Гражданские жертвы войны на Донбассе и память о них

Война на Донбассе унесла жизни уже более 13 тысяч человек. По данным мониторинговой миссии ООН, минимум 3345 из них — гражданские. В отличие от смерти комбатантов, в случае гибели мирных жителей стороны конфликта практически всегда отрицают свою ответственность и обвиняют противоположную сторону или замалчивают очередной инцидент. Но наряду с этим очевидным сходством есть и определенные различия. Этот текст — попытка сравнить, какое место отводится гражданским жертвам в пропаганде и политике памяти по обе стороны линии фронта.

В первом разделе будет краткий обзор случаев массовой гибели гражданских в 2014–2015 годах и реакции на них. Во втором разделе я попытаюсь выделить общие черты в чествовании памяти погибших гражданских на Донбассе. В третьем рассмотрим случай, который, на мой взгляд, несколько выбивается из господствующих тенденций — Станицу Луганскую.

В этом тексте я не буду пытаться обосновать, почему считаю ту или иную сторону ответственной за какой-то инцидент. Темой статьи является коммеморация, а выводы об ответственности сторон я обычно делал на основе публикаций более компетентных за меня в этом вопросе людей.

От #SaveDonbassPeople до #JeSuisVolnovakha

26 мая 2014 сепаратисты попытались взять под свой контроль Донецкий аэропорт, в ответ на что украинская власть задействовала авиацию. Возможно это был единственный случай за время войны, когда украинская власть признала, что ее действия привели к жертвам среди гражданских^[1]. В то же время эти события стали началом использования темы гражданских жертв в этой войне сепаратистами и российской властью^[2].

В тот же день в соцсетях начался пророссийский флешмоб #SaveDonbassPeople, призывающий украинскую власть прекратить АТО, но ориентированный, скорее, на западную аудиторию. В ответ проукраинские активисты начали контракцию, обвиняя в начале боевых действий Россию и сепаратистов. В те дни впервые проявились некоторые характерные черты подхода к этой теме пророссийской стороны конфликта. Жертвы среди гражданских подавались как преднамеренный результат действий украинской армии, хотя они были не целью, а побочным результатом боевых действий. Но участники флешмоба даже не упоминали, что использование авиации было реакцией на действия сепаратистов. До сих пор это часто не упоминается — ярким примером этого является документальный фильм о событиях 26 мая, снятый сепаратистами в 2017 году. Другой характерной чертой стало активное использование детей. Пик флешмоба в соцсетях пришелся на 1 июня — День защиты детей. В тот же день в Донецке прошла уличная акция с участием детей.

В течение лета 2014 года большинство случаев массовой гибели гражданских, ставших впоследствии «местами памяти», были результатом действий украинской авиации: 2 июня в Луганске, 2 июля в Станице Луганской, 15 июля в Снежном и 13 августа в Зугрэсе. Украинская власть до сих пор не признала своей ответственности ни за один из них: в первых двух случаях она отрицала даже то, что это были авиаудары, об инциденте в Снежном заявила, что это провокация неизвестной авиации, а события в Зугрэсе вообще не комментировала. Но все эти случаи затмило сбитие сепаратистами (или российскими военными) Боинга MH17. Реакция на эту катастрофу в значительной степени была зеркальной по сравнению с авиаударами: (про)российские источники придумывали самые нелепые объяснения, почему его сбили не они, а украинская сторона попыталась максимально использовать ошибочное сбитие гражданского самолета для легитимизации термина «терроризм».

В начале 2015 года пришла очередь проукраинской стороны проводить общественные кампании. 13 января сепаратисты обстреляли автобус под Волновахой, что привело к крупнейшей гибели гражданских с момента подписания Минских договоренностей. Это произошло вскоре после теракта в редакции Charlie Hebdo, поэтому украинская общественность и власть сознательно скопировали реакцию французского общества на их трагедию. В соцсетях прошел флешмоб #JeSuisVolnovakha, а в ближайшее воскресенье — массовые марши в Киеве и других городах, во главе с президентом и религиозными деятелями. Интересный нюанс: инициатором флешмоба в соцсетях был ультраправый политик, который накануне критически отзывался о лозунге #JeSuisCharlie.

