_large.jpg)
Окончание. Начало см. здесь.
Научные исследования, этика и истеблишмент
Интеллект также превратился в орудие национального назначения, стал составной частью военно-промышленного комплекса.
Кларк Керр, бывший президент Калифорнийского университета (Цит. по: Berkeley Students and Faculty, 1969?)
Принято считать, что университеты нейтральны по отношению к главным проблемам общества и посвящают себя в первую очередь преподаванию и проведению исследований в интересах общества. В век науки и техники университет принимает общественные модели на веру, работает в их рамках и служит их утверждению. В то же время университет зависит от поддержки общества и удовлетворяет его запросы — лишь при этом условии он вправе рассчитывать на помощь. При таких взаимоотношениях между университетами и обществом знание становится товаром, обособленным от тех, кто его предоставляет. Этот товар можно продать на рынке — например, знание нередко бывает условием получения определенной работы. Таким образом, студент учится пользоваться интеллектом отвлеченно, а не для диалога с окружающим миром. Это похоже на то, как некоторые обществоведы склонны проводить грань между фактами и ценностями, полагая, что в профессиональном качестве ученый работает отстраненно от ценностных суждений и эмоций. Университеты в таком случае, соответствуя окружающему их обществу, превращаются в бюрократическую отрасль производства, ориентированную на специализацию и разделение труда. Традиционный идеал ученого, прежде всего обладающего глубокими знаниями, а уж потом специализирующегося, перевернут с ног на голову, и сегодня многие представители академической науки предпочитают специализацию, занятия узким кругом проблем, когда не надо думать ни о целом,, ни о конечном результате. Действительно,- как говорил Кларк Керр, интеллектуальная деятельность стала составной частью современного военно-промышленного комплекса.
Определенные события усложнили отношения университетов c обществом в целом. Поражение США в Индокитае, Уотергейтский скандал и слежка разведывательных служб за повседневной жизнью тысяч американских граждан вызывали вопросы об организации и назначении общества (Berman and Halperin, 1975), и точно также — об организации и назначении университетов. Коснулись они, как было отмечено выше, и политической науки, потому что профессиональная ассоциация ученых-политологов скомпрометировала себя выявленным фактом, что ее исполнительный директор и советник- казначей были должностными лицами конспиративного фонда, использовавшегося для перевода средств ЦРУ.
Разоблачение этого обстоятельства привело к созданию комиссии по профессиональным критериям, обязанностям й этике. В своем докладе, представленном Ассоциации, комиссия пришла к успокаивающему заключению, что этические проблемы в данной научной отрасли носят второстепенный характер и не имеют большого значения (Американская ассоциация политических наук, Комиссия, 1969). Комиссия подчеркнула, что ученые в области политической науки — это «собственники», состоятельные исследователи, обязанные уравновешивать противоречивые институциональные обязательства университетов и правительства. Далее, ученые должны быть осмотрительны по отношению к исследованиям, проводимым в зарубежных государствах, особенно к тем, что проводятся под эгидой других учреждений. Кроме того, ученые могут вольно или невольно строить свои выводы в зависимости от представлений своих финансовых спонсоров, тем самым жертвуя объективностью. Некоторые расценили доклад комиссии как призывающий к объективности, беспристрастной научной деятельности и методической тщательности, дабы уклониться от обязанности действовать и брать на себя ответственность. Студенты в Беркли выразили свои настроения следующим образом: «Нас беспокоит то обстоятельство, что мы должны лишить себя человеческих чувств и не участвовать в политике ради того, чтобы стать ее профессиональными исследователями. Если дело обстоит так, то возникшая этическая проблема приобретает важнейшее значение. Однако большинство наших профессоров вообще не видят никакой проблемы. И это является нравственной катастрофой» (Berkeley Students and Faculty, 1969:21).
