Коронавирус в Китае. Гражданская война против невидимого врага

Публикуем сокращенный перевод редакционной статьи журнала «Chuǎng». Китайские левые диссиденты предлагают критический взгляд на причины эпидемии в Китае и методы борьбы с ней. Этот анализ идет вразрез и с одобрением эффективности государственного вмешательства, и с критикой режима как тоталитарного. Эпидемию в Китае, как и в других странах, усугубили рыночные реформы и сокращение расходов на здравоохранение, проводившиеся в течение последних десятилетий. Центральное правительство смогло обеспечить эффективную координацию действий только в эпицентре бедствия — в провинции Хубэй. В других регионах властям пришлось положиться на добровольную мобилизацию населения, а действия были в значительной мере не скоординированы.

Позолоченный век^[1]

COVID-19 невозможно понять без учёта того, как развитие Китая в последние десятилетия в рамках и согласно принципам мировой капиталистической системы повлияло на систему здравоохранения страны и состояние здоровья населения. Какой небывалой ни была бы эта эпидемия, она похожа на предыдущие кризисы в общественном здравоохранении, возникающие зачастую почти с той же регулярностью, что и экономические кризисы, и преподносящиеся в массовой прессе схожим образом как случайности, «чёрные лебеди», абсолютно непредсказуемые и беспрецедентные. Но на самом деле вероятность таких кризисов в здравоохранении, которые следуют своим хаотичным циклическим закономерностям, умножается из-за целого ряда структурных противоречий, встроенных в сущность производства и жизни пролетариата при капитализме. Как и в случае с эпидемией испанки, коронавирусу с самого начала удалось закрепиться и быстро распространиться из-за общего упадка базового медицинского обслуживания широких слоёв населения. Но вследствие именно того, что этот упадок пришёлся на период впечатляющего экономического роста, он затерялся на фоне великолепия сверкающих городов и громадных заводов. Реалии же таковы, что в Китае расходы на общественные блага, такие как здравоохранение и образование, остаются на крайне низком уровне, а большая часть государственных средств направлена на инфраструктуру «кирпича и бетона» — строительство мостов и дорог, выработку дешёвой электроэнергии для нужд производства.

Между тем, у продукции на внутреннем рынке часто катастрофически низкое качество. Десятилетиями китайская промышленность производит высококачественные и дорогостоящие товары на экспорт, такие как iPhone и микросхемы для компьютеров, изготовленные в соответствии с самыми высокими международными стандартами мирового рынка. Качество же предназначенных для потребления на внутреннем рынке товаров просто ужасное. Из-за чего постоянно разгораются скандалы и растёт общественное недоверие. Очень часто во всём этом слышаться отголоски «Джунглей» Эптона Синклера и историй Позолоченного века Америки. Самый масштабный случай в последнее время — меламиновый скандал с молоком в 2008 году, когда десятки младенцев умерли и ещё десятки тысяч попали в больницу (вполне вероятно, пострадали сотни тысяч детей). С тех пор скандалы будоражили общественность с завидным постоянством. В 2011 году выяснилось, что в ресторанах по всей стране использовали канализационное (сточное) масло, извлечённое из жироуловителей. В 2018 году из-за некачественных вакцин погибло несколько детей. В 2019 году год после прививки поддельными вакцинами от ВПЧ десятки людей были госпитализированы. Менее громкие истории, которые воссоздают знакомую для каждого жителя Китая обстановку, вообще повсеместны: смеси супов быстрого приготовления вперемешку с мыльной стружкой для снижения затрат; дельцы, продающие в соседние деревни свиней, умерших по непонятным причинам, и так далее.

"Десятилетиями китайская промышленность производит высококачественные и дорогостоящие товары на экспорт. Качество же предназначенных для потребления на внутреннем рынке товаров просто ужасное."

