Кале — небольшой французский город-порт всего в 40 километрах от побережья Великобритании, последняя точка Франции на пути к Британским островам. Отсюда ежедневно отправляются паромы в Дувр и здесь же проходит знаменитый Евротуннель — железнодорожная магистраль, связывающая Англию и континентальную Европу и ставшая символом европейской интеграции. Последние 15 лет название города не сходит с газетных полос и из выпусков теленовостей — именно здесь находится основная база переправки нелегальных иммигрантов на туманный Альбион. Внутриевропейские политические разборки, взаимный шантаж правительствами стран ЕС друг друга, полицейские провокации, проекты политических радикалов от крайне правых до крайне левых, а в центре всего этого гуманитарная ситуация самих иммигрантов, ставшая вялотекущим реалити-шоу под прицелом камер. Последний раз Кале стал центром скандала несколько месяцев назад, когда в городском канале было найдено тело суданца Нуреддина Мухаммеда. В его смерти пресса тут же обвинила полицейский патруль, остановивший Нуреддина с друзьями за несколько минут до смерти, что вызвало волну демонстраций протеста левых по всей Франции.
Эти демонстрации вызвали в свою очередь новый шквал газетных публикаций и медийного внимания. Самоподдерживающаяся истерика выкатилась далеко за пределы Франции, постепенно переключившись на нужды мигрантов в связи с наступающим зимним сезоном. «Нам срочно требуются теплые вещи и одеяла для сотен новоприбывших беженцев!» — звучал отчаянный призыв в блогах волонтеров. Консервативная пресса построила имидж города в осаде с патрулями полицейского спецназа на улицах и толпами мигрантов, терроризирующих мирное население, в то время как СМИ, придерживающиеся левых политических взглядов, рисовали картину чудовищных страданий мигрантов, умирающих на улицах, и полицейского насилия.
На месте Кале, однако, не производит впечатления военной зоны или лагеря беженцев ни на первый, ни на второй взгляд. Единственное место, где можно увидеть мигрантов — это закрытая парковка на территории порта, куда два раза в день благотворительная организация «Салам» подгоняет микроавтобус с едой. На небольшой площадке около 50 мигрантов толпятся в ожидании раздачи. Волонтеров вокруг больше, чем самих нуждающихся в помощи. В основном это благообразного вида люди, пришедшие из церковных организаций, и левые и анархистские активисты, с озабоченным видом закрывающие лица от камер. Этих людей можно увидеть на политических демонстрациях любого рода — от протестов против мирового капитала до защиты прав животных. «Посмотрите на этих детей», — с умилением кивает на очередь девушка-активистка на раздаче. Впереди мрачно толпятся небритые мужики — кажется, что единственным ребенком является здесь она сама. В углу парковки под дождем мокнет огромная куча одеял и одежды.
Обед
Политический активизм такого рода сыграл значительную роль в увеличении влияния крайне правых в Европе. За последние 5-6 лет они вошли в парламенты практически всех стран Европы и в большинстве из них стали признанной и легитимной частью политического спектра. Когнитивный диссонанс между описанием и оценкой проблемы мигрантов в Кале медиа и самой этой проблемой активно передается и усиливается средствами массовой информации на всю Францию, вызывая аналогичный диссонанс у массового избирателя. Эта растерянность проецируется в ежегодно растущих цифрах французов, голосующих за крайне правый Национальный фронт. На последних выборах внезапно оказалось, что возможность того, что его лидер Марин Ле Пен выйдет во второй тур выборов президента – вполне реальна. В своей риторике Ле Пен тоже весьма активно эксплуатирует Кале как ужасный пример того, что может случится со всей Францией.
