переводом студентов в другие вузы.

Так как учебный год завершился и заканчивается вступительная кампания, можно получить представление и о динамике численности студентов за счет выпуска и набора. По озвученной МОН ДНР информации, в 2014/15-м учебном году было выпущено 8048 младших специалистов, 4635 бакалавров, 2435 специалистов и 1515 магистров (итого в терминах ранее действовавшей классификации учебных заведений — 16 663 выпускника вузов, из них 8585 — вузов III—IV уровня аккредитации). По данным на 25 июля, в приемные комиссии вузов ДНР подали заявление 17281 человек, хотя, вероятно, далеко не все они смогут стать студентами в случае нехватки баллов для поступления на бюджетные места (объем бюджетного заказа был сокращен на 30%, при этом особенно был уменьшен заказ на гуманитарные специальности: всего он составляет 6600 человек на ОКУ «бакалавр», 1394 человек на ОКУ «специалист» и 2200 человек на ОКУ «магистр»).

Не столь ясно, сколько в системе высшего образования работает преподавателей, так как озвучена только общая цифра сотрудников системы образования (по всем уровням) и науки — 8032 человека, из которых 5475 человек педагогов и ученых. По грубым прикидкам, осталась примерно половина старых преподавательских кадров, а потери были связаны не только с перерегистрацией вузов, но и с самостоятельным переездом в другие области Украины и зарубежные страны и выходом на пенсию. В целом этот отток кадров оказался в значительной степени восполнен приходом новых сотрудников и совместителями, хотя, безусловно, произошло снижение общей «титулованности» профессорско-преподавательского состава.

 

Повседневность

Людям «извне» тяжело понять, как вообще могут функционировать вузы в зоне боевых действий. Если коротко, то в Донецке уже давно выработался жизненный уклад, в котором «прилеты» и «улеты» на периферии города вполне совмещаются с практически довоенным течением жизни в центре. Поскольку большинство учебных корпусов расположены именно в центре, нельзя сказать, что студенты и преподаватели подвергаются большой опасности в условиях стандартной интенсивности боевых действий (хотя были и случаи попаданий в учебные корпуса Донецкого национального технического университета в августе (погиб университетский водитель) и Донецкого института железнодорожного транспорта в ноябре 2014 года и январе 2015 года (расположен рядом с железнодорожным вокзалом, в довольно опасном районе; несколько человек получили ранения), еще больше случаев, когда взрывной волной выбивало стекла). В условиях резких обострений обстрелов города, как, например, во второй половине января, все учебные заведения закрывались на дистанционную форму обучения.

Повседневный учебный процесс на дневной форме реализован через сочетание аудиторных занятий и дистанционной формы обучения. Последняя связана с тем, что многие студенты были вынуждены выехать за пределы ДНР, постоянно проживают на подконтрольной Украине территории, либо не могли регулярно посещать занятия в силу материальных трудностей. Если вынести дистанционную форму обучения за скобки, то количество студентов, посещающих занятия, по отношению к формально оставшимся по документам придется уменьшить еще примерно вдвое. В период зимней сессии студенты, обучающиеся дистанционно или заочно, все равно обязаны были сдавать зачеты и экзамены явочным порядком, а на летнюю сессию пришлось обострение транспортной блокады, и когда многие студенты столкнулись с невозможностью явки на сессию, МОН ДНР распорядилось реализовать прием экзаменов у таких студентов в дистанционной форме.

Было бы справедливо признать, что к дисциплине многих студентов-«дистанционщиков» и к методическому обеспечению дистанционной формы, которую пришлось вводить «с колес», есть много вопросов. Что же касается аудиторных занятий, они ничем не отличались от довоенных.

Насколько качественным является образование, получаемое в таких условиях? Уважающие себя преподаватели и студенты выкладываются не меньше, чем до войны. В то же время еще сильнее обострилась старая проблема постсоветского образования, заключающаяся в сочетании бюрократической зарегулированности и неолиберальной коммерциализации. Еще до войны администрации вузов любой ценой старались «сохранять контингент» из-за привязки количества студентов к числу ставок сотрудников (а контрактники при этом служили еще и источником финансирования), в результате всячески препятствуя отчислению студентов за академическую неуспеваемость. Если это было проблемой для преподавателей и в мирное время, можно представить, как усилилось давление на них в результате столь существенного оттока студентов, когда каждый оставшийся двоечник с точки зрения системы оказывается на вес золота.

 

Дрейф на восток

Не будет преувеличением сказать, что вопрос дипломов был наиболее больным для студентов и их родителей. Изначально, в сентябре-октябре, был обещан переход на российские образовательные стандарты и получение российских дипломов. Скептики же утверждали, что ничего подобного случиться не может, так как серьезные вузы не захотят связываться с заведениями с сомнительным правовым статусом.

