Парамилитарное насилие, капитал и государство в условиях глобализации

Четверть населения мира живет в странах, охваченных насилием, большинство из них принадлежат к относительно бедным (WorldBank, 2011; Collier, 2007). Организованное насилие в контексте экономической глобализации, как правило, связывается с ростом социального неравенства в обществах глобального Юга, разрастанием городских трущоб, расширением нелегальной экономики, например, торговли наркотиками и оружием (Briceno-Leon& Zubillaga, 2002), участием в бандитских формированиях (Gonzalez & Flores, 2009) и неадекватностью государственных институтов в «слабых» или «несостоявшихся» государствах (Chauvet & Collier, 2008; Goldstone, 2008). Согласно этим объяснениям, источники насилия находятся в «незаконной» сфере, где субъектами насилия выступают члены криминальных организаций и банд. Однако, по данным Всемирного банка, «каждый четвертый житель планеты – более полутора миллиардов человек – живет в нестабильных и подверженных конфликтам государствах или в странах с очень высоким уровнем … насилия, [которое] не подпадает в полной мере под характеристики «войны», «мира» или «криминального насилия»…» (World Bank, 2011, p. 2).

Настоящая статья посвящена парамилитаризму – новому типу организованного насилия, не совпадающему ни с криминальным насилием, ни с насилием как средством ведения войны. Парамилитарные акторы стали играть все более важную роль в современных вооруженных конфликтах, а также в формировании пропитанной насилием социальной среды в различных частях мира; они причастны к некоторым из самых ужасающих нарушений прав человека. Распространение парамилитаризма играет ключевую роль в современных процессах капитало- и классообразования, в особенности – в захватах земли, в деятельности добывающей промышленности и в подавлении сопротивления приватизации и реформам по программам «жесткой экономии». Тем не менее, это явление остается во многом недостаточно исследованным и плохо понятым. Отчасти это связано с тем, что парамилитарные формирования причисляют к «организованной преступности», что исключает из рассмотренияполитические мотивы и социальные последствия их действий. Моя цель – теоретически осмыслить парамилитарное насилие как инструмент экономической глобализации и тем самым помочь пониманию того, каким образом социальные отношения, дающие возможность существовать глобальному капиталу, влекут за собой практики, ведущие к нарушениям прав человека.

Парамилитарное насилие есть особый тип насилия, осуществляемый негосударственными акторами и/или агентами государства, действующими вне рамок законности, в интересах экономически и политически влиятельных социальных сил. Его цели в большинстве случаев связаны с атаками на социальные движения, активистов, левых политиков, других людей или группы, выступающие против существующих общественных порядков, а также с содействием захвату земли путем принудительного выселения гражданских лиц с территорий, обладающих стратегическим экономическим значением. Парамилитарные группы могут выполнять и другие функции, в частности, осуществлять «социальные чистки» и «охранять» частную собственность. Сегодня парамилитарные формирования присутствуют (в разной степени) на всем американском континенте и в других регионах по всему миру. Невзирая на свой антидемократический характер, на протяжении последних десятилетий парамилитаризм развивался в качестве стратегии, используемой глобальным капиталом и государствами, – прежде всего, в развивающихся странах.

Основные положения, выдвигаемые в этой статье, таковы. Первое: внеэкономическое принуждение есть часть капиталистических отношений эпохи глобализации; иными словами, «свободнорыночный» капитализм / неолиберализм опирается на насилие и принуждение. Второе: парамилитаризм является инструментом классового господства и занимает центральное место в диалектике отношений капитала и государства. Третье: негосударственные вооруженные акторы – органическая составляющая траектории трансформации национального государства в условиях глобализации, поскольку речь идет о выполнении государством своих функций «обеспечения безопасности».

Статья построена следующим образом. В первой части дан краткий обзор существующей литературы по темам глобализации и насилия, политического насилия, слабых / «несостоявшихся» государств и параинституциональных вооруженных акторов, причем особое внимание уделено основным недостаткам / ограниченности имеющихся объяснений и концептуальным барьерам. Далее в статье приведены примеры парамилитарных организаций и процессов с их участием в разных странах. В третьей части формулируются основы теории парамилитаризма. Здесь я в первую очередь выделяю теории, предоставляющие аналитические инструменты для определения того места, которое парамилитаризм занимает в системе взаимоотношений государства и капитала: марксову концепцию первоначального накопления; понятие «накопления через изъятие» по Харви (Harvey, 2003); теорию «транснационального государства» Робинсона (Robinson, 2004); и теорию социальных движений как сил, действующих как сверху, так и снизу, развитую Коксом и Нильсеном (Cox& Nilsen, 2014). Затем я намечаю новую аналитическую схему, которая может быть использована для того, чтобы идентифицировать парамилитарные группы среди огромного множества вооруженных акторов в «ландшафтах насилия» по всему миру и проследить их связи с государством и определенными социальными секторами. Наконец, в статье обсуждается то, каким образом такой способ теоретического осмысления парамилитаризма преодолевает ограничения, присущие различным научным подходам.

