Минские соглашения: история, интересы, перспективы

Константин Задирака

Так называемые первые Минские соглашения были подписаны в начале сентября 2014 года с целью подвести черту под вооруженным конфликтом на востоке Украины. С тех пор прошло два года, на протяжении которых боевые действия редко прекращались больше, чем на сутки. Также несколько раз происходила эскалация конфликта; следствием крупнейшего из таких обострений зимой 2015 года стало подписание нового протокола в рамках тех же соглашений. На данный момент единственный ощутимый результат Минских соглашений – снижение (по сравнению с фазами активных боевых действий) числа жертв среди военных с обеих сторон конфликта и гражданских лиц. Эта статья – попытка анализа предпосылок возникновения минского процесса, особенностей его протекания и причин неработоспособности плодов этого процесса – Минских соглашений.

Конфликт в Украине и предпосылки первых Минских соглашений

2014-й стал годом больших перемен для Украины. Страна вошла в него с огромным грузом неразрешенных проблем – внутриполитических, социальных, а также вызванных внешнеполитическими обстоятельствами. В столице бурлил Майдан, протестовавший против власти президента Януковича и его «Партии регионов». Янукович, который в конце 2013 года отказался от подписания соглашения об экономической ассоциации с ЕС и вместо этого взял кредит у Российской Федерации на 15 миллиардов долларов, в глазах международного сообщества и значительной части украинцев окончательно позиционировал себя как не просто пророссийского, а прямо зависимого от России лидера. Температура общества, и без того разогретого экономической стагнацией, нерешенными социальными проблемами, попытками Януковича и приближенных к нему людей централизовать и узурпировать власть в государстве, дошла до градуса кипения. Вместо того, чтобы ослабить огонь, Янукович накрыл кастрюлю крышкой антипротестных законов 16 января – и произошел взрыв. Протесты радикализовались по всей стране, на западе и в центре протестующие захватывали государственные учреждения. Одновременно набирало силу реактивное (в том смысле, что оно возникло как ответ на Майдан) движение Антимайдана, питаемое теми же источниками (недовольство экономической и социальной ситуацией), но поддержанное другими группировками элиты и ориентированное на Россию как на главного партнера, а для кого-то и как на будущий «порт приписки» – после отделения от захваченных бандеровцами территорий.

В феврале в столице произошла развязка. После кровавых уличных боев 18–20 февраля Янукович потерял веру в способность деморализованных силовиков и своих однопартийцев и дальше защищать и поддерживать его власть и сбежал в Россию. Бурная радость протестующий и их лидеров, которые сразу заняли руководящие должности в правительстве и парламенте, была омрачена новостями из Крыма. Там шли акции против дальнейшего пребывания Крыма в составе Украины, сопровождавшие захват власти на полуострове подразделениями российской армии и отрядами многочисленных добровольцев, в том числе и из числа бывших украинских силовиков, которые отступили из Киева. Часть украинских войск, правоохранителей и представителей власти перешла на сторону России, часть отступила на материк. Референдум о присоединении к России, прошедший в Крыму 16 марта, лишь «легитимизировал» то, что фактически уже произошло.

Вдохновленные примером крымских товарищей, участники Антимайдана начали активные протесты и в других частях Украины. Достаточно мощные антимайдановские движения Одессы, Харькова, Запорожья, Донецка и Луганска перешли к активным действиям. Как и на Майдане, в акциях Антимайдана принимали участие разнообразные группы с разными целями. Но если во время самого Майдана там доминировали группы, подконтрольные представителям украинского крупного бизнеса и украинским политикам, то после аннексии Крыма и прямого вмешательства России тон стали задавать пророссийские активисты, а акцент на темах сопротивления «бандеровцам» и коррумпированным прозападным лидерам Майдана сменился темами как минимум федерализации, а как максимум – присоединения к России вслед за Крымом. Немногочисленные левые активисты и отдельные члены КПУ, которые пытались переориентировать повестку на социальные и экономические вопросы (Левін, 2015), потерпели поражение. «Русская весна» (именно такое самоназвание использовали некоторые протестующие) руководствовалась примерами предшествующих действий майдановцев, ориентируясь на захват зданий органов местной власти и силовиков. 7 апреля было провозглашено создание Донецкой и Харьковской народных республик. Как и в Крыму, на новый уровень организации и деятельности эти протесты вывел «внешний фактор». 12 апреля вооруженная группа добровольцев во главе с российским монархистом Игорем Гиркиным, который принимал участие в событиях в Крыму, а до того – в нескольких «горячих точках» на стороне интересов России и православия, захватила власть в двух крупных городах – Славянске и Краматорске, расположенных почти посередине между Харьковом и Донецком. 14 апреля исполняющий обязанности президента Украины Александр Турчинов подписал указ о начале антитеррористической операции.

