Education, science, knowledge

РАЗГОВОР С ЛЮБОВЬЮ: Как быть «перемещенным студентом» в Украине

7499

Unfortunately, this content doesn’t available in english language. You can help us and donate money for translation.
For the sake of viewer convenience, the content is shown below in this site default language. You may click one of the links to switch the site language to another available language.

Она одна из тех, кому присвоили бюрократический штамп «вимушений переселенець». Светлые волосы, большие глаза с легкой грустинкой, худощавая фигура, телефон с разноцветной эмблемой КПИ. Постоянно занятая, слушала мои лекции на факультете социологии и права в Киевской Политехнике как студентка-социолог. Сейчас она на четвертом курсе, а еще два года назад училась в Донецком государственном университете управления. Зовут ее Любовь Перерва, пробует себя в тележурналистике.

У истока вечернего буржуазного Крещатика говорили мы о проблемах перемещенных ВНЗ, о людях, студентах и преподавателях, нитях их судеб, и об исполнении Закона Украины № 425-VIII.

Разговаривал Олексій Якубін

Алексей Якубин: Каким образом был организован процесс перемещения студентов?

Любовь Перерва: Некоторые вузы, возможно, сразу информировали, что нужно что-то делать, но в моем вузе это никак не организовывалась, все происходило, когда стало понятно, что студенты бегут. Когда я перевелась в КПИ? На третьем курсе. Уехала из Донецка в мае, мы еще думали продолжать процесс обучения и в сентябре. И те, кто не успел в мае сдать сессию за два дня, собирались сдавать тогда, причем и зачеты, и экзамены реально проводили за эти два дня. А тем, кто не успел сдать, сказали: не страшно, в августе все успеете, просто сейчас расстанемся, чтобы никто никого не убил случайно. Ну ок. Я была среди тех, кто все сдали. Но при этом я поняла, что больше не вернусь в Донецк, я с первого курса знала, что уеду в Киев. Интуиция подсказывала, да и не было мне интересно в моем вузе — формальное обучение, взятки и все такое.

А процесс перемещения не был никак организован. Ребята создали Донецкий государственный университет управления в Мариуполе уже когда я училась в КПИ месяца три, и их как-то так завлекали — ну давайте, ну давайте… Преподаватели уходили в мариупольский исключительно по личному желанию, многие из них так и остались в Донецке. А министерство образования — «щось робили, щось робили», и в итоге «нічого не зробили», они разве что дали возможность перевестись на свободное посещение и через полгода перейти в тот вуз, в который ты сам перевелся.

То есть, грубо говоря, когда я уезжала в Киев, я уезжала в никуда. Я по всему Киеву бегала со своими документами — возьмите меня, пожалуйста, — причем я думала, что переведусь сразу на бюджетное место, думала, что мое бюджетное место меня ждет (скажем, кого-то исключили по аттестации) и я спокойно его займу, но таких, как я, было очень много, все хотели быстро занять места, конкурс везде был нереальный, например, в той же Могилянке я была в очереди из 10 человек. Когда я пришла в КПИ, мне сказали: мы все решим, и поселили меня буквально на следующий день. То есть, успех перемещения — это все было на университетских основаниях, на университетском уровне, в КПИ это решили на месте, они говорили – мы не знаем, как, но мы тебя берем. В других университетах — мы не знаем, что будем делать, мы не знаем, ой-ой! Ждите. В КПИ взяли на себя ответственность, в отличие от других вузов.

А.Я.: По какому принципу студентов зачисляли в ВУЗ? Как работала система перезачисления кредитов?

Л.П.: Принцип зачисления зависел от университета. Сначала мы учились полгода как вольные слушатели, и после этого нас зачисляли по результатам сдачи сессии – не важно, на какие оценки, главное, чтобы она была сдана. Так меня взяли на бюджет. И у нас были девочки, которые перевелись после зимней сессии, они все равно бегали и сдавали академразницу.

Я не могу сказать о КПИ плохого, я на 100 % обязана этому университету, и проблем с перезачетом у меня не было, единственная сложность — по-разному назывались некоторые предметы, хотя содержание одно, например, здесь это предмет «Соціологія» — а там он назывался «Вступ у спеціальність», и я понимаю, что это одно и то же, и вижу по вопросам. Но пришлось сдавать заново.

