Мартино Комелли, Вера Хорват
Предисловие Дениса Пилаша
Опросы накануне парламентских выборов в Венгрии 8 апреля 2018 года предвещают очередную уверенную победу правоконсервативной партии «Фидес» и правительства Виктора Орбана, слывущего наиболее реакционным и авторитарным во всем Евросоюзе. За предыдущие два срока своего премьерства Орбан вел страну к «нелиберальной» (illiberal) модели по образцу Путина в РФ или Эрдогана в Турции. Подобно последнему, венгерский премьер регулярно сталкивался с массовыми протестами в крупных городах, но о выборах мог быть спокоен. За счет комбинации весьма утонченной социальной демагогии и примитивного правого популизма он поддерживает общенациональные рейтинги на уровне под 50%, и этот показатель еще выше в регионах (противостояние прогрессивного Будапешта и консервативной провинции — старый сюжет венгерской истории, проявившийся еще во время революционных событий 1918—1919 годов), гарантируя правящей партии и победу практически во всех мажоритарных округах.
Примечательно, что игра на социальных лозунгах дается одному из самых правых правительств Европы куда лучше, чем формально «левоцентристской» оппозиции, ослабленной и беспомощной. Ведь та, находившись при власти, проводила антисоциальную неолиберальную политику с еще большим энтузиазмом: кабинеты Петера Меддьеши, Ференца Дьюрчаня и Гордона Байнаи, сформированные партией, называющей себя «социалистической», ответственны за активную приватизацию общественного сектора, в том числе здравоохранения. В отличие от предыдущих выборов, Венгерская социалистическая партия и отколы от нее даже не смогли толком объединиться в коалицию и бросить вызов власти, продолжающей наступление на гражданские права и свободу слова. Пожалуй, популярнейшему политику ВСП — мэру Сегеда Ласло Ботке — пришлось снять свою кандидатуру на пост премьер-министра. Вместо него соцпартия выдвинула Гергея Карачоня из партии «Диалог для Венгрии» — единственного полноценного коалиционного партнера ВСП и откола от зеленой партии «Политика может быть другой» (Lehet Más a Politika, LMP). Последняя выгодно отличается на фоне остальной оппозиции (одно время личные рейтинги кандидатки LMP в премьеры Бернадет Сейл догоняли Орбана) и даже имеет антикапиталистическое крыло, но в своем позиционировании следует модному клише «ни левые, ни правые». Помимо LMP, из партий-одиночек пятипроцентный избирательный барьер по силам преодолеть еще «Демократической коалиции» экс-премьера Дьюрчаня (одного из богатейших капиталистов и самых дискредитированных политиков Венгрии), а вот у политсилы его преемника на премьерском посту, банкира Байнаи («Вместе»), и движения «Моментум», поднявшегося на волне недавних антиорбановских протестов, но очень напоминающего ранний «Фидес», шансы минимальны.
Что касается мажоритарных округов, то в последний момент перед выборами партии «левоцентристской» оппозиции спохватилась и начали снимать своих кандидатов в пользу друг друга. Однако усилились и голоса, призывавшие к «рукопожатию с дьяволом» — мол, победить «Фидес» можно только объединившись с еще более ультраправой партией «Йоббик», рейтинги которой составляют под 20% (в качестве примера приводят недавнее избрание мэром южновенгерского города Ходмезёвашархей, поддержанного «всей оппозицией» консервативного кандидата, прервавшего бессменное пребывание «фидесовцев» при власти). Продвигающих эту идею либералов вроде ведущего специалиста по популизму Каса Мюдде не смутило, что все то, что возмущает их в нынешней венгерской власти — национализм, ксенофобия, презрение к демократии, ориентация на путинскую Россию (иронично, что еще десяток лет назад Орбан числился чуть ли не главным русофобом страны) — сторицей присутствует в «Йоббике», как бы тот не пытался в последнее время «смягчить» имидж, уйти от неофашистских корней (включая историческую традицию и эстетику нацистской Партии скрещенных стрел времен Второй мировой войны), не выпячивать дремучий антисемитизм и замолчать историю нападений своего военизированного крыла, «Венгерской гвардии», на ромов, ЛГБТ-людей и политических оппонентов.
