Статья Андрея Малюка продолжает важную для «Спільного» тематику теоретического обобщения промежуточных результатов капиталистической трансформации бывшего Советского блока и нынешнего места этих стран в условиях глобального капитализма (cм. 7-й номер нашего журнала, посвященный этим проблемам). Тезис, который отстаивает автор, заключается в том, что переход к частной собственности на средства производства, частично преодоленной на Западе в условиях государственно-корпоративного капитализма, обрек Украину на технологическое отставание и экспортно-сырьевую модель развития, отбросив ее на периферию мировой капиталистической системы. Ответом на этот вызов автору видится национализация и вертикальная интеграция производственных цепочек в сочетании с международной кооперацией в рамках Евразийского экономического сообщества. Всячески приветствуя рациональное обсуждение альтернатив (не исключено, что уже невозможных по политическим причинам) международной экономической интеграции Украины с позиций политэкономии, а не общепринятой ныне культурно-шовинистической риторики «цивилизационного выбора», редакция «Спільного» считает важным отметить отсутствие в статье анализа ЕврАзЭС как классового проекта определенных фракций постсоветского капитала, что не умаляет других достоинств этой статьи.
Социально-экономический прогресс Украины, преодоление массовой бедности и повышение благосостояния народа невозможны без перехода к инновационному научно-промышленному развитию, основанному на накоплении наукоемкого высокотехнологичного промышленного капитала, повышении производительности труда и снижении издержек производства, создании высокотехнологичных автоматизированных рабочих мест, соответствующего повышения уровня образования и квалификации граждан Украины. Инновации могут массово порождаться только социально-экономической системой (СЭС), интегрирующей науку, образование и промышленность в единый научно-образовательно-промышленный комплекс. Создание подобной СЭС в организационно-экономических формах, соответствующих уровню развития современных индустриальных производительных сил (ИПС), является условием перехода к инновационному развитию. Насколько же экономика Украины соответствует требованиям инновационного развития?
Сложившаяся в Украине СЭС стала результатом смены типа общественного строя и характерных для него социально-экономических отношений. Доминирующий в общественном и социально-научном сознании дискурс изображает данную системную трансформацию как необходимое следствие экономической неэффективности советской модели планового хозяйства, основанной на общественной собственности, по сравнению с западной «рыночной» моделью, основанной на частной капиталистической собственности и свободной конкуренции. С этой точки зрения безальтернативным путем к обеспечению экономического роста и благосостояния населения является отказ от «административно-командной системы», возврат на «столбовую дорогу цивилизации» и проведение экономических реформ, направляемых Вашингтонским консенсусом 1
Однако результаты движения по пути «рыночных реформ» на постсоветском пространстве оказались с точки зрения обеспечения инновационного развития провальными. Вместо создания высокоразвитой экономики – деиндустриализация, массовая потеря высокопроизводительных рабочих мест, экспортно-сырьевая ориентация экономики в сочетании с зависимостью экономики Украины от печатного станка Федеральной резервной системы США. Провозглашение абстрактных либеральных ценностей свободы и демократии обернулось господством финансово-сырьевой олигархии.
Ожидать от «рыночных реформ» иного результата было невозможно, ибо их идеология и логика находятся в резком противоречии с логикой развития современных ИПС общества. Прямым результатом реформ стала дезорганизация и разрушение научно-индустриально-образовательного комплекса, а вместе с этим – деградация социальной и духовной сферы общества.
Обосновывая необходимость неолиберальной частнокапиталистической трансформации, «реформаторы» прибегли и продолжают прибегать к фальсификации причин, целей и характера трансформации.
Либеральная мифологизация современного капитализма и «рыночных реформ»
Современные ИПС организуются по принципу технологических цепочек. Это означает, что конечный продукт крупного индустриального наукоемкого производства является результатом кооперации связанных единым технологическим процессом предприятий, выполняющих определенную специализированную роль внутри единой цепочки, в которой результат труда одного предприятия является предметом труда для другого, пока не превратится из промежуточного продукта в конечный. Каждое предприятие встроено в систему комбинирования и разделения труда технологической цепочки и занимает в ней строго определенное место. Иными словами, идет процесс технико-экономического обобществления, при котором обособленные процессы производства становятся элементами единого общественного процесса. На место экономической обособленности производителей, связанных рынком, приходит их ассоциация в определенных организационно-экономических формах. Она требует упразднения стихийности рыночных отношений, уничтожения рыночной конкуренции в пользу интеграции в рамках производства по единому плану. «Не социалисты враги рынка, а передовая техника, а также диктуемая ею специализация рабочей силы и производственного процесса», – говорил американский экономист Дж. К. Гэлбрейт (Гэлбрейт 1969: 71).
Утверждение СЭС, в которой господствует частнокапиталистическая собственность, является в современных общественно-экономических условиях источником развития отсталости. Она исключает возможность осуществления прогрессивных структурных и технологических изменений. Последние связаны с механизацией и автоматизацией производства и достижимы на основе централизации фонда накопления и централизованного распределения ресурсов при господстве крупных форм реального обобществления труда в виде горизонтальной и вертикальной интеграции предприятий (Губанов 2004b). Рыночные отношения, предполагающие экономическую обособленность частных предприятий и погоню за частной краткосрочной прибылью, разрушают эту интеграцию, и ведут в условиях современной индустриальной экономики к деградации ИПС.
Убеждая общество, что утверждение системного господства частнокапиталистических отношений как строя обособленных атомизированных экономических единиц, связанных лишь посредством рынка, позволит достичь уровня развития капиталистических индустриально-развитых стран (ИРС), рыночные реакционеры фактически организовывали переход к отсталому периферийному капитализму.
Если же посмотреть на эволюцию капиталистических производительных сил и производственных отношений сквозь призму долгосрочного подхода, то можно заметить, что в целом в рамках капитализма происходит развитие общественного характера производства. И ядро мировой капиталистической системы (МКС) в смысле концентрации, централизации и интеграции собственности постоянно опережает периферию мирового капитализма. Капитализм в центрах МКС преодолевал кризисы посредством создания все более крупных обобществленных форм производства и собственности, устраняющих негативные последствия частнособственнической раздробленности и стихийности раннего капитализма, упраздняющих неопределенность рыночных товарно-денежных отношений, хаотическую конкуренцию со стихийным колебанием цен, вытесняя ее на периферию капитализма. Капитализм стремился ликвидировать стихийный рынок, связывающий обособленных капиталистических частных собственников, и создать рынок централизованный, регулируемый, прогнозируемый, поддающийся планированию. Не случайно предтеча мир-системного анализа 2Ф. Бродель и его основатель И. Валлерстайн считали капитализм антирыночной системой. Чем менее регулируемым был рынок, чем более свободной была конкуренция, чем более регулятором производства была частная норма прибыли, тем масштабнее и разрушительнее были экономические кризисы. Отмечая генеральную тенденцию развития капиталистической экономики, один подзабытый в постсоветской официальной общественной науке классик в начале ХХ века констатировал, что «свободный рынок все более отходит в область прошлого, монополистические синдикаты и тресты с каждым днем урезывают его…» (Ленин 1980: 381). Именно это обстоятельство замалчивается рыночными фундаменталистами, изображающими экономические отношения в капиталистической экономике как отношения свободного рынка и совершенной конкуренции. А между тем, «стандартная экономическая наука, которая пытается осмыслить экономическое развитие в рамках безупречных совершенных рынков, не видит самого главного: совершенные рынки – для бедных» (Райнерт 2011: 49).
