— Здравствуйте! Вы нас узнали? Я Надежда Константиновна Крупская — жена Ленина. — А я — Инесса Арманд — его любовница. Мы с Надей дружим. Вы когда-нибудь видели Владимира Ильича? Вон он, у рояля стоит!
Две девушки, аляповато загримированные под «революционерок» — какими их представляют себе нынешние буржуа — отвлекали нас от отлично выполненной скульптуры, установленной в фойе «Украинского дома» — бывшего киевского музея Ленина. Вылитая из бронзы женщина-работница выбрасывала массивное кресло с двуглавым орлом. «Мы наш, мы новый мир построим» — прочитали мы название этой работы.
А рядом, перед телекамерами, кривлялся маленький человечек, изображавший самого Ленина. Нарочито картавя, он рассказывал пошлые анекдоты вместе с таким же ряженным Сталиным и пытался продать за сто долларов копилку в виде Карла Маркса — с «Капиталом» в руках и налепленной на заду заплатой. Выписанные из ресторана официанты разносили вино для участников этого аукциона.
Выставка с игривым названием «ВождіЛєніє» открыла экспозицию старых фондов ленинского музея, пролежавших в запасниках почти двадцать лет. Образованный на его месте «Украинский дом» служил все это время площадкой для официозных культурных мероприятий под патронажем высших чиновников Украины. Его гламурная директриса Наталия Заболотная считалась любимицей часто появлявшегося тут президента Ющенко. Благополучно удержавшись при новой власти, она тут же отказалась от тематики «голодоморной» эпохи, разместив у себя выставку документов, посвященных резне польского населения Волыни отрядами УПА. А затем решила использовать табуированное наследие советской эпохи, пылящееся в музейных запасниках.Этот смелый шаг дался Заболотной непросто. Выступая перед журналистами, она произнесла в адрес юбиляра добрый десяток ритуальных ругательств и нервически призналась, что очень опасается «острой реакции» правых и левых сил. Впрочем, это было понятно без слов — даже по числу расставленной по залам охраны.
Выставив посвященные Ленину экспозиции, организаторы из «Украинского дома» попытались демонстративно отмежеваться от их идеологии — высмеяв ее пошленькими китчевыми сценками ряженых артистов и разбавив картинами современных «концептуалистов», то тут, то там разбросанных среди старых полотен.
— Здесь и наши работы, и работы наших учителей, которые раньше Ленина и писали, а потом стали неореалистами-патриотами. Это важно для понимания данной выставки, этих «плясок на костях, — говорил мне художник Никита Кадан. Концептуальные творения «современного искусства» бросались в глаза — к примеру, Илья Чичкан представил здесь работу «Че Гевара», запечатлев на ней шимпанзе с сигарой во рту. А неподалеку можно было видеть икону «Пьяный Гагарин», живописную картину с Лениным посреди оранжевого Майдана и портреты юного Путина вместе с юным Гитлером и юным Мао Цзэдуном.
Старые музейные картины смотрелись на фоне этого интересно и хорошо. Здесь можно было видеть копии известных полотен, вроде картины Бродского «Ленин на Путиловском заводе», и множество работ украинских художников — главным образом, жанровые картины, отображающие жизненный путь Ленина: от Симбирска и Казанского университета, через ссылку, Лондонский съезд, Капри, улицу Мари-Роз — до первого Совнаркома, коллективный портрет которого украшает сейчас фойе «Украинского дома». Картины и скульптуры разного качества — от дежурных поделок до ярких работ, — в целом, полно и образно освещали предреволюционную эпоху, что иногда действовало даже на явившуюся поиздеваться или поностальгировать публику. Целая группа молодых журналистов собралась возле картины, запечатлевший африканского студента, приехавшего в Ленинские Горки, отпуская на ее счет двусмысленные расистские шуточки. А рядом вслух восхищались техникой аппликаций из злаковых зерен, дерева и соломы, выложенных народными художниками Подолья и Буковины. Хорошо разрекламированную выставку почтили вниманием олигархи, чьи лимузины длинной вереницей стояли на подъезде к бывшему музею Ленина. Разгуливая по залам в сопровождении охраны, капиталисты наших дней осматривали рабочий кабинет Ленина, его личные вещи и долго стояли у хранящегося в наполненной газом капсуле пиджака с пулевым отверстием, оставшимся после покушения Фанни Каплан. Здесь же можно было увидеть по-настоящему впечатляющие памятники своего времени — например, железный венок на могилу Ленина, который составили из металлических деталей рабочие брянского завода «Профинтерн».
