World

Обзор современной социалистической мысли (июль-август 2009)

4567

Ау Лунь-Ю
Конец модели или рождение новой?

Au Loong-Yu
End of a Model…or Birth of a New One?
internationalviewpoint.org

Жесткий анализ, проведенный политическим активистом, живущим в Гонконге, посвящен источникам быстрого роста китайской экономики и разоблачению иллюзий тех, кто полагает, будто Китай – это социалистическое государство (неужели такие еще есть?):

«Некоторые полагают, что Китай продвигает некую альтернативную модель предводительствуемой США глобализации – так называемый «Пекинский консенсус», своего рода оппозицию Вашингтонскому консенсусу. Но даже если так, это не имеет ничего общего с социализмом. Оба консенсуса служат капитализму, практикуют одинаковый способ накопления, в высшей степени враждебный труду, социальному государству и демократическим правам. То, что в Китае приватизированы «только» малые и средние государственные предприятия, а крупные оставлены в собственности государства, то, что КПК выбрала постепенный переход к капитализму, а не «шоковую терапию», что государство по-прежнему плотно контролирует «свободный рынок»… и т.д. – все это не представляет собой существенных отличий от политики неолиберализма. Если правящая партия оставила за собой командные высоты в экономике, это не потому, что сохраняет какую-либо приверженность социализму, как полагает Арриги, а просто потому, что руководящей элите невыносима даже мысль уступить кому-либо контроль над наиболее прибыльными секторами экономики».

«Руководство Китая очень сходно с корейской военной хунтой, только в 10 раз более крупной: авторитарный режим, стимулирующий быстрое накопление и рост экспорта за счет трудящихся, посредством отрицания их основополагающих гражданских и трудовых прав… Финансовый кризис еще больше усилил убежденность КПК в необходимости политики железного кулака».

«Почему же столь многие ошибочно представляют себе ситуацию в Китае? Одна из причин – слишком серьезное отношение к риторике бюрократии и вера в то, что утверждения китайской официальной власти об искоренении бедности, увеличения доходов крестьянства, принятия законов, защищающих рабочих, действительно претворяются в жизнь. По-видимому они не представляют себе, что все писанные законы вовсе не обязательно исполняются. С 1950-х годов бюрократия придерживается целого ряда неявных и неписанных правил, как это было две тысячи лет назад, когда Китаем правила профессиональная бюрократия во главе с императором. Предназначение этих неписанных правил очевидно – они служат тайным целям бюрократии, а именно ее собственному обогащению».

Далее автор указывает, что бюрократия фактически отменила достижения революция и превратилась в новый эксплуататорский класс (возможно, пишет он, это произошло из-за устойчивости тысячелетней бюрократической традиции). Это не отменяет возможных будущих изменений, но они могут произойти только в результате массового социального возмущения. Как говорят китайские рабочие: «Большая борьба – большие достижения, малая борьба – малые достижения, нет борьбы – нет достижений».

«Но дальнейшее быстрое развитие китайского «капитализма бараков» не гарантировано. Гегемония правящей партии чревата противоречиями. Она достаточна для контроля за народом, но ее все менее достаточно для контроля над собой. Правящая партия не может обуздать свою жадность, коррупцию, а также численность – несмотря на постоянные директивы центрального аппарата о сокращении количества чиновников, из десятилетия в десятилетие их численность растет. Скандал с отравленным детским питанием это только один пример масштабов коррупции, которая вызывает всеобщее недоверие и ненависть к центральному правительству, дезинтеграцию социальной ткани, подводя людей все ближе и ближе к взрыву возмущения. Неприязнь к чиновникам настолько велика, что малейший конфликт на улице может мгновенно вызвать стычку между полицией и огромной толпой. Одним словом, репрессии приводят к противоположному результату. Это делает планы правительства по перекладыванию тяжести экономического кризиса на плечи простых людей трудновыполнимыми. В итоге, будущее Китая все более определяется затяжным социальным конфликтом между имущими и неимущими».

Автор отмечает, что к сожалению, идея социализма сильно дискредитирована в глазах рабочих. «Если кто-то говорит рабочим активистам о социализме, часто их реакция такова – что нового нам может дать этот старый хлам компартии? Конечно, степень цинизма в отношении социалистических идей разнится в зависимости от места работы и региона проживания, но в целом безразличие к левой политике слишком очевидно. Возможно, возрождению веры в социализм среди китайцев могла бы поспособствовать победа левых к какой-либо стране».