"Референдум о присоединении к России, прошедший в Крыму 16 марта, лишь «легитимизировал» то, что фактически уже произошло."

После этого маховик войны начал раскручиваться медленно, но неуклонно. В апреле происходили локальные стычки на блокпостах в районе Славянска и краматорского аэропорта. 2 мая произошла трагедия в Одессе, где вследствие уличных столкновений между сторонниками Майдана и Антимайдана и пожара в Доме профсоюзов, где укрывалась часть антимайдановских активистов, погибло несколько десятков человек. В тот же день под Славянском начались активные боевые действия с применением военной техники. 9 мая в Мариуполе добровольческие батальоны и украинские силовики вступили в бой с местными пророссийскими активистами, которые на тот момент уже называли себя ополчением ДНР, и милиционерами, перешедшими на их сторону. В начале июня, после избрания и инаугурации президента Петра Порошенко, АТО активизировалась, и украинская армия, вместе с частями Национальной гвардии и добровольческими объединениями, перешла в наступление. 5 июля был захвачен Славянск, группировка Гиркина отступила в Донецк. 22 июля под контроль правительства перешли Северодонецк и Лисичанск. В августе темпы украинского наступления позволяли рассчитывать, что стратегическая цель возвращения границы под контроль, разрезания территорий ДНР и ЛНР, дальнейшего окружения и ликвидации сил сепаратистов будет достигнута в ближайшее время. Но активизировалась поддержка сил сепаратистов со стороны России (вплоть до использования подразделений регулярной армии, чего Россия не признает), и наступление украинских сил захлебнулось. В результате контрнаступления южный фронт украинской армии развалился, значительные силы оказались в окружении под Иловайском и были разгромлены во время попытки прорыва. Дорога для «коридора на Крым» была открыта. Мариуполь и Запорожье оказались перед угрозой захвата, а Россия ясно показала, что готова активно действовать не только в Крыму, но и на востоке.

Первые Минские соглашения и предпосылки «Минска-2»

В таких условиях был проведен первый раунд минских переговоров и подписан «Протокол по итогам консультаций Трехсторонней контактной группы относительно совместных шагов, направленных на имплементацию Мирного плана Президента Украины Петра Порошенко и инициатив Президента России Владимира Путина» (ОБСЄ, 2014). Идея проведения переговоров именно в Минске появилась еще в июле, но настоятельная потребность в хотя бы временном перемирии возникла лишь после описанных событий. В переговорах принимали участие: от Украины – второй президент Леонид Кучма, от России – посол в Украине Михаил Зурабов, а также представитель ОБСЕ Хейди Тальявини и лидеры ДНР и ЛНР – Александр Захарченко и Игорь Плотницкий соответственно. Именно их подписи стояли под итоговым «Протоколом», который появился 5 сентября. Очевидно, однако, что главные пункты этого протокола были согласованы, по крайней мере на общем уровне, до переговоров, во время телефонного разговора Порошенко и Путина, состоявшегося 3 сентября. Поскольку речь идет о содержании протокола, все пункты можно условно разделить на три группы: положения о прекращении боевых действий, положения о политическом урегулировании конфликта и положения о безопасности в зоне конфликта. Основные пункты первой группы положений – двустороннее прекращение применения оружия, обеспечение мониторинга перемирия с помощью ОБСЕ и обмен пленными и заложниками. Во второй группе – положения о децентрализации власти в Украине, в частности, через принятие закона об особом статусе отдельных районов Донбасса, проведение местных выборов в этих районах по новому закону, а также меры по улучшению гуманитарной и экономической ситуации на территории конфликта. Третья группа – обеспечение контроля над границей со стороны ОБСЕ, вывод незаконных вооруженных формирований, боевиков и наемников, гарантии безопасности для участников конфликта и, как положено, «продолжение инклюзивного общенационального диалога».