До того, как страна постепенно включилась в глобальную капиталистическую сеть, в Китае медицинские, как и другие подобные услуги, предоставлялись по системе «даньвэй»^[2] (в основном в городах), предусматривающей льготы и пособия от предприятий, или (главным образом, в сельской местности, но не только) местными медицинскими учреждениями, в которых работали многочисленные «босоногие доктора». И все эти услуги предоставлялись бесплатно. Успехи в здравоохранении социалистического периода, как и успехи в сфере общего образования и распространении грамотности, были настолько впечатляющими, что даже самые жёсткие критики вынуждены были их признать. Шистосомоз, веками одолевавший страну, был искоренён в большей части исторического очага, но вернулся в полную силу, когда социалистическая система здравоохранения начала рушиться. Младенческая смертность резко упала, и даже несмотря на голод, сопровождавший Большой скачок, ожидаемая продолжительность жизни в период с 1950-го по начало 1980-х годов выросла с 45 до 68 лет. Иммунизация и общесанитарные мероприятия охватили практически всю страну, а базовая информация о правильном питании и общественном здоровье, как и доступ к медикаментам первой необходимости, была бесплатной и доступной для всех. В то же время благодаря системе «босоногих докторов» среди значительной части населения распространялись фундаментальные, хоть и ограниченные, медицинские знания, что способствовало формированию надёжной системы здравоохранения с низов даже в условиях сильной материальной нищеты. Следует не забывать, что всё это произошло в то время, когда по уровню дохода на душу населения Китай был беднее любой страны сегодняшней Тропической Африки.

С тех пор беспечность и приватизация существенно подорвали эту систему как раз в тот момент, когда в связи с ускоренной урбанизацией и нерегулируемым промышленным производством предметов домашнего обихода и продуктов питания возросла потребность в масштабной системе здравоохранения, не говоря уже о ещё более насущном вопросе стандартов качества продовольствия, лекарственных препаратов и безопасности. Согласно данным Всемирной организации здравоохранения, сегодня государственные расходы на здравоохранение в Китае составляют 323 доллара на душу населения. Эта цифра низкая даже на фоне расходов других стран «с доходами выше среднего уровня» и примерно в два раза меньше расходов на здравоохранение Бразилии, Беларуси и Болгарии. Стандарты качества низкие или вообще отсутствуют, что приводит к многочисленным скандалам. Между тем, последствия сильнее всего ощущают сотни миллионов местных трудовых мигрантов, любое право на базовое медицинское обслуживание у которых попросту исчезает, как только они покидают родные деревни (там, согласно системе «хукоу», они постоянно прописаны, независимо от своего фактического места пребывания, поэтому оставшиеся государственные ресурсы недоступны для них в другом месте).

"Только у 22% местных трудовых мигрантов есть базовая медицинская страховка."

По официальной версии, в конце 1990-х годов на замену государственной системе здравоохранения якобы должна была прийти более приватизированная система (но всё же управляемая государством), в которой совместные отчисления работодателей и работников должны были бы обеспечивать медицинское обслуживание, пенсии и страхование жилья. Но эта система социального страхования страдает от постоянного недофинансирования. Работодатели часто просто игнорируют «обязательные» взносы, в результате чего подавляющее большинство работников платят их из своего кармана. Согласно последним доступным общегосударственным статистическим данным, только у 22% местных трудовых мигрантов есть базовая медицинская страховка. Отсутствие отчислений в систему социального страхования, однако, не является всего лишь результатом злонамеренных действий отдельных нечистоплотных руководителей, а, скорее, объясняется тем, что низкая рентабельность не оставляет места для социального обеспечения. По нашим собственным подсчётам, возврат всех неуплаченных социальных отчислений до копеечки в таком крупном промышленном узле, как Дунгуань, приведёт к сокращению прибыли промышленности вдвое и поставит на грань банкротства многие предприятия. Чтобы хоть как-то залатать огромную дыру, Китай учредил дополнительную крайне скромную схему медицинского страхования для пенсионеров и самозанятых, по которой на одного человека выплачивается в среднем несколько сотен юаней в год.