Из представителей академических кругов бюрократизацию науки открыто порицает Кит Гриффин:
Научная деятельность больше не занятие — это профессия. А с ростом профессионализма образовались по должной форме рынки труда: реклама, перечень должностных обязанностей, законодательные требования, направленные против дискриминации по половому и этническому признаку, административные данные о назначениях… Созданы профессиональные ассоциации и связанные с ними профессиональные журналы, а с ними появилась иерархия журналов и издателей. Должностные продвижения на факультетах, периодические оценки работы и решения о зачислении в штат превратились в бюрократическую формальность, опирающуюся на индекс цитируемости и внешние рецензии. Все это дополнительно побуждало к конформизму, заставляло держаться господствующего направления, не допускать отклонений от него (Griffin, 1991:3).
Гриффин отмечает, что условия, заставляющие много печататься в «имеющих хорошую репутацию» журналах, препятствуют критическому мышлению: «Качество, заметьте, определяется как бы по доверенности: не благодаря личному прочтению и оценке того, что хочет сказать ученый, а лишь отмечая, где он это сказал» (5). Все это отбивает охоту мыслить глубоко, подавляет самобытность, оригинальность и ведет к тому, что ученые перестают думать, полагаясь для поддержания производства знаний на накопленные результаты исследований: «Исследования в общественных науках глобализировались или движутся в этом направлений» (6). В результате «критерии… служат… отсеиванию оригиналов, радикалов и критиков научного истеблишмента. Перенос центра тяжести с осмысления явлений на отвлеченные исследования еще больше укрепил господствующую тенденцию и помог заглушить еретические голоса: место больших идей заняли большие гранты. Научный спор чаще всего напоминает бурю в стакане воды; настоящие интеллектуальные шторма бушуют в других местах» (6).
Проблема была поставлена еще острее в одном из докладов об образовании в области политической науки. Джон Уоке и специальная комиссия ученых призвали к «общему развитию интеллектуального потенциала студентов — любознательности, способности к критическому мышлению, умения ценить прекрасное и творческих возможностей, — тем самым подготавливая их к тому, чтобы «овладевать сложными проблемами», «браться за самостоятельную работу и [приобретать] крайне необходимый научный кругозор», — начинаниям, которые мы с готовностью поддержим» (Wahlke, 1991:48). Однако попытки развивать творческие способности и стимулировать мысль подрывались правыми, прибегавшими к нападкам на профессоров за навязывание, студентам своих «политически корректных» перспектив. Например, бывший редактор правого «Дартмурт ревью» Диниш Де Суза заявил о зловещем левом заговоре в университетских городках. Правда, редактор «Нейшн» Джордж Блэк отмечал, что политически корректные студенты, в сущности, очень консервативны. Если предыдущее поколение студентов с недоверием относилось к университетским властям, то сегодня, «обеспокоенные ужасной триадой расизма, дискриминации женщин и гомофобии, они скорее прислушаются к сутяжническому обществу и станут стремиться к возмещению ущерба через университетские трибуналы, придерживаясь установленных правил поведения» (Los Angeles Times, May 13, 1991; обзор дискуссии см.: Berman, 1992).
Значительность этических проблем, стоящих перед учеными в области политической науки, особенно в области сравнительных политических исследований, можно лучше понять, если обратиться к некоторым разоблачениям двух последних десятилетий, а именно касающихся отношений ученого, во-первых, с правительством (включая военные и разведывательные структуры) и, во-вторых, с миром корпораций (включая частные фонды).
Общественные науки и правительство
Политологи занимаются политикой, и их работы могут влиять на ее формирование. Так что получение средств от государственных структур чревато этическими последствиями. Субсидирующие общественные учреждения не всегда гарантируют ученым полную свободу публикации полученных данных без цензуры или вмешательства, и ограничения или определение степени секретности обычно осуществляют военные или разведывательные организации. Пожалуй, самой вопиющей попыткой вести, секретные исследования был «проект Камелот» (I.L. Horowitz, 1967).