Криминальные организации, полевые командиры, слабые государства и империализм: предлагаемые в литературе модели и их ограниченность

Парамилитарные силы располагаются в некотором «двусмысленном» пространстве между гражданским обществом и государством, тем самым усложняя проведение границы между тем, что «в норме» рассматривалось бы как военная и гражданская сферы. Хотя на протяжении последних примерно 25 лет росло число разнообразных негосударственных акторов, осуществляющих насилие, – таких, как частные отряды самообороны от преступности; частная полиция; оплачиваемая из частных средств уличная охрана в городских районах, где живет средний класс; организованные частными гражданами ночные патрули; частные охранные подразделения, (Koonings & Krujit, 2007), – парамилитарные силы не могут быть сведены к каким-либо из этих типов формирований.

Криминальные организации

Организованное насилие в эпоху глобализации, особенно в развивающихся странах, часто называют «новым насилием» в том смысле, что оно воспринимается уже не как политическое и не как специфически связанное с сельской местностью, а скорее как городское – того типа, что связано с бандами и наркотиками (Briceno-Leon & Zubillaga, 2002; Koonings & Krujit, 2007; Rozema, 2007). Оно описывается как осуществляемое в большинстве случаев молодыми людьми из бедных районов, которые объединяются в банды, чтобы защитить свою территорию, и для которых насильственные действия служат способом добиться признанной идентичности и получить денежный доход от контроля над незаконной деятельностью, например, торговлей наркотиками (Briceno-Leon & Zubillaga, 2002). Этот тип насилия рассматривается как проявление противоречия между бедностью и неравенством, с одной стороны, и глобальным распространением потребительской культуры, – с другой, когда бедная молодежь склонна практиковать насилие как способ добиться определенного уровня потребления. Другое объяснение насилия этого типа связывает его с массовым распространением огнестрельного оружия по всему миру и ростом нелегальной наркоторговли (Leeds, 2007; Briceno-Leon & Zubillaga, 2002). Наконец, говорилось о слабости судебной системы во многих из этих стран (Pearce, 2010) и о связях между организованной преступностью и полицией (Pansters & Castillo, 2007) как о причинах роста насилия в последние два десятилетия.

Политическое насилие и «слабые» / «несостоявшиеся» государства

Если мы обратимся к литературе о политическом насилии, мы сможем обнаружить, что политическое насилие, как правило, понимается либо как исходящее от государства (осуществляемое с его санкции), либо как направленное против государства (революционное или террористическое). Эти исследовательские подходы (например, Collier 2006; 2007; Collier & Hoeffler, 1998) в большинстве случаев страдают ограниченностью из-за неспособности включить в теоретическое рассмотрение негосударственных вооруженных акторов, чье политически мотивированное насилие не направлено против государства и в действительности может содействовать его функционированию в обществах с высокой степенью сращивания государства с экономическими элитами. Поэтому вооруженные акторы, находящиеся вне норм, характеризующих государственные институты, но не бросающие какого-либо вызова государству, часто классифицируются как криминальные – за отсутствием какой-либо другой концептуальной категории. А это очень проблематично, поскольку тем самым игнорируются важные связи парамилитарных групп с государством и капиталом.

С начала 1990-х годов в литературе о политическом насилии, относящейся к разным научным дисциплинам, к политологию, теорию международных отношений, исследования проблем безопасности и политическую социологию, возникла тенденция объяснять ситуации политического кризиса в незападных странах, связывая рост и консолидацию организованной преступности, торговлю наркотиками и глобальную экспансию террористической деятельности (Bøås & Jennings, 2007) с несостоятельностью или слабостью государства. Концепция «несостоявшегося государства» (failedstate) или «слабого государства» (weak state) базируется на веберовском (Weber, 1919) определении государства как субъекта, обладающего монополией на легитимное применение насилия как инструмента господства внутри своих границ. Соответственно, страны, в которых присутствуют негосударственные вооруженные акторы, причислялись к категории «слабых» или «несостоявшихся»^[1] государств. Эта концепция оспаривается все большим числом исследователей (Bøås & Jennings, 2007; Call, 2008; Figeroa Helland & Borg, 2014; Hehir, 2007; Jones, 2008; Morton, 2012). Но в их критике упускается необходимость признания роли «парагосударственных» вооруженных акторов в осуществлении государственной функции принуждения. Настоящая статья добавляет новое измерение в эту критику, выявляя то, в какой мере парамилитаризм представляет собой новую стратегию, пользующуюся поддержкой господствующих групп и национальных государств в развивающихся странах.