"Первый вариант Минских соглашений был попыткой прийти к компромиссному решению, которое останавливало бы боевые действия, нормализуя политический процесс с гарантиями «особых» позиций для пророссийских сил."
 

Таким образом, причины, по которым украинское правительство пошло на переговоры и согласилось на предложенные условия мира, понятны: военное поражение и угроза продолжения боевых действий с участием, прямым или непрямым, России могли привести к еще большим территориальным утратам и внутренней дестабилизации, вплоть до полной утраты суверенитета Украины как государства. Почему на переговоры пошли сепаратисты и Россия? Здесь необходимо вспомнить, что ЕС, США и ряд других стран ввели чувствительные экономические санкции против России еще после аннексии Крыма. Россия, подписывая Минские соглашения и ориентируясь на их имплементацию, очевидно, стремилась продемонстрировать свою приверженность мирному урегулированию конфликта и приблизиться к снятию, хотя бы частичному, санкций. Кроме того, у России была еще одна цель: сохранить свое политическое влияние на процессы в Украине. В условиях невозможности участия в выборах и, соответственно, какого-либо влияния на украинскую власть наиболее пророссийски ориентированного электората, каковым традиционно было население Крыма и Донбасса, а также дискредитации, препятствования функционированию, а иногда и прямого запрета на деятельность пророссийских партий и организаций на остальных украинских территориях Россия утрачивала свои инструменты «мягкой силы», а одна лишь постоянная угроза прямого вторжения – малоэффективный инструмент влияния. Поэтому Российская Федерация действительно была и остается заинтересована в возвращении территории Донбасса под юрисдикцию Украины. Но результат Майдана и провал Януковича показали, что в довоенной конфигурации украинской системы власти Россия не имеет достаточного влияния для обеспечения своих интересов. Именно поэтому необходимыми условиями мира были названы децентрализация и особый статус Донбасса; за этим крылась давняя идея превращения Украины в федерацию, где стратегические внешнеполитические решения невозможны без согласия всех членов.

Что касается представителей самих сепаратистов, то их участие в переговорах и подписании соглашения стали свидетельством их крайней зависимости от России. Во время всех самых горячих фаз конфликта лидеры ДНР и ЛНР повторяли, что они – представители независимых стран, и их цель – именно независимость. Но Минское соглашение предусматривало лишь какой-то формат автономии. Зачем было ДНР и ЛНР в условиях военных побед идти на такой компромисс, – непонятно, если, конечно, не учитывать вышеупомянутые интересы России. Среди вариантов развития событий весной 2014 года рассматривался и вариант раздела Украины и создания нового подконтрольного России государства «Новороссия» от Одесской области до Харьковской (а возможно – и включая Киев), на который сначала ориентировались повстанцы в Украине и некоторые лидеры сепаратистов из России, например, Гиркин (Стрелков, 2014). Этот план, очевидно, предусматривал многочисленные локальные восстания, которые должны были привести к захвату власти на местах и далее к объединению новых республик. План провалился, сил местных сепаратистов не хватило, а объединение украинских крупных бизнесменов и большинства чиновников вокруг идеи украинского суверенитета и независимости стало неожиданностью, возможно, даже для них самих. Для реализации этого плана необходимо было масштабное вмешательство России, к которому призывал тот же Гиркин, но из-за нежелания Кремля оказаться в еще большей международной политической и экономической изоляции этого не произошло. В варианте урезанных ДНР и ЛНР, которые не были способны самостоятельно контролировать даже территории Донецкой и Луганской областей, а с наступлением украинской армии оказались на грани существования, идеологи и лидеры сепаратистов осознавали свою полную зависимость от России и были вынуждены согласиться на тот минимум, который им предложили: амнистия, личная безопасность и шанс быть избранными на будущих местных выборах.