22 января в Донецке обстреляли остановку «Донецкгормаш» («Боссе»). Сепаратисты обвинили в обстреле украинский диверсионную группу, но есть основания сомневаться в этой версии. Возможно это единственный случай массовой гибели гражданских во время войны в Донбассе, который является исключением из общего правила: если произошел обстрел, то, скорее всего, это сделала не та сторона, которая контролирует территорию, а противоположная. В тот день причиной обстрела мог быть конфликт между российскими казаками и пророссийским батальоном «Оплот». Как бы там ни было, после обстрела сепаратисты заявили, что пойдут в наступление и больше не будут брать пленных, а также объявили 24 января днем траура. Утром 24 января они обстреляли жилые кварталы Мариуполя, и снова погибли гражданские. В результате, в тот день в Донецке держали плакаты «Я не Шарли, я Донецк», а в Мариуполе — «Я Мариуполь».

В течение следующих недель было еще несколько случаев массовой гибели гражданских: 30 января в Донецке обстреляли Куйбышевский район, в последующие два дня был пик обстрелов Дебальцево, а 10 февраля обстреляли Краматорск. 12 февраля подписали Минск-2, через неделю украинские войска вышли из Дебальцево. Интенсивность боев и количество жертв среди гражданских существенно уменьшились^[3].

Статистика погибших по данным ООН. Источник: Радио «Свобода»

Свои и чужие: коммеморация и замалчивание

Есть заметный контраст в том, сколько внимания уделяется гражданским жертвам войны с двух сторон линии разграничения. В политике памяти «народных республик» (а большинство мест массовой гибели находится на неподконтрольных Украине территориях) эта тема занимает центральное место. Согласно господствующей там версии, «киевская хунта» хотела устроить геноцид жителей Донбасса^[4], а сепаратисты, взяв в руки оружие, предотвратили это. Память о погибших мирных жителях играет важную роль в поддержании этого мифа^[5].

Важным моментом является то, что в «народных республиках» чтят память не только погибших от действий украинских военных. В частности, там ежегодно вспоминают обстрел остановки «Боссе» и сбитие Боинга, но сепаратисты до сих пор обвиняют в них украинскую армию. Пожалуй, самый яркий пример подобной практики можно найти в Лутугино: на мемориальной плите «Книга памяти» среди имен погибших гражданских и комбатантов есть и местные жители, расстрелянные сепаратистами, предположительно за то, что они помогали ВСУ^[6]. Но это вовсе не мешало на открытии памятного знака воспроизводить стандартный нарратив про «киевскую хунту», от которой Донбасс спасли сепаратисты. У этой мемориальной плиты проводятся мероприятия памяти жертв Одесской трагедии и тому подобное. Здесь же поминают жертв авиаудара в Станице Луганской, ныне находящейся на подконтрольной Украине территории. Памятные мероприятия по этому случаю проводятся и в других городах ЛНР. Показательно, что жертв обстрелов в Мариуполе, Краматорске и автобуса под Волновахой в «народных республиках» так не вспоминают.

Основные дни памяти — это годовщины важных инцидентов, в частности авиуадаров украинских ВВС. Даты 26 мая и 2 июня рассматриваются как начало войны для Донецка и Луганска соответственно. Именно после событий тех дней в обоих городах начался массовый отъезд мирных жителей. В то же время в ЛНР официально установлен День жертв украинского агрессии — 14 апреля, дата объявления АТО (в ДНР подобной постоянной даты пока нет). Наряду с открытием памятников и митингами проводятся также фотовыставки и другие мероприятия. Интересный случай в Хрящеватом и Новосветловке: там памятные даты — 13 и 28 августа, дни начала и конца «оккупации украинской армией». Ответственность за абсолютное большинство разрушений и погибших в этих населенных пунктах лежит на сепаратистах и российской армии, которые пытались выбить из них части ВСУ. Они же 18 августа расстреляли автомобильную колонну, вывозившую беженцев. Но на памятных мероприятиях во всех бедах обвиняют украинских военных.

«Аллея ангелов» — мемориальный комплекс в Донецке в память о пошибших детях

Как и в начале войны, особый акцент делается на жертвах среди детей. Им посвятили мемориалы, проводятся специальные мероприятия. Кроме того, к почтению памяти погибших активно привлекают школьников и даже воспитанников детсадов.