Развитие общественного характера производства при капитализме проявляется в процессах концентрации и централизации капитала, интегрирующих обособленных частнокапиталистических производителей в рамках монополистических объединений с нетоварной внутренней организацией производства. Персонифицированная капиталистическая частная собственность, сменяется акционерной, монополистической, корпоративной, государственно-корпоративной и т.д. Маркс рассматривал этот процесс как «упразднение капитала как частной собственности в рамках самого капиталистического способа производства» (Маркс 1961: 479). Таким образом, развитие капитала шло в русле его обобществления, развития коллективных, акционерных и корпоративных форм собственности. Именно в усилении общественного характера производства и заключается прогрессивная роль капитализма в истории.
Реконструируя процесс развития капитализма в «долгом ХХ веке» видный представитель мир-системного анализа Дж. Арриги дал картину того, как под влиянием великой депрессии 1873-1896 гг., защищая крупное индустриальное производство от стихии рынка, страны Запада пошли по пути организационной корпоративной революции. Ее результатом стало рождение корпоративного капитализма, характеризующегося ростом огосударствления экономики и утверждением в ней системного господства крупной корпоративной собственности (Arrighi 1994). Арриги выделял две модели корпоративного капитализма – германскую, с преобладанием горизонтально-интегрированных отраслевых монополий, и американскую, для которой была характерна вертикальная интеграция предприятий. Если первая модель, по словам исследователя, приостанавливает действие рынка, то вторая, которая и стала основой новой стадии развития капитализма, рынок упраздняет. После Второй мировой войны утверждение господства в экономике вертикально-интегрированных межотраслевых комплексов в форме транснациональных корпораций стало основой «американского системного цикла накопления капитала». Арриги, основываясь на подходах институциональной экономики (Р. Коуз, А. Чандлер, Дж. К. Гэлбрейт), обращал внимание главным образом на роли вертикальной интеграции собственности в снижении трансакционных издержек. Более полное понимание последствий вертикальной интеграции с точки зрения развития ИПС предлагает неоиндустриальная парадигма С. С. Губанова. В ней обращается внимание на то, что вертикальная интеграция изменяет само отношение к производству ради частной прибыли и это открывает новые горизонты развития ИПС как неоиндустриальных.
При господстве частнохозяйственного капитализма персонифицированные частные собственники стремятся выжать максимальную прибыль из каждого звена товарной цепочки – добычи сырья, промежуточной переработки, производства конечной продукции. И даже если на каком-то из этих этапов произошло повышение производительности труда, снизилась трудоемкость и себестоимость, возникший полезный эффект нивелируется в масштабах общества тем, что поглощается сверхприбылью данного обособленного частнокапиталистического предприятия, возникшей вследствие разницы между общественной и индивидуальной стоимостью товара. Данный эффект не передается по цепочке и не отражается на конечном продукте. Само по себе стремление к максимизации частной прибыли отражается на производстве негативно, увеличивая издержки последующих звеньев цепочки и всего общества. Частнохозяйственный капитализм не делает различий между краткосрочной и долгосрочной прибылью, между извлечением прибыли из производства сырья, промежуточного и конечного производства. Вертикальная интеграция означает как раз отказ от получения частных прибылей, извлекаемых из промежуточных производств ради достижения максимального интегрального эффекта, позволяющего извлекать максимальную прибыль из производства конечного продукта с наибольшей добавленной стоимостью. Отсюда вытекает сформулированный С. Губановым закон вертикальной интеграции. Согласно ему рентабельность промежуточного производства стремится к нулю – лишь тогда достижим максимум конечных результатов общественного воспроизводства. Любая последовательность производств, дающая какой-либо конечный продукт, функционирует с максимальной экономической отдачей, когда прибыль снимается со всей последовательности в целом, а не ее отдельных звеньев. Иными словами, данный закон формулирует отношение к прибыли: извлечение прибыли из добывающего и промежуточного производства, производства сырья, полуфабрикатов, средств производства минимизируется и допускается только из производства конечной продукции. Таким образом, вертикальная интеграция собственности и производства поднимает присвоение основной массы добавленной стоимости по системной вертикали с уровня частного отраслевого предприятия на уровень межотраслевой корпорации, а внутри корпорации – с уровня добывающего и промежуточного производства на уровень конечного, специализированного на выпуске продукции с высокой долей добавленной стоимости (Губанов 2012: 60). Делается это ради максимума расширенного воспроизводства совокупной добавленной стоимости, максимальной системной конкурентоспособности.
Вертикальная интеграция представляет собой организацию взаимодействия научных исследований и технологически связанных производств в рамках единых производственных комплексов. Крупные межотраслевые корпорации и являются формой организации единых вертикально-интегрированных технологических цепочек, или цепочек добавленной стоимости, охватывающих полный цикл воспроизводства конкретных видов конечной наукоемкой продукции. Цепочка добавленной стоимости представляет собой последовательность стадий движения продукта на его пути к потребителю. Такая цепочка показывает, что ее звенья находятся в отношениях не конкуренции, а кооперации друг с другом ради достижения максимального общего конечного результата. Каждое звено в цепочке представляет собой отраслевое предприятие или компанию, добавляющую свою стоимость к конечному продукту. В соответствии с принципом вертикальной интеграции данные цепочки объединяют внутри корпорации технологически смежные предприятия добывающей и обрабатывающей индустрии, производства средств производства и предметов конечного потребления, подразделения НИР 3и НИОКР 4, инфраструктуры оптовой и розничной торговли, сети средних и малых предприятий и т.д. В таких цепочках повышение производительности, снижение трудоемкости и затрат в предшествующих звеньях не нивелируется прибыльностью самостоятельных предприятий, а передается по цепочке, достигая максимального эффекта на выходе. Поэтому вертикально-интегрированные корпорации гораздо сильнее заинтересованы в научно-техническом прогрессе и внедрении инноваций, сокращающих издержки производства и повышающих производительность труда, нежели частнокапиталистические предприятия. Таким образом, интегральный эффект достигается путем превращения товарных цепочек, состоящих из частных обособленных предприятий, в интегрируемые корпорациями технологические цепочки, в которых предприятия, принадлежащие к различным переделам, передают друг другу продукцию по трансфертным ценам. То есть звенья таких цепочек объединены нетоварными, нерыночными связями, подчиненными централизованному планированию.
Именно достигнутый уровень интеграции собственности, обобществления производства в форме транснациональных корпораций отличает капитализм ядра от раздробленного, дезинтегрированного частнособственнического капитализма периферии, порождающего слаборазвитость (отсталые производительные силы, бедность населения, низкий уровень жизни) и зависимость от ядра МКС 5Защитники частной собственности и рыночных реформ утверждают, что преимущества капиталистических ИРС связаны с господством абстрактного свободного рынка, безграничного господства частной собственности и свободной конкуренции. На самом деле они – следствие реально достигнутого уровня обобществления, интеграции и централизации производства в форме экономики вертикально-интегрированных межотраслевых корпораций, ограничивающей систему частной прибыли и продолжающей выявленную Марксом тенденцию упразднения капитала как частной собственности, пока еще в рамках капитализма.