Еще одна сторона переговоров, представленная послом ОБСЕ, непрямо принимавшая участие в переговорах через контакты с Кремлем и украинским правительством, – это ЕС и США. Имея некоторые расхождения в своих интересах относительно Украины и ее отношений с Россией, на дипломатическом фронте эти акторы выступали вместе, не в последнюю очередь – благодаря дипломатической и военной зависимости ЕС от США, актуальность которой подтвердилась впервые со времен «холодной войны» в связи с ростом военной напряженности в регионе и необходимостью увеличения военного контингента НАТО в Польше и Прибалтике. Целью западных стран в переговорах была нормализация отношений с Россией через прекращение боевых действий, которые стали непредвиденной и откровенно излишней проблемой в условиях, когда проблем у Запада и без того хватало, а также сохранение в Киеве прозападной власти параллельно с недопущением усиления российского влияния в регионе. Можно допустить, что для ЕС более важной была первая цель, для США, благодаря их удаленности от фронта и меньшему объему экономических связей с Россией, – вторая.

Таким образом, первый вариант Минских соглашений был попыткой прийти к компромиссному решению, которое останавливало бы боевые действия, нормализуя политический процесс с гарантиями «особых» позиций для пророссийских сил. Но у подписанного протокола было несколько проблем. Первая – нечеткие формулировки. Не указано было, что именно предполагается в качестве специального статуса Донбасса, не описывалось, как именно будет осуществляться прекращение боевых действий, и, главное, – в каком порядке будут реализоваться положения. В дальнейшем камнем преткновения стало именно это: когда должны состояться выборы в Донбассе – до возобновления контроля за границей и вывода техники или после. Другой проблемой было то, что протокол подписывался, образно говоря, с ножами у горла почти всех подписантов. Украина стояла перед угрозой полномасштабного военного вторжения, сепаратисты – перед угрозой отказа в поддержке со стороны России, а Россия оказалась в довольно неудобном положении из-за санкций и международного давления. США и ЕС были в более комфортных позициях, но непосредственными сторонами конфликта они не были, выступая в роли судей и наблюдателей. Наконец, проблемой Минских соглашений была их общая слабая легитимность. Их подписывали не лидеры государств, даже не главы международных ведомств. Со стороны Украины это был бывший президент (хотя МИД Украины и подтвердило его права как официального посланца), со стороны России – один из послов, а подписи лидеров независимых республик, которых на тот момент никто на их должности не выбирал, вообще мало весили.

Чтобы разрешить хотя бы какую-то из этих проблем, участники переговоров предпринимали попытки конкретизировать положения соглашения. 19 сентября 2014 года был подписан дополнительный меморандум, который уточнял и конкретизировал меры обеспечения перемирия, почти не затрагивая иные, более широкие темы переговоров. В нем предусматривался отвод тяжелых вооружений на максимальную дальность его стрельбы, создание 30-километровой зоны безопасности, запрет наступательных действий, применения боевой авиации и установления новых минных заграждений. Также предусматривалась организация миссии ОБСЕ по мониторингу выполнения договоренностей и еще раз подчеркивалась необходимость вывода иностранных вооруженных формирований, боевиков и наемников с территории Украины. Этот меморандум дал некоторые результаты – значительно уменьшились цифры погибших военных и гражданских лиц, на какое-то время прекратились активные боевые действия. Но главные причины конфликта не были преодолены, а воплощать в жизнь более долгосрочные положения Минского соглашения никто особенно не спешил.

