Виталина Буткалюк
Социальное неравенство — одна из наиболее актуальных проблем современности. Изучению данной темы посвящены труды многих современных ученых-обществоведов, она занимает важное место в программах многих политических партий и движений и все чаще формирует повестку протестных движений во многих странах мира.
Известный исследователь глобального неравенства Б.Миланович очень четко подметил: «Читать о глобальном неравенстве — читать об экономической истории мира» (Миланович 2017). Однако проблема социального неравенства сегодня столь популярна не только потому, что является сконцентрированной характеристикой состояния общества в целом, но и еще в связи с тем, что выступает катализатором многих иных проблем общественного развития, а также индексом социальной справедливости общества.
Социальное неравенство — явление комплексное и многоликое. Гендерное, территориальное, возрастное и так далее — это все разные обличья социального неравенства. Однако, на наш взгляд, наибольший интерес представляет социально-экономическое неравенство, которое является наиболее «чувствительной» темой, фигурирующей в политическом дискурсе и практическом политическом поле. Имущественное неравенство зачастую порождает или усиливает иные виды неравенств и поднимает на повестку дня вопрос о необходимости поиска иных, альтернативных существующей моделей мироустройства. Потому именно на нем мы сконцентрируем свое внимание.
Эксперты аналитического центра «Oxfam» недавно ошеломили общественность реальной величиной существующего в мире неравенства. В докладе «An economy for the 99 percent», опубликованном в январе 2017 года, было отмечено, что разрыв между богатыми и бедными значительно больше, чем считалось ранее. На сегодняшний день лишь 8 супербогачей обладают такими состояниями, которые имеют в своем распоряжении 3,5 млрд человек, то есть нижняя по доходам половина жителей нашей планеты. Согласно докладу, первый триллионер появится в течение 25 лет, в то время как каждый десятый человек живет на меньше чем $2 в день. Для сравнения, еще в 2015 году богатство, которым суммарно владела нижняя по доходам половина человечества, концентрировалось в руках 62 человек, а в 2010 году — таким же богатством владело 388 человек (Oxfam Briefing Paper 2017: 2).
Рисунок 1. Количество супербогачей, чьи состояния равны состоянию 3,5 млрд человек, т. е. нижней по доходам половине человечества (2010–2017 гг.)
Т. Пикетти большую часть своей известной работы «Капитал в XXI веке» также посвятил проблеме социально-экономического неравенства. На страницах своей монографии он отмечает, что на момент его исследования (в начале 2010-х годов) доля 10% самых крупных состояний составляла около 60% национального имущества в большинстве европейских стран, особенно во Франции, Германии, Великобритании и Италии. Ученый отмечает: «Самым поразительным, безусловно, является то, что во всех этих обществах беднейшая половина населения не владеет практически ничем: 50% самых бедных с имущественной точки зрения повсюду располагают менее 10% национального дохода, а чаще всего — менее 5%. Согласно последним имеющимся данным, касающимся 2010–2011 годов, во Франции доля 10% самых богатых в национальном имуществе составляет 62%, а на 50% самых бедных приходится всего 4%. В Соединенных Штатах последнее исследование, проведенное Федеральной резервной системой и касающееся тех же лет, показывает, что верхняя дециль владеет 72% американского имущества, а нижняя половина — всего 2%» (Пикетти 2016: 256).
"Увеличение доходов в мировом масштабе, от которого многие ожидали роста благосостояния всех групп населения, не привело к обещанному «выравниванию», а наоборот сопровождалось возрастающим неравенством в их распределении."
Как показывают исследования специалистов ПРООН, которые были опубликованы в последнем докладе «Человеческое развитие для всех и каждого», увеличение доходов в мировом масштабе, от которого многие ожидали роста благосостояния всех групп населения, не привело к обещанному «выравниванию», а наоборот сопровождалось возрастающим неравенством в их распределении (Доклад о человеческом развитии 2016: 30).