«Проект Камелот» был задуман в конце 1963 г. офицерами сухопутных войск США, связанными с Исследовательским управлением сухопутных войск Министерства обороны. Их беспокоили повстанческие движения во всем мире, и они искали средства борьбы с ними. Первой для интенсивного изучения была избрана Латинская Америка, и под эгидой Американского университета в Вашингтоне, округ Колумбия, был согласован контракт с Организацией по изучению общественных операций. Попытки начать работу по этому проекту в 1965 г. в Чили были разоблачены в чилийской левацкой печати и в Конгрессе США. После этого Государственный департамент США выступил против проекта, а президент Линдон Джонсон окончательно его закрыл. Последствия для американских граждан, занимавшихся исследованиями за пределами страны, оказались весьма серьезными. Такие исследования стали вызывать подозрениями Многие страны «третьего мира» предпринимали попытки установления определенных условий и ограничений. Разоблачение и,критика «проекта Камелот» вызвали вопросы и в Соединенных Штатах. Государственный департамент счел, что Пентагон вторгается в сферу его компетенции в области внешних сношений, а скептики в Конгрессе опасались подрыва международных союзов. Академические круги в области общественных наук ставили под вопрос целесообразность связей американских университетов с Пентагоном. Неприятная огласка не только оставила осадок недоверия к американским обществоведам во всей Латинской Америке — причастность американских университетов к проектам, связанным с военным ведомством и национальной безопасностью являлась грубейшим нарушением принципа невмешательства во внутренние дела других стран. .
Противоречия вокруг «проекта Камелот» послужили началом вспыхнувших в конце 1960-х гг. протестов студентов и преподавателей против субсидирования Министерством обороны США исследований в области международных, отношений. Некоторые из этих исследований проводились в работающих по федеральным контрактам центрах в Висконсинском университете, Университете имени Джорджа Вашингтона, Американском университете, Колумбийском университете, Пенсильванском университете, Вашингтонском университете, Университете Джонса Гопкинса и Массачусетском технологическом институте (МТИ); исследования также проводились в субсидируемых военными организациях, таких, как «Рэнд корпорейшн», Институт исследований в области обороны и Гудзонов институт. После жалоб со стороны обществоведов Японии и Швеции стало также известно, что Пентагон субсидировал исследования в университетах этих и других стран. Например, к 1967 г. 18 научных учреждений Японии заключили с Министерством обороны США контракты на 170 млн. долларов, а 29 научным учреждениям в Швеции было ассигновано 300 млн. долларов (U.S. Seriate, 1968, part 1:20—24). В Латинской Америке сухопутные войска США субсидировали 26 проектов в Аргентине, Бразилии, Чили, Перу, Уругвае и Венесуэле — во всех этих странах Пентагон поддерживал тесные связи с местными военными. Учитывая эти факты, один американский сенатор вполне уместно выразил сомнение в пользе исследовательского проекта «Пакс Американа», предпринятого «Дуглас эйркрафт корпорейшн», обошедшегося в 84 тыс. долларов и завершавшегося выводом: «Хотя Соединенные Штаты не являются империалистической страной, они обнаруживают многие черты прошлых империй и, по существу, обрели имперские обязанности» (U.S. Senate, 1968, part 2:32).
Нехватка денег привела к тому, что многие университеты стали зависеть от федерального правительства в отношении средств для проведения исследований, а взамен предоставляли собственные «технические интеллектуальные ресурсы». В 1968 г. Пентагон потратил 40 млн. долларов только на невоенные исследования в области общественных наук. В тот год, несмотря на рост подозрений относительно вторжения государства в научную жизнь, такими проектами были охвачены около 250 колледжей и университетов. В соответствии с пентагоновским проектом «Фемида» 42 научным учреждениям в 31 штате было предоставлено долгосрочное финансирование на организацию 50 новых исследовательских центров в областях, до того не получавших поддержки; в общей сложности 173 учебных заведения представили 483 предложения минимальной стоимостью 200 тыс. долларов в год за каждый проект. Типичным для субсидируемых Пентагоном проектов был, например, такой: «Использование количественных методов в политической науке», за 590 тыс. долларов черпавший свою информацию в «Нью-Йорк тайме индекс» и «Интернэшнл йёрбук». Согласно Пентагону, этот проект изучал связь между особенностями той или иной страны, распространенностью, мятежей и революций и участием во внешних войнах. Другой политологический проект имел задачей на протяжении пяти лет проводить «сравнительное исследование поведенческих изменений» — на него было выделено 4 млн. долларов (Rabb, 1968).