Взгляд на парамилитарные группы в действии 

Колумбия: лаборатория парамилитаризма

Колумбия – латиноамериканская страна, в которой парамилитарное насилие приняло наиболее развитые формы. Многие, однако, склонны рассматривать Колумбию как изолированный случай, со специфическими крайностями насилия, связанного с наркобизнесом, которые нельзя обобщать на остальной регион. Я утверждаю, что колумбийский опыт представляет собой лишь полностью развившееся выражение феномена, становление которого в иных формах происходит и в других частях «глобального Юга». С начала 1990-х годов колумбийская экономика претерпевает масштабную неолиберальную реструктуризацию, направленную на открытие ее ресурсов для глобального капитала. Одним из ее проявлений были насильственные изменения в землепользовании – часть глобальной тенденции, – когда земля изымается у мелких крестьянских хозяйств, работающих на собственное жизнеобеспечение и местные рынки, и передается под нужды агробизнеса, горнодобывающей и других отраслей промышленности, инфраструктурного строительства, туризма и т. д. Это происходит сейчас в Колумбии. Принудительное переселение людей происходит преимущественно в районах добычи полезных ископаемых: 87% перемещенных таким образом лиц – выходцы из горнодобывающих регионов, хотя добыча полезных ископаемых осуществляется лишь в 35% муниципалитетов (Webster, 2012). Около 30% населения страны живет в бедности, из них 8% – в крайней нищете; в сельской местности уровень бедности выше 50%, в крайней нищете живут 18%. В 2015 году предсказывалось, что в ближайшие два года уровень бедности возрастет до 35% (El Espectador, 2015; El Tiempo, 2016). Степень неравенства в распределении земли в Колумбии – одна из наибольших в мире. 62% лучших сельскохозяйственных земель в стране находятся в собственности 0.4% землевладельцев (Flores, 2013). Около 45% колумбийцев работают в неформальном секторе экономики, не защищенном трудовым законодательством (Prensa Latina, 2012).

У отношений между концентрацией богатства и применением насилия долгая история, но в эпоху неолиберальной реструктуризации эта связь стала более важным фактором. Более 6 миллионов человек были перемещены силой (Internal Displacement Monitoring Centre, 2016), в основном с помощью стратегий, основанных на терроре, и права собственности на миллионы гектаров земель перешли в руки элиты. Параллельно с этими аграрными конфликтами, осуществлялась стратегия уничтожения в отношении профсоюзов, ставившая целью деюнионизацию колумбийской рабочей силы и обеспечение наличия резервной массы незащищенных работников, готовых работать за какую угодно плату, чтобы выжить. Результатом было падение доли работников, состоящих в профсоюзах, с 12% в 1988 году до всего лишь 4% в 2009 году, а также более 3500 погибших членов профсоюзов за 1990–2005 гг. (ICFTU, 2005)^[2]. Эта атака на сельских и городских трудящихся проводилась путем сочетания методов, основанных на насилии (угрозы, убийства, похищения людей, пытки и сексуальное насилие со стороны парамилитарных и государственных сил), и правовых механизмов. 

Посмотрим теперь, каким образом парамилитарное насилие использовалось для разорения большинства населения, лишения крестьян земли и удержания людей в системе эксплуататорских социальных отношений. Юридическое основание для утверждения парамилитаризма было заложено Декретом 2298, который был принят в 1965 году, переработан в Закон 48 в 1968 году и оставался в силе до 1989 года, дававший исполнительной власти полномочия создавать своими указами «гражданские патрули» и предписывавший министерству обороны обеспечивать их оружием, «в норме» предназначенным для использования исключительно вооруженными силами. Позднее были выстроены и включены в военную систему Колумбии парамилитарные формирования, именовавшиеся «силами гражданской самообороны» (Stokes, 2005). Это было частью инициированного колумбийской и американской администрацией военного проекта «План “Лассо”», предназначенного для того, чтобы нанести поражение партизанскому движению и одновременно ликвидировать потенциал для «подрывной деятельности», воздействуя на те группы гражданского населения, которые рассматривались как представляющие собой благоприятную почву для коммунистической индоктринации и поддержки партизан. Мишенью парамилитарных акций был «внутренний враг» – не только вооруженные повстанцы, но и легальные политические организации, требовавшие реальных демократических реформ, работники образования, лидеры оппозиционных групп, крестьянские движения и профсоюзы (Hristov, 2014).

С начала 1980-х годов капиталистический класс Колумбии стал играть более непосредственную роль в создании парамилитарных формирований, используя для них то же название, что и данное им правительством в 1960-х, – силы «самообороны». Государство, тем не менее, поощряло и поддерживало эти инициативы, а временами – и прямо участвовало в них. Эта вторая волна создания парамилитарных формирований была инициирована крупными землевладельцами, собственниками крупных скотоводческих хозяйств, владельцами агробизнеса, предпринимателями горнодобывающей отрасли и наркобаронами. Ключевым фактором, способствовавшим этому процессу, была заложенная в 1960-е годы законодательная база, открывшая путь к легитимации негосударственных вооруженных групп. Альянсы между различными группировками буржуазных классов, политиков и военных привели к возникновению и территориальной экспансии множества групп^[3] в разных частях страны, с ростом их финансовой и военной мощи, несмотря на то, что в 1989 году парамилитаризм был законодательно запрещен.