Согласно данным Всемирного Банка примерно 46% от общего увеличения доходов в период между 1988 и 2011 годами пришлось на долю 10% самого богатого населения. Начиная с 2000 года общее увеличение благосостояния на 50% отразилось только на доходах 1% самых богатых людей мира. В то же время на долю 50% самых бедных населения пришелся всего 1% роста (Доклад о человеческом развитии 2016: 31).
По данным Oxfam, за период с 1988-го по 2011 год доходы беднейших 10% населения увеличились менее чем на 3 доллара в год, тогда как доходы самого богатого 1% населения за это время выросли в 182 раза (Oxfam Briefing Paper 2017: 2).
"Неравенство лежит в основе функционирования частной собственности — базового института современной системы — и является движущим механизмом капитализма."
Что интересно, внутри этого 1% в последние годы получает максимальные доходы не вся названная группа (1% во всем мире включает в себя 70 миллионов человек, что примерно равно населению Франции), а гораздо более узкая группа супербогатых индивидов (Миланович 2017: 58). Рост благосостояния богатейшего населения — 0,1% самых богатых людей — является просто поразительным. Доля национального богатства, сосредоточенная в руках самой богатой группы населения США, выросла с 12% в 1990 году до 19% в 2008 (до финансового кризиса) и достигла 22% в 2012 году (Доклад о человеческом развитии 2016: 31).
Справедливости ради необходимо отметить, что неравенство имеет длинную историю, выступая ключевой чертой не только капиталистической системы, но и всех классовых обществ. Неравенство лежит в основе функционирования частной собственности — базового института современной системы — и является движущим механизмом капитализма. Именно поэтому разрешение проблемы социально-экономического неравенства в рамках существующей системы невозможно, его можно лишь усмирить, как это было сделано в эпоху кейнсианства в так называемое «славное послевоенное тридцатилетие» в странах Запада. Однако в эпоху неолиберализма это явление достигло невиданных ранее размеров, что вызывает крокодиловы слезы даже у либеральных мыслителей.
Исследования показывают, что глобальный индекс Джини вырос с 49 пунктов в 1820 году до 66 пунктов в 2000 году. Согласно имеющимся данным, уровень неравенства лишь немного изменялся в течение 130 лет до 1950 года, а потом весьма существенно снизился в период с 1950 по 1980 год (Вести 2014). Этот период иногда называют эгалитарной революцией или «славным послевоенным тридцатилетием», когда кейнсианство занимало центральное место в экономической политике США и других стран Запада. Именно тогда была относительно успешно применена на практике концепция «государства всеобщего благоденствия», ключевой особенностью которого являлась активная политика государства в экономике с целью перераспределения доходов и повышения социальных стандартов жизни большинства населения. Сворачивание «государства всеобщего благоденствия», на практике начавшееся с 80-х годов XX века, некоторые связывают с приходом к власти Маргарет Тэтчер (1979) и Рональда Рейгана (1981), которые, представляя интересы господствующих классов, начали «укрощение» социального государства. После этого были запущены процессы приватизации многих предприятий, в том числе и социальных сервисов, уменьшение роли государства в экономике, снижение расходов на социальные программы и так далее (Харви: 2). Это в результате привело к снижению благосостояния большинства населения, росту бедности, сворачиванию так называемого среднего класса, росту социального неравенства.
Сегодня все больше исследователей весьма критично оценивают результаты неолиберальных трансформаций в мире в контексте их влияния на социально-экономическое положение большинства людей. Так, канадский экономист Кэрри Поланьи Левитт, дочь известного Карла Поланьи, на страницах своей монографии «От Великой трансформации до Великой финансиализации» отмечает: «Неолиберальный эксперимент привел к более жестоким и частым финансовым кризисам. Их человеческая цена была огромной. Даже там, где происходил рост, он сопровождался поляризацией доходов и социальным исключением бедных людей из сферы производства и потребления» (Levitt 2013: 217). В итоге глобализация и финансиализация экономики способствовали расширению неравенства во всем мире. По признанию профессора Колумбийского университета, бывшего главного экономиста и вице-президента Всемирного банка, лауреата Нобелевской премии по экономике Джозефа Стиглица, «в последние десятилетия неравенство увеличилось в большинстве стран Западного мира, но нигде так, как в США» (Стиглиц 2016: 229).