Чтобы понять, в чем состоит настоящая проблема Кале, необходимо углубиться в историю. История Кале как медийного феномена началась почти 20 лет назад, с небольшого местечка рядом с городом. Вслед за началом медленного, но неуклонного ужесточения иммиграционной политики на континенте с середины 90-х годов консервативная Великобритания, сохранявшая сравнительно мягкую традицию приема мигрантов, стала желанной целью для десятков тысяч нелегалов. Большинство из них оседало в Кале и его окрестностях, пытаясь попасть на паром или пробраться в фуры, идущие в Англию. Само по себе это не было особенно сложным, поэтому город быстро превратился в огромный транзитный лагерь с тысячами людей, живущих на улицах и в палатках в ожидании переезда. К 1999 году гуманитарная ситуация в первую очередь для семей с детьми, бежавших из Косово, стала настолько сложной, что Красный Крест открыл временный лагерь беженцев в пригороде Сангат. В свои лучшие дни центр размещал до 1500 мигрантов, не считая многих сотен тех, кто жил за его пределами. Население центра включало косовцев, афганцев, курдов, иранцев помимо прочих национальностей. Расовая нетерпимость мигрантов по отношению друг к другу становилась причиной межнациональных конфликтов внутри лагеря. Так, в ходе одной из драк, возникших после футбольного матча между курдами и афганцами был убит 25-летний курд и ранено несколько человек.
Существование лагеря стало серьезной политической проблемой для британского правительства: самые популярные газеты страны давали подробные фоторепортажи о происходивших в лагере и вокруг него событиях с подзаголовками в стиле «Новая резня в Сангате — завтра Ахмад будет в Британии». В то же время французское правительство с удовольствием наблюдало за разрастанием политического кризиса у северного соседа, тем самым без каких-либо усилий получив рычаг давления на него. Французской полиции был отдан приказ не заходить на территорию лагеря и не препятствовать мигрантам в их попытках проникнуть на паромы или в туннель. На Рождество 1999 года сотни мигрантов штурмовали железнодорожный терминал и прорвались через периметр Евротуннеля — около 500 человек было остановлено уже внутри него, что привело к длительному перерыву в железнодорожном сообщении. Правительство Великобритании, не имевшее прямых рычагов давления на Францию в этом вопросе, провело законопроект, делающий возможным наложение больших штрафов за каждого мигранта, попавшего на острова через Евротуннель, на сам Евротуннель, одним из основных акционеров которого на тот момент были государственные железные дороги Франции — SNCF. Тем самым ответственность за контроль границы со стороны Франции перекладывалась на частную компанию.
Подьезды к паромному терминалу в Кале
Под прессом со стороны Великобритании Евротуннель начал предпринимать более активные меры по предотвращению трафика мигрантов. По утверждению компании за первые полгода было остановлено 18500 мигрантов, пытавшихся проникнуть в охраняемую зону, что соответстует примерно 200 мигрантам каждую ночь. На меры безопасности было потрачено около 6 миллионов фунтов, которые пошли на установку 30 километров стен и ограждений, 10 километров колючей проволоки, 300 камер и на работу 360 охранников, которые круглосуточно патрулировали терминалы. Помимо этого, Евротуннель начал судебный процесс против французского государства, требуя закрытия лагеря Сангат. В исковом заявлении указывалось, что регулярные остановки в движении поездов в туннеле, вызванные мигрантами, принесли компании убытки в размере 20 миллионов фунтов. Несмотря на это, французский суд дважды отказал Евротуннелю в закрытии лагеря. Сангат был в итоге закрыт в конце 2002-го года в результате межправительственного соглашения, которое с французской стороны подписал тогда еще министр внутренних дел Саркози. В договоре была прописана цена, которую заплатила Великобритания за закрытие лагеря — 1000 иракских курдов из Сангата и некоторое количество афганцев были приняты Лондоном на условиях рабочей визы. Кроме того, Англия обязалась обеспечить английский пограничный контроль на терминалах Кале, а Франция в свою очередь должна была создать условия для этого.
В результате серии соглашений в Кале возник феномен удаленной, или гибкой, границы — концепция, которая сейчас все более активно применяется уже на внешних границах Евросоюза. Гибкая граница заключается в организации пограничного контроля на территории соседнего государства, дабы не допустить физического попадания мигрантов на свою территорию. На паромных и железнодорожных терминалах города введены 3 уровня контроля — за первые два отвечает французская полиция, а последний — самый дотошный — проводится офицерами британской пограничной службы.