Как видно из сказанного, экономическая реальность капитализма ядра МКС определяется производственными отношениями, соответствующими характеру современных высокотехнологичных ИПС, объективно требующих высокого уровня обобществления производства. В результате капитализм обретает новые важные признаки, которые ряд авторов, принадлежащих к неоиндустриальной парадигме в российской экономической науке, обобщают посредством понятия стадии государственно-корпоративного капитализма, пришедшей на смену стадиям монополистического и государственно-монополистического капитализма. Исчезает свободная конкуренция, ограничивается стихийность и частнокапиталистическая прибыльность в пользу рентабельности организационно-экономических форм с более высоким уровнем обобществления и централизации производства и интеграции собственности. Эти организационно-экономические формы (ТНК) являются не персонифицированной частной, а корпоративной собственностью, собственностью ассоциированных с государством и друг другом групп финансовой элиты. Недаром в 1989 году в разгар рыночной эйфории в СССР английский ученый Теодор Шанин в интервью газете «Известия» сказал: «Меня смущает, когда у вас говорят о свободном рынке Запада. Где он? Его нет». Год спустя в том же духе высказался известный американский экономист Дж. К. Гэлбрейт: «говорящие […] о возвращении к свободному рынку времен Смита не правы настолько, что их точка зрения может быть сочтена психическим отклонением клинического характера. Это то явление, которого у нас на Западе нет, которое мы не стали бы терпеть и которое не могло бы выжить».
Социально-экономические последствия частнособственнической дезинтеграции экономики Украины с точки зрения инновационного развития
Как на этом фоне выглядят результаты рыночных реформ в Украине, учитывая, что референтной моделью реформ был объявлен капитализм именно западного образца, то есть основанный на централизованной экономике ТНК? Указывая в качестве цели достижения уровня развития и благосостояния ИРС, реформаторы в качестве средства ее достижения избрали рыночные реформы в их экстремистской неолиберальной форме. Самым сильным аргументом в пользу такого варианта реформ было то, что частная собственность и рынок порождают конкуренцию, являющуюся мощным экономическим стимулом инноваций, повышающих эффективность производства, вследствие чего удовлетворяется спрос, обеспечивается пропорциональность между спросом и предложением, а также быстрый экономический рост. Однако, как показано выше, капитализм стремился преодолеть рыночную конкуренцию, рассматривая ее как источник издержек, а не развития. Догматическая позиция реформаторов, не желавших видеть реальной диалектики общественного развития, была следствием не рационально-научного подхода, а выражением определенной политико-идеологической позиции. Эта позиция в свою очередь выражала мощные экономические и социально-классовые интересы, материализованные в сложившейся системе производственных отношений позднесоветского общества. Она была выражением требования легализации теневого частного капитала и утверждения его системного господства. Для этого и является необходимой идеология децентрализации и частнособственнической дезинтеграции экономики. Неолиберальная идеология Вашингтонского консенсуса, проталкиваемая финансовой элитой Запада, в наибольшей степени отвечает этим требованиям. Поэтому Консенсус и лег в основу рыночных реформ на постсоветском пространстве.
Важным элементом этой политико-идеологической позиции стало противопоставление частной и государственной собственности и обоснование более высокой экономической эффективности первой по сравнению с последней. Строго говоря, противоположностью частной собственности является не государственная, а общественная собственность на средства производства. Государственная собственность не обязательно является общественной, она может выступать формой реализации частной собственности, то есть собственности не всего общества, а его части, которой и присваивается производимый прибавочный продукт. Государственная собственность выражает лишь формально-юридическую принадлежность предприятия. Но его реальная социально-экономическая сущность определяется не этим, а тем, на каком уровне осуществляется присвоение прибавочной стоимости, кто этой прибавочной стоимостью распоряжается и в чьих интересах она распределяется. Присваивается прибавочная стоимость обществом или реализуется частное присвоение, которое возможно и тогда, когда прибавочной стоимостью распоряжается отдельное предприятие, формально являющееся государственным. Мнение же что частнокапиталистическая собственность превосходит или даже равна в смысле инновационности общественной собственности, представляет собой ничем не обоснованное мнение. И дело не только в опыте советского планового хозяйства, которое в той мере, в какой оно сохраняло плановость и общенародность, сохраняло и способность к выдающимся научно-техническим прорывам и достижениям. Дело в том, что объективно на современном уровне развития ИПС масштабность и сложность задачи их качественного обновления превосходит возможности раздробленных частнокапиталистических предприятий. Чтобы понять это, достаточно проанализировать опыт капиталистических ИРС. Уже в конце 1980-х около 90% всех попыток мелкого и среднего бизнеса в США создать прогрессивное наукоемкое производство заканчивалось банкротствами, поскольку 2/3 всех разработок завершается провалом, а мелкие и средние предприниматели в силу недостаточности капитала неспособны нести такие расходы на НИОКР и терпеть такие убытки вследствие неудач (Новые кумиры 1990: 167). Существующие инвестиционные барьеры, затраты, необходимые на разработку новых технологий, инновационных изделий, превосходят также и возможности постсоветской олигархической частнокапиталистической собственности.
Возьмем, к примеру, авиастроение, высокотехнологичную отрасль, в которой у Украины еще сохраняются некоторые возможности развития. Например, корпорация «Boeing» на разработку и предпроизводственную подготовку такого высокотехнологичного наукоемкого продукта, каковым является новейший тип пассажирского самолета Boeing-787 Dreamliner, который на 50 % выполнен из легких композитных материалов на основе углеводородного волокна, в течение нескольких лет затратила 12 млрд. долларов. При этом расходы на производство лайнера будут превышать доходы от его продаж примерно на 4–5 млрд. долларов по меньшей до 2015 года, поскольку обычной практикой завоевания рынков инновационным продуктом, является его продажа ниже себестоимости. Однако, из-за возникших проблем с доводкой самолета и устранением всех недостатков, выявившихся в ходе его коммерческой эксплуатации, проект станет окупаемым, возможно, не ранее 2021 года. Потребности в дизайнерских и других доработках заставили производителя создать отдельную линию для выпуска самолета в г. Эверетт (штат Вашингтон, США), чтобы справиться с дополнительной работой по первым партиям самолетов. Помимо этого, специально под выпуск данной модели были введены новые мощности завода в г. Чарльстон (штат Южная Каролина, США). Другой пример – крупнейший в мире авиалайнер «Аэробус А-380» консорциума Airbus Industry. Самолет весом 308 тонн разрабатывался 11 лет и обошелся в 13 миллиардов долларов – почти на два миллиарда больше сметы. Эти примеры указывают на то, что крупные корпорации, ежегодный оборот которых превосходит ВВП иных государств, могут позволить себе долгосрочные инвестиции в новые масштабные проекты, не ожидая немедленной прибыли от них. В их случае затраты компенсируются за счет средств, полученных от реализации уже освоенной прибыльной продукции (в случае с «Boeing» это самолеты Boeing-747, 737, 777 и др., а также продукция военного назначения).Но для раздробленной частнокапиталистической собственности, господствующей на постсоветском пространстве, такие инвестиционные проекты неподъемны. Например, все активы, находящиеся в собственности крупнейшей украинской финансово-промышленной группы «Систем кэпитал менеджмент» (СКМ), 100% акций которой принадлежат украинскому олигарху Р. Ахметову, составляют чуть более 30 млрд. долларов, в то время, как только ежегодный финансовый оборот «Boeing» составляет более 80 млрд. долларов, при совокупных активах равных 95 млрд. долларов. К тому же «Boeing» – это вертикально-интегрированная корпорация со всеми вытекающими отсюда последствиями, а СКМ – надстроечная холдинговая структура, механически объединяющая разнородные куски собственности. Она владеет множеством предприятий, органически не связанных производством какого-либо конечного продукта. Большая их часть осуществляет добычу или начальную переработку сырья, производство промежуточного продукта. Ни о какой наукоемкой высокотехнологичной конечной продукции речь здесь не идет. Понятно, что такой инновационный высокорискованный проект как Boeing-787 находится за пределами возможностей украинского олигархического капитала. Для того, чтобы Украина смогла производить собственные авиалайнеры мирового класса, она должна была бы создать научно-производственный комплекс, равный по своим ресурсным, научно-технологическим и организационным возможностям Министерству авиационной промышленности СССР. Поскольку для Украины это затруднительно, поддержание на плаву ее авиастроения и других высокотехнологичных производств настоятельно требует межгосударственной промышленной кооперации.
