«Декоммунизационное законотворчество»: чем вредно новое антикоммунистическое законодательство

Эти законы, как и санкционированная ими политика государственного антикоммунизма, стали проявлением того факта, что агрессивное меньшинство смогло навязать целой стране собственную национал-консервативную версию истории, – точно так же, как это произошло с некоторыми лозунгами и эстетикой, которые во время Майдана из атрибута маргинальных крайне правых групп стали едва ли не общепринятой нормой. За всем «декоммунизационным пакетом» стоял неутомимый пропагандист Владимир Вятрович, метко названный в американском журнале «The Nation» «комиссаром исторической правды», чей Украинский институт национальной памяти (УИНП) получил нешуточную власть.

Закон о борцах за независимость внес Юрий Шухевич – сын Романа Шухевича, променявший председательство в УНА-УНСО на участие в парламентских выборах от «Радикальной партии» Ляшко. Таким образом, протолкнув законопроект № 2538-1, он включил и себя, и отца в официальный канон «борцов за независимость» и законодательно запретил гражданам Украины, иностранцам и лицам без гражданства «публично проявлять неуважительное отношение» к себе и «препятствовать реализации» своих прав, предусмотренных этим законом (статья 6). Себе в компанию Юрий Шухевич подобрал чрезвычайно разношерстную публику, перечисленную в статье 1. Великодушие этого человека не имеет границ: среди его товарищей по борьбе оказались непримиримые оппоненты и даже люди, с энтузиазмом резавшие друг друга из-за разного понимания борьбы за независимость. А некоторые из них вообще не стремились к созданию независимого государства. Так, в список попадают члены разных органов и структур Украинской народной республики периода Центральной Рады и периода Директории, их политические и военные оппоненты из «Украинской державы» (гетманата), органы власти Западноукраинской народной республики, а также недолговечных Гуцульской и Восточнолемковской республик (последняя, правда, придерживалась ориентации на объединение с небольшевистской Россией, но это мелочи) и Карпатской Украины, военные и парамилитарные структуры всех этих образований и политические партии, которые выступали за независимость в этот период, повстанческие и партизанские отряды 1917–1930 годов. Ближе к временам активной деятельности Романа Шухевича – это Украинская военная организация, Организация украинских националистов, Народно-освободительная революционная организация, Украинская повстанческая армия, Украинская повстанческая армия атамана Тараса Боровца (Бульбы), Украинская народная революционная армия, Украинский главный освободительный совет.Из контекста активности самого Юрия – это Антибольшевистский блок народов, Украинская хельсинкская группа, разнообразные подпольные антисоветские организации, узники советских лагерей (включая самого автора закона). Сюда же относится и Народный рух Украины за перестройку до 24 августа 1991 года и другие организации, перечень которых предложено составить Кабмину.

К сожалению или к счастью, не все становятся постмодернистами на старости лет. Многих украинских и зарубежных историков, застрявших в своих модернистских стремлениях к установлению фактов и причинно-следственных связей между ними, закон и его требования к их работе приводят в замешательство. Во-первых, как примирить разнообразные политические и идеологические ориентации всех организаций, упомянутых в законе? Ведь в их видении экономического и политического устройства было больше различий, чем общего. Закон запрещает оправдывать «борьбу против борьбы» структур из приведенного в нем списка; но разве не гетман Скоропадский сверг Центральную Раду, а Директория УНР – самого гетмана? Не будет ли «принижать достоинство украинского народа» историк, который пишет про социалистический характер декларированных УНР реформ и про ее первоначальную ориентацию на автономию Украины в составе реформированной России? А тот, кто указывает на марионеточный характер гетманата 1918 года, который как пришел следом за немецкой армией, так и ушел вместе с ней, забрав с собой целую толпу придворных российских монархистов? Что делать историку, который пишет о заимствованиях фашистской идеологии у членов ОУН, об убийствах сторонниками разных фракций последней друг друга или бойцов первоначальной УПА Бульбы-Боровца, о сотрудничестве бойцов УПА с нацистским режимом (как в случае Романа Шухевича)? А если историк, исследующий волынскую резню, учиненную «борцами за независимость», произведет впечатление недостаточно почтительного к этому закону (ведь на его страже стоит сам Владимир Вятрович, который в своей книге усиленно пытается представить эту трагедию просто как акт очередной «украинско-польской войны»)?

