Игорь Булкин
В предыдущей статье нами было произведено оценивание масштабов сокращения финансовой поддержки научно-технической деятельности в Украине. Между тем, следует понимать, что научно-техническая деятельность в любой стране и во все времена осуществляется в привязке к конкретным источникам финансирования, за которыми стоят интересы разных экономических субъектов. Поэтому интенсивность поступлений из различных источников имеет независимую динамику, анализ которой позволит нам существенно дополнить общую картину изменений. А складывающаяся при этом структура финансирования науки в международной практике сравнительных исследований рассматривается на предмет оптимальности для нужд проектирования научно-технической политики.
Представление о структуре финансирования научно-технической деятельности
С качественной точки зрения ресурсная база отечественной науки номинально достаточно широка. Максимально популярное изложение её систематики выглядит следующим образом. Первым фундаментальным разделением, согласно методологии Системы национальных счётов, является разбивка источников средств по географии их происхождения — на зарубежные и национальные. Далее применяется признак принадлежности к институциональным секторам экономики в адаптации к особенностям процессов проведения исследований и разработок. Выделяется государственный, предпринимательский (бизнес), частный бесприбыльный сектора и сектор высшего образования. Соответствующая проекция на средства иностранного происхождения не производится, и в профильной украинской статистике они рассматриваются все вместе. Как правило, они истолковываются в пользу зарубежного предпринимательского сектора, хотя в их числе могут быть и фонды частных бесприбыльных организаций, и средства научных программ Евросоюза. Государственный сектор включает средства государственного бюджета, средства местных (территориальных) бюджетов и средства организаций государственного сектора экономики. По сути, это вторичное перераспределение бюджетных ассигнований из внутриведомственных фондов.
До 2016 года из бюджетных ассигнований вычленялись средства для выполнения научной части государственных, межотраслевых и отраслевых программ и мероприятий по приоритетным направлениям развития науки и техники. В реальности же информация об объемах средств, расходуемых по этим направлениям, к 2008 году практический смысл почти утратила — ввиду отсутствия финансирования научно-технических программ, реализующих приоритетные направления [1]. Дополнительно упомянем и отечественную особенность — так называемые «бюджетные средства для содержания высших учебных заведений»[2]. Целесообразность их обособления с точки зрения общей классификационной логики всегда была сомнительна, и начиная с 2016 года этот источник выделяться перестал. Ликвидация коснулась и средств контролируемых государством внебюджетных фондов.
Отдельно в структуре финансирования выделяются так называемые собственные средства научных организаций. На практике их формирует не столько часть прибыли самих научных организаций от результатов их предыдущей деятельности (для этого такая деятельность должна иметь очень высокую норму прибыли), сколько трансферты со стороны материнских для них промышленных предприятий и научно-производственных комплексов. Речь идёт о внутрифирменной науке.
"В развивающихся странах на рубеже тысячелетий функцию «разогрева» выполняли иностранные заказы и лишь потом лидерство переходило к окрепшему национальному бизнесу, а устойчивость величины государственной доли определялась геополитическими амбициями стран и связанным с этим увеличением объёма оборонных заказов."
Общая логика эволюции структуры финансирования науки в технологически развитых странах следующая. Первоначально акцент ставился на рост бюджетных вложений с последующим стимулированием вложений бизнес-сектора. Поэтому после резкого увеличения структурной доли государства (феномена, проявившегося в 1950–1980-х годах) происходит «отклик» бизнеса, который догоняет государство, а впоследствии и обгоняет его. Это, в частности, и отражает технологическую направленность науки на реальное производство. В итоге доля государства в совокупном финансировании науки опускается примерно до 20–40%, хотя при этом, как правило, происходит увеличение абсолютной величины бюджетных вложений — за счёт того, что инвестиции заинтересованного бизнес-сектора растут быстрее. Вряд ли стоит утверждать, что бизнес в состоянии полностью заменить общественный интерес, хуже или лучше олицетворяемый государством, однако умалчивать о смене парадигмы ведущего «драйвера» процесса в технологически развитых странах было бы некорректным. Не случайно, что в различного рода международных аналитических материалах расходы бизнеса на науку всегда (!) рассматриваются перед бюджетными назначениями [1 —3] (если точнее соблюсти нюансы формулировок — перед правительственными затратами на исследования и разработки). За таким размещением скрывается либеральный посыл о том, что именно расходы бизнеса являются «настоящими», реально служащими интересам развития общества.
Разумеется, это огрублённая схема: существует масса национальных особенностей. Например, в развивающихся странах на рубеже тысячелетий функцию «разогрева» выполняли иностранные заказы и лишь потом лидерство переходило к окрепшему национальному бизнесу, а устойчивость величины государственной доли определялась геополитическими амбициями стран и связанным с этим увеличением объёма оборонных заказов. Общим условием остаётся наличие поступательного роста совокупных вложений в науку, работающего в пользу доказательства рациональности происходящих структурных сдвигов в весе различных источников средств. Если же такая динамика отсутствует на протяжении нескольких десятилетий, в научно-политических кругах возникает фетишизация пропорций, сложившихся в успешных странах в ходе совершенно иной эволюционной траектории. При этом приближение к оправдавшим себя в мировой практике структурным ориентирам (фактически политический карго-культ) начинает восприниматься как панацея для стабилизации. При таком рассмотрении чужого опыта развития смешиваются причина и следствие: любой структурный оптимум сам по себе не обеспечивает рост вложений в науку (это уже игра в «магию цифр» — как в норме Закона Украины «Про наукову і науково-технічну діяльність» касательно выделения 1,7% ВВП на научные цели), а является их результатом. Проведём простую аналогию: хорошо подготовленный атлет может иметь вес 100 килограммов, однако не каждый человек, набравший этот вес, является хорошим атлетом.
