Советские кибернетики и американские программисты: от профессии к субкультуре

Сергей Жабин, Вера Глушкова

В предыдущей части статьи мы рассказали об уникальной субкультуре советских программистов — виртуальной стране Кибертонии. Теперь мы выйдем за рамки советского проекта и попробуем поискать общее в таких разных на первый взгляд явлениях — программистах СССР и американских хакерах.

Компьютер стал революционным изобретением ХХ века и принес перемены  практически во все сферы деятельности. Правда, это стало очевидным не сразу. В 1950–1970-е работа с компьютером была уделом специалистов, а не пользователей, особенно в СССР. В то время две супердержавы боролись за первенство на мировой арене, поэтому поначалу компьютеры разрабатывались и применялись в основном в оборонном комплексе.

Хакерское движение в США: от программиста-виртуоза до «безопасника»

В 1961 году берет начало хакерская субкультура в Лаборатории искусственного интеллекта Массачусетского технологического института, которая получила первый PDP-1 компьютер от корпорации DEC^[1][2].

Первоначально слово «хакер» (hacker) означало «компьютерщик, пишущий нестандартный программный код». Так называли с насмешкой странных молодых людей, которые всеми правдами и неправдами записывались в ночное время на единственную громадную машину IBM 704.

Слово «хак» (hack) в Массачусетском технологическом институте долгое время означало студенческие шутки. Но его использование в Клубе технического моделирования железной дороги подразумевало серьезное уважение. Чтобы работа стала хаком, она должна быть инновационной, стильной, технически виртуозной. Даже если кто-то самоуничижительно говорил, что он «хакерил Систему», весьма существенным признавалось мастерство проделки^[1].

В октябре 1969 года в США завершили строительство первой в истории человечества компьютерной сети с коммутацией пакетов — ARPANET (Advanced Research Projects Agency Network). Будущий Интернет постепенно соединил локальные группы лабораторий искусственного интеллекта университетов в единую общность, которая обменивалась идеями, разработками и фольклором. К нему относится, например, история Мэла, адаптированные законы Мерфи и энциклопедия слэнга хакеров Jargon File (1975 г.).

Ощущения свободы, творчества и власти в виртуальном мире были предпосылками для формирования субкультуры хакеров. Хакерское движение никогда не было однородным, но по преобладающим ценностям можно дать такую целесообразную, на наш взгляд, периодизацию:

 – 1960-1970-е — мирный характер хакеров-студентов в тесной связи с молодежным движением хиппи. Ценности — свобода, мирное бунтарство, творчество, демократия, сотрудничество, пионерские исследования киберпространства. Несанкционированные проникновения (причем методами «подобрать пароль» или «договориться с дежурным») осуществлялись, скорее, чтобы воспользоваться машинным ресурсом для экспериментирования, нежели из корыстных или деструктивных мотивов.

 – Конец 1970-х — 1990-е – хакерское движение на Западе расширяется благодаря объединению компьютеров в сети и началу использования их за пределами университетов. Литература, СМИ и киноиндустрия оформили ныне распространенный образ (романтизированный и злодейский) агрессивного хакера-взломщика, творца компьютерных вирусов и антивирусов. Ценности — свобода, превосходство, незаметность и борьба с системой: с компьютерной корпорацией, с банком, с государством или даже с капиталистической системой ради сохранения свободы в реальном и виртуальном мирах.

 – С 2000-х — эпоха кибер-войн. Сейчас значение взлома и защиты компьютерных систем, которые пронизывают общество, растет, они стали нормой, как и количество специалистов в IT-отрасли, но сама хакерская субкультура постепенно идет на спад.

 – Современное движение в киберпространстве — это борьба за свободу движения информации (например, сеть хактивистов «Анонимус»). Компьютерная грамотность, взлом систем безопасности, сетевые атаки, утечки секретных документов, электронная слежка и претензии правообладателей электронной информации стали частью основной культуры. Компьютерные преступления никого не удивляют. Молодые IT-шники редко публично назовут себя хакерами, в отличие от поколений 1970—1990-х.