Если обратиться к актуальному контексту этого закона, то его последствия были достаточно ожидаемы. Внутри страны – дальнейший раскол среди населения и отчуждение тех групп, которые категорически не принимают ультранационалистических политических тенденций. В международном контексте результаты совсем уникальны: Польша и Россия становятся идеологическими союзниками, поскольку категорически не могут принять героизацию тех персон, которые составляют угрозу их собственным националистическим мифам. Как сказано в одном из комментариев на польском новостном сайте под статьей об этом законе: «Теперь в Киев должен ехать не Коморовский, а польские танки». Если уж выступление в Верховной Раде президента Израиля Реубена Ривлина, который упомянул об участии украинских националистов в осуществлении Холокоста, позволило многим их идейным наследникам в возмущении этим «невиданным скандалом» дать волю своему латентному (или не очень) антисемитизму…

Закон (статья 6) запрещает гражданам Украины, иностранцам и лицам без гражданства проявлять неуважительное отношение ко всем этим людям и «публично оспаривать факт правомерности борьбы за независимость Украины в XX веке». «Факт правомерности борьбы» — формулировка столь же нелепая, сколь и удобная для расширительной интерпретации. Когда пишешь статью или книгу про военные преступления УПА, можно и не заметить, как оспоришь какой-нибудь факт правомерности борьбы. Не говоря уже о проявлении неуважительного отношения – классическая формулировка тех, кто хочет ввести цензуру, но стыдится об этом сказать. 

Единственная привлекательная черта этого закона – в нем не говорится о санкциях за его нарушение.

Но про санкции более чем достаточно говорится в другом из этой серии законов – «Об осуждении коммунистического и национал-социалистического (нацистского) тоталитарных режимов в Украине и запрете пропаганды их символики», к разработке которого присоединились и Ляшко с Шухевичем.Переходные положения этого закона вносят изменения в Уголовный кодекс, предусматривая лишение или ограничение свободы сроком до 5 лет с возможностью конфискации имущества за изготовление, распространение и публичное использование символов «тоталитарных режимов» и от 5 до 10 лет с возможностью конфискации – за повторное совершение «преступления» или же в случае причастности группы лиц или должностных лиц. Забегая вперед, следует сказать: изменения в Уголовном кодексе существенно уменьшают перечень того, что запрещено относительно нацизма. Так, параграф, который криминализует «публичное оспаривание или оправдание преступлений фашизма против человечности, совершенных в годы Второй мировой войны, в частности, преступлений, совершенных организацией «Ваффен-СС», подчиненными ей структурами, теми, кто боролся против антигитлеровской коалиции и сотрудничал с фашистскими оккупантами», а также «пропаганду неонацистской идеологии, изготовление и (или) распространение материалов, в которых оправдываются преступления фашистов и их союзников», предлагается исключить и заменить лишь наказанием за изготовление, распространение и публичную демонстрацию символов, относящихся к нацистскому режиму (причем только к национал-социализму в Германии 1939–1945 гг., без конкретного упоминания СС).

В целом в законопроекте определению нацистской символики посвящено лишь 76 слов из 7453 (советской – 670 слов). Речь идет только про Германию 1939–1945 гг., ее государственные символы, а также про название НСДАП и события, с нею связанные. В частности, нет упоминания о «Ваффен-СС», как и ничего не сказано о событиях с 1933 года (хотя закон распространяется на деятельность НСДАП на оккупированных территориях с 1935 по 1945 год). Так, например, руна «Волчий крюк», которая была символом одной из дивизий СС, очевидно, не запрещена. Поэтому разного рода неонацистским движениям, в том числе воякам полка «Азов», вряд ли нужно остерегаться. Также отдельно не упоминается свастика (и тем более такие эмблемы неонацистов, как кельтский крест, коловрат или удвоенная руна «зиг»), хотя и серп и молот, и звезда удостоились дополнительного описания в скрупулезном перечислении запрещенной коммунистической символики (очевидно, свастика, если она не входит в состав герба и флага Третьего Рейха, не подпадает под действие закона).