Описывая период разворачивания неолиберальных реформ и оценивая их влияние на положение малообеспеченных слоев населения, Д.Стедмен-Джоунз в заключительной части своей книги «Рождение неолиберальной политики: от Хайека и Фридмена до Рейгана и Тетчер» отмечает: «В течении 1980-х годов на самом деле происходило перераспределение средств от бедных к богатым, и этот процесс продолжался в 1990-е годы при Билле Клинтоне и Тони Блэре» (Стедмен-Джоунз 2017: 412).
"По окончании послевоенного восстановительного периода и по мере роста производительных сил общества капитализм как система исчерпал возможности сглаживания межклассовых имущественных противоречий."
Вышеприведенные оценки и мнения специалистов в той или иной степени раскрывают причины поразительного роста социального неравенства в мире с конца 70-х годов XX века. Однако мы полагаем, что главная причина резкого всплеска социального неравенства заключается в том, что по окончании послевоенного восстановительного периода и по мере роста производительных сил общества капитализм как система исчерпал возможности сглаживания межклассовых имущественных противоречий. Дело в том, что к концу 70-х годов уровень жизни и социальной защиты большинства населения (трудящихся) в развитых капиталистических странах достиг того предела, после которого наемный работник утрачивает страх потерять работу, а значит ослабляются стимулы, принуждающие его к тяжелому, высокоинтенсивному труду. Именно поэтому в конце 70-х годов мировая капиталистическая система переживала серьезный экономический кризис. И правящий экономический класс и выражающие его интересы политики решили отбросить всякие взятые взаймы у СССР механизмы «социального партнёрства» и вместо кейнсианства стали внедрять неолиберальные реформы, игнорирующие материальные интересы наемных работников. Их уровень жизни был практически заморожен или даже снижен, в то время как рост доходов господствующих классов, обусловленный непрерывным развитием производительных сил общества, не только не прекращается, а даже ускоряется. Соответственно, ускоренно растёт и социальное неравенство.
Действительно, на фоне стремительного роста доходов владельцев капитала социально-экономическое положение наемных работников в результате перехода мировой капиталистической системы от политики кейнсианства к неолиберализму ухудшилось, что позволило некоторым исследователям назвать неолиберализм «классовым проектом». Так, по данным Европейской Комиссии, доля заработной платы в ВВП уменьшилась во многих европейских странах. Например, за период с 1981 по 2010 год во Франции уменьшение доли заработной платы в ВВП составило 9,4%, Германии — 7%, Италии — 10,2%, Испании — 11,9%. Такие же процессы характерны и для США, там сокращение доли заработной платы в ВВП страны за период с 1981 по 2010 год составило 6,3% (Cohen 2016).
Таблица 1
Доля заработной платы в ВВП (в %)
Источник: Palley 2013: 35.
Отдельно, на наш взгляд, необходимо остановиться на анализе неравенства во время глобального финансово-экономического кризиса, начавшегося в конце 2007 года в США. Как уже стало очевидным, глобальный кризис, принесший падение уровня жизни большинства жителей планеты, существенно повысил благосостояние незначительной группы самых богатых. Согласно данным Всемирного Банка, разрыв в доходах в период между 2008 и 2013 годами увеличился в 34 странах из 84 проанализированных. А в 23 странах доходы групп, представляющих 40% наиболее бедного населения, демонстрировали ощутимое падение. Особенно резким оказался рост доходов в верхней части распределения богатства (Доклад о человеческом развитии 2016: 31). Оказывается, богатство самых богатых 62 лиц (в 2015 году) выросло на 44% в течение пяти кризисных лет с 2010 года (за указанное время оно выросло на $542 млрд до $1,76 трлн). В то же время богатство нижней половины за этот же период на 41% упало! (An Economy For The 1%: 2). По более свежим данным, крупный бизнес весьма преуспевал и в 2015–2016 годы: доходы 10 крупнейших корпораций мира за это время суммарно превысили госдоходы 180 стран вместе взятых. И это, возможно, не было бы плохо само по себе, если бы не одно «но»: доходы ТНК почти никак не способствовали социальному развитию, так как они являлись результатом сверхэксплуатации работников и шли лишь в карманы собственников (Oxfam Briefing Paper 2017: 16).