Эволюция структуры финансирования научно-технической деятельности в Украине
За последние 16 лет структура финансирования научно-технической деятельности претерпела существенные изменения (рис. 1). Они оказались крайне резкими как в сравнении с развитыми странами (где поступления от негосударственных экономических субъектов в структурном аспекте частично заместили бюджетные средства), так и государствами постсоветского пространства, кроме прибалтийских стран, в той или иной мере реализующих модель государственного патернализма в отношении науки. Последнее обстоятельство в условиях хронической политико-экономической нестабильности не всегда плохо, хотя однозначно сигнализирует о совершенно недостаточном развитии национального технологически-ориентированного бизнеса. Проще говоря, изменения состоялись«не от хорошей жизни», а в том числе вследствие закостенелости социального устройства вплоть до практической философии его развития (тезис о том, что «Запад нам поможет или Евросоюз укажет светлый путь» — это тоже проявление сохраняющейся с советских времён инфантильной установки). Ниже мы попытаемся выделить основные этапы трансформаций с точки зрения соотношения веса поступлений в отечественную науку из основных источников средств.
Рисунок 1. Структура финансирования научно-технической деятельности в Украине по избранным источникам средств в XXI веке, доля источника в общих расходах, %
Источник: рассчитано автором на основании данных Государственной службы статистики Украины
Первый этап датируется 2001–2003 годами, когда объём бюджетной поддержки количественно был сопоставим как с поступлениями со стороны отечественного бизнеса, так и из иностранных источников. Примечательно, что в 2002–2003 годы средства бюджета были только вторым по мощности источником, уступив вложениям отечественных заказчиков и лишь немногим превзойдя зарубежные вложения. В 2002 году доля иностранных средств достигла своего пика (26,16%). Отметим, что формально максимальным в истории Украины было значение 1991 года, когда из союзных источников в украинскую науку поступило 48,0% от всего объёма финансирования. Содержательно это те же бюджетные средства, но проводимые через бюджет СССР и предприятия общесоюзного подчинения. При этом сам республиканский бюджет в те времена выполнял сугубо дополняющую функцию со структурной долей в 11,9%. В следующем же году (уже в полноценно автономном режиме существования) доля централизованного бюджета Украины составила 48,1% — запомним эту цифру. В 2003 году наблюдалась максимальная в XXI веке величина доли участия бизнеса в финансировании научно-технических работ (30,85%). В дальнейшем весомость этого источника поступательно снижалась вплоть до 2016 года, который далее будет охарактеризован отдельно. При этом структурная доля поступлений со стороны организаций государственного сектора на этом этапе также продемонстрировала исторически пиковое значение, почти достигнув уровня в 7% (в дальнейшем вес источника уменьшился более, чем вдвое). Таким образом, на первом выделенном этапе структура финансирования науки в стране была наиболее дифференцированной: несмотря на все предшествующие экономические потрясения 1990-х годов, присутствовало три примерно равномощных источника средств, а также имела место относительно активная политика в отношении науки со стороны министерств и ведомств.
Второй этап приходится на 2004–2008 годы и характеризуется резким ростом бюджетной поддержки науки: источник вновь выходит на первое место по значимости и сохраняет его до сегодняшнего момента. В 2008 году его структурная доля поднимается до 48,7% — рекордного значения за весь период независимости. Больше было только в эпоху СССР в совершенно иных экономических условиях. Таким образом, бюджетное финансирование науки в Украине — источник ведущий, но не монопольный. Второе и третье места остались соответственно за отечественным бизнесом и иностранными заказчиками, но их значимость постепенно снизилась до 21,2% и 15,6%. Сокращение произошло и с долей организаций государственного сектора, но в меньших масштабах ввиду умеренных ресурсных возможностей этого источника — до 4,4%. Весомость собственных средств научных организаций не имела выраженной тенденции, колеблясь в интервале 6,5–9,0% — внутрифирменные механизмы финансирования научно-технической деятельности вполне дополнялись «внешнефирменными» и не нуждались в форсировании. Ниже мы разберём, что стояло за такой динамикой, но квалифицировать этот период как время наиболее последовательной научно-технической политики государства основания имеются. Важно не смешивать качество её исполнения с инновационной политикой, которая в эти годы как раз зашла в тупик из-за отмены ряда стимулирующих норм Закона Украины «Об инновационной деятельности».
Третий этап был спровоцирован последствиями Мирового финансового кризиса и датируется 2009–2012 годами. Доля бюджетного финансирования незначительно уменьшилась, оставаясь при этом больше 40%. Поэтому механизмы децентрализованного государственного финансирования за счёт ведомственных фондов утратили былую значимость, по структурной доле снизившись до 3,4%. Ресурсная база науки была частично компенсирована ростом активности иностранных заказчиков, в итоге этот источник в относительном измерении вышел на второе место и в 2010–2011 годах продемонстрировал значения, для себя близкие к рекордным (25,7% и 25,8%). В значительной мере такой рост стал следствием резкого повышения интереса к отечественному научно-техническому потенциалу со стороны российского бизнеса при приходе к власти В. Януковича. Отечественный бизнес пытался восстановить утраченные позиции, но ему едва удалось закрепиться на уровне в 20%. К 2012 году оформляется тренд к росту доли внутрифирменного финансирования науки (номинально — собственных средств). И второй, и третий этапы отличают наличие выраженного ведущего источника финансирования и конкуренциея за второе место между отечественными и зарубежными заказчиками, доля каждого из которого в пределе лишь незначительно превышала 25%.