Хиппи и хакеры Стивен Джобс и Стив Возняк после проекта «голубая коробочка» (взлом телефонных линий) создают первый персональный компьютер Apple 1 (гараж родителей Стивена Джобса, 1970-е)

В итоге есть четыре определения слова «хакер»: программист-виртуоз, взломщик, разработчик-предприниматель и безопасник. Тип программиста-виртуоза, или академического хакера, появился первым и существует по сей день. Хакер-взломщик —  самый известный образ, который стал возможен благодаря компьютерным сетям, электронным деньгам и попыткам государственного контроля над киберпространством. Последним появилось в широкой культуре понятие специалиста по компьютерной безопасности: чтобы эффективно защищать системы от взлома, необходимо мыслить как взломщик. Многие «остепенившиеся» хакеры востребованы сегодня как разработчики антивирусов.

Могла ли возникнуть субкультура хакеров в СССР?

В 1961 году в СССР появилась статья А. И. Китова «Кибернетика и управление народным хозяйством». Наметился переход к применению компьютерных технологий в гражданской сфере, хотя военная продолжала доминировать до распада страны. Фактически в СССР не было хакеров, кроме программистов-виртуозов и сотрудников спецслужб. Взломщики-маргиналы и предприниматели просто не могли появиться. Проект Виктора Глушкова ОГАС, предполагавший широкую информатизацию сектора управления, электронный документооборот, реализовывался с большими ограничениями (например, без электронных денег). Если же советским специалистам помимо разведданных попадали компьютеры американских фирм, то их «хакерили» (и это было взаимно) до последнего винтика. Процесс был особенно интересен, если отсутствовали руководства для пользователя или были только тексты программ.

В 1990-х на постсоветском пространстве появились классические хакеры. Благодаря высокой квалификации, идеям-наработкам из закрытых ранее НИИ при скромных запросах на оплату труда они либо стали известны всему миру, либо же остались неизвестными, а на них заработали деньги другие. Яркие примеры: с 1993 года бывший сотрудник Института точной механики и вычислительной техники имени С. А. Лебедева РАН Владимир Пентковский принимал участие в разработке нескольких поколений процессоров Pentium фирмы Intel. В 1997 году была основана компания-разработчик антивирусов «Лаборатория Касперского». Образ хакера-взломщика был дополнен русским хакером.

Но если в СССР не было субкультуры хакеров, куда была направлена социальная творческая и протестная энергия советских программистов? Ведь советские программисты из 1960-х соответствовали образу программиста-виртуоза («real programmer»), ощущали себя частью научного коллектива и были очень востребованы в обществе. И они пытались официальными и неофициальными методами бороться с недостатками системы: против бюрократии и стагнации в сфере вычислительной техники.

В Институте кибернетики в Киеве работали люди, прошедшие Великую Отечественную войну. Они выбрали своей профессией новую, модную и ранее запрещенную науку в СССР — кибернетику. Боялись ли молодые кибернетики репрессий? Сталинский период оставил свой след, и родственники пострадавших жили в страхе. Фронтовиков-победителей сложно было запугать партийной бюрократией, если они верили в правоту дела. Кибернетики могли критиковать отдельные черты системы: бюрократию, некомпетентных карьеристов, псевдоученых и отставание науки. Об этом красноречиво свидетельствует эпизод «письма Хрущеву». В 1963 году под руководством Виктора Глушкова и академика АН СССР Василия Немчинова группа комсомольцев подготовили письмо Никите Хрущеву от имени молодых сотрудников ведущих научных учреждений страны. Они писали об отставании СССР в области вычислительной техники, предложили меры по производству и внедрению ЭВМ. Подготовка письма проходила в формате практически спецоперации: собирались на квартире в Москве, ночами готовили текст, инструктировали подателей и шутили, кому сколько лет дадут. Глава государства получил от сети молодежных организаций (от Киева до Новосибирска) письмо, которое невозможно было проигнорировать. Хрущев немедленно вынес вопрос на обсуждение президиума ЦК. После устроенного «разноса» ряда министров в мае 1963 года вышло постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР об ускорении внедрения ЭВМ и автоматизированных систем управления (АСУ) в народном хозяйстве. Ключевые тезисы письма, вошедшие потом в основу проекта ЕГСВЦ/ОГАС, утонули в бюрократической машине, а Никита Хрущев был через год отстранен от власти^[3][4][5].

Аналогичные переживания сопутствовали американским программистам и, возможно, более острые по социальным причинам: индивидуалисты в корпоративной системе начинали бороться за право на университет и потом как наемные работники, которые мечтают о своей личной фирме или когда-нибудь взломать Систему.