Разоблачение таких проектов подтолкнуло антивоенно настроенных студентов и преподавателей к выступлениям против контрактных отношений между университетами и Министерством обороны. Они изменили тактику — от проведения массовых собраний с дискуссиями перешли к забастовкам и захватам административных зданий в университетских городках: Из-за повсеместного развала базировавшейся на университетах системы научных исследований Пентагон предложил прекратить засекреченные контрактные работы по фундаментальным проблемам, но предложение практически не дало результатов. Принстонский и Чикагский университеты отказались от некоторых оборонных работ, Калифорнийский университет в Беркли, Массачусетский технологический институт и другие учебные заведения начали сокращать секретные военные исследования.
Связи между американскими университетами и ЦРУ были еще более зловещими. Руководители университетов, например, не видели ничего необычного в том, чтобы предлагать сотрудничество с агентами ЦРУ профессорам и преподавателям, получающим годичный отпуск для научной работы за рубежом. Похоже, что военные исследования, проведенные в Мичиганском университете, в 1967 г. помогли ЦРУ и Пентагону совместно с боливийскими военными захватить и убить в Боливии Че Гевару (Sugarman, 1968). Гевара, герой кубинской революции, вероятно, стал жертвой инфракрасного фотографирования, способного определять температуру человеческого тела. Из-за этого стало возможным проследить передвижения Гевары, определить скорость стоянки и даже число находившихся с ним людей.
Академический мир был особенно потрясен сообщением о том, что с 1952 по 1967 г. ЦРУ субсидировало Национальную студенческую ассоциацию (НСА) (всего она получила 4 млн. долларов) и что около трех четвертей высших руководителей НСА с 1956 по 1962 г. были завербованы и стали ¡агентами ЦРУ (Los Angeles Times, February 26, 1967). Миллионы долларов из фондов ЦРУ просачивались в другие молодежные организации, а также в учебные, научные заведения, организации журналистов, юристов и в профсоюзы в Соединенных Штатах и за рубежом. Среди них были Институт внешнеполитических исследованийпри Пенсильванском университете, Национальная образовательная ассоциация, Институт государственного управления, Американская газетная гильдия, Международная конфедерация свободных профсоюзов и Центр научных исследований операций и политики. Последнее учреждение непосредственно возглавлялось исполнительными директорами Американской ассоциации политических наук (New York Times, February 19, 1967). Помимо этого, ЦРУ создало фонды, через которые деньги можно было передавать ученым — например, связанный с Университетом Майами во Флориде «Пан-Америкэн фаундейшн», Международный институт маркетинга, проводивший семинары в Гарвардской школе, бизнеса, и Американское общество африканской культуры.
Наконец, ЦРУ попыталось проникнуть в различные культурные организации и даже управлять их мировоззрением. (Подробнее о вовлечении ЦРУ в культурную жизнь Соединенных Штатов см.: Wills, 1976.) Много писали о секретном субсидировании журнала «Энкаунтер»; осуществлялось также секретное финансирование журнала Генри Киссинджера «Конфлюэнс». В книге «Дайте нам этот день» Хауард Хант рассказал об операции в Заливе Свиней, которую он поддерживал деньгами ЦРУ В полуавтобиографическом романе «Спасая королеву» Уильям Бакли откровенно пишет о своей деятельности в ЦРУ. Субсидии ЦРУ и других правительственных ведомств, выплачивавшиеся при посредстве нью-йоркских и вашингтонских издателей, позволяли издавать сотни книг, одобрявших действия и политический курс США. Такие субсидии не достались бывшему агенту ЦРУ Филиппу Эйджи, красноречиво описавшему свои многочисленные приключения в Эквадоре, Мексике и Уругвае в книге «Внутри Компании», ставшей бестселлером. ЦРУ удалось временно запретить издание этой книги в Соединенных Штатах. Кроме нее появились личные воспоминания еще нескольких бывших агентов ЦРУ, где разоблачалась подрывная деятельность разведывательных органов США, вмешивавшихся во внутренние дела других стран. В их числе были «ЦРУ и культ разведки» Виктора Маркетти и Джона Маркса, раскрывавшие секреты, которые они узнали за четырнадцать лет работы в ЦРУ; «Достаточный промежуток» Фрэнка Снеппа, с подробным описанием периода, предшествовавшего падению Сайгона; и «В поисках врагов» Джона Стокуэлла, рассказавшего о своей деятельности на посту директора отдела операций ЦРУ во время гражданской войны в Анголе в середине 1970-х гг. (Обзор этих и других работ, критических по отношению к американскому разведывательному истеблишменту, см.: Ransome, 1980.)