Находящаяся в тяжёлом финансовом положении, медицинская система порождает жуткую социальную напряжённость. Ежегодно несколько медицинских работников гибнет и десятки получают ранения в результате нападений разгневанных пациентов или, чаще всего, членов семей пациентов, которые умерли во время лечения. Последнее нападение произошло в канун Рождества. Тогда в Пекине врача зарезал сын пациентки, который считал, что его мать умерла из-за ненадлежащего ухода в больнице. Согласно одному опросу врачей, 85% из них подверглись насилию на рабочем месте. Согласно другому опросу, проведённому в 2015 году, 13% врачей в Китае за предыдущий год пережили физическое насилие. Китайские врачи принимают в год в четыре раза больше пациентов, чем американские, хотя им платят менее 15 тысяч долларов в год. Эта сумма меньше дохода на душу населения (16 760 долларов), в то время как в США средняя зарплата врача (около 300 тысяч долларов) почти в пять раз больше среднего дохода на душу населения (60 200 долларов). До того как в 2016 году блог, отслеживающий волнения, был закрыт, а его основатели Лу Юйюй (Lu Yuyu) и Ли Тинюй (Li Tingyu) арестованы, каждый месяц регистрировалось как минимум несколько забастовок и протестов медицинских работников^[3]. В 2015 году, последнем полном году, за который они собрали подробные данные, зафиксировано 43 таких случая. Каждый месяц они регистрировали десятки «инцидентов [протестов против некачественного] медицинского обслуживания», проводимых родственниками пациентов; в 2015 году их было 368.

"Китайские врачи принимают в год в четыре раза больше пациентов, чем американские, хотя им платят менее 15 тысяч долларов в год."

В условиях такого массового оттока государственных средств из системы здравоохранения нет ничего удивительного в том, что COVID-19 с такой лёгкостью удалось закрепиться. В сочетании с тем фактом, что новые инфекционные заболевания появляются в Китае каждые год-два, на лицо все предпосылки вспышек подобных эпидемий и в будущем. Как и в случае с испанским гриппом, главным образом неудовлетворительное состояние общественного здравоохранения среди трудового населения способствовало укреплению, а затем и быстрому распространению вируса.

Сдерживание болезни как проявление искусства управления государством

Реакция китайского правительства была впечатляющей по масштабам и породила столь же впечатляющую картину обезлюдевших мегаполисов, разительно контрастирующую с привычным медийный образом перенаселённого и чрезмерно загрязнённого Китая. Такая реакция, особенно на фоне неспадающей напряжённости раннего этапа торговой войны с США, стала благодатным источником для типичных спекуляций о неизбежном политическом и экономическом крахе страны.

Если же взглянуть шире, то самое интересное — как эту реакцию подали средства массовой информации. Это напоминало мелодраматическую генеральную репетицию всеобщей мобилизации для борьбы с повстанческими силами внутри страны. Это даёт нам реальное представление о репрессивных возможностях китайского государства и одновременно указывает на его более глубокую несостоятельность, проявившуюся в необходимости всецело положиться на меры тотальной пропаганды, сочащейся изо всех щелей СМИ, и на добровольную мобилизацию местного населения, у которого в иных случаях нет материальной обязанности подчиняться. Как китайская, так и западная пропаганда подчёркивают реальные репрессивные возможности карантина. Первая представляет его как пример эффективного вмешательства правительства в чрезвычайной ситуации. Вторая же — как ещё один пример тоталитарного произвола антиутопического китайского государства. Но невысказанная правда заключается в том, что подобное закручивание гаек свидетельствует о глубокой несостоятельности китайского государства, которое в значительной мере само всё ещё находится в стадии становления.

"Вспышке вируса во многом способствовала плохая координация между разными уровнями власти."
 

Собственно, это и даёт возможность понять сущность китайского государства, демонстрируя, как оно разрабатывает передовые и инновационные методы социального контроля и как могут быть применены антикризисные меры даже в условиях, когда основной государственный аппарат слабый или вообще отсутствует. Между тем, такие условия предлагают ещё более интересную (пусть даже и сугубо умозрительную) картину возможной реакции правящего класса любой отдельно взятой страны на подобные сбои, вызванные масштабным кризисом или народными волнениями, даже в самой крепком государстве. Вспышке вируса, судя по всему, во многом способствовала плохая координация между разными уровнями власти. Не отвечавшие интересам центрального правительства репрессии против «распространяющих слухи» врачей со стороны местных чиновников, неэффективный механизм отчётности в больницах и чрезвычайно низкое качество базовой медицинской помощи — вот лишь несколько примеров. Тем временем местные власти с разной скоростью, но возвращаются к нормальной жизни, и практически без контроля из центра (за исключением провинции Хубэй — эпицентра вспышки). На момент написания статьи [26 февраля] всё выглядит так, что порты работают и производство возобновляется фактически произвольно. Но этот бриколажный карантин парализовал магистральные междугородные логистические сети, поскольку, как оказалось, любая местная власть может просто не позволить поездам или грузовому транспорту пересекать свои границы. И эта несостоятельность китайского правительства на базовом уровне вынудила его выступить против вируса, как будто бы это какое-то массовое восстание, разыграв ролевую гражданскую войну против невидимого врага.

