«Конец безнаказанности» (англ. Zero Impunity; фр. L'Impunité Zéro) — это масштабный трансмедийный проект, созданный французскими и люксембургскими журналистами, режиссерами и социальными активистами, которые решили обратить внимание европейского общества к проблеме сексуального насилия в зонах боевых действий. Проект находится на стыке расследовательской журналистики, активизма, современного искусства и кинематографа.
Первой фазой стали расследования, проведенные командой из 11 журналисток, разбитых на группы. Каждая команда занималась одной из шести актуальных тем. Опубликованные отчеты, основанные на свидетельствах очевидцев и жертв, раскрывают неприглядные стороны современных военных конфликтов. Например, один из самых объемных материалов был посвящен безнаказанности в правительственных тюрьмах Сирии, где изнасилованиям подвергаются дети заключенных представителей оппозиции.
Однако участники проекта критикуют не только режимы, признанные «нерукопожатными». Гораздо больший акцент сделан на вскрытии опасных тенденций в развитых демократиях Запада. Активисты обращают внимание на факты безнаказанного насилия в Европе и Америке, а также отмечают бездействие международных организаций по отношению к военным преступникам. В частности, речь идет об изнасилованиях жительниц Центральной Африки французскими военными в ходе операции «Сангарис», начавшейся в 2016 году.
По-прежнему острой остается и давнишняя история с пытками в американских тюрьмах. Издевательства над заключенными в Гуантанамо и других специальных тюрьмах США широко обсуждались еще во времена правления Джорджа Буша-младшего. Но до сегодня практически неосвещенными оставались сексуальные унижения, которым подвергались жертвы.
Проект обращает внимание общества и на попустительство со стороны ООН и Международного суда, в 2016 году снявшего обвинения с Жана-Пьера Бемба — организатора террористического Движения освобождения Конго, участники которого в 2002—2003 годах изнасиловали более пяти тысяч женщин в Центральной Африке. Zero Impunity обращает внимание к тому, как крупные медийные корпорации самоустраняются от расследований таких преступлений.
С отчетами о расследованиях можно ознакомиться на официальном сайте проекта. Но активисты #ZeroImpunity не ограничиваются написанием текстов. Чтобы быть услышанными широкой аудиторией, причем не обязательно подготовленной к таким сообщениям, движение запустило серию публичных акций в разных городах мира. Так, активисты транслировали обращения для президента Франции Эмманюэля Макрона, французского правительства и военных в самом центре Парижа. Здания министерства обороны, Национальной Ассамблеи, президентского дворца, другие популярные места массового скопления людей превратились в большие экраны, на которые проецировались видеозаписи обращений к властям и гражданам Франции.
Фрагменты этих акций переплетаются с интервью героев в сопровождении анимированной реконструкции событий из их жизни — это и составляет структуру фильма «Конец безнаказанности», режиссерами которого стали братья Николя Бли (Nicolas Blies) и Стефан Юбер-Бли (Stéphane Hueber-Blies). В подготовке материалов помогал большой коллектив авторов, проводивших собственные расследования, снимавших в горячих точках, беседовавших с героями и создававших различный аудиовизуальный контент. Стефан Юбер-Бли и Николя Бли стали известны широкой публике в 2015 году как авторы документального медиапроекта «Охотники за звуком» (SOUNDHUNTERS), который рассказывал о том, как миграция населения создает условия для формирования новых языков и диалектов. Проект нашел отклик у публики и жюри фестивалей в Европе, Америке и Азии.
«Конец безнаказанности» — первый фильм, в котором братья выступают как режиссеры и продюсеры. Эта работа открывает этап в творчестве братьев Бли, который они сами называют «социально влиятельным кино» (social impact cinema). Таким образом, братья Бли и прочие участники #ZeroImpunity закладывают собственный принцип съемки и демонстрации фильма: кино служит медиатором для привлечения внимания к общественно значимым проблемам, при этом сам фильм не замыкается на узком кругу ценителей, а напрямую обращается к «проблемному» обществу. Съемки и показы становятся только частью огромной медийной акции.
"Чтобы приблизить конец безнаказанности, #ZeroImpunity задействует разные средства, будь то показ фильмов, интервью, перформансы, политические митинги или же петиции на сайте change.org."