Вторжение ЦРУ в научную и культурную жизнь, безусловно, сказалось на политической науке. То же самое относится и к деятельности ФБР. Вербовка этими организациями студентов и научных сотрудников, чтобы они сообщали о событиях за границей и внутри страны, подрывала исследования в области сравнительной политологии; по существу же она ставила под угрозу еще сохранявшиеся честные и беспристрастные разработки в этой области. О связи разведывательной деятельности за рубежом и внутри страны свидетельствовало как то, что Хауард Хант мог свободно вращаться в, кругах кубинских контрреволюционеров-эмигрантов, среди советников Никсона в Белом доме И общаться с уотергейтскими взломщиками, так и факт, что агенты ФБР работали рука об руку с мексиканскими таможенными властями, занимаясь слежкой за американскими учеными, летавшими на Кубу через Мехико. ФБР также досаждало американским профессорам, преподавателям и ученым. Характерна история с Питером Бомером, радикально настроенным профессором экономики, ставшим жертвой поощрявшегося ФБР терроризма — его изгнали из Сан- Диего (Viorst, 1976). Одним из главных противников Бомера был Хауард Годфри, местный пожарный и агент ФБР, при поддержке бюро организовавший «Тайную армейскую организацию» (ТАО) и ставший ее координатором в Сан-Диего. ТАО представляла собой небольшую группу черносотенцев-виджиланте, терроризировавших тех, кто выступал против вьетнамской войны. Отчасти она была организована для борьбы с демонстрациями во время национального съезда Республиканской партии 1972 г., который предполагалось провести в Сан- Диего. Годфри был известен связями с Дональдом Сегретти, бывшим служащим Белого дома, известным из-за истории с Уотергейтом, и других «грязных дел» (подробности можно найти в серий из восьми статей Патрика Диллона: San Diego Union, January 11—18, 1976).
Эти факты побудили Конгресс проанализировать последствия действий разведки вцутри страны и за рубежом. В 1976 г. были опубликованы два доклада (U.S. Senate, 1976;U.S.House, 1976). В. ходе расследования, проводившегося Палатой представителей, было обнаружено, что, несмотря на приказы президента Джонсона (1967), чтобы ни одно федеральное ведомство не оказывало никакой секретной финансовой помощи или поддержки американским образовательным или частным добровольным организациям, свидетельские показания в конце 1975 г. говорили о том, что ЦРУ по- прежнему имело действующие контракты с рядом университетов. Некоторые из них занимались засекреченной работой. В докладе Сената сообщалось, что три четверти тайных акций ЦРУ осуществлялись без одобрения или чьей-либо проверки за пределами ЦРУ. Кроме того, Управление обошло запрет президента на установление связей с университетами, вступив в прямые контакты с учеными, сотни которых предлагали решения проблем, договаривались о контрактах и издавали книги. Многие профессора, преподаватели и ученые были политологами, и многие проводили исследования в зарубежных странах.