Действительность оказалась сложнее построений и оптимистов, и пессимистов. Сами по себе дипломы российских вузов для студентов ДНР оказались вполне реальными, но охвачены ими оказались далеко не все выпускники. Судя по всему, сам факт получения или неполучения российского диплома для студента конкретного факультета связан не столько с высокой политикой, сколько с расторопностью ректоров и деканов. Видимо, еще одна волна выдачи российских дипломов для выпускников 2014/15-го учебного года случится ближайшей осенью.

Институционально процесс выдачи российских дипломов оформлен как программа двойного диплома с кем-либо из российских вузов-партнеров, иными словами, ДНРовские студенты получают диплом собственного университета и диплом об обучении по программе экстерната соответствующего российского вуза, с которым заключен договор. В этом существенное отличие формата интеграции в российскую систему от крымского варианта, в котором дипломы крымских вузов автоматически признаются в качестве российских.

Все идет к тому, что уже с 2015/16-го учебного года должен осуществиться полный переход на учебные планы соответствующих российских партнеров, и в целом к дальнейшему отходу от украинской системы образования и унификации с российской как на уровне программ, то есть повседневного наполнения учебного процесса, так и в плане общих рамок (закон «Об образовании» является де-факто калькой с российского закона, аналогичен российскому и недавно принятый перечень направлений подготовки и специальностей).

 

Язык

Еще одним удивительным для многих фактом является то, что украинский язык продолжает изучаться в качестве языка профессионального общения (а русский — нет) с сохранением выделенных на него часов в полном объеме, в то время как все остальное образование в высшей школе осуществляется на русском. Официальным объяснением этому является закрепленное в конституции ДНР двуязычие. Впрочем, учитывая, что украинский де-факто вытеснен из делопроизводства и сфера образования является едва ли не единственным его оазисом, причина здесь не столько в мультикультурализме, сколько в нехватке русских филологов в высшей школе и невозможности резкой переориентации учебного процесса. В будущем планируется уменьшение нагрузки, выделенной на изучение украинского (но не полный отказ от него), и активизация изучения русского языка. В частности, с этой целью на филфаке ДонНУ открыта программа второго образования для переподготовки филологов украинского языка.

 

Идеология

Роль учебных заведений как идеологических аппаратов государства общеизвестна. В данном контексте наиболее интересно не то, как университеты воспроизводят буржуазную идеологию (а во многом именно такова роль социальных и экономических дисциплин), а то, каков их вклад в легитимацию новой политической реальности через вклад в конструирование новых идентичностей.

Как правило, ключевую роль в утверждении представлений о национальной принадлежности играет изучение истории. Пока еще рано говорить о том, какую форму эта дисциплина приняла в ДНР. Общеобязательный курс истории Украины был переименован в курс истории Отечества, но в силу авральности его переформатирования трактовки территориальных границ пресловутого Отечества в 2014/15-м учебном году в исполнении разных преподавателей оказались крайне далеки от стандартизации и представляли собой нечто в диапазоне от краеведения до все той же истории Украины.

Насколько можно судить, МОН ДНР поставило своей задачей выработку стандартизированной программы. По словам профильного министра Ларисы Поляковой: «Программа выстроена следующим образом: читается курс мировой истории, и в него интегрируется история родного края — что происходило на Донбассе в изучаемое время. Это будут именно учебники истории. Я не говорю — “истории Украины”, “истории России”, “истории Донбасса”, а именно учебники истории». Такая логика построения программы, основанная на мировом контексте локальных событий, звучит даже методологически прогрессивно, но учитывая общие планы министерства по патриотическому воспитанию, есть большие опасения, что все сведется к культивированию новой идентичности.

Военно-патриотическое воспитание на пресс-конференциях министра объявлялось одним из приоритетов. По словам министра, концепция уже разработана, но еще не опубликована. В частности, было заявлено о том, что в штатное расписание образовательных организаций вводится должность педагога-организатора патриотического воспитания, а «действия и мероприятия с целью развития гражданственности, патриотизма, верности долгу, Отечеству» затронут все уровни образования. Одним словом, в деле выработки «концепции воспитания пушечного мяса» МОН ДНР отстало от украинских коллег, но, к сожалению, очень стремится их догнать.

Что касается роли вузовских преподавателей в качестве публичных интеллектуалов, то она весьма неприглядна. Единственной значимой идеологической площадкой является «Изборский клуб Новороссии», филиал одноименной российской организации консервативных интеллектуалов, куда входят такие одиозные фигуры, как Александр Проханов, Александр Дугин, Максим Калашников и т. д., занимающийся прославлением пресловутого «русского мира». В ДНР первую скрипку в этом заповеднике пещерного консерватизма играют такие преподаватели, как политологи Сергей Барышников и Кирилл Черкашин и историк Артем Ольхин (ДонНУ).