Для парамилитарных групп в Колумбии типичны нападения на любые социальные силы, которые начинают мешать интересам местных и иностранных капиталистов или оспаривать их. Объекты этих нападений – профсоюзы, женские, молодежные, крестьянские организации и организации коренных народов, работники образования, интеллектуалы, журналисты, студенты и правозащитники. С 1993 по 2006 год парамилитарные группы осуществили 1528 массовых убийств, в результате которых погибло 8449 человек (Semana Multimedia, 2012). С конца 1990-х гг. было убито более 3500 членов профсоюзов (ICFTU, 2005). Властные возможности и влияние парамилитарных групп распространяются на функционирование большинства государственных институтов, включая военных, судебную систему и государственную администрацию.

В 2006 году правительство Урибе объявило о роспуске крупнейшей парамилитарной организации «Объединенные силы самообороны Колумбии» (Autodefensas Unidas de Colombia, AUC). На протяжении последних 10 лет правительство именует любые не принадлежащие к партизанским движениям вооруженные группы криминальными бандами (bandascriminales, BACRIM) и твердо отрицает существование парамилитаризма. Но, в противоположность государственному дискурсу, парамилитаризм в Колумбии не был искоренен. Старые группы реструктуризировались и возникли новые. В 2013 году 27 профсоюзников и более 70 правозащитников были убиты. За первую половину 2014 года было убито 30 правозащитников и 21 профсоюзник. В том же году были изгнаны со своих мест проживания 204 тысячи человек. Национальная организация коренных народов Колумбии (Organización Nacional Indígena de Colombia, ONIC) сообщила о 35 убийствах и 3481 случае принудительного перемещения людей в 2015 году (Amnesty International, 2015). 

Венесуэла: парамилитаризм в процессе создания

Как и во многих других латиноамериканских странах, на протяжении 1980-х и 1990-х гг. в Венесуэле неолиберализм воспроизводил и углублял застарелое классовое неравенство. Все более росла бедность среди групп населения с низкими доходами; нищала и значительная часть «среднего класса». В 1989 году уровень безработицы и неполной занятости оценивался в 50% (Raby, 2006).

Победа Уго Чавеса на выборах в декабре 1998 года стала началом новой эры для Венесуэлы: мы впервые стали свидетелями разрыва с прошлым и политико-экономических преобразований, руководящихся совершенно новой логикой в вопросах удовлетворения человеческих потребностей и реализации человеческого потенциала. Откликаясь на требования непривилегированных классов снизу, правительство начало осуществлять революционный коллективный проект – боливарианскую революцию, чья цель – построение нового общества, где приоритетами будут человеческое здоровье и здоровая окружающая среда, а не накопление частного капитала. На протяжении последующих 14 лет правительство Чавеса серьезно угрожало интересам не только господствующих классов Венесуэлы, но и элит всего Западного полушария, включая гаранта глобального капитала – государство США. Первым направлением этой угрозы стало начало осуществления ряда социалистически ориентированных мер в области экономической политики, направленных на человеческое развитие и перераспределение богатства – через миссии по ликвидации неграмотности, общественное здравоохранение, распределение бюджетного жилья и перераспределение земли^[4] (CEPAL, 2015). Другая причина, по которой преобразования в Венесуэле стали угрозой для олигархии, состояла в том, что впервые в истории страны осуществлялся процесс расширения прав и возможностей, направленный «снизу вверх» и открывающий политическое пространство для участия наиболее обездоленных и маргинализованных секторов общества, в котором их голоса могут не только быть услышаны, но и оказать реальное влияние на социальную политику. Кроме того, боливарианская революция пошатнула статус-кво в Западном полушарии своими разнообразными транснациональными инициативами (CELAC, 2016), такими, как региональный контргегемонистский «Боливарианский альянс для народов нашей Америки» (Alianza Bolivariana para los Pueblos de Nuestra América, ALBA).