Примером научно-исследовательского центра с политическим влиянием в ученом мире служит «Рэнд корпорейшн», находящаяся в Санта-Монике, Калифорния. По словам Сары Даймонд и Ричарда Хэтча (Diamond and Hatch, 1991:39), эта корпорация стала «первым содержащимся на федеральные средства предприятием по планированию политики и способствовала появлению термина «мозговой центр». Как отмечали эти авторы, «Рэнд» была основана в 1946 г. как совместный проект Военно-воздушных сил США и «Дуглас эр- крафт». Располагая бюджетом в 90 млн. долларов, она управляет тремя финансируемыми из федеральных средств научно-исследовательскими центрами: проектом «Военно-воздушные силы», центром сухопутных войск США «Арройо» и Институтом исследований в области обороны. Одно время она материально поддерживала таких гениев стратегии, как Альберт Уолстеттер, который отстаивал доктрину «хрупкого равновесия страха» в гонке ядерных вооружений Соединенных/Штатов и Советского Союза. Когда-то в «Рэнд» работал Даниел Эллсберг,. опубликовавший документы Пентагона, свидетельствовавшие о лжи правительства относительно роли США во Вьетнаме. Экономистам «Рэнд» сандинистская Никарагуа обязана лишением столь необходимого ей международного кредита. Они подталкивали высших американских должностных лиц к оказанию давления на европейские правительства, принуждали их к сокращению экспортных кредитов. Даймонд и Хэтч отмечали, что, «если бы сторонники солидарности с Никарагуа лучше разбирались в источниках и методах экономической войны против Никарагуа, мы могли бы более успешно оспаривать пропагандистский тезис об ответственности сандинистов за экономические бедствия страны» (41). Подобным же образом «Рэнд» еще в 1984 г. предложила посредством эмбарго на продажу, а также других мер повлиять на доступ СССР к высокотехнологичному нефтебуровому оборудованию. От нее же исходила инициатива о предоставлении американской военной и экономической помощи промарксистски настроенной Эфиопии, чтобы страна разорвала связи с Советским Союзом. Такая позиция расходилась с типичными взглядами активных сторонников правых: «В разработках “Рэнд” самая циничная разновидность сухого прагматизма берет верх над предсказуемыми идеологическими приоритетами правых» (41). «Рэнд» активно сотрудничает, с Пентагоном, ЦРУ и частной промышленностью. В ее составе работали Брент Скаукрофт, доверенное лицо бывшего; президента Буша, Брайан Дженкинс, специалист по карательным акциям и идеологической борьбе с партизанским движением, а также множество других широко известных лиц, влиявших на международную политику США.
Несмотря на. распад Советского Союза и Восточного блока и свертывание «холодной войны», американские стратеги даже в марте 1992 г. продолжали настаивать на выработке плана, который бы гарантировал; что на международной арене не появится соперник, способный бросить вызов американской гегемонии. Они считали благом, чтобы миром руководила одна сверхдержава, и в своем документе-плане заявляли, что Соединенные Штаты «должны отслеживать запросы передовых промышленных стран, не позволяя им оспаривать наше руководство или ломать сложившийся политический и экономический порядок» (New York Times, March 8, 1992). Это высокомерие мощи с правительственными кругами разделяли и университетские круги. В этой связи характерен пример с Законом о национальной безопасности в области образования 1991 г., который, по словам Дэвида Макмайкла, обеспечил «руководителям системы национальной безопасности прочные позиции в университетах и значительный контроль над университетскими программами в международной, языковой и региональной сферах, а также над. студентами, занятыми в этих программах. Такое вмешательство оправдывалось весьма пространными и сомнительными толкованиями национальной безопасности, распространенными после окончания «холодной войны», и вызывает серьезные сомнения в добропорядочности и самостоятельности университетской системы» (MacMichael, 1992:780). Макмайкл имел в виду проникновение ЦРУ в Рочестерский технологический институт, которое привело к отставке президента и его главного заместителя по административным делам.
Примером государственного вмешательства в университетскую жизнь также послужило объединение Германии якобы в целях развития свободной рыночной экономики и демократии; на деле же, по выражению одного из наблюдателей, последовал фактический процесс «колонизации», в ходе которого в Восточной Германии «права на свободу слова, свободу выражения взглядов и презумпцию невиновности до доказательства вины были сведены на нет поголовными увольнениями преподавателей университетов и государственных служащих за «навязанные» политические убеждения или членство в законных партиях — без каких-либо индивидуальных проверок, предъявления доказательств или возможности защиты. Даже работники детских учреждений и детских садов увольняются как идеологически непригодные для воспитания маленьких детей» (Дороти Розенберг «Колонизация Восточной Германии». — Monthly Review, 43 [September, 1991]:41).