Колоссальный имущественный разрыв между 1% самых богатых и остальным населением и возрастание тенденции к росту неравенства внутри стран приобретает особый цинизм в условиях проводимой во многих странах политики жесткой экономии — путем затягивания поясов трудящихся. В это же время о применении такой меры, как, например, налогообложение сверхприбыли прогрессивным налогом, мало кто из власть имущих задумывается всерьез.
Дополняет картину сегодняшнего мира, созданного по неолиберальным лекалам, наличие в массовом масштабе беспросветной бедности, нищеты и лишений. По последним данным, в мире 795 млн людей испытывают хронический голод, 880 млн живут в трущобах, 90 млн детей имеют дефицит массы тела из-за плохого питания, 758 млн взрослых неграмотны.
Рисунок 2. Формы проявления обездоленности людей (млн человек, ООН)
Источник: Доклад о человеческом развитии 2016.
Острое социально-экономическое неравенство не только является крайне сомнительным явлением с моральной точки зрения, оно оказывает негативное влияние на экономическое развитие и является одним из катализаторов острых социальных проблем. Кроме того, оно ведет к дисбалансам в политической репрезентации отдельных групп общества, — политические и экономические правила и решения благоволят к богатым в ущерб всем остальным (Oxfam Briefing Paper 2017: 2). Этот тезис можно проиллюстрировать результатами опросов общественного мнения во многих странах мира. Например, проведенный исследовательской группой «Oxfam» в 6 странах (Испания, Бразилия, Индия, ЮАР, Великобритания и США) опрос показал, что большинство жителей этих стран считают, что законы созданы и работают в пользу богатых групп населения. Так, в Испании с этим утверждением согласны 8 из 10 опрошенных. В США 65% респондентов с низкими доходами убеждены в том, что американский конгресс принимает законы, которые в своем большинстве выгодные правящему классу (Oxfam Briefing Paper 2014: 10).
Озабоченность растущим имущественным расслоением высказывают не только эксперты, но и простые граждане. Так, по результатам опроса, проведенного Международной Конфедерацией профсоюзов (ITUC 2017 Global Poll), большинство людей считает, что нынешняя экономическая система работает в интересах 1% самого богатого населения и против интересов рабочих. 71% респондентов полагает, что трудящиеся не имеют достаточного влияния на принятие глобальных экономических решений. Более того, большинство респондентов считает, что национальные правительства контролируются крупным бизнесом. 53% опрошенных уверены, что их национальное правительство не имеет достаточного влияния на экономические решения в своих странах. (Опрос был проведен в 17 странах, n=15 728) ( ITUC 2017).
По данным указанного опроса, именно проблема роста неравенства лидирует в перечне волнующих людей проблем. Так, свою обеспокоенность этой проблемой высказала максимальная доля респондентов (74%). Озабоченность тем, что люди теряют работу высказали 73% опрошенных, проблемы изменения климата (66%) замыкают тройку наиболее важных для людей проблем современного мира (ITUC 2017: 17).
Рисунок 3. Проблемы, которыми наиболее обеспокоены люди (n=15 728, 2017 год)
Интересно, что проблема растущего неравенства крайне чувствительна для всех стран, однако есть некоторые региональные отличия. Так, например, в Южной Корее такую обеспокоенность высказали 87% респондентов, в Бразилии — 82%, в Гватемале — 80%, Индии — 80%, ЮАР — 80%, Японии — 79%, Германии — 79%, Франции — 78% (ITUC 2017: 20).