«Минск-2» и стагнация мирного процесса

Правда, в рамках выполнения соглашения были предприняты некоторые шаги. Верховная Рада приняла-таки закон «Об особом статусе», а в ДНР и ЛНР начались процессы консолидации власти, ликвидации группировок, не принимавших соглашения или отказывавшихся подчиняться власти руководителей республик. Разнообразные вооруженные группировки объединялись в «народные милиции», которые потом можно было бы легализовать. Происходил также обмен пленными. Но и в Украине, и в самопровозглашенных республиках сразу проявилось мощное сопротивление выполнению Минских соглашений. В Украине «партия войны» – и ультраправые, и обычные популисты, играющие на патриотических чувствах, – сразу заявили о неприемлемости такого формата мира, в котором «военные преступники» и «террористы» получают не только амнистию, но и шанс заседать в украинском парламенте, да еще к тому же иметь особые культурные, политические и экономические права на территории отдельных районов Донбасса. А спикер парламента ДНР Борис Литвинов тут же заявил о невозможности выполнения Минских соглашений и о том, что самопровозглашенные республики были на переговорах лишь наблюдателями и поэтому не обязаны ничего выполнять (правда, Литвинов поплатился за это должностью). Вообще выполнение соглашений не было в интересах ни Украины, ни сепаратистов. Для Украины выполнить соглашения было особенно трудно, поскольку ввиду большей конкурентности выборов лидеры Украины сильнее зависят от настроений в обществе, и они совсем не уверены, что эффект от прекращения боевых действий сможет компенсировать утрату голосов националистически и антироссийски настроенного электората, не говоря уже о возвращении в электоральное поле нескольких миллионов избирателей с категорически негативным отношением к руководителям и организаторам АТО. В то же время Россия, а тем более местные лидеры сепаратистов, очевидно, не уверены в том, что их интересы будут обеспечены в условиях отвода войск и вооружений.

Именно поэтому период с сентября 2014 до января 2015 года был посвящен поискам оправданий невыполнения соглашений, спорам о толковании их положений, а также реорганизации и укреплению собственных военных сил. Стороны конфликта готовились к еще одному раунду выяснения того, чей взгляд на разрешение того же самого конфликта более реалистичен. Но эскалация и активные боевые действия в начале 2015 года не выявили однозначного победителя. Сепаратисты смогли взять донецкий аэропорт, который долго служил в украинской пропаганде символом несгибаемости военного духа, но в ходе дальнейшего наступления на Пески и Спартак потерпели поражение и понесли ощутимые потери. На другом фронте, в районе Дебальцевского выступа, после тяжелых и изнурительных боев наступление вооруженных формирований ДНР и ЛНР закончилось захватом 9 февраля села Логвиново и фактическим окружением группировки украинской армии в Дебальцево. Правда, повторения Иловайска не произошло, большей части окруженных удалось выйти из котла, а основные рубежи обороны украинской армии на артемовском направлении остались нетронутыми. Военные действия подтвердили статус-кво, сепаратисты смогли одержать победу – захватили важный железнодорожный узел Дебальцево, но, по свидетельству в том числе и некоторых просепаратистских экспертов (Colonelcassad, 2015), потерпели слишком большие потери, чтобы в ближайшее время наступать снова. Конечно, оставался мощный резерв «северного ветра», как называют сторонники самопровозглашенных республик прямое вмешательство России, но это – крайнее средство, прибегать к которому Кремль до сих пор не особенно стремился.

Поэтому, когда участь украинских войск в Дебальцево еще не была решена, стороны конфликта поехали в Минск на новый раунд переговоров. На этот раз Путин и Порошенко встретились лично, к ним также присоединились представители ЕС, президент Франции Франсуа Олланд и канцлер Германии Ангела Меркель. Переговоры между ними завершились подписанием нового документа под названием «Комплекс мер по выполнению Минских соглашений». Подписывали его, правда, не они, а те же самые переговорщики, которые подписывали и первый «Протокол». Вместо этого лидеры государств выступили с общим заявлением, в котором выражали полную поддержку «Комплексу мер» и, кроме того, заявляли о намерении договариваться и по более широкому кругу вопросов – о газовом сотрудничестве, об экономической ассоциации Украины с Евросоюзом и «беспокойстве» России по этому поводу, о возобновлении сотрудничества в Евразии в целом, а также о привлечении Германии и Франции к реконструкции банковской системы на территории Донбасса и к содействию возобновлению там социальных выплат (Декларація, 2015).

"Главной проблемой Минских соглашений были не формулировки, а интересы сторон конфликта, которые еще раз попытались привести к компромиссу – и снова без соответствующей политической базы."