В то же время под определение советской символики подпадает практически все с 1917 до 1991 года. В том числе РСДРП (только большевиков – так что у сторонников меньшевиков есть лазейка) и ее наследники во всех республиках СССР на всех уровнях. Запрещены наименование коммунистической партии, ее символика и ее элементы, воспроизведение лозунгов и цитат ее лидеров, изображения, знаки и памятники, связанные с деятельностью партии большевиков и ее лидеров. Также отдельно упомянуты органы государственной безопасности и запрещено то, что связано с их символами. Запрещено изображение символов СССР, союзных республик и стран «народной демократии». Гимны запрещены лишь для СССР, союзных республик и автономных единиц СССР. Отдельно упомянуты «флаги, символы, изображения или иная атрибутика, в которых воспроизводится сочетание серпа и молота; серпа, молота и пятиконечной звезды; плуга (орала), молота и пятиконечной звезды». Кроме того, запрещено всем этим называть территориальные единицы и организации. Из запретов на памятники и названия делается исключение для тех, которые связаны с сопротивлением и изгнанием нацистских оккупантов из Украины или с развитием украинской науки и культуры.

Следует добавить, что положения нового антикоммунистического законодательства Украины жестче едва ли не всех (весьма немногочисленных) их действующих (преимущественно в центральноевропейских государствах) аналогов. Скажем, балтийские республики запрещают «использование коммунистической символики», но не считают это преступлением. В Чехии фактически запрещен лишь серп и молот – Компартия Чехии и Моравии использует в качестве своей эмблемы веточку черешни и является третьей по значению и электоральным результатам политической силой страны, а местный комсомол, запрещенный из-за пункта программы о преодолении частной собственности на средства производства, в конце концов добился своего восстановления через суд. Поэтому наши новые нормы можно сравнить разве что с примерами Южной Кореи (которая, пребывая в состоянии холодной войны с безумной диктатурой на севере разделенной страны, сама активно использует репрессивные инструменты, хотя и не в таких масштабах, как во времена собственной диктатуры) и Сингапура (где покойный Ли Куан Ю смог установить идеальный капиталистический электоральный авторитаризм и маргинализовать левое крыло своих однопартийцев).

Правоконсервативная партия ФИДЕС, установившая в Венгрии наиболее авторитарный в ЕС режим, активно проталкивает запрет на «тоталитарную символику», под которой имеется в виду не «флаг Арпадов», который использовался доморощенными нацистами из «Скрещенных стрел» и их идейными наследниками из праворадикальной партии «Йоббик», а коммунистический символ серпа и молота, но прежде всего – красная звезда. Доходило до того, что некий предприимчивый гражданин пытался судиться с корпорацией Heineken – у нее же красная звездочка на пивных бутылках! Лидеры еврокоммунистической «Рабочей партии-2006» Аттила Вайнаи и Янош Фратаноло, которых венгерский суд по этому антикоммунистическому законодательству оштрафовал (обратите внимание – оштрафовал, а не посадил на пять лет с конфискацией!), дважды (в 2008 и 2011 годах) обращались с апелляцией в Европейский суд по правам человека в Страсбурге – и каждый раз он принимал решения в их пользу, подтверждая, что запрет коммунистической символики является нарушением свободы высказывания взглядов и мыслей.

Пропаганда «тоталитарных режимов» – это почти как «пропаганда гомосексуализма», только в политической сфере. Реально она определяется через публичное отрицание «преступного характера» «тоталитарных режимов» и оправдание «борьбы против участников борьбы за независимость Украины в XXвеке» (отсылка к первому закону, под которую, например, попадают не только большевики, украинские левые эсеры и махновцы, но и добрая половина самих же «борцов», – поскольку авторы законопроекта, как и положено носителям черно-белого национал-консервативного виденияистории, изображают «борцов за независимость» как монолитное единое целое, игнорируя то, что Скоропадский и Центральная Рада / Директория УНР, ОУН(б) и ОУН(м), УПА Шухевича и УПА Бульбы-Боровца не менее яростно боролись между собой). Поскольку историки – не заседатели на Суде Истории, они мало что смогут ответить на обвинения в отрицании чего-то плохо определенного или оправдании чего-то определенного еще хуже. Ведь парадигма тоталитаризма в исследовании Советского Союза осталась в эпохе «холодной войны», а определениями «преступного характера» нормальный историк вообще не оперирует.