На наш взгляд, острое социально-экономическое неравенство становится ключевой проблемой XXI века, вокруг методов решения которой будут формироваться не только научный и политологический дискурсы, но также и программы политических партий и движений в нынешнем веке. Это связано в первую очередь с теми сложностями, которые оно порождает. Например, рост доходов самых богатых на фоне обнищания миллионов приводит к снижению уровня доверия к ключевым социальным институтам общества со стороны граждан, ставит под угрозу возможные позитивные изменения и эффективность тех или иных реформ, снижает удовлетворенность и качество жизни населения. Снижение социальной мобильности, также являющееся результатом неравенства, сильно ухудшает или даже блокирует возможности людей для реализации своего потенциала, приводит к возрастанию депрессивности и агрессии в обществе.
Следует отметить, что недовольство народных масс неравенством и порожденными им проблемами, может иметь разные последствия. С одной стороны, это может привести к ренессансу левой идеологии, возрастанию поддержки антисистемного протеста и левых политических сил и возможному прорыву к более эгалитарной модели социально-экономического развития. С другой же стороны, недовольство миллионов обездоленных при капитализме людей может стать плодотворной почвой для популяризации реакционных идеологий, роста поддержки неонацистских и неофашистских движений и иных деструктивных сил, уводящих внимание людей от главных причин существующих проблем. Популярность правых движений более вероятна в связи с примитивностью предлагаемых ими решений. Это в результате может перенаправить энергию людей с прогрессивной повестки о необходимости революционного прорыва к более справедливому миру на путь деструктивной для обездоленных трудящихся войны с себе подобными по расовому, национальному, религиозному и другим признакам в угоду сильным мира сего.
Проблема социального неравенства крайне непроста и требует тщательного осмысления. Однако становится все более очевидным, что имущественное расслоение, достигшее на сегодняшний день максимальных размеров, без сомнения, стало ключевым барьером для дальнейшего человеческого развития и преодоления проблем голода и нищеты в планетарном масштабе. Сегодня для человечества на повестку дня должен стать вопрос поиска методов перехода к более справедливому общественному устройству, ведь именно в этом заключается спасительная альтернатива современным проблемам.
Источники
Вести, 2014. Мировые богатства в руках 6% американцев. Кто они? Доступ 12.09.2017 по ссылке: [link].
Доклад о человеческом развитии 2016. Человеческое развитие для всех и каждого. Доступ 12.09.2017 по ссылке: [link].
Миланович, Б., 2017. Глобальное неравенство. Новый подход для эпохи глобализации. М.: Изд-во Института Гайдара.
Пикетти, Т., 2016. Капитал в XXI веке. Москва: Ад Маргинем Пресс.
Стедмен-Джоунз, Д., 2017. Рождение неолиберальной политики: от Хайека и Фридмена до Рейгана и Тетчер. Москва; Челябинск: Социум; Мысль.
Стиглиц, Дж., 2016. Великое разделение. Неравенство в обществе, или Что делать оставшимся 90% населения? Москва: Эксмо.
Харви, Д. Краткая история неолиберализма. Актуальное прочтение. Доступ 12.09.2017 по ссылке: [link].
Cohen, P., 2016. “A Bigger Economic Pie, but a Smaller Slice for Half of the U.S.”. In: New York Times. Available 13.09.2017 at: [link].
International Trade Union Confederation 2017 Global Poll. Kantar Public.
Levitt, K., 2013. From the Great Transformation to the Great Financialization: On Karl Polanyi and Other Essays. Winnipeg: Fernwood Publishing.
Oxfam Briefing Paper, 2014. Working for the few. Political capture and economic inequality.
Oxfam Briefing Paper, 2016. An Economy For The 1%. How privilege and power in the economy drive extreme inequality and how this can be stopped.
Oxfam Briefing Paper, 2017. An Economy for the 99%. Its time to build a human economy that benefits everyone, not just the privileged few.
Palley, T.I., 2013. “Europe's Crisis without End: The Consequences of Neoliberalism”. In: Contribution to Political Economy, June, p. 35.