«Комплекс мер» в основном повторял пункты «Протокола», будучи новой попыткой разрешить некоторые из проблем, которые препятствовали его проведению в жизнь (ОБСЄ, 2016). Положения нового документа намного детальнее описывали необходимые шаги для достижения мира, а также указывали четкие временные рамки и последовательность их осуществления. Например, обмен пленными должен был состояться в течение пяти дней после отвода вооружений; постановление Верховной Рады об указании территорий, подпадающих под действие закона «Об особом статусе» должно было быть принято в 30-дневный срок; возобновление контроля над границей должно было начаться в первый день после выборов, а завершиться после всеобъемлющего политического урегулирования и конституционной реформы, в которой будут закреплены децентрализация и особый статус отдельных районов Донецкой и Луганской областей, – и все это, конечно, в консультациях и переговорах с представителями отдельных регионов. В этом документе также фиксировалось, что именно имеется в виду под особым статусом: амнистия для участников конфликта, языковое самоопределение, право местных органов власти на участие в формировании местных силовых структур, создание народной милиции, право на «трансграничное сотрудничество с регионами Российской Федерации» и т. д.

Очевидно, однако, что главной проблемой Минских соглашений были не формулировки, а интересы сторон конфликта, которые еще раз попытались привести к компромиссу – и снова без соответствующей политической базы. Новые соглашения были восприняты оппозиционными силами, опять-таки с обеих сторон, как новая «измена» («зрада»). Украинскую сторону обвинили в дипломатических маневрах, настаивая на том, что «сначала выборы, потом граница», но поводов для отказа в организации и признании выборов на конфликтных территориях хватало. Украинская власть говорит о необходимости вначале прекратить боевые действия, провозгласить полный режим тишины, отвести боевую технику и освободить территорию Донбасса от российских военных. Россия же заявляет, что ее военных в Донбассе и так нет, а те, что есть, – добровольцы и находятся в составе милиции, которая предусмотрена Минскими соглашениями. А что касается режима тишины – тут ОБСЕ свидетельствует о нарушении режима обеими сторонами, а стороны обвиняют одна другую в тональности, которая мало отличается от оправданий школьных забияк: «он первый начал». Таким образом продолжать конфликт можно еще долго, невзирая на давление «международных партнеров». Пока что основные переговоры проводятся в так называемом «нормандском формате», который представляет собой встречи тех самых участников «Минска-2»: Порошенко, Путина, Меркель и Олланда. Одна из идей, родившихся на этих переговорах, – полицейская, вооруженная миссия ОБСЕ. Но согласия относительно функций, полномочий, числа участников и роли миссии нет, – так же, как и по поводу всего остального. На переговорах 20 октября 2016 года обсуждали дорожную карту имплементации Минских соглашений с конкретными датами, но ее подписание было снова отложено.

А тем временем конфликт продолжается как бы в параллельной реальности, мало соприкасающейся с переговорами. Вскоре после прекращения боевых действий у Дебальцево развернулись позиционные бои на новом фронте – в селе Широкино вблизи Мариуполя, а также на других направлениях. На протяжении 2015–2016 гг. наиболее активные бои и обстрелы продолжались около Донецка, в городах Марьинка и Авдеевка и в Песках. В ЛНР происходили убийства известных полевых командиров, в которых обвиняли украинские диверсионно-разведывательные группы (хотя в это, похоже, мало кто верил и в самой ЛНР). Произошло несколько провокаций и на административной границе с Крымом, одна из которых – задержание группы граждан Украины, обвиненных в подготовке терактов под руководством украинской разведки, – заставила снова вспомнить об угрозе открытой войны Украины с Российской Федерацией. А последняя новость «мирного процесса» на момент написания настоящей статьи – убийство известного командира сепаратистов Арсена Павлова, «Моторолы», кумира просепаратистской публики. В отличие от других убитых командиров, Павлов не проявлял политических амбиций и вообще мало на что влиял, в то же время он был одиозной фигурой для украинского общества из-за собственных признаний в расстрелах пленных. Поэтому в то, что его убили украинские спецслужбы, поверили охотнее, а товарищи Павлова обещают отомстить и «сровнять с землей украинские города» (Звезда, 2016). 