Французская линия контроля
Зидане, 27-летний палестинец из Бетлехема, уже 3 месяца пытающийся попасть в Британию, говорит: «Французы обычно почти не смотрят машины, это и понятно — им же выгоднее, если мы уедем». Британский же контроль использует последние достижения Фронтекса 1 на ниве борьбы с иммигрантами: начиная от сверхчувствительных микрофонов, улавливающих звук сердцебиения внутри контейнера в фуре, и заканчивая анализаторами содержания углекислого газа в грузовых отсеках машин — на выдох от живых организмов. Разумеется, это не исключает и старых зарекомендовавших себя способов — таких как рентген-сканирование и собаки.
Бокс с рентген-сканером
В течение последних 3-х месяцев Зидане почти каждую ночь идет на гигантскую парковку грузовых машин в районе порта. Там отдыхают водители фур, которые утром поедут в Британию. Далеко не в каждый контейнер можно попасть — только в те, где нет замков. Попав внутрь, мигранты ждут до 5-6 часов утра, когда фуры начинают разьезжаться. Впрочем, гарантии, что машина пойдет именно в Англию, нет. «Однажды я так приехал в Бельгию», — со смехом рассказывает Зидане. Если же фура идет на паромы, то ее загоняют в специальный бокс, где и осуществляются вышеописанные проверки. «Когда находят, обычно улыбаются и говорят — Good luck next time! — говорит Зидане. — Я их не осуждаю, это просто работа такая».
Парковка
В отличие от дней былой славы сейчас в Кале находится всего лишь около 100 мигрантов. Можно сказать, что это элитная прослойка беженцев — многие из них прибыли напрямую во Францию по фальшивым паспортам, минуя Грецию и Италию, — роскошь доступная очень немногим. На вопрос, почему они не хотят попытаться остаться во Франции, Мухаммед, прибывший в Кале пару недель назад, отвечает: «В Британии мне дадут жилье, деньги, зарплату… — он запинается. — То есть… в смысле пособие. Я смогу привести свою семью — у меня жена и пятеро детей. Во Франции ничего этого мне не дадут». Мухаммеду 38 лет, в своем городе он владел магазином электроники, что обьясняет его прибытие напрямую в Кале, обошедшееся весьма недешево. На вопрос, где он жил, тот неуверенно отвечает, что в Сирии, в Дераа. Однако, говорит он почему-то на египетском диалекте арабского. Будущие беженцы весьма информированы в вопросах социальной поддержки иммигрантов и своих прав, а также имеют однозначное мнение о французах: «Они все расисты!»
Разговаривая с мигрантами, трудно отделаться от ощущения, что большинство из них прошло курсы общения с прессой, — они говорят, тщательно взвешивая каждое слово, как это делают пресс-секретари и пиарщики. Оказавшись в качестве статистов по неволе в реалити-шоу, декорациями которого стал Кале, они уже по многу раз говорили на камеру, научившись связывать прибытие журналистов с изменениями в сценарии — от активизации полиции с массовыми арестами и депортациями до переезда в благоустроенные домики с душем.
В ожидании еды
Большинство мигрантов в Кале живет надеждой перебраться на Британские острова, подпитывающейся историями успеха, которыми делятся везунчики по телефону с «той» стороны пролива. Франция действительно не обеспечивает большинство просителей убежища жильем или пособиями — мигранты в Кале живут в заброшенных складах, гаражах или в палаточных лагерях, регулярно сносимых полицией. Наиболее известные из них — это палаточный лагерь «Джангл», где селятся курды, афганцы и иранцы, «Сквот», где живут египтяне, и масса других более мелких, в том числе «Гараж», где размещаются палестинцы.
В прикрепленных к стене пластиковых мешках легче удержать тепло
«Гараж» представляет собой никому не принадлежащее гаражное место во дворе многоквартирного жилого дома. Несколько досок в углу ворот отогнуты, а внутри все застелено одеялами. Обычный день живущего в «Гараже» человека имеет четкую временную схему: днем сон, в 13.00 раздача бесплатной еды благотворительной организацией «Салам» в порту, затем опять сон, в 18.00 — раздача еды, сон, ночью — поход в порт. Утром — возвращение назад и сон. Основная проблема помимо собственно пересечения границы — это согреться.