Однако следует понимать, что более или менее равноправная международная промышленная кооперация, позволяющая сохранить и повысить научно-производственный потенциал Украины, в настоящее время возможна главным образом в рамках Евразийского экономического сообщества (ЕврАзЭС) – интеграционного проекта, объединяющего ряд стран бывшего Советского Союза, задачей которого является формирование Таможенного союза и Единого экономического пространства (ЕЭП), создающих предпосылки для выхода на более высокий уровень интеграции – Евразийского экономического союза (ЕАЭС). Основной причиной возникновения евразийского интеграционного процесса является стремление преодолеть кризис экономик стран-участниц, вызванный разрушением экономических связей и единых технологических цепочек вследствие развала СССР. Последнее явилось причиной деградации передовых наукоемких отраслей производства и создает угрозу периферизации постсоветских стран. Не менее важную роль играет их разочарование в результатах деятельности иностранного капитала, который, «вопреки возлагавшимся на него завышенным ожиданиям, не оказал содействия развитию реальных секторов экономии, высоких технологий и пр., а свел свою деятельность преимущественно к экспорту энергоресурсов и других видов минерального и биологического сырья» (Малышева 2013: 109). По своему замыслу, евразийский интеграционный проект должен стать инструментом экономической политики, нацеленной на восстановление и развитие научно-производственного потенциала стран-участниц посредством международной кооперации промышленного производства высокотехнологической продукции с высокой добавленной стоимостью (Глазьев 2013: 223).
Хотя в большинстве своем эксперты, обслуживающие правительство полагают, что именно вступление Украины в ЕС и НАТО, а также научно-техническое сотрудничество с евроатлантическими структурами позитивно повлияют на инновационное развитие экономики Украины, с этим мнением трудно согласиться. Западных партнеров Украина интересует скорее как донор еще сохраняющихся у нее высоких технологий, Украина как самостоятельный субъект инновационного развития ЕС и США не нужен. Западные рынки в любом случае будут закрыты для высокотехнологичных продуктов украинского производства: никто не заинтересован в том, чтобы допускать на них конкурентов «Airbus» и «Boeing». Условием экономической интеграции с ЕС и трансатлантической зоной свободной торговли выступает селективное открытие западных рынков для украинского сырья и рабочей силы и полное открытие украинской экономики для готовой продукции западных корпораций и западных капиталов, готовых скупить еще не распроданные национальные активы (Жуковский 2013; Ткачев 2013; Walesa 2012). В этом случае украинская экономика будет окончательно загнана в нишу низкотехнологического и сырьевого придатка ЕС и трансатлантического партнерства. Опыт пребывания в ЕС Болгарии, Венгрии, Польши, Румынии и прибалтийских государств, с их нынешним бедственным экономическим положением, сам по себе является предупреждением против евроинтеграционных иллюзий.
Как трагическую оценил нынешнюю социально-экономическую ситуацию в Польше известный польский экономист, в течение десяти лет руководивший одной из самых больших программ ООН по модернизации стран Центральной Африки, профессор Витольд Кежун. По его словам, «сумма государственного долга и частных долгов превышает уровень национального дохода. И долг растет, потому что все эти 20 лет мы имеем отрицательный баланс во внешней торговле. Мы живем в соответствии с философией, сформулированной премьером Туском, — «Здесь и сейчас». Нет никакого стратегического плана. Польше угрожает серьезный финансовый кризис. Находится под угрозой система соцобеспечения» (Кежун 2013). Это следствие превращения Польши в объект неоколонизации со стороны ЕС. Происходило это следующим образом: «В 1980 году Польша занимала 12-е место по объему производства. И для мирового капитала появилась фантастическая возможность завоевания привлекательного рынка. И появляется Джордж Сорос. Он подтолкнул Польшу к реформам, цель которых декларировалась так: открытое общество и открытый рынок. Сорос разрабатывает программу, опираясь на так называемый вашингтонский консенсус. Он предусматривает открытие границ, возможность большого импорта и далеко идущую приватизацию. Эта программа, помимо удушающей инфляции, привела к уничтожению государственных предприятий, ликвидации государственных сельхозов, массовой безработице, и, в то же время, к валу импорта […] Начинается сознательная ликвидация польских конкурентов. Siemens покупает польское предприятие ZWUT, которое тогда имело монопольное право на поставки телефонов в Советский Союз. Немцы дают работникам выходное пособие за девять месяцев… После чего разрушают здание, всю аппаратуру вывозят в Германию и берут на себя все отношения с Россией. Ликвидируется предприятие им. Каспшака по производству интегральных микросхем, диодов, транзисторов, а также нашего изобретения, синего лазера. Выкупаются польские цементные заводы, сахарные заводы, предприятия хлопчатобумажной промышленности, замечательный завод по производству бумаги в г. Квидзынь. А полученные за них деньги мы «проедаем». […] TP SA (Польский Телеком) перешел к французскому France Telecom. Подобное происходило в Африке». Отвечая на вопрос корреспондента, была ли подобным образом осуществлена неоколонизация других стран, входивших в бывший советский блок, профессор Кежун ответил: «Да, эта концепция была реализована по всей Центральной и Восточной Европе». Таким образом, евроатлантическая интеграция означает по сути окончательную неоколонизацию Украины и так находящейся в сильной финансовой зависимости от Запада. Надежды на то, что она позволит поднять экономику до передового технологического уровня за счет трансферта технологий, и за счет этого обеспечить основу для перехода к инновационному развитию, отдают наивным евроромантизмом. Ни получить, ни купить высокие технологии у западных компаний не получится. Они – основа их монопольного положения на рынках, источник сверхприбылей, обеспечиваемых инновационной рентой. Они охраняются патентами и правами на интеллектуальную собственность. В лучшем случае Украина, как и Китай, будет обречена на сборочное производство с низкой добавленной стоимостью. Китай, впрочем, осознал пагубность включения в мировое капиталистическое хозяйство (МКХ) на основе низкотехнологического экспортноориентированного роста и все более ориентируется на развитие внутреннего рынка и создание собственных высокотехнологических производств. Плановая экономика Китая осуществляет регулируемое введение элементов «рыночных отношений» при сохранении командных высот в руках государства, что позволяет осуществлять планомерные инвестиции в развитие приоритетных наукоемких отраслей.