"В отечественных условиях структура финансирования науки не является чем-то постоянным и нуждается в постоянном мониторинге."
Начало четвёртого этапа можно отнести к 2013 году. На этом этапе произошел чрезвычайно резкий рост доли собственных средств (с 13,1% до 24,6%, причём этот источник в 2015 году впервые в истории страны вышел на второе место по значимости), а также радикальное сокращение доли бюджетного финансирования до 34,5%. Именно эти два тренда вплоть до 2016 года формировали динамику финансирования науки в Украине — заметим, — на ресурсной базе, поступательно сокращающейся в абсолютном измерении. Отечественный бизнес и иностранные заказчики не только пропустили вперёд собственные средства как источник, но продолжили сокращение своего веса. Особенно это коснулось иностранного финансирования, доля которого за два года уменьшилась с 21,6 до 18,2%. Доля организаций государственного сектора стабилизировалась на уровне около 3%, то есть источник фактически утратил самостоятельную функциональную роль, оставшись значимым лишь для избранных направлений научно-технических работ.
В 2016 году обнаружились важные признаки мутации характеристик этапа. Собственные средства и вложения бизнеса подчёркнуто синхронно изменили направление динамики, а доля иностранного финансирования обнаружила тенденцию к росту, превзойдя значения четырёх предыдущих лет. Хотя местные бюджеты традиционно слабо ориентированы на поддержку науки, особняком здесь стоит 2016 год, когда структурная доля источника неожиданно взлетела с традиционных 0,3–0,8% до 1,8% — в основном благодаря росту внимания властей Киева. Этот прецедент достоин упоминания, но заслуживает отдельного исследования (речь идёт о 106 млн грн в текущих ценах, что соответствует годовым бюджетам примерно пяти академических институтов). Из-за изменения классификации источников (начиная с наблюдений 2016 года ликвидированы фонды специального назначения и их средства были перераспределены) для объяснения произошедшего скачка необходима верификация на уровне учётных единиц. Доля же расходов государственного (централизованного) бюджета продолжила своё сокращение вплоть до 32,1% — уровня близкого к значениям начала века. В этом тенденция последнего пятилетия по источнику осталась неизменной.
Резюмируем: в отечественных условиях структура финансирования науки не является чем-то постоянным и нуждается в постоянном мониторинге. Это, кстати, обуславливает необходимость периодической смены (ротации) лиц, принимающих управленческие решения, — ввиду элементарной психологической привязанности к укоренённой в сознании картине мира, в том числе к фактам и обстоятельствам давно минувших лет. Требование касается как представителей государственной исполнительной власти, так и руководителей самих научных организаций и их объединений.
Структура финансирования науки в Украине на мировом фоне
При рассмотрении отечественной структуры всегда беспокоит вопрос: а как обстоит ситуация за рубежом? В аспекте иностранного финансирования Украина в 2015–2016 годах (доля источника в общих расходах 18,2–21,2%) была близкой к Великобритании (17,6%), Румынии (19,2%) и Ирландии (18,6%[3]). На мировом фоне доля Украины в рассматриваемом аспекте очень высока: она превосходила большинство технологически развитых и развивающихся стран, включая Польшу (16,7%), Австрию (15,9%), Нидерланды (15,1%), Венгрию (15,0%), Финляндию (14,5%), Грецию (12,9%), Беларусь (12,7%), Швейцарию (12,1% в 2012 году), Францию (7,8%), Италию (9,3%), Испанию (7,4%) и Германию (5,0%, в трёх случаях в 2014 году), США — 4,7%, (2014), Россию (2,7%), Турцию (1,1%), Китай (0,7%) и Японию (0,5%). Однако такое положение Украины говорит не столь о повышенной международной востребованности отечественного научно-технического потенциала, сколько о недоразвитости внутреннего спроса на исследования и разработки, а также о проблемной динамике курса национальной валюты. Автоматическое завышение веса зарубежных средств в условиях кризиса национальной валюты приводило к резкому росту доли иностранных поступлений в России до 16,9% и Беларуси — до 25,9% в 1999 году, впоследствии ликвидированного. Если не брать во внимание совершенно технологически отсталые страны, выступающие полигонами для научной деятельности транснациональных корпораций (в частности, в Мозамбике в 2010 году зарубежное финансирование достигало 78,1%), высокая доля зарубежных средств может возникнуть благодаря трансфертам из бюджетов надгосударственных объединений при небольшой величине национальных экономик. Примерами выступают Болгария (50,9% в 2014 году), Словакия (39,4%), Литва (34,6%) и Чехия (32,5%). Случаи Великобритании (21,5% в 2002 году) и Израиля (49,3% в 2013 году) обусловлены научно-технической кооперацией и особыми геополитическими отношениями этих стран с США.