В части 3 статьи 4 вроде бы сделано послабление для исследователей: «Запрет не распространяется на использование символики коммунистического тоталитарного режима, символики национал-социалистического (нацистского) тоталитарного режима в экспозициях музеев, тематических выставках, научных, учебных пособиях, учебниках и других материалах образовательного и научного характера». Но тут же сразу поставлено дополнительное условие: «при условии, что это не приводит к отрицанию преступного характера коммунистического тоталитарного режима 1917–1991 годов, преступного характера национал-социалистического (нацистского) тоталитарного режима». То есть эта «уступка» носит характер цензуры, и при этом цензуры чего-то, рамки чего плохо определены и что поэтому выступает потенциальным источником обвинений, – своего рода кафкианский идеологический контроль. После этого условия идет упоминание о научных исследованиях, кладбищах, исторических реконструкциях и коллекционерах. Хотелось бы думать, что, поскольку условие стоит до перечисления, остального перечисленного оно не касается.

Закон содержит еще серию нововведений, которые касаются деятельности политических партий и процедуры регистрации кандидатов на выборах, что в конце концов позволило осуществить юридическую ликвидацию КПУ. 

Кроме историков, закон вызвал нарекания у юристов. Главное научно-экспертное управление сделало вывод о том, что закон противоречит законодательству Украины, в частности – действующему Уголовному кодексу, нарушает компетенцию судов и вообще является неконституционным. Обычный закон не может запрещать деятельность партии и организации, не может расширять перечень условий для регистрации кандидатов, «изготовление, распространение и публичная демонстрация» символов не соответствуют понятию преступления, поскольку не представляют общественной опасности. Кроме того, упоминаемые наказания признаны несоизмеримыми с преступлениями, а конфискация допускается вообще только для особо тяжких преступлений и преступлений против основ национальной безопасности Украины и общественной безопасности. Неприемлемость закона о декоммунизации признали и на международном уровне: формулировку о его несоответствии стандартам Совета Европы в конце 2015 года приняла Венецианская комиссия, указывая на антидемократичность его норм, которые нарушают свободу слова и вводят непропорциональные санкции.

Вместе с тем, в политическом поле дискуссии вокруг декоммунизации почти не наблюдалось, хотя многочисленные правозащитники и историки-специалисты дали крайне критическую оценку «декоммунизационным» законам и протестам. Татьяна Мазур, на тот момент – исполнительный директор Amnesty International в Украине, указывала на то, что новые законы непропорционально направлены именно против радикальных левых (а также на то, что они ограничивают свободу слова, свободу собраний и свободу объединений). На сайте журнала «Критика» было размещено открытое письмо 68 исследователей и экспертов-украиноведов с призывом к президенту Петру Порошенко не подписывать законопроекты № 2538-1 и № 2558. Президент к ним не прислушался: уже 15 мая 2015 года законы были подписаны, а тем самым легитимизировано уничтожение памятников советской эпохи, осуществленное до того руками ультраправых, и запущен процесс лихорадочных переименований населенных пунктов и улиц. 

В предложенном УИНП перечне исторических лиц, подлежащих декоммунизации, немалая часть имен – рядовые рабочие или матросы, которые принимали участие в революционных событиях (и то не обязательно 1917 года: например, рабочий Иван Бабушкин был расстрелян в 1906 году, а Николай Бауман погиб от рук агента царской охранки в 1905-м). По всей стране были переименованы улицы и площади, названные в честь Карла Маркса и Фридриха Энгельса, – хотя пресловутым «декоммунизационным» законом не предусмотрен запрет на двух мыслителей, без вклада которых невозможно представить себе современные социальные науки и философию; но, согласно характеристикам, данным в списке, эти персоны «использовались для пропаганды коммунистического тоталитарного режима» (по такой логике, руки неистовых «декоммунизаторов» должны были бы дойти и до Тараса Шевченко, а тем более до социалистов Ивана Франко и Леси Украинки, память о которых тот режим тоже активно использовал). Кроме них, под запрет использования на уличных указателях подпали следующие имена:

• Роза Люксембург (понятно, что составителей списка не интересует ни ее деятельность, ни содержание ее полемики с Лениным – лишь то, что она основательница Коммунистической партии Германии); под запретом и ее соратник Карл Либкнехт, характеристика деятельности которого сводится к скупому «организатор коммунистического мятежа в Германии» – это про человека, который за свою позицию против первой мировой войны долго сидел в тюрьме и которого убили ультраправые фрайкоры с молчаливого согласия его бывших товарищей по социал-демократической партии;

• Николай Скрыпник (его, после обращения в Facebookк одному из сотрудников УИНП, уже успели исключить из списка, но от этого легче не становится: выходит, что перечень «запрещенного» можно произвольно менять в какой угодно момент и в какую угодно сторону); в то же время в списке остались менее известные деятели «расстрелянного возрождения» – Иван (Израиль) Кулик, Петр Дятлив;

• Христиан Раковский (который отстаивал права УССР против сталинского проекта «автономизации» во время создания СССР и вообще был одним из наиболее стойких деятелей в антисталинистской оппозиции в большевистской партии);

• Михаил Покровский (историк-марксист, главный деконструктор российского имперского мифа);

• создатели первой в мире общедоступной системы охраны здоровья Николай Семашко и Вера Величкина (литератор и врач, умерла от испанки в 1918 году);

• Марина Раскова (летчица, организатор женских авиационных отрядов, погибла в 1943 году);

• советские партизаны: Сидор Ковпак, Александр Сабуров, Николай Попудренко;

• Петр Шелест («патриотизм» которого, как правило, подчеркивали в постсоветском историческом нарративе – но теперь весь режим и все его деятели объявлены «преступными»);

• члены первого украинского советского правительства (Народного секретариата) – Евгения Бош, Юрий Лапчинский, Владимир Ауссем;

• командир 1-го Украинского советского полка Николай Щорс и командиры рабочей Красной гвардии – Василий Боженко, Всеволод Довнар-Запольский, Александр Беленкевич (все они, кроме последнего, погибли в годы гражданской войны и поэтому смогли оказаться канонизированными при сталинском режиме, казнил бы их точно так же, как Беленковича и других командиров Красной Армии, также внесенных в список);

• конечно же, все участники Январского восстания (пардон, мятежа) рабочих завода «Арсенал» – Исаак Крейнсберг, Иван Фиалек, Андрей Иванов, Николай Лукашевич и т. д.;

• репрессированные в годы сталинского террора украинские коммунисты – от Владимира Затонского до основателя Червонного казачества Виталия Примакова или экс-боротьбистовПанаса Любченко и Евгения Терлецкого;

• искренние большевики, которых за их деятельность уважали даже недруги: Александра Коллонтай, Анатолий Луначарский, Максим Литвинов, Леонид Красин, Георгий Ломов (Оппоков), Георгий Чичерин, Николай Островский, Ян Фабрициус (красноармейский командир, который погиб, спасая жертв авиакатастрофы на Черном море), Владимир Бонч-Бруевич (историк, издавший первый том трудов Сковороды), Глеб Кржижановский (глава Госплана), Михаил Ольминский (литературный критик), Софья Соколовская (директор «Мосфильма»), Нариман Нариманов (один из ведущих азербайджанских романистов);

• деятели зарубежных компартий: Клара Цеткин, Эрнст Тельман, Долорес Ибаррури, Пальмиро Тольятти, Морис Торез, писатель Анри Барбюс, основоположник болгарского марксизма Димитр Благоев (вишенка на торте – «КлИмент Готвальд» через И);

• немногие венгры, именем которых названы улицы в Киеве: Лайош Гавро (венгерский социалист, воевал с Деникиным, расстрелян в 1938 году) и Мате Залка (писатель, «генерал Лукач», убитый в бою с франкистами в Испании) – авторы списка (которые, как нетрудно догадаться, враждебно относятся ко всем левым) внезапно прониклись участью анархо-коммунистических повстанцев и упрекают его в «удушении крестьянских восстаний Нестора Махно»;

• Кудрявцев, «вина» которого состоит в том, что он раздал землю крестьянам («занимался разделом земли на Николаевщине после Октябрьского переворота»).