А.Я.: Обеспечило ли государство студентов всем необходимым — стипендией, общежитием?

Л.П.: Если говорить о КПИ и ФСП (факультете социологии и права — А.Я.), то да, я слышала о ситуации в КПИ на других факультетах, что ребятам не давали возможности поселения, потому что нужно было сначала поселить своих студентов, но Северинчик (заместитель декана ФСП — А.Я.) молодец, он нас поселил сразу же. Причем мы не были здесь с первого сентября, а приехали пятнадцатого, и для нас нашли место. Это был не первый этаж, но поселили, да.

А.Я.: А что касается стипендий?

Л.П.: Полгода не было стипендий. Вот когда я училась вольным слушателем, не было стипендии, и потом никто ее не вернул, хоть и обязались. Насколько я знаю, людям не вернули стипендии, которые они заработали по результатам своей весенней сессии. У меня, правда, ее не было, я не заработала по результатам сессии весной.

А.Я.: Были ли решения МОН летом, осенью 2014 года по поводу перемещенных студентов, или все решалось на уровне университета?

Л.П.: Было решение, что нужно переводить или что-то с нами делать – в плане вольных слушателей. А вузами они стали заниматься по отдельности. Точнее, вуз сам решал, как ему быть. Первым стал Национальный (Донецкий национальный университет – А.Я.), они сказали — мы не хотим тут быть, мы хотим той компанией, что есть, уехать куда-то, они очень долго упрашивали МОН, стояли под министерством, им нашли место в Виннице, это, наверное, самый успешный пример. И с Донецким политехом была схожая ситуация, там, правда, коллектив разделился: есть преподаватели, которые остались там работать, другие уехали; все зависело от их политических предпочтений.

А.Я.: Была ли какая-то горячая линия МОН, принимали они участие в процессе помощи студентам?

Л.П.: В МОН понимали: что-то нужно делать с нами. Они что-то принимали для помощи студентам из Донбасса, принимали – и в итоге ничего толкового не приняли, они, наверное, пытались, но как-то не сильно. О горячей линии я не слышала. Единственной горячей линией, которой я пыталась пользоваться, была линия «Донбасс SOS». Но туда нереально дозвониться, а и если дозваниваешься – то и там что-то не получается.

А.Я.: Какие были самые распространенные проблемы у перемещенных студентов?

Л.П.: Забрать документы из старого вуза. Для этого нужно было отдать свой студенческий, который у тебя на руках был с первого курса, в «ДНРовский» вуз, а тот не допустил ни одну часть украинского вуза (он же разделился еще на две части) к своим архивам. Нужно было ехать в ДНР и там как-то решать эту проблему. В КПИ и на ФСП эта проблема не стояла так остро, с восстановлением документов можно было повременить, главное было сделать это до конца учебного года. Были разные способы решения этой проблемы. Ведь могли же документы сгореть…

А.Я.: Был ли создан орган, который помогал собирать документы?

Л.П.: Нет. Универсального механизма такой передачи документов МОН не разработал, и я думаю, что это им было не важно, это все было «для галочки».

Знаю, что ребята в основном это делали сами, своими силами. Я передавала знакомым документы, которые были у меня на руках. Профкомские, карту, на которую я получала стипендию, она одновременно считалась студенческим. Я, естественно, закрыла карту-счет сразу, передала им свой студенческий и заявление «ДНРовского» формата. И они прислали мои документы-оригиналы и мою успешность (для академической разницы), все это с «ДНРовской» печатью. В принципе, их не должны были принимать, но что делать, куда нас было девать.

Моя одноклассница, Ксюша, сама из Донецка, но училась в Крыму. У нее были сложности с общежитием при перемещении в Киев, она была прописана в Крыму – там, где училась, – если убирают эту прописку, у нее остается донецкая, и там тоже невозможно ничего сделать. И прописаться в Киеве ей вообще было сложно. В Драгоманова (Национальный педагогический университет в Киеве — А.Я.) таких студентов заставляли прописываться в общежитии, что лишало их статуса переселенца, а если ты не переселенец – ты не имеешь прав на социальные льготы, в том числе и на бесплатное общежитие, которое нам обещали. В Авиационном (Национальный авиационный университет — А.Я.) то же самое, студентов заставляют прописываться – и они уже не переселенцы. Твои проблемы. В КПИ такого нет, мы живем по направлению, каждые полгода оно обновляется, нас не заставляют прописываться, и потому мы можем претендовать на помощь для переселенцев.