Хотя правое насилие (осуществляемое экономически и политически доминирующими группами) существовало в Венесуэле, как и в остальной Латинской Америке, еще с колониальных времен, с проникновением колумбийских парамилитарных групп в Венесуэлу в конце 1990-х гг. мы становимся свидетелями того, как среди элит начинают разрабатываться более скоординированные стратегии насилия. Вот лишь несколько важнейших фактов. Различные источники, включая свидетельства бывшего высокопоставленного командира парамилитарес Сальваторе Манкусо и бывшего руководящего работника колумбийской разведки Рафаэля Гарсиа, говорят о том, что колумбийские парамилитарные группы были замешаны в неудачной попытке переворота против Чавеса 11 апреля 2002 года. Двумя годами позже, 9 мая 2004 года, сотрудники венесуэльских спецслужб захватили в плен 153 колумбийских парамилитарес, одетых в форму венесуэльской армии, и 15 сопровождавших их военнослужащих Национальных вооруженных сил Венесуэлы на ферме Дактари в муниципалитете Барута, штат Миранда, недалеко от столицы – Каракаса. Парамилитарес находились там для того, чтобы провести операцию, в ходе которой одна их группа собиралась убить Чавеса в президентской резиденции, другая должна была ворваться в хранилище оружия Регионального командования Национальной гвардии и на авиабазу Ла Карлота (с которой два офицера венесуэльских ВВС собирались угнать два истребителя F-16, чтобы бомбить правительственные здания), а третья – атаковать президентский дворец Мирафлорес (Rodriguez & Albert, 2013). С 2004 по 2016 год неоднократно фиксировались случаи парамилитарной активности в Венесуэле.19 августа 2015 года члены колумбийской парамилитарной группы Los Urabeños, вместе с которыми были несколько граждан Венесуэлы,тяжело ранили троих военнослужащих венесуэльской армии во время антиконтрабандистской операции вблизи границы в штате Тачира. В ответ на этот инцидент президент Мадуро объявил чрезвычайное положение, закрыл границу и направил в приграничные районы военные силы в количестве 1500 человек (Prieto, 2015). Именно это событие привело к тому, что Венесуэла попала в мировые новости под заголовком «Кризис на границе между Венесуэлой и Колумбией». В действительности, как мы можем видеть, речь шла не о границе и не о кризисе, а скорее о попытке социалистически ориентированного правительства воспрепятствовать внедрению парамилитаризма как преимущественной капиталистической стратегии в регионе, развертыванию которой в настоящее время содействует часть господствующих классов в Венесуэле. В дальнейшем, вплоть до сегодняшнего дня, неоднократно имели место аресты колумбийских парамилитарес, которые организовывали локальные группы в связке с радикальными оппозиционными политиками. Колумбийские и местные парамилитарные группы сейчас действуют в альянсе с определенными секторами венесуэльских господствующих классов, включая землевладельцев, правых политиков, собственников крупных СМИ, актеров и основателей правоориентированных неправительственных организаций. Они совершают убийства, похищения и другие насильственные действия против крестьян, лидеров социальных движений, членов Объединенной социалистической партии Венесуэлы и других видных фигур чавистского лагеря. Кроме того, они замешаны в наркоторговле, валютных махинациях, отмывании денег, торговле людьми и использовании несовершеннолетних в организованной проституции.

Гватемала: от «эскадронов смерти» к приватизированной охране корпораций

В Гватемале парамилитарные организации играли важную роль с начала противоповстанческой войны в 1950-е годы; это было результатом активного сотрудничества государственных вооруженных сил и сельской элиты. Участникам парамилитарных групп предоставлялось право ношения нелицензированного оружия, поскольку им поручалось служить «глазами и ушами армии» в борьбе с герильей. Мирные соглашения 1996 года положили конец более чем четырем десятилетиям вооруженного конфликта; однако, как пишет Грановски-Ларсен (Granovsky-Larsen, работа готовится к печати), в нынешнюю эпоху послевоенной демократии сохраняется унаследованная от прошлых лет опора на приватизированное насилие, и парамилитарные силы приобрели жизненно важное значение для нынешней власти политической и экономической элиты. Особенно важны они стали для подавления организованных крестьянских сообществ, сопротивляющихся добыче полезных ископаемых на своих территориях и принудительному обезземелению. 

Мексика: с регионального уровня на национальный

До недавнего времени в Мексике, как было известно, парамилитарные группы концентрировались в основном в штате Чьяпас^[5]. Эти группы были сформированы совместными усилиями Институционно-революционной партии (Partido Revolucionario Institucional, PRI), состоятельных владельцев бизнеса или скотоводческих хозяйств, военных и полиции после того, как в 1994 году возникло повстанческое движение коренных народов – Сапатистская армия национального освобождения (Ejército Zapatista de Liberación Nacional, EZLN) в 1994 году. Согласно Маццеи (Mazzei, 2009), мишенью этих групп становятся те, кто организует крестьян, выступает за земельную реформу и критикует сложившийся порядок. Участие политиков и военных в создании парамилитарных подразделений позволяет последним быть подготовленными, вооруженными и организованными на высоком профессиональном уровне. Сейчас формирования парамилитарного типа возникают во многих других штатах Мексики, таких, как Чиуауа и Мичоакан, где насильственные методы применяются для подавления профсоюзников и крестьянских активистов, выступающих против горнодобычи. В некоторых случаях происходило то, что Пейли (Paley, 2014) описывает как парамилитаризацию наркокартелей, указывая на срастание насилия, связанного с наркотиками, и парамилитарных структур.

Гондурас

В Гондурасе некоторые части элиты нанимали привезенных из Колумбии парамилитарес для охраны крупных объектов недвижимости, плантаций сахарного тростника и масличной пальмы, для борьбы с городскими криминальными бандами, известными как maras, и для поддержки военного переворота, отстранившего президента Селайю от власти, когда парамилитарные группы совершали нападения на сторонников Селайи (El Heraldo, 2009). В августе 2009 года, спустя два месяца после военного переворота, около 40 бывших боевиков из Колумбии были наняты на работу гондурасскими бизнесменами и землевладельцами. Месячная зарплата, предложенная им в Гондурасе, составляла эквивалент полутора миллионов колумбийских песо – плюс питание и жилье (El Tiempo, 2009).