Государственный маховик начал раскручиваться во всю 22 января, когда власти пересмотрели меры реагирования на чрезвычайную ситуацию во всей провинции Хубэй и известили общественность, что она имеет все законные полномочия устанавливать объекты для карантина и использовать любых работников, транспорт и структуры, необходимые для сдерживания распространения болезни, а также вводить блокаду и регулировать движение (тем самым формально утвердив ситуацию, которая, как они понимали, и так сложилась бы). Другими словами, полное развёртывание государственных ресурсов началось фактически с призыва к добровольной помощи от имени местного населения. С одной стороны, столь масштабное бедствие для любого государства станет серьёзным испытанием, предполагающим максимальную мобилизацию (можно вспомнить меры в случае с ураганами в США). Но с другой — на лицо повторение общей закономерности в государственном управлении Китая, согласно которой центр, лишённый эффективной формальной и обязывающей системы управления, иерархически выстроенной вплоть до местного уровня, вынужден одновременно уповать на воззвания во всеуслышание к местным чиновникам и простым гражданам о мобилизации и на наказания худших исполнителей постфактум (представляемых в виде суровых мер борьбы с коррупцией). Действительно эффективные меры можно наблюдать лишь в отдельных районах, где центральная власть сосредотачивает основную массу своих полномочий и внимания. В этом случае — в провинции Хубэй в целом и в городе Ухань в частности. Уже к утру 24 января, почти через месяц после обнаружения нового штамма коронавируса, город был полностью закрыт (никакого железнодорожного сообщения). Представители государственной службы здравоохранения заявили, что органы здравоохранения вправе на своё усмотрение проверять и помещать в карантин любого. Помимо крупных городов провинции Хубэй, десятки других городов по всему Китаю, в том числе и Пекин, Гуанчжоу, Нанкин и Шанхай, прибегли к режиму самоизоляции, останавливая в различной степени потоки людей и товаров внутри своих территорий и за их пределы.

Фото одного из местных карантинных блокпостов, облетевшее все китайские социальные сети

В ответ на призывы центральных властей к мобилизации на местах иногда принимают собственные довольно странные и суровые меры. Наиболее пугающие — в четырёх городах провинции Чжэцзян. Там тридцати миллионам человек выдали местные паспорта, позволив только одному члену семьи выходить из дома один раз в два дня. В городах Шэньчжэнь и Чэнду распорядились, чтобы все микрорайоны были изолированы, и разрешили помещать целые многоквартирные жилые дома на карантин на 14 дней, если в них обнаружен хотя бы один подтверждённый случай заражения вирусом. Тем временем сотни людей были задержаны или оштрафованы за «распространение слухов» о заболевании, а некоторые из тех, кто бежал из карантина, были арестованы и приговорены к длительным тюремным срокам. В самих же тюрьмы сейчас серьёзные вспышки заболевания, потому что ответственные лица не могут изолировать больных даже в среде, предназначенной для беспрепятственной изоляции.

Если кампанию против COVID-19 рассматривать как пробный прогон действий против массовых выступлений, следует отметить, что центральное правительство может обеспечить эффективную координацию действий только в эпицентре — в провинции Хубэй, но его меры в других провинциях, даже в таких богатых и хорошо себя зарекомендовавших, как Ханчжоу, в значительной мере не скоординированы и отдают отчаянием. Это можно истолковать двояко: во-первых, как показатель слабости, которая скрывается за видимой прочностью государственной власти, а во-вторых, как предостережение об угрозе, которую действительно, если центральный государственный аппарат перегружен, представляют несогласованные и нерассудительные меры на местах.

Перевёл Александр Надтока по публикации: “Social Contagion: Microbiological Class War in China.” In: Chuǎng. Available 26.02.2020 at: [link].

Стаття підготовлена за підтримки Quebec Institute for International Research and Education 

Читайте также:

Політичне випробування пандемією (П’єр Дардо, Крістіан Лаваль)

Летучие мыши, медреформа, коронавирус и все-все-все (Александра «Renoire» Алексеева)

Майбутнє держави у смартфоні: як технологічна війна США і Китаю змінить Україну та світ (Тарас Саламанюк)