Кале, находящийся на самом севере Франции, отличается резким непредсказуемым климатом — уже в конце октября здесь начинаются снежные бури и град — поэтому очень важно сохранить тепло. В «Гараже» единственным его источником является небольшая свечка, которой можно греть руки. Всего здесь живет 8 человек, и это очень разные люди, обьединяет которых лишь одно — желание пересечь пролив.
В «Гараже»
Другой большой категорией, помимо расчетливых бизнес-эмигрантов «из Сирии», являются прошедшие все круги миграционного процесса в Европе жертвы Дублинского соглашения, согласно которому страна первого запроса об убежище является страной, ответственной за рассмотрение всего дела мигранта и его последующую депортацию в случае негативного решения. Существование «Дублина», как его по совпадению на слэнге называют и сотрудники миграционных служб и их клиенты, обеспечено общеевропейской системой Евродак, куда попадают отпечатки пальцев всех просителей убежища и нелегальных мигрантов. При запросе убежища в новой стране отпечатки пальцев выдают владельца, после чего осуществляется его депортация в «ответственную» страну. Попав в страну мечты и узнав, что Великобритания тоже подключена к Евродаку, многие мигранты выжигают кислотой свои пальцы, делая их временно нечитаемыми для сканера, или срезают кожу напильником. Кожа в конце концов восстанавливается, поэтому процедуру нужно регулярно повторять, что в конечном итоге бесперспективно, поскольку в конце концов назначается глубокое сканирование отпечатков, но выигрывает время.
Одного из таких персонажей мы встречаем поздно ночью в «Гараже». Абдул Кадар, палестинец, родившийся в лагере беженцев в Ливане, приехал в Швецию в 2006-м году, когда ему было 23 года, по воссоединению семьи — как супруг бывшей соотечественницы. Спустя 6,5 лет шведской миграционной службой было вынесено окончательное решение о его депортации. За 6,5 лет Абдул постарел на все 20.
Абдул с ливанской ид-картой 7-летней давности
Было странно видеть его в этом гараже среди старых одеял, распаковывающего чемодан на колесиках с еще новыми вещами из другой жизни — H&M и прочие скандинавские брэнды смотрелись здесь несколько неуместно. «Вот, 10 крон», — он гордо показал артефакт из своей прошлой жизни. Адбул работал в социальной службе персональным ассистентом инвалида, и ему не хватило 1,5 месяцев, чтобы продлить вид на жительство по шведскому законодательству. Ждать 1,5 месяца миграционная служба не захотела, поэтому ему пришлось бежать. Абдул собирается пробираться в Британию наиболее экстремальным способом — прицепившись к одному из грузовых поездов в Евротуннеле. Риск погибнуть в таком случае весьма велик.
С решением шведской миграционной службы об отказе в виде на жительство и депортации
При свете свечи мы пьем горячий чай из термоса. Сверху по пластиковому листу, положенному вместо крыши, барабанит град. В щели между досками через регулярные промежутки светит маяк Кале — говорят, что в ясную ночь свет от него видно из Англии. Зидане, который тоже живет в гараже, говорит, глядя на маяк: «Здесь всего 20 минут до Британии, а я не могу их преодолеть уже 3 месяца. Почему ты можешь туда поехать прямо сейчас, а я нет? Я ведь такой же человек…»
Как и на любой границе, здесь есть много историй с плохим концом. В августе этого года на пляже рядом с Кале был обнаружен труп молодой женщины из Азии, которая пыталась вплавь преодолеть 30-километровый пролив. Ее тело было обмазано вазелином, чтобы сохранить тепло, также имелся запас чистой одежды в пакете и энергетических батончиков. Впрочем, большинство иммигрантов пользуются услугами контрабандистов, у которых есть связи среди водителей фур. Переезд через контрабандистов не дает гарантии успеха, т.к. на пограничный контроль они повлиять не могут, разве что процесс попадания в контейнер проходит несколько более комфортно.