Гаити

На протяжении последних 50 лет в Гаити парамилитарные группы были связаны с местным и транснациональным капиталом и использовались для того, чтобы, как пишет Спрэгью, «раздавить эксперимент гаитянского народа по созданию народной демократии» (Sprague, 2012, 11). Спрэгью считает, что благодаря парамилитарным сетям позиции правых сил Гаити стали сильнее, чем когда-либо за последние десятилетия.

Китай

В Китае за 1987–2004 гг. 315 миллионов сельских жителей подверглось принудительному перемещению, чтобы освободить место под объекты недвижимости, промышленные парки и мегафермы. С этим процессом обезземеления была переплетена, говоря словами Ле Монс Уокер, рутинизация официально санкционированного криминального насилия, когда местные власти или их бизнес-союзники (действовавшие с одобрения властей) нанимали организованные в частном порядке вооруженные группы для осуществления «…принудительной экспроприации и захвата сельскохозяйственных земель, а также нападений на сельских жителей с применением жесткого насилия с целью принудить их к подчинению» (LeMonsWalker, 2008, p. 473).

Насилие глобального капитала: к теории парамилитаризма 

Как мы уже показали в этой статье, необходимо разработать альтернативное описание политической экономии конфликтов с использованием насилия, в котором принималось бы во внимание положение вооруженных акторов по отношению к капиталу и государству и в то же время ставилась бы цель объяснить взаимодействие локальных и глобальных сил, стимулирующих насилие.

Теоретические основы

Ключевые положения этой статьи в теоретическом отношении опираются прежде всего на разработку Марксом концепции государства в капиталистическом обществе. Как объясняет Вуд (Wood, 1981,p. 13), для Маркса «… окончательная тайна капиталистического производства носит политический характер», поскольку экспроприация непосредственного производителя, поддержание абсолютной частной собственности капиталиста и его контроль над производством и присвоением становятся возможны благодаря власти государства. Маркс дает нам концептуальный аппарат, посредством которого мы можем понять и осмыслить государственно-парамилитарный симбиоз: и государство, и парамилитарные вооруженные группы работают в интересах капиталистических классов.

Из современных теорий для понимания социально-экономических процессов, порождающих насилие, особенно полезны две. Теория глобального капитализма Робинсона (Robinson, 2004) в наибольшей мере способна объяснить политический аналог глобального капитала. В условиях глобализации, доказывает Робинсон, капиталистическое государство все более принимает форму транснационального государства (ТНГ) – коллективного полномочного органа глобального правящего класса. Он определяет ТНГ как некоторое новое образование, составными частями которого являются: 1) трансформированные национальные государства; 2) наднациональные экономические форумы; и 3) наднациональные политические форумы. Национальные государства трансформируются и поглощаются более масштабной структурой ТНГ через множество различных функций, которые они выполняют в интересах транснационального капитала: 1) контроль над границами (служащий для удерживания населения); 2) создание и поддержание транспортной и коммуникационной инфраструктуры; 3) содействие доступу к ресурсам, рабочей силе и рынкам, осуществляемое через проведение неолиберальной политики; и 4) обеспечение безопасности. Для нашего обсуждения парамилитаризма в контексте транснационализации государства особенно интересны две последние функции. Если под транснационализацией государства мы понимаем процесс, посредством которого национальное государство трансформируется и встраивается в ТНГ (по мере того, как практика и идеология его институтов все более привязываются к продвижению политики глобального капитала), то я утверждаю, что парамилитаризм есть целостная стратегия, составляющая часть процесса транснационализации. Доказательство этого утверждения основано на том, какие последствия влечет за собой (по нескольким направлениям) парамилитаризм для локальной и глобальной конфигурации отношений капитала и государства, – что и будет проиллюстрировано далее в статье.

Чтобы правильно понять макрополитические и экономические структуры, не попадая в ловушку структурализма, нам нужно рассмотреть их во взаимосвязи с человеческой субъектностью. Предложенная Коксом и Нильсеном(Cox & Nilsen, 2014) теория социальных движений как сил, формируемых и сверху, и снизу, особенно ценна для понимания диалектики структуры и субъектности. Социальная структура есть исторически конкретный продукт деятельности определенных субъектов, которые добились возможности навязать эту свою субъектность другим субъектам. Этой возможности можно добиться через контроль над экономическими ресурсами, политическую власть или массовые коллективные действия. По Коксу и Нильсену, хотя социальные движения чаще всего воспринимаются как коллективное действие не-элит, в равной степени важно понимать, что существуют социальные движения «сверху», представляющие собой коллективное действие господствующих групп. Неолиберальная экономическая реструктуризация, политика противодействия повстанческим движениям, меры полицейского контроля и т. д. могут интерпретироваться как проявления движений «сверху». 