В этой акции задействованы несколько десятков интернет-журналов и газет. Наиболее тесно сотрудничает с #ZeroImpunity издание Mediapart, специализирующееся на журналистских расследованиях. Именно это СМИ первым опубликовало все отчеты, подготовленные активистами движения. Участники #ZeroImpunity также регулярно участвуют в эфирах европейских телеканалов и интернет-СМИ. Цели проекта «Конец безнаказанности» не в абстрактной борьбе за все хорошее, напротив, они приобретают как можно более прозаическую форму. В каждом из отчетов-расследований нас знакомят с практическими проблемами в правовой системе той или иной страны, требующими быстрого урегулирования. От необходимости уголовного преследования кого-то из военных командиров до масштабного изменения законодательства. Чтобы приблизить конец безнаказанности, #ZeroImpunity задействует разные средства, будь то показ фильмов, интервью, перформансы, политические митинги или же петиции на сайте change.org. Согласно официальному сайту движения, у «социально влиятельной» акции набралось уже свыше 400 тысяч сторонников.
Причем это далеко не единственная акция у братьев-режиссеров. Продолжая заниматься проектом #ZeroImpunity, Николя и Стефан параллельно работают над двумя другими «social impact» фильмами. Это проекты GHOSTDANCE, — анимадок-фильм на тему гендерного равенства, — и Shock the Monkey — анимация в виртуальной реальности о «приватизации нашего воображения капиталистической системой».
Презентация фильма на кинофестивале «Молодость» в Киеве
Проект «Конец безнаказанности» пользуется успехом на крупных международных форумах документального и анимационного кино. Премьеры прошли на фестивале анимационных фильмов в Анси, на международных фестивалях в Москве и Салониках. За социальные и технические достижения проект был награжден золотой наградой FIPA (в номинации Sm@rtFIPA). В конце мая 2019 года «Конец безнаказанности» добрался и до Украины — фильм показали на Киевском международном кинофестивале «Молодость».
«Конец безнаказанности» для Украины
«Ukraine: The Intimate War» («Украина: интимная война») – так называется один из шести расследовательских материалов авторства Илионе Шульц и Мари-Алис Детри. В этом отчете #ZeroImpunity обнажается табуированный контекст войны на Донбассе. Слово «intimate» имеет сразу несколько значений, среди которых не только «интимный», но и «близкий», «личный», «сокровенный», «потаенный». Всё это, тем не менее, легко выстраивается в синонимический ряд: нечто интимное близко и дорого нам, но при этом о нем не принято говорить вслух. Язык средств массовой информации (и пропаганды) к интимному как «душевному» не располагает вообще или же делает это в извращенной форме, выдавая «интимные» факты в виде «грязного белья» и «шок-контента». В условиях медиавойны такие псевдо-«интимные» пропагандистские спекуляции на судьбах людей приобретают военно-политическую ценность. «Сокровенность» интимного на самом деле будет означать замалчивание и неразглашение неприятных подробностей, невыгодных историй, табуированных зон. Говоря об «интимной войне», можно вспомнить древнегреческую этимологию слова «интимное» как «задушевное» и более объемно представить давно ставшую трюизмом формулировку о «войне за души и умы». Интимная война сегодня предполагает борьбу за освобождение интимного пространства из-под ударов иррациональной сексуальной жестокости, «освященной», тем не менее, рационализированным языком насилия — языком власти.
"В такой системе интимное а-приори проституируется: существует только человек-услуга, от которой требуется получить информацию или удовольствие."
«Конец безнаказанности» предлагает объемную подборку материалов о насилии на Донбассе. Из разрозненных, на первый взгляд, историй, свободно двигающихся во времени и пространстве, можно все же составить объемную и ужасающую картину. Молодых девушек после допроса сепаратисты «пристраивают» в качестве секс-рабынь. Изнасилования широко используются в качестве пыток жертв при «дознании». Параллельно с этим на украинской стороне процветает секс-индустрия для военных. Живым товаром, оказывающим «психологическую помощь» мобилизованным, становятся юные жительницы прифронтовых поселков и городов. Все это — бесперебойно функционирующая машина «экономики насилия», где каждая частная история вписана в единый расчеловеченный механизм. В такой системе интимное а-приори проституируется: существует только человек-услуга, от которой требуется получить информацию или удовольствие.