А между тем экономика Украины срочно нуждается в модернизации. Износ основных фондов в промышленности, энергетике, коммунальном хозяйстве достигает 65-90%, то есть он превысил пороговый индикатор экономической безопасности – 50 %. Украинская промышленность не в состоянии производить продукцию, необходимую для внутреннего потребления. В результате это приводит к необходимости импортировать из-за рубежа. По опубликованным данным среди «продаваемых в нашей стране потребительских товаров, относящихся к продукции машиностроения (автомобили, бытовая техника и электроника), доля импорта сегодня достигла 99,2%, а в закупках промышленного оборудования отечественными предприятиями на импорт приходится 92,6%. Украинский импорт растет быстрее, чем экспорт, что приводит к росту внешней задолженности и ставит под угрозу стабильность национальной валюты». И здесь возникает другая проблема: «На мировом рынке Украина превратилась в поставщика металлопродукции, сельскохозяйственного и минерального сырья, устаревшего промышленного оборудования и компонентов. Эти товары имеют низкую рентабельность, а их продажи не приносят отечественным компаниям существенных прибылей. Соответственно, государство не получает достаточного объема средств в виде налогов, и у производителей остается недостаточно ресурсов для проведения модернизации своих мощностей. Еще немного, и Украина окончательно превратится в страну третьего мира, вынужденную закупать все мало-мальски сложные изделия за рубежом, а у государства не останется средств на содержание социальной сферы. Это приведет к резкому падению жизненного уровня населения и окончательно добьет малый и средний бизнес, ориентирующийся на внутренний потребительский рынок» (Тарнавский 2013). Однако уровень капиталовложений для восстановления основных производственных фондов в Украине недостаточен. Фактически происходит суженное воспроизводство промышленного капитала. Как отмечает академик НАН Украины Б. Данилишин, создалась ситуация, когда «страна не в состоянии воспроизвести структуру основных производственных фондов (ОПФ), которая обеспечивала бы эффективное и безопасное функционирование народнохозяйственного комплекса. […] Деградация основных фондов происходит при очень низкой доле собственных средств предприятий, направляемых на воспроизводство – всего 1,5% ежегодно от стоимости ОПФ, т.е. полное восстановление производственных мощностей такими темпами станет возможным только через 50 лет, тогда как в странах Европы на это нужно до 5 лет. Для преодоления такого состояния необходимо обеспечить увеличение объема инвестиций в обновление основного капитала не менее чем в 5 раз. Во-вторых, структурные деформации экономики Украины ярко отражают ее сырьевую направленность, а с учетом состояния материально-технической базы производства – демонстрируют потенциальную серьезную экологическую угрозу. […] Наблюдаются […] угрозы технологической и экономической безопасности страны. Украина все активнее становится сырьевым придатком, специализируясь на ускоренном развитии ресурсодобывающих отраслей (доля только черной и цветной металлургии выросла с 9,4% в 1990 году до 25% в 2000-2010 годах), причем в структуре экспорта преобладает не готовая, а промежуточная продукция и сырье» (Данилишин 2013). В этих условиях промышленная кооперация в рамках Евразийского экономического союза, учитывая заинтересованность последнего в интеграции и развитии научного и промышленного потенциалов его стран-участников, а также то, что украинская промышленность изначально являлась частью более широкого общесоюзного производственного комплекса, представляется более предпочтительным по сравнению с предлагаемыми ЕС формами интеграции. Создание единых интегрированных цепочек добавленной стоимости, основанных на производстве наукоемкой продукции было бы спасением для экономик, интегрирующихся в Таможенный союз и Единое экономическое пространство, от неоколониальной эксплуатации со стороны Запада.
Возвращаясь к проблеме инвестиционных барьеров, надо отметить, что и для крупных корпораций издержки на инновации слишком велики. Поэтому на помощь в таких случаях всегда приходит государство. В случае с Airbus А-380 – первым в мире авиалайнером с двумя палубами по всей длине фюзеляжа вместимостью до 840 пассажиров – почти треть расходов на разработку было покрыто дотациями европейских правительств. Как свидетельствуют данные о судебном разбирательстве в рамках ВТО относительно незаконного субсидирования властями США и Евросоюза концернов «Airbus» и «Boeing», Евросоюз предоставил концерну «Airbus» финансовую помощь в размере 20 млрд. долларов в виде кредитов с заниженными процентными ставками на разработку шести перспективных марок самолетов, в том числе А-380. С другой стороны, Евросоюз обвинял США, что с 1990 по 2007 год правительство США через исследовательские фонды NASA, гранты Пентагона, налоговые льготы и возмещение затрат на НИОКР обеспечило «Boeing» финансовой помощью на 18,9 млрд. долларов в нарушение правил ВТО. Это лишний раз доказывает, что в современном мире частнокапиталистическая собственность не может быть фундаментом инновационного развития. Таковой может быть интегрированная собственность и высокообобществленное производство в форме интегрированных производственных комплексов, подчиненных общегосударственной системе управления научно-техническим прогрессом, обеспечивающей единство действий всех элементов для достижения максимального народнохозяйственного результата. Ввиду этого, роль плановой централизованной организации научно-технического прогресса возрастает. И на это обращают внимание специалисты: «Распад советской экономической системы привел к отказу и от позитивных элементов советского опыта, хотя экономика наиболее развитых зарубежных стран, вопреки распространенному стереотипу, носит именно плановый характер – в особенности в сфере управления технологическим развитием. Разрабатываются и успешно претворяются в жизнь долгосрочные стратегические планы инновационного развития отраслей и отраслевых комплексов. Яркий пример – Национальный план США в области авиации, причем, важно подчеркнуть, что это именно общенациональный план, не дублирующий стратегий развития частных авиастроительных корпораций. […] в наиболее экономически развитых странах мира успешно разрабатываются и выполняются стратегические планы развития наукоемких отраслей, совершенствуются методы прогнозирования и управления (в т.ч. государственного) инновационными процессами. Существует разница между рекомендациями, которые даются развивающимся странам (в т.ч. России), и реальной практикой функционирования ведущих экономик мира» (Клочков 2010: 31-32). Но еще задолго до этого исследователями был сделан вывод, что важным фактором повышения эффективности научно-технического потенциала США является «обобществление научной и производственной деятельности, создание единого научно-производственного процесса на всех уровнях – от завода до государственного аппарата» (Научно-технический прогресс в США 1988: 27).
То, как конкретно это происходит, иллюстрирует работа Национального научного фонда США, который финансирует тысячи государственных исследовательских центров, координируя их деятельность с деятельностью университетов и частных фирм, которым он также оказывает финансовую поддержку. Еще один хороший пример – Силиконовая долина, возникновение которой было бы невозможно без целенаправленных государственных инвестиций в создание таких важнейших информационных технологий как Интернет и система глобального позиционирования. Только после того, как оба эти масштабные проекты были осуществлены полностью за счет государства и налогоплательщиков, они были переданы бизнесу для коммерческого использования.