По величине доли бюджетных ассигнований в совокупном финансировании Украина уступает России (69,5%), Греции (52,7%), Сербии (50,6%), Эстонии (46,4%), Беларуси (46,0%), Польше (41,8%), Румынии (41,7%) и Литве (35,6%) — если не добавлять к отечественному централизованному бюджету средства местных бюджетов и организаций государственного сектора. С ними же доля государственных средств в 2015–2016 годах доходила до 37,1–37,7%. Упомянем и экстремальные варианты технологически отсталых Таджикистана (100%), Ирака (96,4%), Египта (93,7%), Киргизии (89,3), Монголии (80,0%), Армении (73,8%), Мексики (71,2%) и Азербайджана (65,8%). Неразвитость внутреннего рынка и низкий интерес иностранных субъектов во второй группе стран неминуемо ведёт к возложению всей нагрузки на государство. Украина превосходит Данию (29,4%), Германию и Финляндию (по 28,9%), Швецию (28,3% в 2013 году), Великобританию (28,0%), США (24,0%, для сравнения в середине 1980-х годов колебалась в районе 50%), Южную Корею (23,7%), Китай (21,3%) и Японию (15,4%). Близкие к отечественным величинам (32,1–34,5%) значения доли бюджета в 2015 году наблюдались в Исландии и Словакии (по 32,0%), Латвии (32,7%), Нидерландах (33,4%) Венгрии и Франции (по 34,6%). Как и в Украине в этих странах имело место снижение доли, только в Венгрии, Латвии и Словакии оно произошло ускоренными темпами (так доля Словакии ещё в 2004 году превышала 57%, а в Венгрии и Латвии на рубеже веков доходила до 59%). Здесь сказалась интенсификация поддержки со стороны фондов Евросоюза, перераспределившая ресурсную базу стран в сторону иностранных средств. Иные яркие примеры — Румыния, в которой вес бюджетных средств за 2009–2015 года снизился почти на 30 (!) процентных пунктов и Словакия, где аналогичное снижение в 2006–2015 годах превысило 25 процентных пунктов.
Таким образом, в контексте мировой практики величина бюджетной доли в независимой Украине никогда не являлась уникальной, главное — не сравнивать её со значениями мировых технологических лидеров с гораздо менее огосударствлённой научно-технической сферой. При расширенном толковании — отождествлении бюджетных расходов со всеми государственными — структурная доля Украины соответствовала уровню Австрии (36,6%), Сингапура (37,1%) и Хорватии (36,4%), но недотягивала до значений Румынии, Польши и Испании.
С долей самофинансирования (за счёт собственных средств) не всё просто. Дело в том, что такие расходы в международной статистике исследований и разработок включены в категорию «другие национальные источники», что не соответствует «другим» расходам в статистике отечественной. В ряде национальных версий статистики исследований и разработок такое выделение производится, но не во всех странах. Поэтому рассмотрим два варианта трактовки финансирования со стороны бизнеса — в узком понимании как ресурсов предпринимательского сектора и как суммы заказов бизнеса и собственных средств (то есть совместно внутрифирменного и внешнефирменного финансирования). При втором подходе доля Украины с 17,2–29,2% повышается до пристойного уровня в 39,2–41,8%, обходя долю суммарных расходов государства. Тем не менее это гораздо меньше соответствующих значений Японии (78,0%), Китая (74,7%), Южной Кореи (74,6%), Словении (69,2%), Таиланда (66,2%), США (64,2%) и Швеции (61,0% в 2013 году). Уступает Украина и Дании (59,4%), Франции (55,7%), Финляндии (54,8%), Австрии (52,5% в 2016 году), Турции (50,9% в 2014 году), Венгрии (49,7%), Нидерландам (48,7%), Великобритании (48,4%), Хорватии (46,6%) и Норвегии (43,1% в 2013 году). Близкие к отечественным значения наблюдались в Португалии (41,8% в 2014 году), Беларуси (41,3%), Эстонии (41,0%) и Польше (39,0%). Это не группа европейских технологических лидеров, однако большинство стран мира имеет худшие значения показателя, что обусловлено либо традиционно повышенным присутствием государства, либо ориентированностью на международную кооперацию. Если не касаться Азии, Африки и Латинской Америки, среди них Румыния (37,3%), Чехия (34,5%), Исландия (33,3%), Греция (31,8%), Черногория (29,9%), Литва (28,0%), Россия (26,5%), Словакия (25,1%), Латвия (20,1%) и Сербия (12,9%). Разумеется, нельзя исключить случаи действительно «чистого» финансирования исследований и разработок за счёт именно научных организаций (тогда эти расходы переместятся в «другие национальные источники»), поэтому отечественное значение стоит уменьшить примерно на 1,0–1,5 процентных пункта.
Интегрируя параметры распределения стран по трём аспектам, приходим к выводу, что профиль структуры финансирования научно-технической деятельности по источникам средств, наиболее приближенный к украинскому варианту в последние годы, имели Польша и Румыния. Ранее различия между этими странами были значительнее, поэтому наблюдаемое подобие следует считать временным состоянием. Совершенно неочевидно, что интенсификация отношений с Евросоюзом позволит Украине существенно разгрузить бюджетные расходы и переориентировать их пользу науки, хотя теоретически это допустимо. Допустима также и замена части бюджетных расходов на науку иностранными поступлениями, однако в текущих условиях это фактически будет свидетельствовать о неумении или нежелании распорядиться собственным научно-техническим потенциалом в национальных интересах. Как бы ни завораживающе звучали бы вариации тезиса о ценности международного сотрудничества и общецивилизационном характере научного труда, финансирование из иностранных источников всегда означает использование отечественного потенциала в интересах других стран (разумеется, и в интересах непосредственных исполнителей работ тоже, но не страны!).
