Интервью с Евгенией Бильченко
Евгения Бильченко — доктор культурологии, кандидат педагогических наук, профессор кафедры культурологии факультета философского образования и науки Национального педагогического университета имени М. П. Драгоманова, член Международной академии литературы и искусств Украины, Конгресса литераторов Украины, лауреат двух международных премий за поэтический вклад в развитие мира и гражданскую позицию — Григория Сковороды и Николая Гоголя.
Влад Бурный: Отмотаем время назад. Как повлиял Майдан и последующие события на арт-пространство в Украине? Возможно, появились новые тенденции, увеличилась заинтересованность масс в искусстве? Ведь многие деятели этой сферы стали уделять особое внимание социальным проблемам.
Евгения Бильченко: Майдан, в отличие от майского бунта в Сорбонне 1968 года, Болотной, Манежной или Occupy Wall Street, не смог в достаточной степени либерализировать арт-пространство, не смог сделать его множественным, как и положено быть искусству, потому что Майдан, кроме демократической идеи, по понятным причинам содержал еще и националистическую составляющую, которая и стала его маркером. Сектор национального начал расти, постепенно вытеснил либерализм и превратился в охоту на ведьм, то есть Майдан в его ядре опроверг сам себя. Мы хотели сломать моносистему, но в результате построили еще более крепкую, потому что каждый освобожденный раб хочет иметь своих рабов. Из этого следует, что искусство, которое претендует на роль эстетического зеркала украинского социума, следует не путем поиска новых форм и идей, а путем консервации и милитаризации, путем возвращения к этническим традициям фундаментализма. Конечно же, это не отрицает наличия значительного количества неклассических движений (тот же Арсен Савадов и другие), но это скорее исключение, чем правило. Тематика искусства полностью перестраивается под политический тренд, призванный, с одной стороны, удовлетворять амбиции власти и радикалов, а с другой — потакать сентиментальному конформизму масс. Многие мои знакомые литераторы, ранее говорившие на русском языке, очень быстро «перековались» и теперь пишут «правильные» стихи, создают «нужные» тексты, коверкают свой новый украинский, меняют облик своих страничек в соцсетях и т. д. Наблюдать эту истерику неофитов смешно и печально, особенно со стороны людей, которые прекрасно себя чувствовали при советской власти, а теперь стали ярыми патриотами. Потому «заинтересованность масс в искусстве» для меня это — начало гибели искусства. Я как поэт имела это искушение с майдановским текстом «Кто я?», который в свое время был зеркалом искренних чувств людей, но потом был превращен в своего рода ключ доступа к официозу и «толпе». Так, выступая перед националистически настроенной публикой, я понимаю, что должна уже читать этот текст не по движению сердца, как раньше, а как бы в «оправдание» себе. Хотя недавно участники АТО сделали мне замечание, которое раньше никогда не звучало даже на фронте: «Почему в стихотворении упоминается “москалька” Белла Ахмадулина?» Мне очень грустно, что уличная жандармерия пытается как-то контролировать искусство.
БВ: А что касается государственной политики, то стало ли государство принимать большее участие в работе арт-пространства? Можно ли говорить, что сегодня государство действительно вкладывается в эту сферу для своего рода «пропаганды» собственной политики в контексте отношений с Россией и другими остросоциальными вопросами?
БЕ: Я не вижу особой государственной поддержки арт-пространств, которые так и остаются автономными эстетическими очагами и существуют либо на собственные средства, либо на средства частных спонсоров. Конечно же, есть исключения, что-то кем-то спонсируется, но это что-то вновь-таки должно быть «правильным», «патриотическим», волонтерским, например, даже если твое волонтерство ограничилось улыбчивыми фотографиями на безопасном расстоянии от «нулёвки». Если ты выходишь за эти границы, ты автоматически попадаешь в статус маргинала — «проклятого постмодерниста», «левака», «агента Кремля». Я бы могла привести много конкретных примеров, но не буду, поскольку это действительно вопрос безопасности людей. Потому я имею право упоминать только о себе и тех людях, кто открыто заявил о давлении, например о Романе Скибе.
Нужно также сказать, что русскоязычные писатели, которые считают своей Родиной Украину, а не Россию, которые не хотят эмигрировать из своей страны в страну, с которой мы воюем, попадают в очень сложную ситуацию. Чтобы жить здесь и ощущать поддержку, они должны принять правила игры, что Украина — это национализм. Если они этого не делают, то они вроде как и не «настоящие украинцы». Тем не менее у нас есть опыт истории Германии и СССР, который показывает, что тоталитарное искусство в конечном итоге переживает кризис догм. Искусство не может служить ни одной идеологии — ни правой, ни левой, ни центристской. Никакой. Личные взгляды писателя — это одно. Но создание из произведения агитационной виньетки — увольте.