А.Я.: Почему возникла проблема с неоплатой общежитий?

Л.П.: В мае 2015 года Порошенко подписал изменения в законы об образовании по студентам-переселенцам и детям АТОшников, дающие им право на бесплатное общежитие, бесплатное подключение к интернету, бесплатную учебу в университете – даже если ты учишься на контракте, правда, в этом случае без стипендии. Государство компенсирует средства на оплату не студентам, а университету, которой взял на себя эту ношу. В КПИ прочли этот замечательный закон, и в сентябре нам сказали — закон же вышел, давайте жить бесплатно. Но никто не поинтересовался – действительно ли были приняты нормативные подзаконные акты, нашли ли деньги? А в конце года нас собрали и наш бедный Ищенко, директор студгородка, бегал по всем общежитиям и говорил нам: ребятки, вот такая фигня, вы должны оплатить за полгода, которые вы жили. Мы такие: «В смысле?!» Он говорит: я не могу ничего сделать, не вышли вот эти вот подзаконные акты. Я задала вопрос: почему университет не может подать в суд на МОН или Министерство финансов, на тех, кто им должен? На это нам ответили, что это мы должны подавать в суд. Но кто вам должен деньги: я не должна вам денег, вы же по закону действовали — не по закону действовал Кабмин. Вам должны Министерство финансов и Кабмин. Почему мы должны платить, если Кабмин это не прописал? Я не просила этих денег. Я о них не умоляла. Никаких акций не было. Президент сам решил, что нам нужны эти деньги. И ладно бы под этот закон подпадали просто переселенцы, но в такой же ситуации оказались и дети АТОшников, и дети героев «Небесной сотни», дети погибших одесситов, — как по мне, они все это заслужили, это как моральная компенсация, да, небольшая, но хоть такая.

А.Я.: Обращались ли вы к МОН?

Л.П.: Лично я не обращалась. Но у нас есть небольшая организация, группа студентов, которые пытаются что-то делать, там очень сложные люди на самом деле работают, я с ними потому стараюсь лишний раз не коммуницировать, но иногда я узнаю от них новости. Помочь им я особо не могу, вот разве что пообещала видеообращение записать к МОН, сейчас это делаю. Я ходила на радио «Громадське», еще две девочки ходили – во второй раз, потом у нас брали интервью какие-то ребятки, они приезжали под патронатом Европейского Союза, журналисты из Европы, сделали об этом целый сюжет. Потом мы, человек 10 или 15, неоднократно делали запросы во все министерства – образования, финансов, социальной политики, и, конечно, в Кабмин, а те нас туда-обратно кидают – идите туда, это они не разработали, нет, идите сюда, это они не разработали, а приходишь в вуз — и тебе то же самое говорят: они же не разработали. Меня уже вызвали на комиссию из-за этого, я сказала, что не буду платить, меня бесит то, что они как ничего не делали, так и не делают. Если вам дали это разработать в месячный срок – почему вы этого не делаете? Я не плачу не только ради этого закона, а и чтобы министерства поняли: может, хватит, нельзя лентяйничать так – закон принят, а ничего не делается. Проблема с 2015 года не решена. В мае уже будет год, и ничего не продвинулось, дело в этом. Они там «щось розробляють». Недавно подавали информационный запрос, пришла новая отписка – что там отправили, мы уже почти на заключительной стадии, вот только Министерство финансов еще что-то не дописало. Короче, мы будем обращаться в суд, коллективным иском к Кабмину, потому что и МОН напрямую зависит от них, и Минфин также. Я обратилась к хорошему адвокату, говорила ему – вы же понимаете, что у нас денег нет, он говорит: да, я это понимаю, и я думаю, он также понимает, что это дело резонансное и он сможет на этом прославиться. Это будет иск к Кабмину и, возможно, лично к премьер-министру. Они там, наверху, не могут сесть вместе и сказать — нужно работать. Нашим министерствам нужно самим начать работать, прежде чем другим говорить, что они должны работать.

А.Я.: То есть, я правильно понимаю, существует специальная организация, которая ведет такую работу?