Теория парамилитаризма

Парамилитарные организации – это вооруженные группы, создаваемые и финансируемые определенными секторами капиталистических классов при неофициальной военной и материально-технической поддержке капиталистического государства. В обществе, где экономически могущественные группы являются также и политически господствующими силами, парамилитарное насилие ставит своей целью сохранение статус-кво и тем самым обеспечивает и дополняет функционирование государства. С другой стороны, в таком обществе, как Венесуэла (в последние 16 лет своей истории), где экономически господствующие классы не обладают политической гегемонией, цель парамилитарного насилия – изменить статус-кво, чтобы вернуть элите монопольную власть в государстве. В обоих случаях парамилитарное насилие преследует четкую классовую цель – обеспечить условия для накопления капитала. На данный момент, как правило, эта цель достигается двояким путем: через изъятие собственности (насильственный сгон населения с земель, имеющих стратегическое экономическое значение) и через репрессии (атаки, направленные против низовых социальных движений, активистов, интеллектуалов и против каких угодно отдельных людей или групп, бросающих вызов интересам элит).

В своей книге «Парамилитаризм и неолиберализм: насильственные системы накопления капитала в Колумбии и других странах» (Paramilitarism and Neoliberalism: Violent Systems of Capital Accumulation in Colombia and Beyond, 2014) я предлагаю аналитическую схему для осмысления парамилитаризма в его связи с экономической глобализацией. Она основана на трех принципах. Первый принцип: осмысление парамилитаризма как многомерного феномена, имеющего политические, военные и экономические проявления. Парамилитарная деятельность осуществляется в политическом поле правой идеологии, связанной с поддержанием статус-кво. Доказательство этого мы можем наблюдать в виде союза парамилитарных групп с правыми политиками в Колумбии и Венесуэле. «Антилевый» дискурс парамилитарных группировок также виден по тем угрозам, с которыми они выступают (используя язык, очень похожий на лексикон контрповстанческих сил), и по тому, кого они выбирают в качестве жертв (профсоюзники и крестьяне в Колумбии; крестьяне, гражданские организаторы и члены Объединенной соцпартии в Венесуэле; активисты движения против горнодобычи и крестьяне в Гватемале и Мексике; крестьянские лидеры в Китае). В военном отношении «ниша» парамилитарных сил – использование вооруженной силы для убийства гражданских лиц. Парамилитаризм также имеет очевидное экономическое измерение, поскольку он связан с присвоением земли и с деятельностью легального и нелегального бизнеса.

Второй принцип требует от нас рассматривать парамилитаризм как структурный феномен – порождение социальной структуры, характеризующейся глубоким классовым неравенством, и в то же время инструмент укрепления или восстановления этой структуры. По общему правилу, рост неравенства в распределении богатства создает благоприятную почву для продолжительного существования незаконных вооруженных формирований. По мере того, как разрыв между богатыми и бедными все усугубляется, бедные все интенсивнее предпринимают усилия, чтобы улучшить свое положение. Эти усилия принимают две формы, и обе они создают условия, способствующие формированию и устойчивому воспроизводству групп парамилитарного характера. С одной стороны, совместная борьба множества граждан с низкими доходами породила разнообразные народные движения, оспаривающие статус-кво и поэтому становящиеся объектом репрессий со стороны силового аппарата государства и парамилитарных сил. С другой стороны, в условиях высокого уровня безработицы, когда возможности заработать на жизнь ограничены неформальным сектором, и низких доходов, выжить на которые трудно или невозможно, люди из бедных слоев общества готовы на все, чтобы подняться по «экономической лестнице» и добиться чего-то похожего на образ жизни богатых. Многие из них не видят иного выхода, кроме «рядовой» уголовщины, тогда как другие вступают в хорошо развитые организации, специализирующиеся на кражах, вымогательстве, похищении людей и наркоторговле. Параллельно росту правонарушений в целом и организованной преступности растет сектор частной охраны и частных служб безопасности и все более масштабными становятся операции «социальной зачистки»; это стимулирует формирования парамилитарного типа. Как мы видим, все эти взаимосвязанные социально-экономические процессы создают условия, которые требуют насильственных мер и одновременно предоставляют человеческие ресурсы для их осуществления(Hristov, 2009).

Третья отличительная черта парамилитаризма – его диалектическая взаимосвязь с государством; это означает, что между ними существует динамическое двустороннее отношение, в котором каждая из сторон формирует эволюцию другой и влияет на нее. Смысл диалектики парамилитарно-государственных отношений – в том, каким образом представители государственных институтов инициируют создание парамилитарных групп или содействуют ему, в то время как парамилитарные организации (как олицетворение элит, использующих насилие в ия интересах накопления капитала) проникают внутрь государственных институтов и воздействуют на их функционирование и практики. Эта диалектическая взаимосвязь характеризуется потоками оружия, агентурной информации, денег и товаров с высокой рыночной стоимостью (таких, как нелегальные наркотики, земля и бизнес-активы). Все это служит для поддержания широкого спектра видов взаимовыгодной деятельности, успешность которых зависит от сотрудничества между представителями всех структур. Хищническая насильственная деятельность парамилитарных групп генерирует доход, в то время как государство «ставит печать легитимности», часто превращая незаконное в законное (например, в ситуации, когда парамилитарес согнали с земли миллионы мелких фермеров, а государство предоставило официальные права собственности на украденные земли компаниям / землевладельцам, опиравшимся на поддержку парамилитарес). Стратегии террора парамилитарных сил направлены на то, чтобы атаковать и подавить народную организацию, нейтрализуя тех, кто бросает вызов капиталу и статус-кво и, с точки зрения государства, представляет угрозу безопасности; государственные же силы предоставляют парамилитарным операциям прикрытие и подкрепление. Парамилитарные группировки обеспечивают исчезновение врагов государства, против которых у государства нет конкретных доказательств, а государственные служащие обеспечивают исчезновение документов и свидетелей, которые позволили бы доказать нарушения прав человека со стороны парамилитарес (Hristov, 2014). Мы можем назвать этот процесс парамилитаризацией государства – или же институционализацией парамилитаризма. Это, однако, не представляет какой-либо угрозы для самого государства или для статус-кво, поскольку власть парамилитарных группировок есть по существу своему власть капиталистических классов, использующих насилие для утверждения своих интересов.