Что дальше?

Вариантов дальнейшего развития конфликта не так уж и много. Пока что их два: первый – Минские соглашения воплощаются-таки в жизнь, «отдельные районы» Донбасса возвращаются под юрисдикцию Украины, но на особых условиях; второй – одна из сторон добивается решительной военной победы и заканчивает конфликт полностью на своих условиях. В случае победы Украины это будет, очевидно, разгром отрядов сепаратистов и возвращение территорий на довоенных условиях. В случае победы ДНР и ЛНР конечную военную цель обозначить сложнее. Захват Киева и установление лояльной к России власти, которая согласится на переформатирование Украины в качестве федерации и признание Крыма территорией России? Такие сценарии, во всяком случае, при нынешней расстановке сил маловероятны. Теоретически, у России есть военные возможности попытаться реализовать последний сценарий, но есть серьезные сомнения – будет ли он оправдан для Кремля с дипломатической и экономической точки зрения. В Украине же возможность «зачистки» Донбасса теоретически появится только в случае отказа или неспособности России поддержать самопровозглашенные республики. О таком варианте сейчас говорить трудно.

Что касается выполнения компромиссных Минских соглашений, то также непонятно, как именно их будут выполнять, – или, скорее, какие у тех, кто желает выполнения соглашений, есть средства воздействия на тех, кто их выполнять не желает. Как указывалось выше, ЕС, по всей вероятности, больше всех заинтересован в реализации соглашений и возобновлении отношений с Россией, поэтому его лидеры и являются главными инициаторами и сторонниками мирных переговоров. У США в отношении соглашений более сложная позиция, поскольку усиление влияния России в Украине, которое, бесспорно, будет следствием воплощения «Минска» в жизнь, – нежелательный для них результат. А для украинской власти движение в направлении уступок сепаратистам весьма небезопасно – это показали, в частности, события во время голосования за изменения в Конституции Украины, касающиеся децентрализации, 31 августа 2015 года. Тогда во время протестов и столкновений под Верховной Радой в ряды правоохранителей была брошена граната; погибло несколько солдат Национальной гвардии. В любом случае, удар по рейтингу тех политиков, которые пришли к власти, спекулируя на «идеалах Майдана», и которые согласятся на реализацию «Минска», будет ощутимым. Россия же была и остается главным проводником ключевых пунктов Минских соглашений, для нее какой угодно компромисс в вопросе Донбасса будет выигрышным, поскольку роль конфликта на востоке Украины как «дымовой завесы» для аннексии Крыма уже выполнена, а любое ограничение и ослабление центральной власти в Украине дает Кремлю дополнительные инструменты влияния на внутреннюю и внешнюю политику своего бывшего сателлита.

Таким образом, вопрос в том, может ли Россия, в условиях теперь уже довольно ограниченных средств влияния на Украину, убедить «западных партнеров» в необходимости более активного давления на последнюю, и в том, какую именно из возможных интерпретаций Минских соглашений она сможет «протолкнуть». Если таких средств найдено не будет и если в самое ближайшее время не случится чего-то чрезвычайного, что полностью изменит расстановку сил и власти в регионе и мире, то велика вероятность того, что конфликт останется даже не в замороженном, а в «охлажденном», подвешенном состоянии. Перестрелки и обстрелы прифронтовых территорий, нечастые и не особенно масштабные эскалации, десятки погибших с обеих сторон почти каждый месяц – последние два года продемонстрировали, что такая позиционная война может продолжаться еще долго. В будущем возможно и полное «замораживание». В конце концов, для нынешних лидеров ДНР и ЛНР реализация Минских соглашений предвещает довольно туманные перспективы, поэтому сомнительно, что они лично будут проявлять активность в их продвижении, – кроме, возможно, того, что будет указано в прямых «рекомендациях» из Кремля. Таким образом, вероятность реализации Минских соглашений существует, но сказать с определенностью, когда и как именно в Донбассе настанет долгожданный мир, сложно.

Перевел Игорь Готлиб 

Опубликовано в: Спільне, 2016, №10: Війна і націоналізм