Кале находится в эпицентре европейской политики — отсюда всего около 200 километров до Брюсселя и примерно столько же до Лондона и Парижа. Медийный потенциал Кале весьма велик — сюда недалеко ехать из всех трех главных европейских столиц и здесь можно снять отличную картинку в любом нужном политическом спектре. Само по себе это уже достаточная причина для сохранения статус-кво.
Общее количество нелегалов во Франции сейчас составляет около 400 тысяч человек даже по скромным оценкам правительства, а слово sans-papier — «человек без бумаг» — стало новым термином во французском языке. Люди без гражданства, паспорта, прав и будущего становятся все более обыденной частью жизни во Франции. Правительство Саркози высылало по 30 тысяч человек в год, поставив цель довести эту цифру до 40 тысяч, и одновременно введя уголовное наказание за помощь нелегалам, однако выборы 2012-го, несмотря на рост популярности Ле Пен, показали, что для французов не так важна проблема иммиграции.
Это впечатление подтверждают сами жители Кале: вместо обычного в таких случаях набора жалоб обывателей на криминальных иммигрантов, разносящих болезни, те совершенно равнодушны к теме. Владелец небольшого бизнеса в центре города говорит: «Да нет, они никак не мешают. Мы их вообще не видим. Я не думаю, что это проблема». Вполне свыкшись с новыми соседями, граждане Кале приносят им иногда еду и напитки, тем самым нарушая новый закон. Полиция против этого не возражает, очень по-французски закрывая на это глаза. Полиция в Кале вообще ведет себя весьма мирно, что подтверждают и сами мигранты: «Иногда они могут всех привезти в участок, взять отпечатки пальцев, но на следующий день отпускают. Но чтобы били — нет, такого я не помню ни разу». Время от времени полицейские проводят грозные демонстрации силы под камеры, арестовывая всех мигрантов в пределах видимости и закрывая сквоты. Всех, впрочем, вскоре снова отпускают.
Помощник мэра Кале Катарина Карре возмущается: «К нам приезжают журналисты каждый второй день и всем дались эти иммигранты. У нас происходит масса интересного и помимо них. Вот сегодня, например, была конференция, посвященная новому способу погрузки машин на поезда, изобретенному у нас. Почему вы об этом не напишете?! Ведь проблемы мигрантов уже практически нет». Проблемы действительно почти нет, если сравнивать это с началом 2000-х. По сравнению с теми годами уровень нелегальной миграции в Европе в целом сократился в разы, однако уровень внимания медиа к этой теме только увеличивается. Ради сохранения имиджа горячей точки миграционного вопроса и последней битвы добра и зла неудобные факты отсортировываются. Официальная версия смерти Нуреддина Мухаммеда, которую так никто и не услышал, оказалась скучной и подкрепленной свидетельскими показаниями — выпил в баре, упал с моста в канал и утонул, так как не умел плавать.
Впрочем, медиа-повод должен постоянно развиваться — и вот новоизбранный президент Франсуа Олланд обьявляет о планах строительства лагеря для беженцев рядом с портом в Кале. Английская пресса в ответ называет лагерь новым Сангатом и требует отменить проект, а правительство Великобритании выдвигает контр-инициативу: построить прямо в порту на территории за британским погранконтролем, который еще является Францией, британский депортационный центр, и всех, пойманных на фурах, помещать в него и депортировать. Поскольку это не территория королевства, то мигранты не смогут подать заявление об убежище и начать процедуру его рассмотрения. В ответ грозно бурчит Еврокомиссия из Брюсселя, напоминая о правах человека, праве искать убежище и угрожая санкциями. Ну а где-то там посреди этой карусели масок мигранты безнадежно пытаются попасть в свою землю обетованную.
ЧИТАЙТЕ ТАКОЖ:
ЗА КРОК ДО АМЕРИКАНСЬКОЇ МРІЇ: Трагедія 72 мігрантів
ЛУКАВЫЕ ЦИФРЫ И ОБМАНЧИВЫЕ ТЕОРИИ: О некоторых современных подходах к изучению мигрантов
ЗАХІДНИЙ КОРДОН ОЧИМА УКРАЇНСЬКИХ «ЧОВНИКІВ»