Выйти за рамки категории «криминального» 

Как было сказано выше, парамилитарных акторов часто объединяют с организованной преступностью, особенно с насилием со стороны наркокартелей. Отличие между последним и парамилитарным насилием связано с тем фактом, что насилие, связанное с наркотиками, или иное криминальное насилие осуществляется для того, чтобы обеспечить функционирование данного конкретного вида незаконной деятельности путем устранения конкурентов, наказания предателей и т. д. Парамилитарное же насилие осуществляется для сохранения всей имеющейся социально-экономической модели в целом. Оно присутствует не только в нелегальной экономике, к нему прибегают и многие легальные предприятия, включая такие иностранные компании, как Coca-Cola, Drummond и Chiquita. Взаимодействие наркоторговли с парамилитаризмом (как в Колумбии) вырастает из потребности наркоторговцев в защите и продвижении своих интересов против тех, кто бросает вызов их власти как капиталистов (Hristov, 2014).

Против тезиса о «слабом» или «несостоявшемся» государстве 

В настоящей статье было показано, что децентрализацию насилия и отсутствие у государства монополии на средства насилия нельзя отождествлять со слабостью государства. Как отмечает Пирс (Pearce, 2010), некоторые незаконные вооруженные группы не являются «противогосударственными» – их деятельность скорее направлена на более или менее одну и ту же общую цель: сохранение статус-кво, подавление несогласных, защиту и продвижение интересов состоятельных классов. Соответственно, государство не рассматривает эту ситуацию как отсутствие или утрату монополии на насилие, поскольку оно никогда и не стремилось осуществлять такую монополию. Наоборот, оно активно поощряет такие альянсы (Pearce, 2010). Иными словами: обладает ли государство полной монополией на инструменты насилия – уже не самый важный вопрос. Значение здесь имеет то, выполняют ли негосударственные субъекты насилия функцию защиты интересов капиталистических классов и допускает ли государство существование этих субъектов, и если допускает, то до какой степени. Таким образом, очень важно распознавать специфику этого сосуществования силового аппарата государства с действующими вне рамок закона вооруженными формированиями и понимать, как реструктуризируется первый в связи со вторыми. 

Роль парамилитаризма в транснационализации государства 

Феномен парамилитаризма участвует в процессе транснационализации по нескольким направлениям. В случае Колумбии, он содействовал развитию колумбийского капиталистического класса, связанного с глобальными кругооборотами накопления. Основные социальные секторы, финансирующие парамилитаризм, – агробизнес, промышленники в горнодобывающих отраслях, наркоторговцы, – входят в транснациональный капиталистический класс. Во-вторых, без парамилитаризма как средства первоначального накопления и подавления оппозиции разрушительному воздействию неолиберализма нельзя было обойтись в ходе неолиберализации колумбийской экономики. В-третьих, парамилитаризм дал колумбийскому государству возможность гарантировать безопасность иностранных предприятий перед лицом вызовов и угроз со стороны социальных движений и герильи (Hristov, 2014).

Выводы

Наличие парамилитаризма – один из важнейших механизмов, позволяющих стране поддерживать репутацию «демократии», несмотря на систематическое использование репрессий, террора и вооруженной силы против гражданского населения. Парамилитарные операции ведут к росту бедности и неравенства через принудительное лишение людей собственности и препятствуют какому-либо движению к социальной справедливости через подавление субъектов гражданского общества. Парамилитарные силы не могут рассматриваться ни как простое продолжение государственного аппарата принуждения, ни как образование, совершенно независимое от него. Эти две составляющие взаимно формируют одна другую. Определяющие критерии того, станет ли тот или иной человек объектом парамилитарного насилия, связан как с его/ее объективным социальным положением по отношению к капиталу, так и с субъективной позицией (отношением к статус-кво). Понимание парамилитаризма как транснационального политико-экономического феномена может способствовать миротворческой деятельности и демократизации путем направления институциональных усилий на решение проблемы конкретных структурных условий, стимулирующих использование насилия и поддерживаемых им. 

Перевел Игорь Готлиб

Опубликовано в: Спільне, №10, 2016: Війна і націоналізм