Интенсивность абсолютных расходов на научно-техническую деятельность в Украине по ведущим источникам средств
При описании этапов изменения структуры ресурсной базы украинской науки обнаружились моменты, которые нуждаются в дополнительном объяснении. Здесь важно понять: относительные показатели – производны от абсолютных, структурные показатели скрывают независимую динамику параметров первичных показателей в числителе и знаменателе, а значит, при оперировании только относительными показателями всегда происходит потеря полезной информации. Поэтому рассмотрим динамику абсолютного объёма расходов на научно-техническую деятельность по ведущим источникам средств в постоянных ценах 2015 года (рис. 2).
Рисунок 2. Расходы на научно-техническую деятельность в Украине по источникам средств, постоянные цены 2015 года, млрд грн
Источник: расчёт автора на основе Базы данных Государственной службы статистики (ГСС) Украины
В XXI веке объём бюджетных ассигнований в Украине достиг своего максимума в 10,3 млрд грн в 2008 году. Для понимания: это на 5% больше величины расходов на научно-техническую деятельность из всех источников в 2016 году. До этого в течение шести лет, благодаря усилиям правительств В. Януковича и Ю. Тимошенко, объём в постоянных ценах был увеличен в 1,9 раза, что для страны на протяжении последней четверти века оказалось беспрецедентным, особенно принимая во внимание активизацию инфляционных процессов в конце 2008 года. Рекордное же значение доли бюджета в том году стало следствием не только пикового уровня абсолютной величины расходов из источника, но и синхронного снижения расходов из других ведущих источников. Позднее наука выпала из перечня реальных приоритетов государства, исключая короткий период 2012–2013 годов, когда была предпринята попытка восстановить докризисный уровень (на практике же удалось приблизиться только к значению 2009 года). С 2014 года науке была отведена участь объекта бюджетной экономии, а уровень её поддержки всего за три года сократился в 2,4 раза. Значения 2015–2016 годов не имеют аналогов на протяжении всего времени существования независимого государства, а величина 2016 года на текущий момент является историческим минимумом. Слабым утешением является тот факт, что структурная доля бюджета в общем финансировании науки в этом году превысила соответствующие значения 1998–2003 годов (однако последние были зафиксированы на повышательной волне расходов государства и поэтому критичными не выглядели). В целом же в сравнении с уровнем 2008 года интенсивность бюджетной поддержки упала в 3,3 раза или на 7,1 млрд грн в абсолютном исчислении.
Амплитуда абсолютных изменений величины финансирования науки из группы внебюджетных источников, взятых по отдельности, оказалась меньшей. Так, поступления из отечественного предпринимательского сектора (в узком понимании — см. выше) в 2004–2015 годах уменьшились на 5,5 млрд грн, что, тем не менее, привело к их сокращению в относительном аспекте в 3,6 раза (то есть мера сокращения оказалась большей, чем по бюджетным расходам). Отметим, что в 2002–2003 годах вложения бизнеса превышали бюджетные, а в 2016 году вплотную к ним приблизились, увеличившись против 2015 года в 1,4 раза — результат не только парадоксальный с точки зрения общеэкономического контекста, но и идущий вразрез с предшествующим поступательным снижением на протяжении 12 лет. Этот феномен будет рассмотрен чуть позже. Расходы, производимые из (условно) собственных средств научных организаций вплоть до 2011 года не превышали 2,0 млрд грн. В последующие четыре года расходы стремительно увеличились почти вдвое, однако в 2016 году столь же радикально сократились (по сравнению с уровнем 2015 года — в 3,08 раза), достигнув своего минимума среди 16 годичных наблюдений. Величина расходов из источника в 2015 году (3,0 млрд грн, заметим, это соответствовало 71,3% от величины бюджетных ассигнований) превысила вложения как отечественного бизнеса, так и зарубежных заказчиков. Формально произошедшее можно было бы истолковать в пользу возникновения в стране благоприятного климата для инновационного предпринимательства, который, однако, спустя всего год так же неожиданно исчезает.
Динамика иностранного финансирования научно-технической деятельности в XXI веке имела волнообразную форму с локальными пиками в 2003–2005 и 2010 годах с постепенным сокращением амплитуды. Примечательно, что в 2002 году объёмы расходов из этого источника лишь немногим уступили бюджетным расходам, а в 2009–2015 годах они превышали величину затрат отечественного бизнеса. Но при этом общий тренд изменений, как и во всех предыдущих случаях, оказался негативным: так в сравнении с локальным максимумом 2005 года объём зарубежных поступлений по состоянию на 2016 год сократился в 2,8 раза, а по сравнению с уровнем 2013 года — в 1,8 раза. Значения 2015–2016 годов уступают всем другим годичным величинам, исключая 1994 год. Если диапазон разброса объёма расходов из собственных средств составил 2,0 млрд грн, то из рассматриваемого источника он достиг 3,8 млрд грн. Таким образом, разрыв кооперационных производственных (и во многом научных) связей с Россией не был в должной мере компенсирован ростом заинтересованности в использовании украинского научно-технического потенциала со стороны других стран (так ожидаемый объём поступлений по программе «Горизонт-2020» не превышает 20 млн евро на три года). Аналитические выкладки свидетельствуют: украинское государство и не против того, чтобы передать Евросоюзу нагрузку по содержанию научной сферы, однако неочевидно, что Евросоюз готов её принять на себя: финансирование сети сравнительно небольших исследовательских групп и целых крупных КБ технического профиля — это разные вещи.