Таким образом, основная конкуренция происходит на крайне правой ниве, проявляясь в нарастающей ностальгии за «Великой Венгрией», потерянной после Трианонского мира 1920 года, и нарочитой заботе о «венгерских братьях за рубежом» (поводов для которой хватает благодаря гонке национализмов в соседних странах и опрометчивым шагам их властей — чего стоит только напряженность в отношениях Венгрии и Украины из-за нового закона об образовании). «Фидес» активно прибегает к правопопулистской мобилизации и антимигрантской истерии — пиком чего стал скандальный референдум по отказу от выделения Венгрии квоты в ЕС по приему сирийских беженцев. Этот затеянный правительством крепостной цирк провалился из-за низкой явки избирателей (сатирическая Партия двухвостой собаки тогда вела против агрессивно-мигрантофобской пропаганды властей остроумную контрагитацию в стиле «Даже НЛО венгры встречали чаще, чем беженцев»). Потерпев неудачу с референдумом, Орбан затеял «национальную консультацию» против некоего «плана Сороса», якобы планирующего заселить Венгрию мигрантами и уничтожить венгерскую нацию. Американский миллиардер, до эмиграции из Венгрии носивший имя Дьердь Шорош, — излюбленная мишень конспирологов по всему миру (в Македонии предыдущая правящая партия организовала целое движение «за десоросизацию»), но особенно на своей родине. Один из аспектов этого противостояния получил широкую известность далеко за границами Венгрии, когда орбановский министр человеческих ресурсов Золтан Балог инициировал изменения в законодательстве, сделавшие невозможным дальнейшее существование Центрально-Европейского университета в Будапеште, финансируемого Соросом и считавшегося средоточием вольнодумной интеллигенции. В знак солидарности с университетом проводились многолюдные уличные акции — равно как и ранее против нового закона о СМИ, зачисток оппозиционных медиа и иных вопиющих шагов правительства. Однако все эти выступления не сказались на стабильности всевластия партии «Фидес».
Эта статья пытается объяснить, на чем все же зиждется поддержка Орбана, указывая на эволюцию венгерского капитализма после «смены режима» в 1989 году, в которой «неолиберальная колонизация» сменилась «регрессивной декоммодификацией» в терминах Карла Поланьи. Действительно, в Венгрии (как и в большинстве центральноевропейских «постсоциалистических» стран) в ходе приватизации 1990-х большая часть экономики оказалась в руках транснациональных корпораций — в отличие от Украины, где ее заполучила доморощенная олигархическая буржуазия. И Орбан по большому счету делает то же, что в свое время Кучма в Украине: консолидирует экономическую и политическую власть местной олигархической верхушки в «кумовском капитализме». А представители местного крупного бизнеса — начиная с президента Венгерской торгово-промышленной палаты Ласло Паррага — приветствуют орбановскую политику. Этот симбиоз ярко проявился в том, как крупнейшую оппозиционную газету «Népszabadság» банально выкупил провластный олигарх Лоренц Месарош из партии «Фидес», чтобы тут же закрыть.
Впрочем, и неолиберализм (особенно если трактовать его в понимании Дэвида Харви как восстановление классовой власти крупного капитала) из Венгрии никуда не девался. Недаром премьер Орбан, понижающий налоги для богатых и урезающий социальные права для бедных, заявлял, что его стране не нужны ни либеральная демократия, ни социальное государство. Первым экономическим шагом его правительства была налоговая реформа с плоской ставкой налогообложения. Новый Трудовой кодекс 2012 года резко урезал возможности профсоюзов в защите прав работников, а недавние поправки к нему еще и позволяют почти безразмерно увеличивать рабочее время по инициативе работодателя. Реформы в высшем образовании, вызывавшие крупные студенческие протесты 2012—2013 годов, также преследовали цели коммерциализации.