«Китайская правящая партия гораздо сильнее, чем режим Сухарто накануне событий 1997 года, но, хотя сценарий внезапного коллапса, подобного индонезийскому, маловероятен, существует надежда на постепенное развитие автономных гражданских ассоциаций и рабочих организаций. Активисты должны набраться терпения в этом затянувшемся конфликте между богатыми и бедными. Надо добавить еще, что в условиях отсутствия свободы слова как самим китайцам, так и иностранным комментаторам трудно судить о ситуации в Китае. Поэтому все предположения о будущем Китая остаются не столько научными, сколько умозрительными. Мы должны быть готовы к потрясениям и неожиданностям, которые могут произойти в ближайшие месяцы и годы».

http://internationalviewpoint.org/spip.php?article1701

Как должны левые относиться к Обаме?
Charlie Post
How should the left relate to Obama?
internationalviewpoint.org

Предвыборная компания Обамы способствовала активизации движения трудящихся, а также угнетенных групп. Кроме того, она стала очевидным поражением правых.

Чарли Пост

В связи с этим тех левых, кто не поддерживал Обаму, часто упрекали в сектантстве. Статья является анализом этих упреков и их опровержением.

В частности критикуется мнение, что, мол, только сектанты не поддерживают кампании, не направленные на непосредственное свержение капитализма. Автор пишет, что это не так, левые проводят такие кампании, например, против войн в Афганистане и Ираке, за реформу здравоохранения, миграционную политику, развитие социальных программ. И их критика Обамы связана именно с тем, что его администрация придерживается в этих областях по существу линии предыдущей администрации.

Но автор останавливается и на более общих выводах:

«Участие в предвыборной кампании демократов и одновременное создание социальных и левых движений не приведет к нужным результатам. Мнение, что левые должны работать на выборах в пользу корпорации демократов, основано на ошибочном представлении – будто выборы политиков-демократов есть главное условие для начала реформ и поражения правых. В таком представлении перепутаны причины и следствия. Реформы и прогрессивная политика становятся возможными не тогда, когда выборы приводят к власти «меньшее зло». Напротив, сильные социальные движения могут заставить правящий класс и его политических представителей – как демократов, так и республиканцев – пойти на реформы. Опыт успешной борьбы увеличивает количество сторонников левой, радикальной политики.

Предвыборные кампании, которые не являются плодом социальных движений, на самом деле деморализуют активистов. Такие кампании чаще всего проводятся сверху-вниз, бюрократическими методами, и объединяют отдельных выборщиков на основе самых общих политических требований. Подобные кампании – и не важно, что люди чувствуют удовлетворение, когда их кандидат побеждает – усиливают представления о том, что изменения приходят сверху – посредством водворения «хорошего лидера» в кабинет. Именно такой мобилизацией и была финансируемая корпорациями предвыборная кампания демократической партии. Это полная противоположность деятельности социальных движений – в которых люди работают совместно, организованы демократически снизу и постепенно осознают связь между своей частичной борьбой и борьбой других рабочих и угнетенных групп. Успешные социальные движения способствуют радикализации поскольку дают живой опыт того, как рабочие и угнетенные проявляют свою коллективную силу.

Такие движения не возникают по мановению волшебной палочки, они связаны с ожиданиями людей, сталкивающихся с капиталистическим кризисом и непримиримостью правящего класса. Сегодня движения общественного сопротивления находится на спаде. Левым нужно поддержать создание «борющегося меньшинства» – тех, кто пытается организовываться и бороться даже в отсутствии массового подъема. Эти борющиеся меньшинства могут катализировать более крупные движения – движения, которые смогут достичь успеха и сдвинуть политику влево. Важнейшим условием возникновения борющихся меньшинств и расширения движений является независимость от правил корпораций и их политических представителей».

http://internationalviewpoint.org/spip.php?article1703

Роберт Нокс.
Рецензия на книгу Человек Юридический: об антропологической функции закона
Robert Knox.
Review of the book: Homo Juridicus: On the Anthropological Function of the Law, Alain Supiot, London: Verso, 2007
Historical Materialism, Volume 17, Number 2, 2009 , pp. 286-299(14)

Роберт Нокс рецензирует книгу Алена Супио о том, что закон обладает «антропологической» функцией – конституировать людей как рациональных созданий, посредством связи их биологического и символического измерения. Согласно Супио, закон обладает также «догматической функцией», воплощая западные ценности и служа защитой против тоталитарного сциентизма, а также смягчая эксцессы технологий.