Суммарная доля избранных источников средств в общем финансировании науки колебалась в интервале 87,3% (2001 год) — 95,3% (2014 год), а в последнее десятилетие она была не меньшей 93%. Это свидетельствует о снижении роли миноритарных источников (местные бюджеты, организации государственного сектора, частный бесприбыльный и вузовский сектора, неидентифицированные источники), которые в современных условиях либо обладают крайне ограниченной ресурсной базой, либо по своей функциональной роли мало ориентированы на научные цели.
"При сохранении нынешних темпов сокращения абсолютного объёма бюджетных расходов на научно-техническую деятельность Украине даже посильно к началу следующего десятилетия достичь структурных пропорций США (в разрезе источников)."
Резюмируем: отрицательное изменение структурной доли бюджета в финансировании науки в последние три года было вызвано радикальным падением абсолютной величины расходов государства на научные цели. Поступления из других ведущих источников средств также испытали колебания, однако масштаб потерь по каждому из них оказался намного меньшим. Увеличение доли отечественного бизнес-сектора в 2016 году было вызвано как локальным (пока что) всплеском абсолютного объёма его расходов (в меньшей мере), так и синхронным сокращением вложений по трём остальным источникам (в большей). Здесь стоит упомянуть, что за 2009–2015 года абсолютный объём бюджетных расходов в постоянных ценах в Польше вырос на 45%, а в Румынии, напротив, сократился на 47%. В аспекте расходов бизнес-сектора рост составил соответственно 2,7 и 1,4 раза, а в части иностранных поступлений — 6,4 и 4,3 раза. Таким образом, за общим подобием структурных пропорций между странами скрывается совершенно отличающаяся динамика определяющих их движущих сил. При сохранении нынешних темпов сокращения абсолютного объёма бюджетных расходов на научно-техническую деятельность Украине даже посильно к началу следующего десятилетия достичь структурных пропорций США (в разрезе источников). Но имелся бы смысл у этой затеи! Поэтому идеализацию значимости структурных пропорций при проектировании научно-политического курса без учёта абсолютных параметров приведшей к ним динамики следует признать неоправданной: получится не более чем мимикрия под США или иные развитые страны.
Региональные особенности интенсивности расходов на науку по ведущим источникам средств в Украине
Помимо привязки к источникам финансовых средств, научно-техническая деятельность всегда географически локализована. Поэтому ниже мы попытаемся проанализировать географическое распределение научно-технического потенциала Украины в плане интенсивности ресурсных потоков. Это позволит оценить меру разнообразия сложившихся в стране региональных моделей поддержки науки и выяснить отечественные нюансы формирования усреднённых национальных значений.
Рассмотрим процессы на уровне научно-технического потенциала столицы. Может показаться, что на рис. 3 ошибочно продублирована динамика общенациональных изменений. Форма траектории бюджетного финансирования действительно очень похожа, что связано с традиционно очень высокой долей Киева в распределении бюджетных средств — от 51,3% в 2007 году до 60,5% в 2014 году (см. табл. 1). Это вызвано столичной концентрацией организаций НАН Украины и крупных университетов, ориентированных на этот источник. Однако относительный спад величины бюджетной поддержки научных организаций Киева в 2009–2011 годах оказался меньшим (1,4 раза), чем по стране в целом (в 1,5 раза), а в 2012— 2013 годах расходы даже обнаружили рост в 1,2 раза (хотя на национальном уровне сокращение бюджетных поступлений началось уже с 2012 года). Относительные масштабы падения за последние три года по обоим объектам оказались почти на одинаковом уровне. То есть преференция столичного региона в плане сниженной меры секвестрования бюджетного финансирования при общем уменьшении объёма поддержки, которая имела место в 2009-2013 годах, в дальнейшем была ликвидирована. Научные организации по всей стране были переведены в единый режим выживания, а величина доли региона в общих ассигнованиях на науку в последние два года вновь пошла вниз. Всего же за 2014–2016 годы бюджетная поддержка научных организаций города сократилась на 2,6 млрд грн, что больше, чем по любому другому источнику в отдельности.
Рисунок 3. Расходы на научно-техническую деятельность в г. Киеве по ведущим источникам средств, постоянные цены 2015 года, млрд грн
Источник: расчёт автора на основе Базы данных ГСС Украины
Ситуация в Киеве характерна очень высокими объёмами производимых работ, значительно превосходящими все остальные регионы, взятые в отдельности. Более того, в 2015 году в научные организации столицы поступило больше средств, чем в остальной части страны! Это обусловлено не столько необычайной мощью городской экономики (её номинальному увеличению способствует расположение в Киеве штаб-квартир крупных национальных корпораций, то есть де-факто происходит учётный трюк с перераспределением в пользу столицы стоимости, созданной в других регионах), сколько особой ролью столицы, опирающейся на перераспределение ресурсов для нужд науки через государственный бюджет. Привязывать осуществляемые в Киеве исследования и разработки исключительно к нуждам городской экономики (хотя для последней в этом нет ничего плохого) — это игнорировать механику отношений между центром и периферией и тем самым впадать в иллюзию. Строго говоря, обойтись без допущений в экономическом анализе очень трудно. Даже для расчёта величины наукоёмкости ВВП той или иной страны используется теоретическое предположение о связи между проводимыми в рамках государственных границ научно-техническими работами и национальным экономическим развитием. То есть государство поддерживает определённую экономическую целостность на подконтрольной ему территории, в советской терминологии это именовалось единым народнохозяйственным комплексом. Применительно к функционированию науки в эпоху глобализации этот тезис подвергается ревизии — не только из-за ориентации её части на нужды иностранных заказчиков (что может вообще никак не сказаться на национальном развитии, кроме как на повышении квалификации исполнителей), но и вследствие межрегиональной технологической дезинтеграции (исследования и разработки производятся для страны в целом, а не для нужд конкретного региона, а региональный бизнес переключается на заимствование технологий зарубежного происхождения).