Тем не менее при всем цинизме социальной демагогии и враждебности своей действительной политики классовым интересам трудящихся венгерские правые в лице партий «Фидес» и «Йоббик» пользуются наибольшей поддержкой среди тех категорий населения, которые должны быть естественной аудиторией левых, — неимущих и молодежи. Помимо приведенных в статье структурных причин и мелких уловок властей вроде понижения коммунальных тарифов перед выборами, сказывается и отсутствие действенной левой альтернативы. Под началом Орбана «Фидес» из некогда либеральной и проевропейской силы перековался в национал-консервативную и евроскептическую, попутно маргинализовав и вытеснив конкурентов по правоцентристскому флангу. Однако один аспект идеологии партии оставался неизменным — антикоммунизм. По новой конституции 2011 года весь период с 1944 года по 1990-й — включая «гуляш-социализм» эпохи Яноша Кадара, когда Венгрия считалась самой свободной страной «Восточного блока» — объявлен «оккупационным», а последним легитимным правительством оказывается авторитарный режим Миклоша Хорти. Из общественного пространства изымаются названия и памятники деятелям, кажущимся для властей «чересчур левыми» — вплоть до первого демократического главы правительства независимой Венгерской республики, графа Михайя Каройи. Только выступления общественности в стране и за рубежом смогли предотвратить переименование главной библиотеки Будапешта, названной в честь возглавлявшего ее более столетия назад теоретика марксизма и революционного синдикалиста Эрвина Сабо, и замену статуи философа-марксиста (и еврея) Дьёрдя Лукача на другого ученого и политика, но только фашиста и антисемита — Балинта Хомана.
Немногочисленные современные левые интеллектуалы, в том числе философ Гашпар Миклош Тамаш (старый диссидент, прошедший путь от «нового левого» критика так называемого «реального социализма» до депутата от либерального Альянса свободных демократов, а затем снова к марксизму), социологи Аттила Мелег и Эржебет Салаи, подвергаются нападкам и устраняются из государственных исследовательских и образовательных учреждений. В таких условиях настоящие левые (представленные общественными инициативами, политическими организациями вроде Рабочей партии Венгрии-2006 и интеллектуальными кружками вроде журнала «Eszmélet»), остаются маргинальными. Вопреки оптимистической концовке статьи, возможности у них отнюдь не огромны, и та же ситуация характерна для остальных стран Восточной Европы (за исключением Словении, где новые левые сумели пробиться в парламент). Даже в Польше у молодой и активной левой партии «Разем» пока не получилось разорвать порочный круг, в котором трудящиеся остаются в плену сил капитала, играющих на «популизме» в противовес «элитистскому» неолиберализму их конкурентов.
Венгерский лидер, придерживающийся правых взглядов, обязан своим успехом тому, что верно диагностировал «заболевание» своей страны: либерализация экономики не оправдала ожиданий многих граждан.
Для многих Венгрия — это пример успеха капитализма. Страна смогла плавно перейти от диктатуры с плановой экономикой к демократии с рыночным капитализмом. Благодаря помощи Европейского союза, полноправным членом которого Венгрия стала в 2004 году, в стране был заметен постоянный экономический рост.
В Будапеште можно увидеть много признаков такого «возрождения». Эклектичная архитектура XIX века, некогда грязная и обветшавшая, вновь сияет, повсюду появляются новые строительные объекты, а центр города наводнён туристами. Растут зарплаты, происходит приток иностранного капитала. Всё это выглядит доказательством того, что рыночная демократия и либерализации экономики работают.
Но что-то пошло не так. Крайне правая партия «Фидес», пришедшая к власти в 2010 году, управляет страной всё более авторитарно. Премьер-министр и лидер партии Виктор Орбан обеспечил себе парламентское большинство в две трети, что позволило «Фидес» вносить поправки в конституцию и избирательное законодательство без согласования их с другими партиями. В результате, когда на выборах 2014 года «Фидес» набрала всего 44%, ей снова удалось приблизиться к большинству в две трети в новом парламенте и сохранить доминантное положение из-за глубокой разобщённости оппозиции.
"Венгрия не единственная постсоциалистическая страна, испытывающая подобные «симптомы»: Польша и Россия взяли такой же курс на регресс и авторитаризм."
За время правления Орбана Венгрия не раз попадала в заголовки международных новостей из-за радикальных действий своего премьер-министра. Например, он построил стену на границе с Сербией и потребовал, чтобы Европейский союз заплатил за неё; он выступает против политики Евросоюза и использует ЕС как козла отпущения во внутренней пропаганде; он приструнил свободную прессу и уменьшил подотчётность государства перед гражданами; он одержим «тайными силами», которыми якобы обладают НГО, каждая из которых якобы связана с миллиардером Джорджем Соросом; наконец, он откровенно заигрывал с такими авторитарными лидерами, как Владимир Путин и Реджеп Тайип Эрдоган.
Пример правительственной пропаганды: «Сорос собирается переселить [в Венгрию] миллионы людей из Африки и Ближнего Востока» (прим. ред.)
«Фидес» выдаёт себя за консервативную партию, однако международные наблюдатели всё чаще и чаще относят ее к крайне правым. Тем временем разобщённая оппозиция варьируется от центристов-технократов и либерально настроенных элит до крайне правой партии «Йоббик». Действительно ли нынешняя Венгрия колеблется между правым и крайне правым уклоном? Как получилось, что небольшая страна со свободной экономикой, извлёкшая, казалось бы, невероятную пользу от вступления в Европейский союз и открытия своих рынков, совершила такой крутой разворот?
Разумеется, Венгрия не единственная постсоциалистическая страна, испытывающая подобные «симптомы»: Польша и Россия взяли такой же курс на регресс и авторитаризм. Волна консерватизма не ограничивается постсоциалистическим контекстом, как показывают Брекзит и последние выборы в Италии, Германии, Франции и США.
Однако ситуация в Венгрии выглядит ещё более экстремальной: страна скатывается в автократию по типу турецкой. Её консервативно-националистический уклон имеет долгую историю, предшествуя, а не следуя подобным западным тенденциям. Вероятно, отсюда берет начало «порочный круг»: сначала западные СМИ и общественное мнение не принимали в расчёт или высмеивали националистические, ксенофобские и авторитарные действия Орбана, однако сейчас на подобные меры, принимаемые в других странах, они реагируют как на легитимные, поскольку из-за венгерского правящего класса это стало мейнстримом.
Уроки истории
Работы в области политической теория венгерского социолога и экономиста Каройя Поланьи, более известного как Карл Поланьи (Karl Polanyi), помогают лучше понять политическое развитие его родной страны. В книге «Великая трансформация» (The Great Transformation) Поланьи объясняет, почему экономические элиты мотивированы защищать интересы капитала в ущерб интересам труда и окружающей среды. Стремясь извлечь максимум прибыли, капиталисты крайне заинтересованы в том, чтобы сделать максимально возможную долю социальных отношений рыночными, даже если это происходит в ущерб сплочённости и стабильности общества.
"Капиталистические силы стремятся открыть экономики стран и сделать личную выгоду основой всех социальных процессов, в то время как трудящиеся настаивают на социальных гарантиях."
Из таких рыночных отношений следует, что выживание зависит от доступа к капиталу. Те, у кого нет собственной доли капитала, должны его зарабатывать, продавая свой труд как товар. Поланьи считает труд «фиктивным товаром»: очевидно, что к труду нельзя относиться так же, как к другим товарам на рынке. Труд невозможно отправить на хранение при низком спросе или с легкостью импортировать туда, где спрос на него выше.
Поланьи называет эти две противоположные точки зрения «двойным движением». Капиталистические силы стремятся открыть экономики стран и сделать личную выгоду основой всех социальных процессов, в то время как трудящиеся настаивают на социальных гарантиях. Теория Поланьи проливает свет на современную систему социального обеспечения (welfare), которая позволяет частично отвоевать у рынка, декоммодифицировать захваченное ранее.
Однако важно отметить, что декоммодификация — это не всегда «прогрессивное» явление. Поланьи утверждает, что взлёт итальянского фашизма — это попытка общества защититься от необузданности рынка. Он пишет: «Победа фашизма была практически неизбежна из-за либералов, которые препятствовали любой реформе, предполагающей планирование, регулирование или контроль». Именно такую регрессивную декоммодификацию мы и наблюдаем в нынешней Венгрии.
Тяжелое похмелье
Во время перехода (transition) к капитализму Венгрия испытала последствия дикого либерализма, разделив судьбу многих ближайших соседей. Основным методом экономического преобразования была так называемая «шоковая терапия», от которой «пациент» до сих пор не оправился.
Чтобы повысить конкурентоспособность и уменьшить растущий внешний долг, страна поспешила провести приватизацию государственного имущества, что также выглядело как способ «привить» капитализм и привлечь зарубежные инвестиции. Постепенно Венгрия не просто либерализировалась, она стала даже более либеральной, чем большинство «старых» капиталистических стран.
Открытие рынков оказалось настолько успешным, что зарубежные компании стали доминировать в экономической жизни Венгрии: крупнейшие банки, супермаркеты, ИТ-компании и мобильные операторы — у всех австрийские, немецкие и итальянские владельцы. Это же касается и сферы производства, где крупнейшие компании — это Audi, General Electric, Mercedes Benz и Bosch. Всё это делает Венгрию неолиберальной колонией.
В погоне за инвесторами сменяющие друг друга правительства снизили налог на прибыль для предприятий до 9%, в то время как в США, образцовой либеральной экономике, ставка такого налога составляет 35%. Венгерские политики, как и политики во всему миру, возносят хвалу малому бизнесу, но в действительности экономику двигают зарубежные корпорации-гиганты. Без сомнения, венгерские рабочие имеют ограниченный доступ к средствам производства, но, честно говоря, это же можно сказать о венгерских капиталистах.
"Сейчас венгры практически не имеют рычагов контроля за экономической жизнью страны. По сути, они сами стали товаром."
Налоги на потребление обеспечивают основную часть поступлений в бюджет, а налог на добавленную стоимость в Венгрии является одним из самых высоких в мире. Экономика ориентирована исключительно на экспорт. Это привело к снижению зарплат и стимулированию ухода от налогов. В результате, многие государственные отрасли, в частности, здравоохранение и образование, испытывают серьезный недостаток финансирования, выделение денег на эти программы остаётся на одном и том же уровне или постепенно уменьшается. Снижается и качество предоставляемых ими услуг. Это регулярно становится предметом общественных обсуждений.
Вначале Венгрия сохраняла программы социального обеспечения, оставшиеся со времен социализма, но правительства постоянно урезают их масштаб и финансирование, оправдывая это ограниченностью бюджетных средств. Теперь скромное пособие по безработице выплачивается лишь три месяца, а социальное обеспечение мизерное.
Сейчас венгры практически не имеют рычагов контроля за экономической жизнью страны. По сути, они сами стали товаром. В открытой экономике, где доминируют международные компании, основная масса населения зарабатывает себе на жизнь, продавая единственное, что у них есть, — собственный труд. Это вызывает у людей постоянное чувство отторжения, поскольку вся производимая ими добавленная стоимость утекает.
Венгры постоянно сравнивают уровень своих зарплат с западноевропейским. Несоразмерность не только вызывает чувство несправедливости, но также побуждает всё большее количество трудоспособных людей уезжать из страны в надежде обеспечить себе более безопасную жизнь в другом месте. Зачем оставаться в Венгрии, когда можно уехать в страну по соседству, зарабатывать в три раза больше, чем сейчас, пользоваться лучшими общественными услугами и получать более высокие пособия по безработице?
Недавние повышения зарплат «вышли в ноль» из-за контролируемой девальвации венгерского форинта, призванной сохранить дешёвый экспорт на мировой рынок. Политики часто упоминают рекордно низкий уровень безработицы в стране, но Венгрии скоро придётся столкнуться с серьёзной нехваткой рабочей силы в недофинансированных государственных отраслях, особенно в здравоохранении.
Чтобы действительно понять настроения в стране, следует выехать за пределы процветающей столицы и её окрестностей, где живёт примерно 20% населения, но производится 40% ВВП страны. Качество жизни в небольших городах стало лучше, но везде, кроме Будапешта, уровень зарплат отстаёт не только от европейского, но и от среднего по стране. И чем глубже провинция, тем хуже доступ населения к услугам и основному социальному обеспечению.
Распределение медиавлияния «Фидес» имеет противоположный знак. Так, у жителей Будапешта есть доступ к интернет-изданиям, критикующим правящую партию, в то время как провинциальное население гораздо чаще потребляет информацию из государственных СМИ, в которых «Фидес» предостерегает об опасности, исходящей от беженцев, Джорджа Сороса и Брюсселя, а также напоминает о том, какие героические усилия направляет правительство на защиту граждан от этих угроз.
С учётом всего этого совершенно логично, что сельские жители и малообеспеченные горожане явно предпочитают тех, кто утверждает, что заступается за них. Элиты постпереходного периода «предали» их, и люди очень отчетливо это ощущают.
Что Орбан понимает, а либералы — нет
Личная история премьер-министра Орбана любопытно пересекается с историей его страны. Он начинал свою политическую карьеру в 1988 году в рядах «Фидес» (Fidesz, в то время сокращение от Fiatal Demokraták Szövetsége, или Альянс молодых демократов), новообразованной либеральной партии, которая приветствовала переход к капитализму и демократии.
Однако по мере того, как всё больше и больше венгров замечали недостатки либерального перехода, «Фидес», направляемая железной рукой Орбана, отвернулась от исходной идеологии. Вначале партия соскользнула к консерватизму, а в 2002 году, когда видение «буржуазной» Венгрии не смогло обеспечить победу на выборах, двинулась в сторону правого авторитаризма. Лидер партии умело считывает чувства населения и особенно понимает нужды тех, кого часто называют «жертвами переходного периода».
В 2010 году Орбан сформировал правительство и начал вести борьбу с так называемым «западным финансовым кризисом». Он дал зелёный свет «нестандартной» экономической политике и впоследствии озвучил своё видение нелиберального общества, которое, как он обещал, «приведёт страну к успеху». В 2010 году его правительство ввело «кризисные» налоги на сектор, в котором доминировали западноевропейские компании, и установило одни из самых высоких в Европе налоговых сборов для большинства зарубежных банков. На обвинения в коррупции Орбан отвечает, что Венгрии необходимо создать «национальный класс капиталистов», а для этого необходимо держать венгерский капитал в Венгрии, поощрять внутренние инвестиции и стимулировать развитие внутренней экономики. Правительство Орбана пыталось национализировать компании, предоставляющие коммунальные услуги, а также большую часть банковского сектора во имя «экономического патриотизма». Эти меры часто оказывались поспешными и неудачно спланированными, но с другой стороны, могли выглядеть как попытки залечить раны, нанесённые шоковой терапией во время либерализации 1990-х годов.
Почти как в сценарии, описанном Поланьи, Орбан получил поддержку рассерженных и отчуждённых граждан. В то же время оппозиции совсем нечего предложить, кроме дальнейшей либерализации. Оппозиционные партии (за исключением «Йоббик», разумеется) обещают сделать Венгрию «более европейской», но в глазах тех, кто голосует за «Фидес», попытки последнего десятилетия приблизиться к Европе привели к катастрофическим последствиям — «государство всеобщего благосостояния» (welfare state) исчезло, рабочие места оказались под угрозой, а люди не уверены в том, как они будут выживать в будущем. Для таких венгров голосовать за «Фидес» — совершенно логично.
Орбан — это следствие, а не причина
Мы не собираемся писать здесь «житие святого Орбана». Значительная часть его нелиберального нарратива — это политический трюк. В конце концов, президент принадлежит к элите, он был — и остаётся — одной из фигур либерального переходного периода, растерзавшего страну. Но он использовал свою выдающуюся тактику общения, в частности, изображая из себя жертву либерального порядка, чтобы выставить себя аутсайдером, сражающимся против мировых сил зла.
Его «экономический патриотизм» — типичный клановый капитализм, распределение богатств среди своих приспешников. Ничто не указывает на то, что его «дружки» будут держать прибыль в стране, а не выведут ее в оффшоры. Это примитивное смешение национальных интересов и коррупции даже институционализируется, как подтвердил один из видных сторонников «Фидес» в интервью:
Хочу сказать, что правительство ставит целью создание класса местных предпринимателей, фундамента сильной Венгрии — как в сельском хозяйстве, так и в промышленности… Люди называют это коррупцией, но это лишь один из способов говорить о явлении. Слово «коррупция» становится чем-то мифическим.
Своим успехом Орбан обязан своей способности понимать общественные настроения и обращаться к деклассированным, маргинализированным и отвращённым жертвам глобализации. Он либерал, достаточно умный, чтобы понять, что либерализм не оправдал надежд страны.
Ну а где же оппозиция? В основном, в Будапеште, где она варится в собственном соку со своим «ложным сознанием» (false consсiousness). Городская интеллигенция обращает рафинированные послания своим высокообразованным избирателям, разделяя своих сторонников на пятьдесят оттенков либерального: зелёные либералы, социалисты, придерживающиеся «третьего пути» и не имеющие социалистической программы, и просто обычные либералы вроде Джорджа Сороса. Молодёжные движения тоже по большей части либеральные.
Будапешт имитирует жизнь западноевропейской столицы с хипстерскими барами и супердорогими кофейнями, но оппозиция забывает, что молчаливое большинство, окружающее их, видит в Орбане того, кто готов их выслушать и реагировать на их мнение.
"Неолиберальная колонизация Венгрии выходит за пределы супермаркетов и автопроизводителей, это и колонизация мозгов представителей элит."
Подобно итальянским левым во время правления Берлускони, венгерская оппозиция одержима Орбаном, но её не интересует, почему он настолько популярен. Они с удовольствием ненавидят его пышную риторику, его очевидную ложь и нелепости в контролируемых государством СМИ. Многие признают в этом опасный поворот в сторону авторитарной риторики, но, кажется, никто и не задумывается над тем, почему она так успешна.
Логично, что старая венгерская элита придерживается либеральных взглядов: она испытала диктатуру на себе и хочет от неё отстраниться. Однако вызывает беспокойство, что представители молодой элиты придерживается таких же взглядов. Они живут в относительно стабильном мире, пребывая в иллюзии, что скромное увеличение их зарплат делает их настоящими богачами, и радуются «европейскому стилю жизни». Однако большинство из них — простые работники информационного общества, чья конкурентоспособность обусловлена исключительно их дешёвым трудом. Их идентичность — «представители европейского среднего класса» — в изрядной степени иллюзорна. Неолиберальная колонизация Венгрии выходит за пределы супермаркетов и автопроизводителей, это и колонизация мозгов представителей элит.
У молодых, по-настоящему антикапиталистически настроенных левых в Венгрии есть огромные возможности. Парадокс в том, что путь для них вымостил Орбан. Подобно ему, оппозиции в самом деле следует прислушиваться и обращаться к малообеспеченным сельским жителям и рабочим, а не воображать, что либерализация вытащит всех из бедности, в которой люди оказались в результате реструктуризации экономики.
Перевел Александр Черненький по публикации: Comelli, M. and Horvath, V., 2018. "What Orbán Knows and His Enemies Don’t". In: Jacobin. Available 6.04.2018 at: [link].
Редактировала Александра Алексеева
Читайте также:
Восхождение «антилиберальной» демократии: орбанизация политической культуры Венгрии (Вилкин Питер)