Жертва насилия, человек без лица, традиционно остается и человеком без голоса. До сих пор существует ряд стран, где жертвы изнасилования стигматизируются и порицаются, в некоторых таких государствах жертвам изнасилования грозит уголовное наказание. В Украине, где, к счастью, такой практики нет, эта сфера все же продолжает оставаться табуированной. Кроме того, что по-прежнему сильны традиционные стереотипы о виновности жертвы («так ей и надо, потому что ходила в слишком вызывающей одежде»), ситуацию усугубляет военный конфликт. Стереотипы не исчезают, но только закрепляются и переходят в иное качество. Вместо аргументов о «слишком коротких юбках» звучит нечто наподобие: «Зачем эта девушка ехала в зону АТО?». К слову, именно с ситуациями, явно провоцирующими подобную стереотипную аргументацию, мы сталкиваемся на примере героини фильма Алисы и других девушек, оказавшихся в плену у сепаратистов и упомянутых в расследовании.
"В отягощенном войной украинском обществе формируется незаметная лазейка для безнаказанности героев войны — древний аристократический атрибут вооруженного мужчины."
Еще одна важная проблема существует на украинской стороне — это неизбежное представление войны в виде «смягчающего обстоятельства» для преступников, имевших отношение к АТО. В расследовании приводится случай, когда местный суд в Киевской области выносит приговор об условном наказании насильнику, в прошлом участнику АТО. Так, в отягощенном войной украинском обществе формируется незаметная лазейка для безнаказанности героев войны — древний аристократический атрибут вооруженного мужчины.
Третьей же, гораздо более существенной проблемой становится моральный релятивизм в отношении насилия. Такой релятивизм подразумевает оценочное отношение к насилию, то есть факт преступления не существует без привязки к стороне конфликта, совершившей его. Жертва насилия, получающая возможность свидетельствовать в медиа, не перестает быть заложником. Но жертва, обезличенная и переведенная в категорию живого товара, — это только малая часть системы товарно-денежных отношений в «экономике насилия».
Основная мысль, которую транслирует нам #ZeroImpunity: изнасилование — это оружие. Это не только иррациональная жестокость как плод вытесненной в бессознательное сексуальности, оно может быть нужным и полезным — имеет свое целеполагание. Изнасилование практикуется в зонах военных конфликтов для достижения разных практических целей: как форма пытки, для сбора информации, для запугивания и тому подобное. В условиях, когда любое оружие — дорогостоящий товар, изнасилование является таким же военным товаром, как танки и автоматы. Сексуальное насилие — это товар медийной войны.
«Конец безнаказанности» создан в смешанной технике, когда за натурными съемками следует компьютерная анимация, «экранизирующая» истории, рассказанные героями. Истории, визуализированные с помощью простых анимационных приемов, встраиваясь между отснятыми сценами из реальной жизни, образуют тесную связь анимированного нарратива и заснятой реальности. Слова потерпевших, несмотря на то, что облекаются в доступную для широкого зрителя форму, визуально похожую на комикс, при этом не предполагают схематичности и «сказочности» – они вполне конкретны и нисколько не мифологичны. Также этот подход дает возможность визуализировать героев и героинь, связать их самих и их голоса с отображаемым нарративом. Голос – это не только способность высказаться, но еще и возможность применить власть.
Жорж Батай в статье о маркизе де Саде, вышедшей вскоре после Второй мировой войны, приходит к парадоксальному выводу, что произведения маркиза написаны на языке жертв, тогда как подобный текст, написанный на языке палача, выглядел бы карикатурно, саморазоблачительно и неестественно (Батай 1992). Язык палача никогда не допускает сколько-нибудь реалистичного, документального описания жестокости, не вдаваясь при этом в оправдания таких действий и не переводя дискурс в область мифологического нарратива. Язык власти, «вторичный» и не «операторный», всегда высказывающийся «по поводу» подчиненного ему предмета (Барт 2008) — это язык эвфемизмов и манипуляций, а не свидетельских показаний. «Конец безнаказанности» же наоборот (ре)анимирует героя-жертву и ее показания. Остается надеяться, что в ближайшем будущем столь масштабному медиапроекту удастся добиться поставленных целей, а от предпринятой им (ре)анимации останется нечто большее, чем очередной поучительный и жестокий комикс.
Источники:
Батай, Ж., 1992. «Сад и обычный человек». В: Маркиз де Сад и ХХ век. Москва: РИК «Культура», С. 99—107.
Барт, Р., 2008. «Миф сегодня». В: Барт Р. Мифологии. Москва: Академический Проект, С. 308—309.
_category.jpeg)