Таблица 1. Доля г. Киева в общем финансировании научно-технической деятельности в Украине по источникам средств, %
Источник: расчёт автора на основе Базы данных ГСС Украины
В аспекте иностранных поступлений доля столицы, напротив, относительно невелика: в 2005 году она достигала 47,3%, к 2013 году после ряда колебаний снизилась до 17,6%, а в 2016 году поднялась до 23,8%. Невысокое значение доли обуславливает умеренную меру сходства столичной и национальной траекторий динамики зарубежных поступлений — в отличие от тех же бюджетных средств. В абсолютном измерении иностранные заказы научным организациям Киева за 2006–2015 годы сократились на 2,4 млрд грн, а в относительном — в 6,8 раза, что в 2,5 раза превосходит масштаб снижения по всей стране. Причина здесь кроется в том, что в столице к концу периода наблюдения практически не осталось крупных реципиентов иностранных средств, деятельность которых допускает возможность крупных количественных сдвигов. И хотя за последний год объём зарубежного финансирования вырос на 91 млн грн — благодаря вовлечению небольшой части организаций города в выполнение исследовательских программ Евросоюза — эффект был достигнут за счёт выделения совокупности мелких грантов. Видимо, такой приём европейской бюрократией полагается достаточным для оперативного «снятия сливок» с накопленного в стране интеллектуального капитала.
Интенсивность вложений со стороны отечественного бизнеса и из собственных средств примечательна необычным характером изменений в последнее пятилетие. Так в 2010–2015 годах расходы предпринимательского сектора оставались стабильными, варьируя в диапазоне 0,94–0,80 млрд грн, хотя в предыдущее пятилетие их сокращение достигло 2,7 раза. Однако всего за один 2016 год их объём вырос в 1,8 раза до 1,5 млрд грн, превысив уровень политически «спокойного» 2008 года! С другой стороны внутрифирменное финансирование (за счёт собственных средств) с 2005 по 2011 год также было стабильным (0,2–0,3 млрд грн), однако за 2012–2015 годы его объём взлетел в 7,6 раза до 2,1 млрд грн, но в 2016 году провалился до 90 млн грн или в 23,8 раза по сравнению с уровнем предыдущего года. Причём везде в постоянных ценах! Таким образом, крайне резкие цепные изменения по внутрифирменному финансированию и расходам бизнеса оказались синхронными и разнонаправленными. При этом величина сокращения по собственным средствам оказалась даже большей, чем по бюджетным расходам, и не была компенсирована вложениями со стороны бизнеса. Если отринуть гипотезу о недобросовестном осуществлении учётных процедур и ошибках наблюдения, такое «шараханье» указывает на концентрацию волатильности в узком сегменте научной системы, а расхождения между объёмами замещающего и замещаемого финансирования обусловлены фактором элиминирования научно-технических услуг в соответствии с новыми требованиями государственной статистической отчётности (в сведениях, собираемых начиная с 2016 года, услуги более не рассматриваются).
Необычность же столичной динамики объясняется особенностями отечественных правил квалификации источников средств. Дело в том, что единственным предприятием Киева (а также и Украины в целом), способным к ресурсному манёвру в 500–700 млн грн всего за один год является НТК «Антонов» — в последнее десятилетие ведущий исполнитель научно-технических работ в стране (так в 2015 году через него проходила одна шестая (!) часть всего совокупного финансирования). Поэтому речь идёт об одних и тех же поступлениях со стороны дочерних «Авиалиний Антонова» в 2014–2016 годах, которые во времена существования единого государственного концерна первоначально трактовались как собственные средства разработчиков, а при организационном разведении предприятий после его ликвидации в 2016 году — уже как внешние средства бизнеса.
Какова же была динамика расходов на науку в остальной части Украины? Ответим сразу: динамика по всей нестоличной науке как единому объекту (рис. 4) сохраняет качество инерционности и в отличие от визави лишена резких «скачков» значений, требующих поиска дополнительных пояснений. Косвенно это свидетельствует о надёжности информационной базы анализа.
Рисунок 4. Расходы на научно-техническую деятельность в регионах Украины (исключая г. Киев) по ведущим источникам средств, постоянные цены 2015 года, млрд грн
Источник: расчёт автора на основе Базы данных ГСС Украины
Внутрифирменное финансирование (из собственных средств), несмотря на локальные колебания в 2009–2010 годах, с 2007 по 2016 год обнаружило поступательное снижение в 1,7 раза, очень умеренное на фоне всех остальных параметрических рядов. Исключая 2013–2015 годы, его объём регулярно в несколько раз превосходил соответствующие вложения в столичную науку. В 2013 году объёмы расходов были примерно равными, зато в 2016 году превышение веса нестоличной части над киевской по собственным средствам достигло 9,8 раза. Учитывая размещение крупных промышленных предприятий с собственными научно-техническими подразделениями по всей территории страны (а среди них такие титаны, как Научно-производственный комплекс газотурбостроения «Заря-Машпроект» (г. Николаев), Новокраматорский машиностроительный завод, Сумское машиностроительное научно-производственное объединение, завод «Южкабель» (г. Харьков), Научно-производственное предприятие «Радий» (г. Кропивницкий), Запорожское машиностроительное конструкторское бюро «Прогресс» им. А. Г. Ивченко), такую пропорцию следует признать естественной.