На местном уровне часто выходили за пределы этого списка. Так, в (тогда еще) Днепропетровске объявили о «декоммунизации» улиц, названных в честь анархиста Михаила Бакунина, эсера Ивана Каляева и чехословацкого коммуниста Юлиуса Фучика (чей «Репортаж с петлей на шее», написанный в нацистской тюрьме перед казнью, стал символом антифашистского Сопротивления).

Для Броварской городской рады группа экспертов из Института истории Украины подготовила отдельный список кандидатов на «декоммунизацию», в котором фактологических и орфографических ошибок еще больше, чем в вятровичевском. Здесь предложено переименовать улицы, названные в честь советских военнослужащих, которые воевали с нацистской Германией (Карбышева, Кирпоноса, Матросова, Гастелло, Ватутина), поскольку это, как сказано, «пантеон мифа Великой Отечественной войны» и «советское колониальное наследство»; одного из самых известных в мире уроженцев Украины педагога Антона Макаренко; 1 мая и 8 марта (поскольку праздник был «введен большевиками»). Более того, с целью «деколонизации» рекомендовано переименовать улицы Вавилова, Ломоносова, Некрасова, Пушкина, Толстого, Тургенева и советских летчиков братьев Коккинаки (понтийских греков по национальности – так им, отомстим за греческую колонизацию Причерноморья в I тысячелетии до н. э.!). Улица Степана Разина тоже мозолит глаза, ибо пропагандирует «так называемую теорию классовой борьбы». Наконец, названия типа «Фабричная», «Металлургов», «Геологов», «Строителей», «Электриков», «Ремонтников» как «связанные с коммунистической идеологией с ее апелляцией к представителям трудовых специальностей» предложено сменить в будущем. Зачем же откладывать на будущее? Можно сразу переименовать в честь Терещенок или каких-нибудь нынешних олигархов – чтобы не было апелляции к этим «тоталитарным работникам»!

Переименования населенных пунктов вызвали еще больший резонанс, кульминацией которого были эпопеи вокруг переименования Днепропетровска (теперь он стал просто Днепром – после вычеркивания упоминания о Григории Петровском, реальная личность которого была намного сложнее представленного образа «организатора голодомора»), Кировограда (где борцы за право называться ингульчанами или елисаветградцами устраивали настоящие драки, но в результате стали кропивничанами, – правда, спикер Андрей Парубий, радостно презентуя новое название, так и не смог правильно выговорить слово «Кропивницкий») и Комсомольска (который теперь населяют счастливые горишнеплавненцы). Вообще во всех этих случаях мнение самих граждан на местах центральная власть игнорировала, демонстрируя новое понимание идей демократизации и децентрализации. Показательным был случай с «Горишними Плавнями»: якобы «поэтическое» архаизированное название для основанного в советское время (1960 г.) города словно символизирует «декоммунизацию» в экономике – процессы деиндустриализации, которые «на ура» принимают адепты светлого будущего «аграрной сверхдержавы».

И наконец, кроме войны переименований, антикоммунистическое законодательство имело и далеко не символические последствия. На его основании по запросу Министерства юстиции была запрещена деятельность Коммунистической партии Украины и других партий со схожими названиями (в основном созданных режимом Кучмы спойлеров). Но мишенью была не только стагнирующая псевдокоммунистическая (в действительности социал-консервативная) партия, которая сама подписала себе приговор многолетним обслуживанием буржуазной власти и конкретно Партии регионов. Правящий класс боится и перспективы консолидации трудящихся классов в борьбе за свои интересы, против отечественной разновидности неолиберальной политики «жесткой экономии», поэтому ему выгодно превентивно зачистить политическое поле от возможного появления новой левой силы с соответствующей программой. В этом контексте стоит помнить, что антикоммунистические кампании бьют по всем левым в целом.

Вспомним оба периода (1918–1920 гг. и после 1947 г.) антикоммунистической истерии по поводу «красной угрозы» (Red Scare) в США. В первый период репрессии были направлены преимущественно против анархо-синдикалистского профсоюза «Индустриальные рабочие мира», а послевоенные гонения начались с того, что истэблишменту нужно было нейтрализовать леволиберальную Прогрессивную партию рузвельтовского вице-президента Генри Уоллеса. Во время маккартистской «охоты на ведьм» наравне с членами просоветской компартии преследовали и троцкистов, анархистов, умеренных левых. «Попутчики коммунистов» были под пристальным надзором ФБР: дела, заведенные на двоих едва ли не самых известных стихийных левых XXвека – Альберта Эйнштейна и Чарли Чаплина – содержали 1427 и более 2000 страниц соответственно. Потом настала очередь секретной ФБРовской программы COINTELPRO, первой мишенью которой стала Коммунистическая партия США, а вслед за ней слежка, провокации и аресты распространились на афроамериканских, антивоенных и студенческих активистов и правозащитников.