Отдавая должное эрудиции Супио и признавая книгу полезной теоретикам права, Нокс определяет ее как целиком принадлежащую либеральной традиции. В частности, Супио сталкивается с классическим парадоксом либеральной традиции права: в обществе, состоящем из разных, не связанных между собой индивидов, необходимо создать своего рода устойчивый ориентир. Этим устойчивым ориентиром должен задаваться и гарантироваться самозамкнутый индивидуализм. Но, если содержание общего наследия всего-навсего гарантирует индивидуальные различия, то как оно может служить общим ориентиром для этих индивидов?

Нокс цитирует одного из первых большевистских теоретиков права – Евгения Пашуканиса: «Закон является одновременно и формой внешней властной регуляции, и формой субъективной частной автономии. Основание и главная характеристика первого – безусловное подчинение и внешнее принуждение, в то время как свобода обеспечивается и признается только в определенных границах. Закон является одновременно и основанием социальной организации, и средством для индивидов быть самостоятельными, но все же интегрированными в общество».

Нокс сопоставляет книгу Супио с работами Евгения Пашуканиса и показывает, что, во-первых, Супио плохо знаком и плохо понимает эти работы, а, во-вторых, что работы Пашуканиса могут пролить свет на многие проблемы, оставшиеся непроясненными Супио.

Надо сказать вообще, что критика права традиционно является одним из важнейших направлений марксистской науки (вспомним, что Маркс бы юристом по образованию) и марксистский анализ права это одно из интереснейших направлений науки. Нокс отмечает, что критика, которой подвергает Супио марксистский подход к праву, сводится к обвинению, что для марксистов закон «это всего-навсего техника власти». Но это вовсе не так (во всяком случае для Пашуканиса).

«Вовсе не считая закон «всего лишь технологией власти», Пашуканис доказывает, что необходимо мыслить закон в «категориях его внутренней структуры», а не «растворять в некоем смутном понятии социального контроля». Непонимание концепции Пашуканиса, которое демонстрирует Супио, весьма прискорбно, потому что его теория значительно выиграла бы от этого. Правовая форма – главный предмет теоретических изысканий Пашуканиса и поэтому его основной материалистической стратегией является связать товарный обмен с тем моментом, когда человека стали понимать в качестве субъекта права».

Здесь Нокс (как до него Пашуканис) опирается на важную мысль Маркса из Grundrisse: «Стало быть, если экономическая форма, обмен, полагает всестороннее равенство субъектов, то содержание, субстанция, как индивидуальная, так и вещественная, которая побуждает к обмену, полагает свободу. Таким образом, в обмене, покоящемся на меновых стоимостях, свобода и равенство не только уважаются, но обмен меновыми стоимостями представляет собой производительный, реальный базис всякого равенства и всякой свободы. Как чистые идеи, равенство и свобода представляют собой всего лишь идеализированные выражения обмена меновыми стоимостями; будучи развиты в юридических, политических, социальных отношениях, они представляют собой все тот же базис, но в некоторой другой степени» («Глава о капитале»).

Нокс продолжает: «То есть товарный обмен предполагает, что каждый его участник признает другого в качестве равного, по крайней мере в формальном, абстрактном смысле. Однако, товарный обмен это также продолжающиеся отношения, при которых каждая сторона желает приобрести товары другой по наименее высокой цене. Следовательно, в ходе товарного обмена постоянно возникают разногласия, требующие для своего разрешения специфической формы социальной регуляции. Она призвана формализовать метод согласования таких разногласий, не нарушая независимость и равенство каждой стороны. Такая форма является законом, для которого характерно понимание своих субъектов как абстрактно равных».