Сказанное выше опровергает фальшь выступлений сторонников неолиберальной экономической политики против государственного регулирования инновационной деятельности, поскольку государственное вмешательство якобы подавляет инновационную активность, а наиболее впечатляющие инновационные прорывы реализуются именно за счет частной инициативы. Прикрывая подобной аргументацией подлинную цель утверждения частнособственнических отношений в качестве господствующих, реформаторы провели радикальную частнособственническую децентрализацию экономики, невзирая на ее социальные и экономические последствия. Интересы развития ИПС, научно-технического прогресса, повышения производительности труда вообще не учитывались антисоветскими рыночными реформаторами. Ибо современные крупные автоматизированные ИПС, требующие соответствующего уровня и форм обобществления производства и его плановой координации, несовместимы с господством дезинтегрированной частной собственности. И наоборот, свободный рынок и частная собственность являются препятствием развитию автоматизированных ИПС. Рыночный механизм и частная собственность могут обеспечивать функционирование только слаборазвитых производительных сил, основанных на низком уровне механизации, связывая обособленных, технологически не связанных друг с другом производителей. Но они нарушают целостность технологических цепочек, дезорганизуют их работу. И весь этот рыночный неолиберальный экстремизм, приведший к коллапсу научно-технического прогресса и деиндустрализации со всеми ее социальными последствиями, был необходим исключительно ради прохождения знаменитой чубайсовской необратимости, точки невозврата к советской плановой системе (Чубайс, s.a.). Рыночные реформы, разрывая технологические цепочки производства наукоемких конечных продуктов, встраивают туда посредством приватизации паразитарные интересы частного собственника, стремящегося выжать максимум прибыли на передаче последующим звеньям цепочки, продукции собственного передела (Мусин 2012: 182). Вследствие этого, его дальнейшая переработка оказывается нерентабельной. Организовать выпуск наукоемкой, инновационной конечной продукции в этих условиях не удается. Если же, например, вследствие вздувания спекулятивного спроса на биржевые товары (как правило сырье), их цены на мировых рынках обеспечат «эффективному собственнику» производств нижних переделов большую прибыль, чем его продажа внутри страны, то последующие звенья технологической цепочки вообще не получат предмета дальнейшей переработки. Сырье и полуфабрикаты будут вывезены за рубеж, и продукт их переработки с более высокой добавленной стоимостью будет уже импортироваться Украиной втридорога, обогащая иностранных производителей. Или же частный собственник-монополист может отказываться от покупки продукции смежных предприятий, доводя их до банкротства и распродажи с молотка. Нечто подобное происходило с хозрасчетными предприятиями в советской экономике, когда экономически самостоятельные предприятия наживались за счет завышения цен на свою продукцию на смежниках, или, отказываясь от выпуска невыгодной для себя продукции, парализовывали их работу и создавали дефицит товаров народного потребления. Но рыночные частнособственнические реформы доводят эту антииндустриальную логику до предела. Таким образом, для достижения декларированной цели сравняться с ИРС по уровню развития, в качестве средства использовались рыночные реформы, порождающие слаборазвитость. Потому что подлинной целью неолиберальных реформ было установление господства частной собственности. Ради этого уничтожались достижения советского общества в плане реального обобществления производства и собственности в форме горизонтально-интегрированных отраслевых монополий, роль которых играли отраслевые министерства, подчиненные централизованному общегосударственному планированию. Хотя следует отметить, что к концу 1980-х годов советская система централизованного планового регулирования расширенного воспроизводства уже была серьезно подорвана экономическими реформами 1957-1959, 1965 и 1987 годов и хозрасчетом предприятий, разрушавшими плановую систему и превращавшими ее в стихийную, рыночную. Окончательная ликвидация плановой системы была осуществлена в ходе «перестройки».
В результате доведения негативных тенденций развития советской экономики до логического конца в виде приватизации возникла экономическая система с разрушенными технологическими цепочками. «Грубейшая ошибка, допущенная в ходе приватизации, – пишет академик С. Глазьев, – заключалась в самой модели приватизации предприятия: каждое предприятие приватизировалось как самостоятельное юридическое лицо. Это привело к резкому росту трансакционных издержек, потому что предприятия, которые раньше функционировали как единые интегрированные структуры производственных объединений, научно-производственных объединений, вдруг разбились на самостоятельные хозяйствующие субъекты, каждый из которых стал локальным монополистом. Тут уж началась якобы внутрифирменная конкуренция – кто кого обманет в гонке цен. Этот удар разрушил машиностроение. Машиностроение – сложная кооперация. Каждое предприятие имеет тысячи поставщиков. В советское время предприятия машиностроения были сгруппированы в производственные и в научно-производственные объединения. Каждое из них функционировало как единое целое. И вдруг они распались на самостоятельные акционерные общества. Научные институты, конструкторские бюро — с одной стороны, производственно-хозяйственные единицы – с другой, стали вдруг самостоятельными. Жить друг без друга они не могли, но поскольку они получили самостоятельность, у каждого из них появился свой коммерческий интерес – максимизация прибыли. А так как все эти предприятия стали локальными монополистами, то свой коммерческий интерес они реализовывали путем завышения цен на производимые ими услуги и продукцию» (Глазьев 2012: 43).
Раздробление посредством приватизации единых технологических цепочек на обособленные частные предприятия-переделы повлекло за собой отделение добычи сырья от его высокотехнологичной переработки и производства от НИОКР и НИР. Дезинтеграция добывающих и высокотехнологичных производств закреплялась господством паразитических интересов частной олигархической собственности в добывающих отраслях экономики. По словам С. Губанова, «сырьевой частник» на входе держит мертвой хваткой всю технологическую цепочку, диктует ей цены и условия» (Губанов 2008). Сырьевые компании, находящиеся в самом начале технологических цепочек, удушают постоянно растущими ценами на сырьевые и энергетические ресурсы следующие за ними промежуточные и конечные наукоемкие производства, порождая хроническую инфляцию. Разъединение добывающей и обрабатывающей промышленности привело к дезорганизации последней, в особенности машиностроения, и вызвало масштабную исторически беспрецедентную деиндустриализацию постсоветских экономик. Деиндустриализация лежит в основе продолжающегося системного кризиса, сопровождающегося ухудшением качества и уровня жизни населения, ростом недопотребления и товарного дефицита в результате разрушения промышленного производства, продолжающимися обнищанием, депопуляцией и ростом социального неравенства. Таким образом, пойдя по пути неолиберальных реформ, разрушив советскую централизованную социально-ориентированную экономическую систему, реформаторы одновременно разрушили и современные ИПС, что привело к превращению постсоветских стран, включая Украину, в зависимую периферию МКС. В них утвердилась экспортно-сырьевая модель экономики, являющаяся необходимой компонентой долларового империализма США. О социальных последствиях неолиберальных реформ в постсоциалистическом мире говорится в докладе ЮНКТАД: «В Центральной и Восточной Европе до начала 1990-х распределение доходов было самым равномерным среди всех групп стран. После того как они встали на путь рыночной экономики, доля заработной платы в ВВП резко снизилась, а неравенство в распределении личных доходов в регионе стало углубляться быстрее, чем в других регионах…» (ЮНКТАД 2012: 15).
Господство частной собственности, обогащая меньшинство, ухудшая благосостояние большинства населения, делает невозможным социальный и экономический прогресс украинского, как и любого другого, современного общества. Оно подавляет индустриальное развитие и является источником чудовищных социальных издержек. В настоящее время экономический прогресс, как доказали представители неоиндустриальной парадигмы, связан с созданием технотронных производительных сил, осуществлением новой технотронной, цифровой индустриализации, построением системы автоматизированного производства (Губанов 2012). Однако в рамках производственных отношений свойственных для периферии МКС, при господстве компрадорской 6раздробленной частной собственности осуществление технотронной неоиндустриализации принципиально невозможно. Господство периферийных производственных отношений и компрадорской олигархической частной собственности, обогащающейся за счет экспорта сырья на Запад, скрывающей прибыль и активы в офшорных зонах и бросающей ее в биржевые спекулятивные операции, может порождать только дезинвестирование экономики, технологическую деградацию и слаборазвитость. Данная форма собственности не создает стимулов развития современных ИПС. Наоборот, она превращает экономику, в которой она господствует, в место концентрации производств с низкой добавленной стоимостью и низкооплачиваемой малоквалифицированной рабочей силой. Следовательно, главная проблема, с которой сталкивается украинское общество – это вопрос о собственности.