На подконтрольной Украины территории значительно меньше внимания к гражданским потерям. Погибшие под Волновахой почитались за пределами Донбасса только сразу после обстрела. В последующие годы этот случай, как и обстрелы Мариуполя и Краматорска, стали локальной историей. Как максимум, о них могут вспомнить во всеукраинских СМИ на очередную годовщину или при установке памятника. Авиаудары замалчиваются, а из инцидентов на неподконтрольной территории вспоминаются только погибшие в результате сбития Боинга. Единственная постоянная практика —  возложение цветов и детских игрушек у посольства Нидерландов^[7]. В некоторой степени разница между подконтрольной частью Донбасса и остальной Украиной в этом плане похожа на разницу между неподконтрольной частью Донбасса и Россией.

К формированию локальной политики памяти на подконтрольной части Донбасса привлечено большее количество действующих лиц, чем на неподконтрольной. Например, в Мариуполе рядом с «официальным» памятником погибшим во время обстрела Нацкорпус установил свой — скульптуру женщины с ребенком. В Краматорске автором идеи и инициатором возведения памятника погибшим было рекламное агентство «Мекс Адвертайзинг». Но в декабре 2019 года памятник перенесли из центра города на территорию воинской части, поскольку он часто подвергался вандализму.

Стоит отметить, что первый памятный знак погибшим гражданским установила в сентябре 2014 года в Славянске не официальное власть, сепаратисты или обычные жители, а кандидатка в народные депутаты Украины от «Оппозиционного блока». Но этот факт, а также нейтральная надпись на табличке не понравились части местных активистов. Через три года после многих конфликтов, соцопроса и интернет-голосования надпись на табличке изменили. Вместо памяти о «мирных жителях городов Славянска, Николаевки и Славянского района, погибших в период боевых действий...» (на русском) написали «жителям Славянска и других городов Украины, погибшим в результате оккупации российскими захватчиками и террористическими бандформированиями» (на украинском). В какой-то мере это было утверждение того же принципа, который действует в «народных республиках»: независимо от того, кто убил гражданских, ответственность за их смерть должна нести противоположная сторона.

Интересно, что только в Мариуполе коммеморативные практики по своему масштабу и статусу сравнимы с теми, что проходят на неподконтрольных территориях. Случай Мариуполя показывает еще одну особенность в чествовании гражданских жертв с украинской стороны линии фронта. В 2018 году на стене многоэтажки нарисовали портрет девочки, жизнь которой во время обстрела спасла её мама, накрыв собой. Но в соцсетях не только восхищались мастерством рисунка, но и начали напоминать, что ее мать была пророссийских взглядов. Очевидно, для части украинского общества гибель гражданских не трагедия, если они поддерживали противоположный лагерь.

Итак, если в «народных республиках» гражданские жертвы войны — центральная тема в политике памяти, а в жертвы «киевской хунты» сепаратисты могут записывать даже проукраинских активистов, которых сами же расстреляли, то на подконтрольной части Донбасса этой теме уделяется меньше внимания, отсутствует единый шаблон, и даже по отношению к убитым сепаратистами не всегда есть консенсус, надо ли чтить их память.

Памятник погибшим в Станице Луганской

Станица Луганская: между памятью и безопасностью

В течение последних лет Станица Луганская довольно часто попадала в фокус прессы. Но за редкими исключениями авиаудар 2 июля 2014 никто в украинских СМИ не вспоминал. Такая же ситуация с чествованием памяти погибших местных жителей в Станице: в отличие от Краматорска, Волновахи или Мариуполя, об установлении памятника и ежегодных мероприятиях почти не вспоминали ни украинские, ни сепаратистские СМИ. Наверное, для первых это выглядит «политически неблагонадежным», а вторым невыгодно писать, что на «оккупированной Украиной территории» такое вообще возможно. Этот аспект жизни Станицы, несмотря на его важность для местных жителей, будто попал в «слепое пятно». В отличие от рассмотренных выше случаев, здесь я опираюсь не на чужие материалы, а на собственные наблюдения и интервью, сделанные в мае и июле 2019 года, в частности на пятилетие трагедии. Что касается самих событий 2014 года стоит добавить, что в июле 2014 года прокуратура заявляла о расследовании инцидента. Но на наш («Спільного») запрос в июле 2019 года, какие результаты этого расследования, ответа не было.

