С сожалением отмечаю распространенное мнение, что ТВ-картинки со сжигающими флаги ЕС протестующими европейцами — это все якобы манипуляции путинской пропаганды. Якобы на самом деле европейцы протестуют только против конкретных экономических мер, а не против каких-то «абстракций». А против Евросоюза как такового выступают якобы только «националистические троглодиты».
Многое следует возразить таким оголтелым манипуляциям евролевой пропаганды.
Евроскептическую позицию занимают не только националистические и консервативные, а многие левые и коммунистические партии, в том числе: Левая партия Швеции, Левый фронт (Франция), Новая антикапиталистическая партия (Франция), Социалистическая партия (Нидерланды), Португальская коммунистическая партия, Коммунистическая партия Греции, СИРИЗА — вторая по поддержке партия Греции — тоже, хотя она и смягчила свою позицию после последних выборов. И это все далеко не маргиналы, а партии, имевшие или имеющие парламентское представительство.
Даже если не все из них являются жесткими евроскептиками, требующими немедленного выхода страны из ЕС, то в любом случае радикально оппонируют его изначальному и неизменному неолиберальному, расистскому и империалистическому наполнению. Если они и не против «Объединенной Европы», то на радикально иных принципах. Это как Российская империя и Советский союз, которые занимали практически одинаковую территорию, но при этом были все-таки совершенно разными государствами с фундаментально отличным классовым наполнением, как бы кто к ним не относился. С другой стороны, Гитлер тоже создавал «Объединенную Европу», но только с объединением на его принципах следовало бороться с оружием в руках.
Согласно опросу 2012 года 60% граждан ЕС не доверяют Евросоюзу как институции, и их число растет. Лишь меньшинство (42%) считают, что интересы их страны хорошо обеспечены в Евросоюзе, и их число падает.
Выход из ЕС — вполне себе актуальный вопрос греческой политики. Это второе по распространению евроскептических настроений государство в ЕС, где 50% граждан считают, что их страна вообще ничего не выиграла от членства в Евросоюзе. Их доля уступает лишь доле евроскептиков в Великобритании.
Можно также вспомнить массовые мобилизации и успешные голосования во Франции и Голландии 2005 года против принятия неолиберальной конституции Евросоюза. Которую затем, не сильно изменив, пришлось протягивать под видом Лиссабонского договора, уже не спрашивая мнения граждан ЕС о создании милитаризованной, авторитарной и империалистической сверхдержавы, в которой рыночные свободы будут превалировать над индивидуальными и социальными правами.
Но даже если бы европейцы не выходили протестовать против Евросоюза, что бы из этого следовало? Вот, например, учреждение республики и отмена монархии — действительно маргинальные вопросы в Великобритании, Нидерландах, Швеции, но только это ровно ничего не говорит о преимуществах восстановления монархических институций, каких бы ни декоративных и ограниченных.
Чем вообще может привлекать идея «Объединенной Европы» самой по себе человека с прогрессивными взглядами? Почему именно «Европу» следует объединять? Любая коллективная идентичность проводит различие между «нами» и «ними», дает ответ одновременно на два вопроса: кто такие «мы» и кто такие «они», кому мы себя противопоставляем. Так вот кому и чему в таком случае противопоставляется «Объединенная Европа»? «Вульгарной Америке»? «Отсталой Азии»? «Дикой Африке»?
И, наконец, фундаментально неверно отказываться от борьбы «за абстракции» и превозносить протесты «за конкретные вопросы». В Украине действительно имеет смысл акцентировать конкретные социально-экономические проблемы, больше всего волнующие граждан и вызывавшие наибольшее количество протестов все последние четыре года, противопоставляя их уже набившим оскомину регионально-исторически-языково-церковно-геополитическим конфликтам, которые структурируют большую политику, медиадискурс и даже научные исследования об Украине. Не отрицая всю сложность и актуальность, например, проблем языка или политики памяти, нельзя не согласиться, что их излишняя политизация объективно мешает классовой солидарности. Однако для европейский стран переход от «абстракций» к «конкретным вопросам» защиты своего привилегированного образа жизни — это, скорее, деградация, а не прогресс. Ведь «социализм», «коммунизм», «демократия» — это точно такие же «абстракции», и еще в прошлом веке за них выходили протестовать и сражаться массы европейцев.
Парадоксально, но, как минимум, в этом аспекте участники Евромайдана оказываются более дальновидными, чем многие профессиональные активисты, фетишизирующие локальную борьбу за конкретные материальные требования в противовес «политиканству» и идеологическим конфликтам. Результаты успешной забастовки за повышение зарплат, отбитый от застройщиков сквер, спасенный экологами парк, сохраненные низкие тарифы на проезд — это, безусловно, более реальные достижения, чем пустые декларации договора о Евроассоциации. Однако они ограничены во времени и месте, не меняют принципиально ничего для всего остального населения страны, и, что хуже всего, часто обратимы вспять. А утопия «Европы» — это, по крайней мере, обещание радикального и масштабного прорыва к лучшей жизни для большинства и в то же время спасение от демонизированного Мордора Таможенного союза. Именно такое очень наивное и плохо осознанное стремление к радикальным переменам и движет не вовлеченными в политические партии и гражданские организации массами на Евромайдане, «внезапно» ворвавшимися в украинскую политику.
Вопрос в том, как нам вновь связать мечту о революционном прорыве к фундаментально лучшему обществу с социалистической программой и левыми политическими силами.