На основе каких форм собственности может быть обеспечено прогрессивное социально-экономическое развитие украинского общества? Ответ, в общем-то, уже сформулирован общественными науками. На основе тех форм собственности, которые соответствуют характеру, масштабу и сложности современных ИПС. Известно, что в зоне ядра МКС таковой является сращенная с государством корпоративная вертикально-интегрированная собственность, ориентирующая производство на выпуск продукции с максимальной добавленной стоимостью по отношению к издержкам производства. Данная форма концентрирует финансовый и промышленный капитал и рабочую силу, достаточные для осуществления инвестиций и производства инноваций, создания и освоения высоких наукоемких технологий. Именно эта форма собственности определяет в настоящее время минимальный уровень обобществления производства, необходимый для развития современных неоиндустриальных производительных сил. В современной экономической науке растет понимание того, что развитие производительных сил невозможно без развития обобществления производства в адекватных ему организационно-экономических формах. По словам академика С. Глазьева, если бы приватизация шла «не путем дробления предприятий на мелкие производственно-хозяйственные единицы, а путем выращивания крупных технологически сопряженных корпораций, способных самостоятельно конкурировать на мировом рынке, результат был бы […] совсем другой. Разрушение технологических цепочек привело к резкому росту трансакционных издержек вкупе с макроэкономическим хаосом и резким повышением реального курса рубля; все это для большинства наших машиностроительных производств закончилось крахом. Сегодня мы практически потеряли бóльшую часть машиностроения и являемся экспортерами исключительно сырьевых товаров, за исключением небольшой ниши экспорта военной техники, который сохранился тоже — и это следует признать — на основании государственных унитарных предприятий» (Глазьев 2012: 45).
Причем, как показывает глобальный финансово-экономический кризис, даже достигнутый ИРС уровень обобществления оказывается недостаточным для полноценного развития производительных сил. Необходимо дальнейшее снятие частнособственнических отношений, системы, ориентированной на капиталистическую прибыль, посредством достижения более высокого уровня централизации рынка, планового регулирования экономики и расширенного воспроизводства капитала. Необходим переход от системы максимизации прибыли, наращивания затрат прибавочного труда, к СЭС, нацеленной на экономию живого труда, экономию рабочего времени ради увеличения свободного времени трудящихся при удовлетворении потребностей человека и общества ценой меньших затрат живого труда. Этому соответствует переход от системы макроэкономического регулирования, свойственного для государственно-корпоративного капитализма, с характерными для нее затратными стоимостными экономическими показателями и регуляторами в виде корпоративной нормы прибыли и ВВП к системе, в которой макроэкономическим регулятором выступает норма свободного времени трудящихся. Воплощением свободного времени является совокупный конечный продукт, поскольку именно конечные продукты – предметы народного потребления, материальные блага и услуги являются носителями свободного времени трудящихся, их потребление позволяет экономить время жизни, сокращая время, отводимое на выполнение рутинных монотонных действий. Это высвобождает время и силы для творчества. Поэтому в такой СЭС целью является максимизация совокупного конечного продукта на основе минимизации народнохозяйственных издержек. Для этого необходимо дальнейшее обобществление присвоения совокупного общественного продукта, субъектом которого должно выступать народное хозяйство в целом. Указанная экономическая централизация будет соответствовать становлению функционирующей в масштабах общества «единой автоматизированной системы производительных машин, взаимно интегрированных микропроцессорными, или цифровыми технологиями» (Губанов 2012: 43).
Социальный и экономический прогресс Украины связан, таким образом, с созданием общегосударственных институционально оформленных отношениями единого управления и общественной собственности научно-производственных комплексов, интегрирующих технологические цепочки, охватывающие полный цикл воспроизводства конечной наукоемкой продукции. Экономическая система, основанная на таких комплексах, аналогичных вертикально-интегрированным корпорациям, подчиненная системе общегосударственного планирования, ориентирована на рост производительности труда и покупательной способности населения при устранении паразитических интересов частнокапиталистической собственности.
Что необходимо для перехода к экономике такого типа? Прежде всего, необходимо отказаться от веры, что «магия рынка» (Р. Рейган), создание «рыночно-конкурентной среды», благоприятного «инвестиционного климата» для частного капитала способны дать какой-либо позитивный результат в смысле создания современных ИПС и перехода к «инновационной экономике». «Инвестиционный климат» в неолиберальной терминологии означает условия максимальной свободы движения капитала, погони за частной прибылью, свободы частной собственности. Но именно эта свобода, свобода вывоза прибыли, свобода финансовых спекуляций, свобода занижать цену рабочей силы, свобода от уплаты налогов, свобода перекладывать на плечи общества издержки частного присвоения прибыли и является источником системного кризиса и деиндустриализации на всем постсоветском пространстве. Это именно системный кризис, причины которого следует искать в экономическом базисе, а не кризис менеджмента, который можно решить организационно-кадровыми политическими перестановками, по принципу «доверим принимать решения специалистам с дипломами Гарвардского университета».
Системное господство частнокапиталистической собственности – вот источник всевозможных социальных издержек. Социальные и экономические науки пришли к такому выводу еще в XIX веке. То, что господство частного капитала чревато чрезмерными социальными издержками, понимали не только марксисты, но и либеральные экономисты, пытавшиеся обнаружить золотую середину между «манчестерским либерализмом» и коммунизмом, такие как Г. Шмоллер, Т. Веблен, Дж. М. Кейнс, Й. Шумпетер и др. (Reinert 2013).
Именно либеральный немецкий экономист К. В. Капп в классической работе «Социальные издержки частного предпринимательства» (издана в 1959-м году) определял социальные издержки как всевозможные вредные последствия и ущерб, который другие лица и общность терпят в результате производственного процесса и за который частные предприниматели не несут ответственности (Social Costs 2006: 59). Для него наличие этих издержек означало, что рыночный капитализм страдает серьезной проблемой – отсутствием институциональной защиты базовых социальных прав. По Каппу, социальные издержки отнюдь не исключение в капиталистической рыночной экономике, они имманентны ей и являются следствием неограниченной свободы деятельности бизнеса, то есть свободы частной собственности. Они возникают, когда частнокапиталистические предприятия перекладывают частные издержки на общество в целом, окружающую среду, общественный сектор, рабочих, потребителей и т.д. Социальные издержки означают ухудшение условий жизни людей вследствие ухудшения условий труда, разрушения природной среды и деградации институтов социальной координации и кооперации. Однако дегуманизированная неолиберальная идеология рыночного фундаментализма не придает проблеме социальных издержек никакого значения. И это несмотря на то, что в «глобализированной рыночной экономике» социальные издержки растут, как ни в какой другой.