БВ: За последние годы в Украине серьезно выросли праворадикальные тенденции. Последние нападения на выставку Чичкана и ЛГБТ-акции это подтверждают. Как это влияет на атмосферу в арт-пространстве? Популярны ли подобные позиции среди самих художников (музыкантов, писателей и т. д.)?
БЕ: С Чичканом вышло совершенно безобразно, но вполне предсказуемо, учитывая отношение праворадикалов к любым инакомыслящим. Вскоре после нападения на его выставку в Петербурге я познакомилась со знакомым Давида, замечательным человеком по имени Степан, левым, который вместе с ребятами из европейской социалистической тусовки Питера охранял мой концерт в украинской диаспоре от российских правых, чем-то похожих на наших, но на тот момент в России они были гораздо менее активны, чем, скажем, сейчас у нас С14. Во всяком случае, один из их представителей после моего либерального концерта даже позвонил мне по телефону и сказал, что я настоящий поэт, а творчество он уважает в любой форме. Я общаюсь с любыми читателями и пишу для любых людей, если они ставят человеческое выше цвета флага. Это я рассказываю к тому, что праворадикальные позиции довольно популярны у некоторых художников, которые не хотят выпасть из ритма времени и оказаться не у дел в украинском социуме. Одни искренне верят, другие просто приспосабливаются. В особенности это касается не визуальщиков, а именно литераторов, призванных быть «совестью» нации или ее карательной дланью, если совесть — вещь недоступная. Если человеку четыре года подряд внушать, что национализм и патриотизм — это одно и то же, что любовь к Родине определяется количеством убитых врагов, он закончит тем, что либо сойдет с ума, либо уйдет с этой арены, либо будет пытаться как-то противиться. Я предпочитаю пока сопротивление, но если дальше оно будет становиться совсем небезопасным, придется уходить.
Однако же гуманистические идеи в искусстве остались. Это и Давид Чичкан, и Роман Балаян, и Роман Скиба, и те же хиппи-субкультуры, и незаангажированная ни в одну сторону часть русскоязычной богемы, и многие талантливые украинские авторы, чьих фамилий я не хочу называть, чтобы не привлекать к ним внимание сторожевых групп. Сегодня и завтра, например, я намереваюсь делать мастер-класс на мультикультурном фестивале «новых левых» в Украине. Речь идет о «Студреспублике» и многих моих студентах и знакомых интеллектуалах, для которых демократия, за которую якобы «стоял» Майдан, — это нечто более реальное, чем кружевные трусы и либеральные сопли в стиле «лелеки, що летять далеко». Многие национал-либералы сейчас смотрят сквозь пальцы на неонацистов, охотно принимают их у себя в арт-пространствах, в библиотеках и т. д.. Они не понимают, что после зачистки пророссийских и проевропейских левых художников радикалы возьмутся и за них, сделай они что-то более «гейропейское», чем дозволено.
БВ: Дайте свою оценку современному положению дел в арт-пространстве. Какие есть проблемы, в чем заметны позитивные тенденции, какие существуют угрозы для дальнейшего развития?
БЕ: Современное украинское арт-пространство, к сожалению, четко поляризировано по идеологическим группам, как и все общество. На юго-востоке Украины очень много художников и центров, ориентированных на сотрудничество с Россией, но работают они маргинально. Центр и Запад будут продолжать укреплять националистическую догматику. Значительная часть художников сознательно уходят в эстетическую эмиграцию и пребывают в позиции демонстративного невмешательства. Это, конечно, достойная позиция, учитывая хаос происходящего. Но и в ней есть своя слабость. Попытка дистанцироваться от реальности уличной диктатуры приведет к тому, что эта диктатура сама придет к вам домой. Нельзя молча терпеть нападения на проекты таких людей, как Давид Чичкан. Если художники — демократы, левые, мистики, гуманисты, национал-либералы, социалисты, фемин, кибер, еще такие-то и такие-то — не будут оказывать этим процессам внятное сопротивление, независимо от степени своей заинтересованности политикой, то мы рискуем потерять не только искусство, но и здоровье, и даже жизнь, во всяком случае нашу жизнь на Родине, которая стоит того, чтобы стать гражданской, демократической, множественной, как и полагается любой адекватной стране. Потому мне очень приятно, что существуют такие издания, как «Спильне» и, например, «Політична критика», где можно обо всём этом свободно говорить. А что касается позитивных тенденций, то здесь в первую очередь стоит говорить о распространение антитоталитарных гуманистических идей на интеллектуальных площадках, несмотря на общую идеологическую атмосферу в стране. Такие гражданские объединения, как та же «Студреспублика», харьковский «ЕрмиловЦентр» или международные организации вроде Master Peace и академии литературы и искусства — все это в правильном ключе влияет на развитие Украины как политкультурной демократической страны. И нужно сказать, что работа в этом плане постоянно продолжается и вскоре таких структур должно стать еще больше.
Говорил Влад Бурный