Значительная инерционность присуща также и расходам предпринимательского сектора: за 2006–2015 годы они сократились в 3,1 раза, хотя в 2009–2012 годах поддерживались практически на одном уровне (2,5 млрд грн) — следует положительно оценить способность отечественного бизнеса к восстановлению интенсивности своей активности после Мирового финансового кризиса. Однако адаптироваться к условиям украинского социально-политического кризиса бизнес пока так и не сумел. Отметим, что в 2016 году объём вложений против значения предыдущего года вырос на 110 млн грн — благодаря активности научно-технических организаций Днепропетровской и Запорожской областей, прежде всего уже упомянутого КБ «Прогресс», Научно-производственного предприятия «Хартрон-Юком» и Украинского института по проектированию металлургических заводов, что, впрочем, для перелома общего тренда по группе нестоличных регионов оказалось недостаточным.
"Замещение российских источников растянется во времени и неочевидно, что будет завершено (вероятнее исчезновение реципиентов, жёстко привязанных к российскому рынку)."
Уровень иностранных заказов региональным организациям в 2013 году (3,2 млрд грн) оказался пиковым, превзойдя значение 2005 года и практически не испытав влияние Мирового финансового кризиса. Вызвано это было усилением научно-технической кооперации с Россией во времена президентства В. Януковича в области двигателестроения, судостроения и производства ракетно-космической техники. Главными реципиентами выступили Конструкторское бюро «Южное» им. М. К. Янгеля (г. Днепр), НПК «Заря-Машпроект», КБ «Прогресс», ПАО «Турбогаз» (г. Харьков), Центральное конструкторское бюро «Коралл» (г. Севастополь). Хотя за последние три года объём иностранных заказов упал в 1,9 раза, по состоянию на 2016 год он превосходил зарубежное финансирование столичных организаций более чем втрое. Однако заслуживает внимания то, что средства иностранного происхождения стали постепенно перемещаться в столицу, поскольку в 2013 году поступления в регионы превышали столичные в 4,7 раза. И хотя отечественная практика богата в плане разнообразия пропорций (так в 2005 году столица и все остальные регионы почти не различались в плане интенсивности рецепции из рассматриваемого источника), необходимо понимать, что финансирование, приходящее на замену российскому, слишком осторожно (и неохотно) оперирует крупными формами. Поэтому замещение российских источников растянется во времени и неочевидно, что будет завершено (вероятнее исчезновение реципиентов, жёстко привязанных к российскому рынку).
Необычным является то, что именно зарубежное финансирование начиная с 2013 года стало ведущим источником для сводной группы украинских регионов. И причина объяснима: если объём бюджетных ассигнований за 2009–2016 годы в Киеве сократился в 2,9 раза, то в остальной части страны — в 3,8 раза. В итоге уровень бюджетной поддержки региональной науки в 2016 году оказался меньшим не только величины иностранных заказов, но и отечественного бизнеса. Государство всё менее ориентируется на региональную науку: если в 2005 году соотношение объёмов финансовых ресурсов, направляемых столичным и нестоличным организациям, было 1,08:1, то в 2015 году — 1,53:1. Поэтому региональные научные организации и удерживаются на внебюджетных источниках — пока на их услуги сохраняется хоть какой-то спрос, проще говоря, ради выживания. Сопоставимой мерой адаптивности научно-технический потенциал столицы не обладает. Впрочем, будем честными: при внимательном рассмотрении оказывается, что и потенциал ряда областей из региональной группы, например Львовской (особенно!) и Одесской, также демонстрирует невысокую адаптивность вследствие многолетней привязки к средствам государства. В строгом смысле модель преимущественно коммерческого финансирования науки в настоящее время реализована всего в трёх областях — в Днепропетровской, Запорожской и Харьковской. С натяжкой эту группу можно расширить Донецкой, Луганской, Киевской и Николаевской областями, в которых ведущим источником стали собственные средства. В первых двух случаях это было вызвано непосредственным ведением боевых действий на территории областей (вложения иных экономических субъектов слишком рискованны), в третьем — ускоренной деградацией бюджетной поддержки Национальной академии аграрных наук, вынудивших её организации искать иное применение располагаемым земельным активам, в четвёртом — запретом традиционной для региона кооперации с российскими заказчиками.
Резюмируем: в Украине сформировалась дуалистическая модель финансирования исследований и разработок — преимущественно ориентированная на бюджетные средства в столице и на комбинацию иностранных и предпринимательских ресурсов в остальной части страны. Именно поэтому при объединении полярных вариантов («двух наук») она с точки зрения мирового опыта оказывается едва ли не оптимальной по соотношению объёмов бюджетного и внебюджетного финансирования (один к двум). В реальности же та пропорция формируется за счёт усреднения региональной модели с соотношением один к трём и столичной — с соотношением 0,9:1.
Примечания
1. На деле это PR организаций на предмет релевантности приоритетам спектра производимых ими работ, причём статистическими органами впоследствии никак не верифицируемая.↩
2. По факту это средства для проведения научно-технических работ в военных ВУЗах, находившихся вне системы Министерства образования и науки Украины.↩
3. Здесь и ниже значения 2015 года, если не указано дополнительно.↩
Источники
OECD Main Science and Technology Indicators, Volume 2016, Issue 2. OECD Publishing. Available 24.09.2017 at: [link]
UNESCO Institute for Statistics database. Available 24.09.2017 at: [link]
National Science Board. Science and Engineering Indicators 2016. Available 24.09.2017 at: [link]