Нокс указывает и на ограниченность теории Супио в отношении сегодняшних реалий: «Одно из наиболее важных отличий между теориями Супио и Пашуканиса состоит в том, что Пашуканис понимает юридическую форму как продукт прежде всего товарного обмена и, следовательно, рынка. Супио же толкует ее как лежащую в основе «западного христианства». Для доказательства Супио часто берет примеры из «не-западных» традиций, в которых не существует понятий закона и контракта в том смысле, в котором мы понимаем их. Однако те не-западные традиции, к которым обращается Супио, почти все докапиталистические. Супио стремится объяснить возрастающую маргинализацию этих культурных практик как вынужденную реакцию на вмешательство «чуждой» культуры, то есть, культуры Запада. Но, когда речь идет о империализме и глобализации, очень трудно (если вообще возможно) отделить «экономическое» от «культурного» и «политического», поскольку распространение рынка на периферию всегда было связано с политическим принуждением, идущим из центра. Тем не менее остается фактом то, что проникновение концепции homo juridicus на периферию было связано с проникновением туда капиталистических отношений собственности. Вопрос тут в том, что шло впереди. Распространял ли Запад свои «культурные практики» потому, что был уверен в их превосходстве или же он закладывал их как основу экономической эксплуатации?»

http://www.ingentaconnect.com/content/brill/hm/2009/00000017/00000002/art00014

Майк Хейнс. Капитализм, класс, здоровье и медицина
Mike Haynes
Capitalism, class, health and medicine
International socialism

Требующая самого пристального внимания статья, убедительно показывающая как капитализм не только способствует распространению болезней, но и ведет к регрессии систем здравоохранения. Свободная от голой идеологии, статья содержит множество эмпирических фактов, а также предлагает историческую справку возникновения и развития систем здравоохранения.

Правила функционирования системы здравоохранения при капитализме в формулировке Хейнса звучат следующим образом. Первое: «Степень доступности качественного лечения изменяется обратно пропорционально потребностям нуждающихся в нем людей, и это тем вернее, чем больше медицинские услуги отдаются на откуп рыночным силам». Второе: «Чем больше логика капитализма определяет предоставление услуг здравоохранения, тем выше затраты, тем больше количество управленцев, тем больше ресурсов уходит не на уход и лечение, и тем большая их часть оказывается в частной собственности». Третье: «Чем больше логика капитализма определяет предоставление услуг здравоохранения, тем в большей мере сама система здравоохранения становится угрозой для здоровья общества».

«Эффективно действующая система здравоохранения должна минимизировать причины заболеваний в обществе и максимизировать охват услугами и их качество. Акцент на введение в здравоохранение рыночных сил приводит как раз к обратному. Это способствует максимизации стрессов, приводящих к болезням, и фатально подвергает угрозе способность здравоохранения рационально противодействовать возникающим болезням… Печально, если эти выводы звучат как пустая риторика, ведь они доказывается огромным количеством фактов».

Известно, например, что быстрое увеличение уровня безработицы, с ее психологическими и финансовыми последствиями, негативно сказывается на здоровье людей. В странах вроде Великобритании это проявляется резче, поскольку здесь ниже уровень социальных пособий и льгот, чем, скажем, в Швеции с ее развитым социальным государством. Но в любом уголке мира первым средством улучшения общественного здоровья должна быть не борьба с последствиями безработицы, а создание социальных условий, при которых люди не страдают от безработицы, имеют достойную работу и ведут достойную жизнь».

«Подлинным решением может быть только радикальное решение и оно поставит под вопрос сам капитализм как систему… Борьба против системы неравенства и против кризиса должна вестись на всех уровнях: поддержание и улучшение условий на рабочем месте; противодействие увольнениям; борьба с сокращением социальных пособий; борьба против выселения из домов за долги. Тот, кто будет наиболее эффективен, энергичен и успешен, тот поймет, что такие кампании имеют смысл не только сами по себе; свое подлинное значение они обретают тогда, когда координируются между собой и становятся частью борьбы за изменение общества в целом. Возможно так и закладывается фундамент общества, обеспечивающего своим членам достойную жизнь; оно также будет и здоровым обществом – таким, в котором социальное неравенство более не будет определять неравные возможности жизни и неравные возможности смерти».

http://www.isj.org.uk/index.php4?id=559&issue=123 

Вперед

За полными вариантами запароленных статей можно обращаться в редакцию Commons/Спільне

Share