Еще одной особенностью Станицы является «низовой» характер коммеморации. Первый деревянный крест в память о погибших на улице Островского установил житель улицы в 2015 году, на годовщину трагедии. Ежегодная панихида у него — тоже инициатива жителей улицы. Со временем инициатива перешла к председательнице поселкового совета, которая также была свидетельницей авиаудара и хорошо знала многих погибших. В 2017 году в центре Станицы по ее инициативе установили памятный знак всем погибшим местным. С тех пор укоренилась практика чтить память два дня — 2 июля только погибших на улице Островского, а на следующий день в центре — всех местных. В следующем году поселковый совет установил памятную доску с именами погибших от авиаудара на постаменте старого памятника участникам Второй мировой войны возле улицы Островского. Но жители улицы не поддержали смену места памяти и на годовщину снова собрались у креста. Когда к памятнику никто не пришел, представители местной власти были вынуждены перейти на «старое» место. На пятилетие трагедии поселковый совет заменил деревянный крест на каменный.

Памятный крест в Станице Луганской

Конечно, Станица Луганская — не единственный случай, где присутствует низовая инициатива в чествовании памяти гражданских жертв. Например, в селе Грабово на месте падения Боинга также первыми начали мемориализацию местные жители. Но там власть быстро взяла процесс под свой контроль и вписала коммеморацию в официальный дискурс «народных республик». В Станице ж коммеморация отличается своей нейтральностью. В отличие от остальных подобных мероприятий с обеих сторон линии фронта, она проходит без участия военных. Более того, по просьбе местных жителей, во время неё даже не исполняют государственный гимн. Кто именно совершил авиаудар тоже не говорят, что далеко не всем нравится. 2 июля 2019 в конце панихиды на улице Островского одна из местных жительниц взяла слово и указала, что выступающие избегают конкретики. Она заявила, что ответственность за гибель людей несет «конкретный главнокомандующий», в ответ на что представитель райгосадминистрации демонстративно ушел с мероприятия, чем вызвал недовольство жителей улицы. К сожалению, когда я попытался взять у него интервью, он отнесся ко мне с явным недоверием и угрожал вызвать СБУ, поэтому наш разговор был малоинформативным. Могу лишь предположить, что лавирование между настроениями большинства жителей и необходимостью демонстрировать верность официальному курсу государства ставит многих представителей местной власти в неудобное положение.

Среди местных жителей нет единого мнения о том, надо ли говорить на панихиде об ответственных за авиаудар. Впрочем, полного консенсуса нет и о том, что на самом деле произошло в тот день. В Станице есть меньшинство, которое придерживается версии, что это были действия российской авиации. В качестве аргументов они приводят то, что вскоре после авиаудара на месте событий появились российские журналисты, в частности LifeNews, а также то, что ночью накануне авиаудара было нападение на часть ПВО в Меловом. Едва ли не единственное, на чем сходятся почти все: на момент обстрела в райотделе милиции и в «мостопоезде»^[8] (по которым целился пилот) сепаратистов уже не было. Более того, одна из бывших жительниц, выехавшая из Станицы в мае 2014, утверждает, что накануне авиаудара сообщала об этом штаб АТО. Но даже версия этой части местных противоречит официальным заявлениям украинских властей. А пока одни пытаются снять ответственность с украинской армии, другие отрицают события, предшествовавшие авиаудару и участие местных в них. Иногда создается впечатление, что в некоторых местных жителей сознание вытеснило воспоминания, которые противоречат версии событий, согласно которой украинская армия просто вдруг начала бомбить мирные населенные пункты.

Как бы там ни было, сам факт возможности подобной коммеморации в прифронтовой зоне — важный показатель уровня свобод на этой территории. Остается надеяться, что местным жителям по крайней мере не будут мешать в этом.

Вместо выводов

Если разделенность памятей на Донбассе — результат различных политических режимов, то разделенность памятей между подконтрольной частью Донбасса и остальной Украиной — следствие различий в коллективном опыте. Для других регионов трагедия войны состоит в участии их земляков в войне «там», а мемориализация увековечивает память погибших солдат. Но для жителей Донбасса война была/идет «здесь», и именно смерти гражданских могут стать трагическим фактором, который объединит регион.
 

Статья подготовлена в рамках проекта «Memory guides: information resources for the peaceful conflict transformation», осуществляемого Центром независимых социальных исследований — CISR e.V. Berlin. Проект поддерживается МИДом Германии, в рамках программы: «Expanding Cooperation with Civil Society in the Eastern Partnership Countries and Russia».

Become a Patron!