Под предлогом борьбы с коммунизмом могли криминализовать что угодно. Фильм режиссера Коста-Гавраса «Дзета» (основа сюжета которого – убийство левого депутата Григориса Ламбракиса) заканчивается перечислением того, что было запрещено за «коммунистичность» ультраправой греческой диктатурой «черных полковников» (1967–1974 гг.): «длинные волосы у мужчин, мини-юбки, Софокл, Лев Толстой, Еврипид, разбивание стаканов после тостов, забастовки рабочих, Аристофан, Эжен Ионеско, Жан-Поль Сартр, Антон Чехов, Гарольд Пинтер, Эдвард Олби, Андре Бретон, Лев Троцкий, свобода прессы, социология, Марк Твен, Сэмюэл Беккет, Федор Достоевский, сиртаки, современная музыка, новейшая математика и буква греческого алфавита “Z” (дзета)».

Господствующий ныне идеологический дискурс навязывает мысль, что коммунисты бывают только организаторами, но никак не жертвами репрессий. Но любой уважаемый латиноамериканский диктатор имел на своем счету тысячи, а то и десятки тысяч убитых марксистов и других левых. Больших «успехов» в «декоммунизации» достигли нацисты и их сателлиты, а также антидемократические режимы апартеида в Южной Африке, Саддама Хусейна в Ираке и аятоллы Хомейни в Иране. А в Индонезии после военного переворота генерала Сухарто в 1965 году было уничтожено от полумиллиона до полутора миллионов людей – в основном простых крестьян, заподозренных в причастности к крупнейшей неправящей компартии мира. Убивали их самыми зверскими способами – посмотрите документальные фильмы Джошуа Оппенхаймера «Акт убийства» и «Взгляд тишины», чтобы убедиться в этом.

И не стоит забывать главной страницы в списке репрессий против коммунистов – сталинских чисток в СССР, жертвами которых стало огромное множество большевиков и других левых. Парадоксально, но предложенный в законе запрет на изображения и цитаты руководящих деятелей партии и советского государства включает и лидеров коммунистической оппозиции, которые первыми бросили вызов сталинизму и встали на борьбу с ним. В этом контексте поразительным представляется то, что президент Порошенко использует как аргумент против критиков декоммунизации память об убитых в Быковнянском лесу – ведь многие казненные в Быковне сами были активными членами коммунистической партии (как экономист Александр Асаткин) или, по меньшей мере, придерживались леворадикальных взглядов (как поэт-футурист Михаил Семенко).

Однако претензии «декоммунизационного» законодательства на идеологическую монополию государства в трактовке истории позволят и далее замалчивать или вообще вычеркивать богатые социалистические традиции Украины, которые представляли не только такие ее уроженцы, как Лев Троцкий и Нестор Махно, но и Леся Украинка и Иван Франко, Роман Роздольский и Юлиан Бачинский, Николай Скрыпник, Николай Хвылевый и другие деятели литературы и искусства – коммунисты «расстрелянного возрождения».

В целом новые законы еще более усилили правый консенсус, атмосферу нетерпимости к левым и ограничения свободы дискуссии. Неоднократные нападения ультраправых на активистов и активисток независимого профсоюзного движения, анархистских, социалистических и феминистских организаций и раньше сопровождались выкриками о том, что бьют «коммуняк», – чтобы на защиту потерпевших случайно не вмешались прохожие, – а теперь они тем более ощущают свою безнаказанность. Но долго ли очередные раунды борьбы с «призраком коммунизма» и иными фантомами прошлого будут позволять отвлекать внимание населения от проблем нынешнего времени, порожденных олигархическим капитализмом?

Перевел Игорь Готлиб

Опубликовано в: Спільне, 2016, №10: Війна і націоналізм