Советские кибертонцы и американские хакеры: попытка сравнения

Обратимся к «манифестам». На Западе неоднократно предпринимались попытки написать манифест хакеров. Единого принятого, конечно, не существует, можно говорить либо о первых, либо о получивших известность произведениях.

Молодой американский хакер Лойд Бланкеншип (ник в сети — The Mentor) написал литературное эссе «Манифест хакера, или Совесть хакера» после того, как был арестован ФБР в 1986 году. Это одна из первых попыток объяснить феномен хакерского сознания и подхода к жизни, яркое противостояние онлайн-активистов и властей. Вина подростка, по его мнению, начинается с момента осознания, что он умнее прочих людей. А преступления хакера — любопытство и поиски нового знания. Культовый Манифест отрицает деление людей по цвету кожи, национальности, религиозным взглядам и декларирует хакерство как исследование мира, что близко Кибертонии^[6].

Яркий манифест идеологических воззрений ранних хакеров — «Декларация независимости киберпространства» Дж. Барлоу, хоть и написанная в 1996 году как ответ на Телекоммуникационный акт Правительства США. Ее суть — киберлибертарианство или, проще говоря, требование минимизации государственного регулирования, цензуры в «свободной» Всемирной паутине. С первых же слов идет обращения против правительств Индустриального мира. Кибертонцы не были противниками государства^[7].

Варк МакКензи в философской книге «Манифест хакера» с явными отсылками к марксистскому классовому подходу определяет хакерство как создание новых концепций, восприятий и ощущений, взломанных из необработанных данных. Независимо от того, какой код взламывается, будь-то язык программирования, поэтический язык, математика или музыка, кривые или раскраски, хакеры являлись визионерами новых миров. Это тоже близко Кибертонии ^[8].

С манифестами Кибертонии дело обстоит сложнее. «Виртуальная страна» – уникальная субкультура – просуществовала лишь десятилетие в одном НИИ. Доступно всего несколько произведений, которые отражают молодежную субкультуру 1960-х в Институте кибернетики. Такой была брошюра со стихами и шаржами «Отчёт лаборатории читающих автоматов за 1964–1965 гг.»^[9].

Шарж из юмористической брошюры об устранении проблемы с помощью головы и паяльника. Фактически изображен именно ранний хакер из 1960-х, который пытается наладить работу «железа»

Но на роль основного манифеста субкультуры Кибертонии может претендовать повесть-сказка Леонида Сапожникова «У нас в Кибертонии». Книга касается тем искусственного интеллекта, робототехники, электронного школьного образования, информационно-инновационного общества и биокибернетики. Для нас все это норма, но для 1960-х только активная и прорывная научная работа с живым неформальным обсуждением в Институте кибернетики позволила Сапожникову так ярко предсказать развитие IT-технологий.

В книге изображена мирная коммунистическая община «музыкантов и конструкторов», весьма похожая на «Солнечный город» Николая Носова. Население страны занимается творчеством: «Кибертонцы все, как один, влюблены в технику и не упускают случая что-то усовершенствовать или изобрести. Взрослые кибертонцы делают большие изобретения, а ребята - маленькие, но тоже очень полезные». А пороки – невежество и отсутствие музыкального слуха: «Самое страшное ругательство в Кибертонии – “Он не знает, откуда берется электричество”». И другое, не менее страшное —  “Ему медведь на ухо наступил”. Власть – выборная, представлена лишь Доном Кибертоном и Синьориной Кибертиной, а их избирают исключительно за полезные творческие достижения. Главным врагом светлого общества будущего является не Система (в отличие от хакерского движения), а злая личность — доктор тьма-тьматических наук профессор Тракатан, который, кстати, набрался плохого в “заморских странах” и упивался “властью знания”»^[10].

Насколько кибертонцы уходили в сказку?  Они упорным трудом пытались приблизить ее наступление —  коммунистические идеалы. Через 20 лет, в 1980-х, они, как и многие в СССР, были разочарованы полностью или частично, но это уже тема другой истории.

Советские кибертонцы и ранние американские хакеры были весьма схожи в ценностях: все они отличались стремлением к расширению личных и творческих свобод, исследованию и преобразованию мира, осознанием нахождения на острие прогресса, верой в светлое будущее и бунтарством против бюрократической системы.