Наблюдая за этим, я вспоминал музей в советские времена — когда нас водили в эти белые, звенящие торжественной тишиной залы, вручая в них октябрятские звездочки с кудрявым лицом юного Володи Ульянова. Теперь у меня дома есть собственный маленький музей Ленина — из двух небольших вещей, которые свободно помещаются на ладонях. Это грубо обработанный кусок кремня с набитым на нем железным профилем Владимира Ильича — подарок краснодонских шахтеров во время акций протеста конца девяностых годов. И медальон из фаянса, сделанный на фабрике полесского местечка Барановка, где некогда готовили сервизы для императорской фамилии. Его вручили моему деду — сыну репрессированного, за ударную работу его колхозной бригады. И это было единственное ленинское изображение в нашей семье.
Посмертный культ Ленина, равно как и прижизненный культ прочих деятелей советской эпохи — вплоть до представленного на картинах выставки Брежнева, был отражением общественных процессов, возобладавших в новом обществе, деформированном под давлением внешних и внутренних противоречий. Сам Ленин отказывался позировать Исааку Бродскому, который зарисовывал его прямо на митингах — и, ставя автограф на своем знаменитом портрете, сказал художнику: «Впервые подписываюсь под тем, с чем не согласен». В массовом производстве картин, посвященных личности всемирно-исторического значения, — какой, бесспорно, являлся Ленин, — не было ничего необычного и предосудительного. Однако формальное почитание на определенном этапе подменило собой изучение ленинской логики и ленинской мысли, которую механически конспектировали на лекциях «научного коммунизма». Эта мысль перестала быть «теорией практики» — как характеризовал ее некогда философ Дьёрдь Лукач, и казенное искусство зафиксировало собой этот факт. Миллионы людей с детства знали изображение шалаша, в котором скрывался летом семнадцатого года Ленин — но мало кто из них читал брошюру «Государство и революция», написанную им в те дни — чтобы самим понять, какие противоречия столкнулись в ходе становления советского строя. Идейное предательство конъюнктурщиков от искусства очень перекликается в этом смысле с такой же идейной изменой вчерашних партийных идеологов, враз превратившихся в ярых рыночников и националистов. Ленин всегда был для них всего лишь музейным экспонатом, штампованным образом с официозных портретов, которые было легко убрать в запасники с началом новых времен.
Однако прошло двадцать лет — и уцелевшие памятники Ленину на площадях нищих сел и местечек смотрятся не как казенный официоз, а как напоминание о почти легендарных временах, когда здешние коровники и цеха еще не превратились в живописные руины на фоне выросших рядом олигархических особняков. Покрытые трещинами монументы диссонируют с нашей рыночной действительностью. И напоминают, что эта страна отнюдь не всегда была унылой нищей периферией глобального капиталистического мира — о чем, конечно, не пишут в украинских учебниках. Варварские атаки на памятники Ленину, совершаемые руками одураченных фанатиков, являются не таким уж плохим знаком, каким являлось бы обыкновенное равнодушие. Организаторы выставки не случайно относились к нему как к опасному, закрытому печатями духу, которого боязно выпускать на свободу. Даже высмеивая Ленина, буржуа демонстрируют этим классовый страх перед повторением могучих общественных процессов, чьим символом является его личность. Серьезное отношение к ней слишком хорошо читалось за пошленькими ужимками и нервными смешками организаторов «ленинского шоу».
Возвращаясь с выставки, я рассматривал листовку, имитировавшую первый номер ежедневной рабочей газеты «Правда» от 22 апреля 1912 года. С одной ее стороны можно было читать все те же глупенькие «ленинские» анекдоты и антикоммунистические куплеты петросянов от «современной культуры». Однако обратная сторона в точности воспроизводила полосу ленинской газеты — и мы всю дорогу с интересом читали заметки о целях и практике рабочей борьбы, звучащие сегодня настолько же серьезно и актуально, как и без малого сто лет назад. Эти новости вековой давности смотрелись куда современней пустопорожнего текста организаторов «ВождіЛєнія», поскольку озвученные в них вопросы вплотную стоят перед украинским обществом. А это значит, что образ Ленина не зря вызывает страх и ненависть буржуа. И воплощенную в нем революцию не удержать под печатью музейных запасников.