В исследовании, посвященном, кризису авторитаризма, Лусиан Пай призывал к глубокому изучению событий 1980-х гг., когда была поставлена под вопрос законность всех авторитарных режимов. Он объяснял эти изменения модернизацией и приветствовал их как «подтверждение теории модернизации». В качестве доказательства он указывал на большие объемы деятельности в областях международной торговли, финансов и коммуникаций; развитие науки и техники; появление среднего класса и технически образованного населения. Результатом всего этого стало возникновение «новых силовых центров, стремящихся к коренному пересмотру взглядов на характер власти» (Руе, 1990:9). Однако теория модернизации иногда приводила к печальным последствиям. Например, в 1988 г. под влиянием североамериканских ученых теоретики из китайской Академии общественных наук и некоторых ведущих университетов Китая выступили с теорией «нового авторитаризма»; она опиралась на исследования Самюэля Хантингтона и членов Комитета по сравнительной политологии Совета по изучению общественных наук (SSRC), которые в 1960-х гг. подчеркивали значение институционализации государственной власти для обеспечения развития. Этот тезис, присутствующий в работе Хантингтона «Политический порядок в изменяющихся обществах» (1968), возможно, сыграл роль подстрекателя для сторонников жесткой линии, которые в июне 1989 г. устроили расправу со студенческой демонстрацией на площади Тяньаньмынь.
Общественные науки и транснациональные корпорации
В конце 1960-х гг. радикалы обратили внимание и на корпорации. Они утверждали, что профессора и преподаватели работают только на руководство и попечителей научно-исследовательских и опытно-конструкторских корпораций, именуемых университетами. Решения в этих университетских корпорациях принимаются директорами, которые служат бизнесу, банкам, бюрократии и военно-промышленному комплексу страны. Общественное учреждение, например Калифорнийский университет, управляется членами семей Херста, Чендлера, Саймона и других влиятельных кланов, а в частном учреждении, таком, например, как Гарвардский университет, дела ведутся на основе бессменности (когда член правления умирает или выходит в отставку, его преемника избирают семь членов этого правления). Должностные лица Гарварда работают в Совете по международным отношениям, а ученые вроде Генри Киссинджера участвуют в формировании внешней политики и поддерживают связи с разведывательным сообществом (Africa Research Group, 1970).
Утверждалось также, что корпоративные связи университетов с бизнесом отвечают потребностям капиталистического мира, и в частности американского капитала внутри страны и за рубежом. Университеты, как и предприятия, производят товары и услуги и тем самым рекламируют американское видение мира. Так, согласно рассуждениям Ивана Иллича (Illich, 1969), первой необходимостью может быть объявлен автомобиль при одновременной поддержке дорогостоящих мер по ликвидации пробок на городских улицах; или престижными будут признаны определенные школы, якобы освобождающие родителей от забот, а детей от улицы, но при этом занятия скучны и детям требуется поощрение, чтобы вынести настоящую пытку. Иллич воспользовался этими примерами, чтобы объяснить отставание в развитии как «капитуляцию общественного сознания перед заранее принятыми решениями». Отставание в развитии является следствием растущих запросов, вызываемых усиленным сбытом «патентованных» продуктов. Образование же действительно «пробуждает осознание новых уровней человеческих возможностей и использование творческих сил для полнокровной жизни».
Научные исследования в университетах зависят также от частных фондов. Годовой доход Фонда Форда превышает доходы крупнейшего в мире банка, а активы Фонда Форда в четыре раза превосходят активы Фонда Рокфеллера. Как не приносящие прибыли благотворительные фонды составляют «основу сети организаций, через которые «нервные центры» богатства диктуют свою волю Вашингтону» (D. Horowitz; 1969(1):47). Эта сеть состоит из научно-исследовательских и имеющих отношение к политике организаций, финансируемых и укомплектованных персоналом совместно фондами и корпорациями. Среди таких организаций следует отметить Совет по внешней политике с его влиятельным ежеквартальным журналом «Форин афферс». Совет дал таких специалистов по международным отношениям, как Макджордж Банди и Генри Киссинджер. К подобным организациям относятся также Брукингский институт, Национальное бюро экономических исследований, Ассоциация внешней политики и Фонд двадцатого века — все они финансируют профессоров и преподавателей университетов, используя результаты их труда в разработке и практическом проведении внешней политики.