 

Трудовые права

Наиболее распространенной формой нарушения трудовых прав сотрудников системы высшего образования является задержка выплаты заработной платы. Это общая проблема практически во всех отраслях экономики ДНР. У бюджетников задолженность начала накапливаться еще с прошлого лета, когда бюджетные организации еще формально находились в подчинении соответствующих украинских министерств. С 2015 года наметилась позитивная, хотя и неравномерная тенденция по ликвидации задолженности, и в некоторых вузах она на данный момент ликвидирована. Зарплаты при этом основываются на унаследованных от украинской системы должностных окладах и никак не индексируются, несмотря на значительный рост цен на основные продукты питания и потребительские товары в силу сперва неофициальных поборов на блок-постах, а затем официально объявленной транспортной блокады.

Также по первоначальной версии закона ДНР «Об отпусках» длительность всех отпусков в республике была установлена в 28 дней, что вдвое урезало стандартный отпуск преподавателей (и некоторых других категорий наемных работников). Под влиянием официального профсоюза работников образования и науки в данный закон были внесены изменения. В «лучших» традициях постсоветского корпоративизма профсоюз предпочитает работать в логике кулуарных договоренностей, а не мобилизации работников.

 

Наука

В постсоветской системе образования наука всегда играла второстепенную роль по отношению к учебной деятельности. Эта традиция сохраняется и в текущих условиях.

В то же время как минимум по формальным критериям университеты стараются сохранить лицо и осуществлять научную активность. Весной в большинстве университетов прошли научные конференции, в том числе масштабный Международный научный форум.

Тяжелее обстоит дело с публикациями исследований. Публикации в России, не говоря уже о дальнем зарубежье, для большинства ДНРовских преподавателей пока не стали обыденностью, а публикации в украинских «фаховых» изданиях стали практически невозможными. Местные журналы в массе своей не выходили из-за финансовых трудностей и развала редакционных коллегий в силу невозможности сотрудничества с учеными из украинских университетов и институтов (что в терминах официальной науки означает не столько нарушение нормального редакционного процесса, сколько утрату журналами их представительности и, как следствие, научного статуса с точки зрения бюрократических критериев). В настоящий момент проходит пополнение редакций докторами наук из России, после чего ожидается перезапуск донецкой научной периодики.

Что касается присвоения научных степеней, то, по словам профильного министра, осенью откроются 18 диссертационных советов, которые будут присуждать степень кандидата и доктора наук.

 

Бюрократия

Изначально можно было надеяться, что распад предшествующей государственности может привести к тому, что результатом станет большая гибкость и что будут отброшены некоторые бюрократические схемы регулирования, но управление системой строится на воспроизводстве украинского домайданного и российского опыта.

В частности, в таком аспекте образования, как «дополнительное высшее профессиональное образование — подготовка кадров высшей научно-педагогической и научной квалификации», воссоздан бюрократический монстр ВАК, всегда повергавший в уныние соискателей научных степеней. Еще более нелеп прописанный в законе «Об образовании» порядок признания и установления эквивалентности иностранного образования, который в непризнанном государстве исходит из заключения международных договоров или, в случае их отсутствия, в вынесении решения отдельным органом власти.

 

Выводы

События и процессы, происходящие на неподконтрольных Киеву территориях, являются крайне щекотливой темой для украинских СМИ. Уже выработался специфический, подчеркнуто лояльный к украинскому государству язык, использование которого имеет едва ли не принудительную силу. Редкая статья о ДНР или ЛНР обходится без выражения «оккупированные территории» и без полчищ кавычек, в которые необходимо заключать и сами названия республик (в духе арабских исламистов с их «Израилем») и все существующие в них должности и институты. С точки зрения украинских патриотов, в данной статье я должен был бы писать об «университетах», «министерстве образования и науки», «ректорах» и тому подобных сущностях, но я этого делать не стал. Причиной тому не обратная лояльность к ДНР, которой у меня также нет, а философский материализм.

Ставящие ироничные кавычки исходят не из объективной реальности, а из субъективного представления о должном. Объективная же реальность такова, что на территории ДНР уже в основном сложились государственные институты, если исходить не из формально-юридических критериев признания и легальности, а из его сущностного понимания как совокупности социальных институтов, обеспечивающих воспроизводство классового господства и производственных отношений. В этом смысле кавычки были вполне уместны в прошлом году, но не сегодня, когда реальность новой государственности глубоко пронизывает самые разные сферы общественной жизни.

Как было показано на примере подчинения системы высшего образования властям ДНР, выстраивание этой новой государственности стало во многом результатом заполнения вакуума, возникшего в результате отказа украинского правительства от выполнения социальных обязательств перед людьми, которых оно по-прежнему на словах именует своими гражданами. С течением времени расхождений в функционировании базовых социальных институтов между Украиной и ДНР будет все больше, и их траектории будут иметь собственную инерцию. Любые планы мирного решения должны принимать во внимание эту новую реальность.

 
Поділитись