Л.П.: У студентов КПИ есть своя неформальная организация, мы организовались, когда узнали об этой проблеме, у нас есть общая переписка – и там сплошной «бомбеж», такой выхлоп эмоциональный, туда скидывают все информационные запросы. Если предлагают выступление на радио или передачу – туда пишем, если я не могу пойти – то кто пойдет. Что касается других организаций – не знаю, кроме разве что «Донбасс SOS», они хоть что-то делают и нам помогают, я не много знаю об их работе, но со мной на радио ходил мужчина из этой организации, который занимается перемещенными университетами. Он рассказывал, как проходила вступительная кампания в Донецком национальном, который сейчас в Виннице.

В этом контексте – вот МОН хочет сейчас ввести новую систему финансирования вузов, которая приведет к урезанию государственного финансирования образования, ладно – как-то, наверное, выживет КПИ, Шевченко, а как выживут вот эти перемещенные вузы, там ведь почти уже нет студентов — два-три человека, я даже не знаю, кто там учится. С моего потока никого там не знаю. Многие остались в Донецке, из нашего потока человек 15 из 40. Это достаточно большое количество. Насколько я знаю, они получают российские дипломы, вот хочу об этом подробнее разузнать.

А.Я.: Должны ли в МОН что-то сделать для перемещенных студентов, дать больше бюджетных мест, в том же КПИ?

Л.П.: Нужно студентам из Донецка, которые хотят поступить в Украину, дать такую возможность, убедить в том, что их тут никто не съест, что у них будет возможность поступить, их поселят, никто их не будет унижать, они смогут спокойно учиться. Я, допустим, с таким не сталкивалась. Иногда, возможно, кто-то скажет — «вот, понаехали», но мне все равно. Ребята, если бы такое случилось у вас тут в Киеве, то вы бы поехали к нам в Донецк, куда вам еще ехать? Вы бы понаехали к нам. И как бы вы тогда себя чувствовали?

Я думаю, что нужно правильно рекламировать вузы Украины в «ДНР» и давать возможность людям понять, что если вы хотите получить образование — то приезжайте к нам, в КПИ, мы вас тут примем. В Донецке такая работа не идет, нужно это делать очень аккуратно.

А.Я.: Что с перемещенными преподавателями, как сложилась их судьба?

Л.П.: О, тут вообще ничего не делалось со стороны МОН, насколько я знаю. По крайней мере, для моих преподавателей. Например, мой куратор Елена Бикла уехала одна из первых из Донецка, она хороший преподаватель, но нигде же не требуются преподаватели, и она устроилась в независимом социологическом центре «Омега». А в Мариуполе очень все сложно, там почти все загнулось.

У нас были очень хорошие преподаватели. Вот Михеева полгода работала в Йеле в США, а теперь вернулась в Украину, переехала во Львов в Католический университет и там стала завкафедры социологии. За нее я рада. Другой замечательный преподаватель, Миронович, уехал на полгода в Польшу, и там вроде и остался.

Я знаю, что когда Украина вернется, с преподавателями, оставшимися в «ДНР», будет вестись отдельная работа, они должны будут пройти специальный этический контроль или что-то в этом роде. Переаттестацию. Александр Кульга из «Донбасс SOS», с которым я была на «Громадськом», рассказывал.

В общем, на уровне Кабмина, МОН, Минфина — все де-юре делалось на бумаге: и стипендии, и места, и поселение, а в реальности это все решалось на месте; преподавателей Донецкого национального в Виннице селили даже где-то, но все решалось самим университетом. Но слова, что делалось, остаются, об этом в министерствах говорят часто и густо, а по факту все делают вузы, вот и КПИ попал на деньги.

Лично я не буду платить эти деньги до последнего, до тех пор, пока мне не скажут, например, что не отдадут диплом, хотя и тогда до конца буду воевать с МОН или Кабмином, и не потому даже, что у меня нет этих денег. Суть в том, чтобы они начали что-то делать, и ребята, я уверена, борются за то, чтобы настоять: пора министерствам что-то делать – или освобождать свои места.

Из КПИ каждый год выпускаются тысячи студентов, и эти все ребята могут не просто заместить, а еще и заполнить «дыры». И скоро министерским чиновникам придется подвинуться – или им приспичит, и они реально начнут что-то делать, а не просто на бумаге… А они же то ли не осознают, то ли… Я понимаю, что на этом завязаны очень большие деньги и нам будет сложно прорваться, но мы это будем делать.

Share