Субсидируемые фондами внешнеполитические исследования, как и транснациональные корпорации, с которыми эти фонды связаны, конечно, вызывали вопросы у принимающих зарубежных стран. В результате мотивы, цели и сами исследования ученых- компаративистов сделались объектами пристального внимания общественности. Особое возмущение вызвали взятки корпораций иностранным чиновникам. «Юнайтед брэндз» оказалась замешана в таком скандале в Гондурасе, а «Локхид» имела прямое отношение к подкупу государственных чиновников в Японии, Нидерландах и Италии. Один из комитетов Законодательного, собрания Венесуэлы обвинил «Оксидентл петролеум» в. «незаконных махинациях», имевших место в 1967—71 гг. «Галф ойл» быда уличена во взятке в 3 млн. долларов в Южной Корее, «Интернэшнл телефон энд телеграф» (ИТТ) заплатила 270 тыс; долларов налоговым чиновникам в Италии, чтобы те помогли решить ее налоговые проблемы. ИТТ была также причастна к попыткам свержения режима президента Чили Сальвадора Альенде. Комиссия по ценным бумагам и валюте подтвердила, что 110 корпораций признались в сомнительных платежах для поддержания своих зарубежных операций (Los Angeles Times, May 2, 1976).
Национальная коалиция за университеты на службе общественных интересов рассмотрела роль важнейших университетов в высокотехнологичных отраслях промышленности. В поле ее зрения попала поддержка корпорациями университетских исследований, осуществлявшаяся в целях «приобретения доступа к выгодной технологии и патентам, субсидируемым за счет налоговых долларов», а, также в стремлении «откупиться от потенциальных,критиков из академических кругов, предоставляя им гранты на исследовательские работы, и ослабить возможность серьезных расследований своей деятельности». Корпорациям нужно было прикрывать именем университетов «кому-то выгодные или плохо продуманные разработки. Они создавали положение сомнительным фирмам, желая противостоять разоблачителям и группам, выступавшим в защиту общественных интересов» (Cowan, 1990:48). В этом же докладе утверждалось, что университетские круги часто не знают о том, чему их сделали причастными, и не представляют, каким образом их исследования могут помочь или навредить обществу. Университеты превращаются в «предприятия по связям с общественностью», а их попечители — в инвесторов частных фирм.
И наконец, создание и деятельность Трехсторонней комиссии сделали совершенно явными связи транснациональных корпораций, правительства и научного мира. «Трилатерализм» пропагандировался учеными и руководящими политиками Японии, Северной Америки и Западной Европы в целом ряде докладов (см.: Trilateral Commission, 1975—78). В состав Трехсторонней комиссии входили банкир Дэвид Рокфеллер, президенты Джимми Картер и Джордж Буш, вице-президент Уолтер Мондейл, государственные секретари Сайрус Вэнс и Генри Киссинджер, а также советник по национальной безопасности Збигнев Бжезинский.
Краткие выводы
В данной главе аргументированно доказано, что идеология связана с политикой. Идеологические исходные положения об индустриализации и модернизации, прогрессе, стабильности и порядке определяют политический курс и деятельность университетского, правительственного и корпоративного мира. Фактически идеология, пронизывает как политическую науку, так и сравнительную политологию. Политологи подвержены влиянию идеологии в том смысле, что их ценности и убеждения связаны с собственностью, деньгами и статусом — отражением окружающего их капиталистического мира. Маскируя свои предпочтения, склонности и пристрастия профессионализмом и научной объективностью, они становятся аполитичными и консервативными.
Понимание присутствия идеологии в политике тем не менее вызвало переоценку политической науки и сравнительной политологии. К результатам этой переоценки можно отнести, во-первых, вызов, брошенный господствующим структурам управления со стороны научного сообщества (ставший причиной глубокого раскола внутри профессиональных ассоциаций), требующего прививать этические подходы в научных и преподавательских кругах и стремиться к пониманию общества с точки зрения радикалов. Во-вторых, перестали быть тайной отношения университетов с современным военно-промышленным комплексом — они вскрыты в результате расследований в области внешней политики и разведывательной деятельности. В-третьих, существует критическое понимание правительственного проникновения и контроля над значительной частью научно-исследовательской и издательской деятельности и их последствий для сравнительных политических исследований. И наконец, была выявлена сеть связанных между собой высокопоставленных лиц, направляющих работу университетов, корпораций и фондов от имени американского капитала.