Между тем, социальные издержки украинского общества вследствие господства частной собственности очевидны. Частная атомизированная собственность дезорганизует и разрушает современное машинное производство, порождает безработицу и «лишнее», с точки зрения накопления частного капитала, население. Она порождает расточительное использование природных, материальных и человеческих ресурсов. Частный капитал заинтересован в минимизации собственных издержек и потому стремится к их экстернализации, то есть перекладыванию на плечи общества. В результате, частное присвоение прибыли оборачивается социализацией издержек частнокапиталистического накопления. Чем меньше издержки и больше прибыль частного капитала, тем больше социальные издержки. Следствием этого являются бедствия:
– экологические: загрязнение воды, земли, атмосферы, обезлесивание, истощение почв и недр, исчерпание невозобновляемых ресурсов и т.д.;
– социальные: безработица, бедность, неравенство, недопотребление, низкооплачиваемость, рост потребления некачественных и фальсифицированных продуктов и суррогатов, низкая продолжительность жизни, разрушение системы образования, здравоохранения, культуры, варваризация населения и депопуляция, одной из причин которой является рост социальной агрессивности, проявляющейся в преступности и т.д.;
– экономические: финансовые и экономические кризисы, использование государственных средств для спасения частных финансовых институтов, отток капитала из страны, инфляция, снижение покупательной способности населения, ухудшение условий труда и занятости, потеря экономической управляемости, системная коррупция, сокращение налоговой базы, дефицит платежного и торгового баланса, рост внешней задолженности, снижение курса национальной валюты, превращение сельского хозяйства в производство монокультур и т.д.;
– техногенные: доведение народного хозяйства до состояния перманентности техногенных катастроф, вследствие незаинтересованности частного капитала в поддержании соответствующей инфраструктуры и систем технической безопасности, очистных систем, дамб, дорог и т.д., системы стандартов качества и т.д.
Совершенно безосновательны жалобы сторонников рыночных реформ на то, что это были «неправильные» или «ненастоящие» рыночные реформы, породившие «неправильную», «ненастоящую» рыночную экономику. Критерии рыночных реформ определялись международными финансовыми институтами (Международным валютным фондом, Всемирным банком, ОЭСР 7) на основе Вашингтонского консенсуса. Реформы осуществлялись под контролем и в соответствии со стандартами и требованиями указанных институтов, при непосредственном участии и надзоре армии иностранных кураторов, советников и консультантов. Они соответствовали неолиберальным принципам, критериям и конкретным мерам Вашингтонского консенсуса. Они породили рыночные институты и главный из них – институт частной собственности. Была осуществлена масштабная приватизация, либерализация финансов и торговли, дерегулирование экономики, существенно изменены нормы законодательства о труде, обеспечена свобода движения капитала. «Рыночные реформы» дали тот результат, который и должны были дать в обществе с высокоразвитыми ИПС – нарушение расширенного воспроизводства промышленного капитала. Серьезная экономическая наука предупреждала об их последствиях еще до того, как был окончательно разрушен Советский Союз, и их воздействие сказалось в полной мере. Предупреждала она и о том, на что сетуют ныне сторонники чистой и незамутненной рыночной идеи: невозможности построения совершенных рынков и создания условий совершенной конкуренции в современной экономике. Предупреждала, что главным выгодополучателем реформ окажется теневой криминальный капитал, сращенный с коррумпированной государственной, партийной, ведомственной бюрократией. Что, следовательно, контроль над экономикой и стратегическими активами перейдет в руки симбиоза теневиков и коррумпированных «партократов» Что основным интересом этого симбиоза станет распродажа национальных активов и вывоз капитала из страны с последующим его прокручиванием в экономике глобального казино. Что, следовательно, возникший класс собственников будет хищническим, паразитическим и компрадорским. Поэтому у рыночников нет причин для стенаний: дело не в правильном или неправильном варианте «рыночных реформ», нацеленных на утверждение системного господства дезинтегрированной частной собственности. Нелепа и порочна сама идея подобных реформ в современной (нео)индустриальной экономике.
Из сказанного следует, что социально-экономический прогресс Украины связан с устранением паразитических интересов частного капитала. Средством такого устранения является национализация стратегических отраслей экономики. Прежде всего, сырьевых и инфраструктурных. Обращение присваиваемой олигархией сырьевой ренты, которая затем через биржу превращается в спекулятивный капитал, на пользу всего общества. На необходимость, по меньшей мере, налогово-бюджетной национализации сырьевой ренты указывается в докладе ЮНКТАД: «Обложение рентного дохода и дохода от увеличения стоимости капитала более высокими налогами, чем прибыли от предпринимательской деятельности, а не наоборот, как это сегодня делают многие страны, начинает представляться все более оправданным шагом с учетом чрезмерно раздутых масштабов финансовой деятельности, носящей в основном непроизводительный характер. […] Присваивая справедливую долю сырьевой ренты, особенно в нефтяной и горнодобывающей отраслях, правительства […] развивающихся стран могут добиться того, чтобы природные богатства страны служили всему населению, а не нескольким отечественным и иностранным субъектам» (ЮНКТАД 2012: 31-32). Однако частичная национализация ренты, оставляя нетронутым господство олигархической частной собственности, может только несколько расширить фискальные возможности государства и несколько сгладить существующее неравенство в доходах. Сама по себе она не способна, как показывает опыт современной России, стать двигателем инновационного развития. Для этого требуется устранение социально-экономического барьера в виде частной собственности. Естественным шагом на этом пути является упразднение частной собственности компрадорской финансово-сырьевой олигархии, выступающей основным субъектом и движущей силой установления и сохранения экспортно-сырьевой модели экономического развития, толкающей Украину в тупик периферийного зависимого капитализма.
Однако национализация, как доказывают представители неоиндустриальной парадигмы, – только первый шаг. За ним необходимо должен следовать другой – вертикальная интеграция экономики, без которой невозможна неоиндустриализация и инновационное развитие. Создание вертикально-интегрированной плановой экономики позволит преодолеть отсталость, связанную с господством периферийной экспортно-сырьевой модели распродажи национального богатства.
Следует понимать, что частная собственность – это историческая категория и исторический феномен. В истории человеческого общества большую ее часть занимают эпохи, когда частной собственности не существовало. Им на смену пришли социальные формации, в которых господство частнособственнических отношений является необходимым условием развития производительных сил. Теперь настало время, когда развитие производительных сил перерастает узкие рамки частной собственности. Дальнейший социально-экономический прогресс и само выживание человечества связано с утверждением господства общественной формы собственности и установления «объединенными индивидами» (Маркс) сознательного контроля над условиями собственного развития.
ЧИТАЙТЕ ЩЕ:
СТРАТЕГІЯ РОЗВИТКУ І РЕЖИМ НАКОПИЧЕННЯ: ПОВЕРНЕННЯ КАПІТАЛІЗМУ ДО УКРАЇНИ (Марко Бойцун)
НЕОЛІБЕРАЛІЗМ З УКРАЇНСЬКОЮ СПЕЦИФІКОЮ? (Володимир Іщенко)
ПРОДУКТИВНІСТЬ ПРАЦІ І КЛАСОВА ЕКСПЛУАТАЦІЯ В УКРАЇНІ (Денис Горбач)
ПРОТИРІЧЧЯ ПРАВЛЯЧОГО КЛАСУ УКРАЇНИ (Шон Ларсон)
НОРМА ПРИБУТКУ – ЦЕ КЛЮЧ (Майкл Робертс)
Примечания: