Уже много лет не утихает спор о том, как государство должно регулировать сферу продажи секса. Одни яро настаивают на необходимости легализации, другие уличают их в этическом противоречии: «Как можно быть феминисткой и предлагать легализовать занятие, которое негативным образом воздействует на психику и самоощущение работницы?». Из стороны в сторону летают аргументы, проклятия, сковородки. Современные художники прекращают разговаривать с современными художницами, друзья обижаются на подруг.
Но кто прав, какая модель лучше? На этот вопрос сложно ответить. Поэтому я предлагаю оставить за скобками морализаторство — ведь можно придумать разнообразные аргументы как в пользу одной, так и в пользу другой модели. Мне оба этических нарратива импонируют с разных сторон, и с разных сторон не нравятся. Да, хорошо бы женщин в этой сфере было меньше, но хорошо было бы, чтобы те, кто там остается, имели доступ ко всем благам социального государства, особенно к защите от насилия. Но что из этого должно быть первичной целью — можно спорить до посинения.
На практике делать однозначные выводы сложно, потому что часто у нас не хватает данных для таких выводов. Одно можно сказать точно: обе модели имели нежелательные последствия, и из-за этого я считаю, что, в отличие от этических систем, законодательные модели «обе хуже». Более того, обе эти модели плохо подходят для того, чтобы переносить их в условия других стран.
У меня нейтральная позиция, но нейтральных слов для обозначения женщин в секс-сфере нет. В силу этого я буду использовать как обозначение «секс-работница», так и «проституированная женщина» (первое обычно используется сторонниками легализации проституции, второе — криминализации клиента).
Две конкурирующие модели законодательного регулирования секс-работы
Две модели регулирования секс-работы, которые чаще всего противопоставляются друг другу — это аболиционистская и регуляционистская. Первая — с криминализацией клиента, вторая — с узакониванием проституции и борделей. Есть еще прогибиционистская модель, в которой наказываются и работницы, и сутенеры, но не обязательно клиенты. Эта модель исключена из феминистской дискуссии, поэтому мы ее рассматривать не будем.
Одной из первых аболиционистскую модель законодательно ввела Швеция в 1999 году. Такая модель используется еще на Мартинике, в Норвегии, Белизе, Канаде, Исландии, Ирландии и Северной Ирландии. В Нидерландах провели реформу в этой сфере — подчинили законодательному регулированию бордели — примерно в то же время, в 1997—2000 годах (McBride, Mazur 2010). Именно Швецию и Голландию чаще всего приводят в пример, когда речь заходит об одной или другой модели.
"Нет чёткого водораздела между приверженцами этих двух моделей: нельзя сказать, что левые феминистки все за одну модель, а либеральные феминистки — за другую."
В основе двух законодательных моделей — два моральных императива. Регуляционистская модель исходит из того, что нужно улучшить условия работы женщин, так как её сторонники считают, что секс-работа — такая же работа, как и, например, работа на вредном химическом производстве. Чтобы улучшить условия работы, нужно взять сферу под контроль государства — дать женщинам социальную защиту и способность трудовой самоорганизации.
Аболиционистская модель исходит из того, что проституция работой считаться не может и искоренять её нужно. Вопрос, возможно ли ее искоренить полностью, не стоит, но он является сугубо теоретическим. Практически же женщины подвергаются насилию в самом акте проституирования, а насилие неприемлемо. Если оно продолжит существовать, то будет препятствовать построению гендерного равенства, к которому нужно стремиться. Законодательный запрет (прогибиционистская модель) не уменьшает количество актов проституирования, поэтому нужно попробовать наказывать клиентов, а не женщин, которые сами являются жертвами. Такую позицию заняла Швеция.
Отдельно стоит заметить, что нет чёткого водораздела между приверженцами этих двух моделей: нельзя сказать, что левые феминистки все за одну модель, а либеральные феминистки — за другую. Представители разных идеологических лагерей, разных течений феминизма, могут быть как за одну, так и за другую модель. При этом они будут использовать разные аргументы для обоснования выгоды от одной и той же позиции.
Вот пример этического спора, который может возникнуть между двумя лагерями:
«Установка, что продажа секса — это всегда изнасилование, лишает женщин свободы выбора. Может есть люди, которые сознательно решили работать в секс-индустрии, и им это нравится. А говоря, что ни одна женщина не может любить такую работу, мы лишаем женщин субъектности». «Вообще-то, проституирование не может быть добровольным, а базируется на системном гендерном, а также часто расово-этническом неравенстве и принуждении», — отвечают им оппоненты.
Это не конец спора, а только его начало. Таким пинг-понгом из этических и философских аргументов можно заниматься долго.
«Не мышонка, не лягушку, а неведому зверушку…»
В отличие от публикаций, описывающих этические споры, научных статей, разбирающих практические результаты действия законов, довольно мало, особенно по шведской модели (Desbuleux-Rettel 2019, Holmström & Skilbrei 2017). Поэтому сравнивать две модели сложно. Опираясь на те немногие научные обзоры, которые я нашла, разберу, к чему привела каждая из реформ. Начну с Нидерландов.
"Чем больше Нидерланды становились известны как страна легальной проституции, тем больше туда приезжало секс-туристов; чем больше туристов, тем выше спрос."
После введения в действие реформы приток иностранных работниц в секс-сферу страны увеличился, особенно после расширения Евросоюза на восток и включения Болгарии и Румынии. В разных землях страны начали открывать бордели. Чем больше Нидерланды становились известны как страна легальной проституции, тем больше туда приезжало секс-туристов; чем больше туристов, тем выше спрос. Получается замкнутый круг. Через 14 лет после введения реформы «секс-бизнесы» присутствовали в 40% земель Нидерландов, и всего на тот момент было 833 таких бизнеса. С 2000 года возросло и количество нелегальной проституции — не у всех находятся деньги пройти медосмотр и получить соответствующую лицензию. Есть и полулегальный способ продажи секса: многие бордели в Нидерландах — нелегальные. Все женщины, которые в них работают, зарегистрированы как индивидуальные предпринимательницы.
Часто в спорах о регулировании продажи секса возникает вопрос секс-траффикинга. Статистику по нему приводят как аргумент «за» или «против» одной или другой модели. Если в рамках одной модели уменьшилось количество принуждённых к сексуальной эксплуатации женщин, значит — она лучше. Этот аргумент нередко можно услышать. Известные исследователи сферы, например Якобссон и Котсадам, утверждают, что страны, в которых секс-работа легализована, провоцируют больший поток порабощённых женщин. Но можно ли полагаться на статистику? Учёные, как бы они ни старались, не могут точно количественно оценить теневую сферу траффикинга. Они могут полагаться только на статистику зарегистрированных обращений, а она зависит от характеристик фиксирующих её НКО и уполномоченных органов (Сколько их? Какова их доступность для женщин?). Важно отметить, что некоторые статистические подсчёты включают в категорию секс-траффикинга и женщин, которые приехали добровольно, но их держат принудительно. Например, это женщины, которые обслуживают до 30 клиентов в день и подвергаются насилию, но их сутенер запрещает им уехать и грозится заявить об их нелегальном статусе в полицию. Всё больше исследователей склоняются к тому, чтобы включать таких женщин в категорию траффикинга (de Vries & Farrell 2019).
Каково положение женщин, продающих секс легально? Посмотрим на Амстердам, который известен либеральностью нравов. Материальным воплощением этого стал район красных фонарей. Но лишь немногие знают, что снимать там витрины для рекламы своих услуг — занятие недешёвое, и становится всё дороже под влиянием джентрификации. Городские власти сознательно выкупают у борделей помещения и размещают там рестораны и сувенирные магазины — им не очень хочется иметь репутацию криминальной столицы Европы. Почему криминальной? Проституция часто связана с насилием и употреблением наркотиков. Кроме того, некоторые туристы, приезжающие в страну, и саму проституцию сочтут чем-то чуждым для нормального хода жизни.
"Проституция часто связана с насилием и употреблением наркотиков."
Для страны желательно сохранить образ свободы нравов, но при этом избежать всего плохого, что с этим связано. Это происходит через педалирование либерального образа в медиа и сворачивание фактических проявлений этой либерализации. В результате, работа в центре становится совсем невыгодной: за помещение женщинам часто приходится отдавать почти всю выручку. Но работа в центре сулит и определенные преимущества: клиенты, которые к тебе приходят, обычно белее, богаче, моложе и, возможно, безопаснее. Они — туристы. «Можно выбирать, и я не сплю с мужчинами старше сорока лет», — рассказала для Пулитцеровского центра (Pulitzer Center) Феличия Анна (Felicia Anna), секс-работница из Румынии. Сотрудничать с борделями в центре могут только молодые и канонически привлекательные. Все, кто не входит в эту категорию, перемещаются дальше от центра, и, соответственно, клиенты у них менее «благополучные». Поэтому в центре девушки чувствуют себя в большей безопасности. Происхождение, в том числе раса и стереотипы, связанные с ним, также вовлечены в пространственную динамику секс-работы.
В Амстердаме красные фонари остались, но женщин там видно всё реже.
Теперь про Швецию. Правда, согласно исследователям, здесь заключается в том, что мы почти ничего не знаем о том, что в стране происходит с секс-работой — несмотря на частые заверения сторонников этой модели, что количество женщин в секс-сфере не росло со времени введения в силу законодательства или что ни одну секс-работницу не убили с тех пор. Путём долгого и кропотливого поиска мне удалось найти обзорную статью, в которой рассмотрена научная литература и отчеты государственных и негосударственных организаций о последствиях имплементации Акта о криминализации клиента по состоянию на сентябрь 2017 года.
В этом обзорном исследовании авторами было выделено лишь 29 релевантных источников за всё время. Выводы в найденных работах очень сильно зависят от дизайна исследования и методологии. Например, как оценить, удалось ли сократить объем проституции? Если для Голландии можно что-то сказать хотя бы про легальный сектор, используя государственную статистику, то чтобы оценить объемы в Швеции, приходится идти на методологические компромиссы. Просто пройтись по улицам городов, не увидеть секс-работниц и сказать «проституции стало меньше» — нельзя. Можно только сказать: «Уличной проституции стало меньше». Фактическое же количество секс-работниц, стоящих за объявлениями в интернете, подсчитать сложно. Это можно сделать для того или иного изучаемого сообщества, но экстраполировать на всю страну не получится.
"Отношение к самим женщинам в обществе резко ухудшилось, и в отличие от общественных организаций, которые видят женщин как субъектов с повышенной уязвимостью, широкая публика рассматривает женщин как равно ответственных за акт купли-продажи."
Другой способ — использовать метод опроса мужского населения до и после принятия Акта на предмет, приходилось ли им хоть раз в жизни покупать секс. Так, в 1996 году 13% мужского населения покупало секс (Månsson 1998), а в 2008-м — лишь 8% (Kuosmanen 2008). Но мужчины в 2008 году могли стыдиться или бояться говорить правду, так как ситуация изменилась и их действия теперь подсудны. Вывод, который мы можем сделать из этих исследований, будет зависеть от того, считаем ли мы анонимность опроса достаточным или недостаточным условием для сообщения правды респондентами.
Советская модель 1920-х годов идеологически очень напоминает шведскую.
Одной из целей Акта было облегчить положение женщин и сместить стигму на мужчин. Но исследования свидетельствуют о том, что это не до конца получилось. Да, клиентов удалось подвергнуть большей критике, и если в 1996 году 32% населения сообщили, что клиентов нужно осуждать, то в 2012-м уже 50% мужчин и 80% женщин поддерживали такое утверждение (Kuosmanen 2011). Но вместе с водой выплеснули и ребенка: отношение к самим женщинам в обществе резко ухудшилось, и в отличие от общественных организаций, которые видят женщин как субъектов с повышенной уязвимостью, широкая публика рассматривает женщин как равно ответственных за акт купли-продажи (Kuosmanen 2011). Поэтому выгоды от реформы компенсируются негативными последствиями. Государство может даже оплатить секс-работнице больничный, но зато полиция к таким женщинам будет относиться с презрением (Hulusjö 2008, Levy 2014). Работницы боятся контактировать с властью, боятся обратиться в суд, так как считают, что у них могут отобрать детей из-за их маргинального статуса (такие прецеденты были). Часто они всё из тех же соображений боятся обратиться к врачу с заболеваниями, передающимися половым путем. Чтобы обратиться за помощью и ресурсами, предоставляемыми государством через специальные территориальные подразделения, женщинам приходится играть роль жертвы, даже если они себя так не ощущают (Levy 2014, Jakobsson 2014). Если сравнивать Швецию с Нидерландами по этому параметру, то бросается в глаза гораздо меньшее количество упоминаний насилия полиции в отношении таких женщин; реже упоминаются отказы в открытии дел по изнасилованию, в то время как в Швеции можно услышать следующее: «Ты проститутка, тебя нельзя изнасиловать, ты за это деньги получаешь» (Hulusjö 2008). В одном исследовании было установлено, что при криминализации клиента стигма выше в сравнении с местами, где используется подход легализации (Immordino & Russo 2015). В то же время стигма в Нидерландах тоже не исчезла: секс-работницам, например, сложно получить кредит на жильё, когда они заявляют о своем источнике дохода, несмотря на то, что он легальный (Verhoeven & Gestel 2017).
Из положительных сторон, в Швеции теперь можно пригрозить клиенту, что если он плохо себя ведет или не платит, о нем сообщат в полицию (хотя, для этого придется заранее узнать его паспортные данные). Но даже это звучит не очень устрашающе: фактически в стране на клиентов за всё это время были заведены лишь сотни дел (в прошлом году было осуждено всего 50 человек, а раньше и того меньше, например в 2012—2013 годах не посадили ни одного клиента). Некоторые женщины сообщают, что они довольны присутствием социальных работников на улицах и возможностью получения терапии, но чтобы за ней обратиться, надо не бояться негативных последствий, а не все могут себе это позволить.
Две стороны одной медали
Из заметных эффектов, свойственных обоим системам, можно выделить вытеснение проституции из зоны видимости в неолиберальном городе. В Нидерландах, как и в Швеции, секс-работа всё больше уходит из облагороженных городских центров на окраины. В Нидерландах это происходит из-за того, что государство выкупает помещения борделей, расположенных в центре, а на улице работать женщины не могут, так как это нелегально.
Не только в Нидерландах, но и в Швеции была значительно уменьшена уличная проституция: на улице привлекать клиентов тоже стало очень сложно, и проституированные женщины, желая сохранить работу, начинали это делать более скрытно.
Причиной исчезновения секс-работниц из джентрифицированных городских центров может быть не только законодательство. И шведский Акт, и нидерландская легализация были приняты в период быстрых технологических изменений, поэтому есть вероятность, что с пришествием интернета секс стало легче и безопаснее продавать онлайн, а не на улице. Так как сайты находятся вне городского пространства видимости, на то, что покупка секса происходит «где-то там», даже шведская полиция часто закрывает глаза (The County Administrative Board of Stockholm, 2015).
Красные зонтики — символ сторонниц легализации секс-работы. Лозунг «Ничего о нас без нас» (Nothing about us without us) — один из наиболее часто используемых секс-работницами, стоящими за легализацию занятия. Сбоку плакат с надписью «Уберите ваши законы с моего тела» (get your laws off my body).
Работа через интернет делает женщин менее доступными для организаций, которые ведут медицинскую и социальную работу с ними. Через интернет на секс-работниц практически невозможно выйти с целями, отличными от покупки услуг. У женщин, которые остаются на улице, из-за того, что всё меньше клиентов ищут услуги на улице, все меньше свободы выбирать более безопасного клиента и меньше возможностей отговорить клиента от незащищенного секса. Кроме того, переговоры на улице должны происходить быстро, поэтому у женщин остается мало времени, чтобы оценить риски.
"Работа через интернет делает женщин менее доступными для организаций, которые ведут медицинскую и социальную работу с ними."
Другое сходство в том, что обе страны по-разному относятся к разным группам, вовлеченным в продажу секса. Так, в Швеции лишь местные секс-работницы рассматриваются как жертвы, именно их надо защищать, а иностранные работницы представляют собой угрозу. Это подтверждает Закон об иностранцах Швеции, согласно которому полиция должна депортировать женщин, подозреваемых в «нечестной добыче ресурсов для содержания себя» (имеется в виду, конечно, продажа секса). В Нидерландах в нелегальной сфере также чаще оказываются иностранки — так как им не потянуть взнос на лицензию. То есть наиболее уязвимыми в обоих случаях оказываются приезжие женщины.
Работа женщин в нелегальной сфере в Нидерландах часто происходит на съемных квартирах — их снимают, например, через сервис AirBnB. В сравнении с борделями, работать в квартирах для женщин опаснее с точки зрения насилия. В борделях есть специальная кнопка «паники», которой можно воспользоваться в любой момент, и на помощь тебе придет охранник. В съемных апартаментах такой кнопки нет, женщина остается наедине с мужчиной в случае насилия. А в Швеции из-за стигматизации женщин, вовлеченных в секс-сферу, те часто не могут воспользоваться услугами отеля или пригласить клиента к себе и вынуждены выезжать к клиенту на дом, что увеличивает риски в случае насилия (Swedish National Police Board, 2014).
Вывод
В сфере продажи секса фактическая статистика часто остается за пределами того, что мы можем узнать, потому что теневую сферу практически невозможно измерить. Но даже согласно тому, что нам известно о потреблении секс-услуг, мы не можем делать однозначных выводов, какая модель лучше. Многое зависит от методологии. Например, как оценивать и учитывать влияние условий, свойственных для той или иной эпохи — до интернета и после, до вхождения стран Восточной Европы в ЕС и после, для разных геополитических ситуаций? Одним из таких условий является ускоряющаяся глобализация. До принятия соответствующих законодательств в Швеции и Нидерландах в конце 1990-х в мире существовало гораздо меньше возможностей перемещения. Сейчас эти возможности увеличились, переезжать с одного места на другое стало легче — транспортные технологии были усовершенствованы, поездки стали дешевле и доступнее. Не исключено, что и сексуальные услуги получили более глобальный характер: сегодня женщина работает в одной стране, завтра в другой, а послезавтра сидит с ребенком и родителями в отправляющей стране. Можно ли измерить и текущую ситуацию, и ситуацию в начале 2000-х одним лекалом? На что нужно сделать поправки? На этот вопрос еще предстоит ответить.
Источники:
Abelsson, J. and Hulusjö, A., 2008. Sexualitetens Gränstrakter – en Studie av Ungdomar i Göteborg med Omnejd som Säljer och Byter Sexuella Tjänster [Study on Experience among Youths in the Gothenburg Area with Buying and Exchanging Sexual Services] (Gothenburg).
Agustín, L., 2013. “Prostitution Law and the Death of Whores”. In: Jacobine.
Comte, J., 2014.. "Decriminalization of sex work: Feminist discourses in light of research." Sexuality & Culture 18.1, pp. 196-217.
Desbuleux-Rettel, J., 2019. Prostitution/Sex work in Sweden and Germany: A Study of Former Research.
de Vries, I. and Dettmeijer-Vermeulen, C., 2015, January. Extremely Wanted: Human Trafficking Statistics--what To Do With The Hodgepodge Of Numbers?. In Forum on Crime & Society (Vol. 8).
De Vries, I. and Farrell, A., 2019. Sex Work. The Encyclopedia of Women and Crime, pp.1-8.Edlund, C. and Jakobsson, P., 2014. En Annan Horisont – Sexarbete och HIV/STI-Prevention ur ett Perspektiv (HIV-Sverige, Riksförbundet för hivpositiva and Rose Alliance 2014).
Holmström, C. and Skilbrei, M.L., 2017. The Swedish Sex Purchase Act: Where Does it Stand?. Oslo Law Review, 4(02), pp.82—104.
How Different Legislative Approaches Impact Sex-Workers
Immordino, G. and Russo, F.F., 2015. Laws and stigma: the case of prostitution. European Journal of Law and Economics, 40(2), pp.209-223.
It’s Legal to Sell Sex in Amsterdam, But Don’t Expect the Same Rights As Other Workers,
Kuosmanen, J., 2011. “Attitudes and Perceptions about Legislation Prohibiting the Purchase of Sexual Services in Sweden” . In: European Journal of Social Work 247, 263. DOI: 10.1080/13691451003744341.
Levy, J., 2014. Criminalising the Purchase of Sex, Lessons from Sweden (Routledge). DOI: 10.4324/9781315816708.
Månsson, S.—A., 1996. “Den köpta sexualiteten” [‘The Bought Sexuality’]. In: Bo Lewin.(ed), Sex i Sverige – om sexuallivet i Sverige 1996 [Report: Sex in Sweden 1996] (Folkhälsoinstitutet 1998).
McBride, DE, Mazur, AG., 2010. The politics of state feminism: Innovation in comparative research. Temple University Press.
Scoular, J., 2010. "What's law got to do with it? How and why law matters in the regulation of sex work." In: Journal of law and society 37.1, pp. 12—39.
Swedish National Police Board, Människohandel för sexuella ändamål, Lägesrapport 14 RPS. 2014 [Report: Human Trafficking for Sexual Exploitation, Progress Report] (Swedish National Police Board, Stockholm 2014) 19.
The County Administrative Board of Stockholm Prostitutionen i Sverige 2014, en omfattningskartläggning [Report: Prostitution in Sweden 2014, A Survey] (The County Administrative Board of Stockholm 2015).
It’s Legal to Sell Sex in Amsterdam, But Don’t Expect the Same Rights As Other Workers.
Verhoeven, M. and van Gestel, B., 2017. Between visibility and invisibility: Sex workers and informal services in Amsterdam. Feminist Economics, 23(3), pp.110-133.
Werkman K., 2016. Briefing on legal prostitution in The Netherlands: policies, evaluations, normalisation.
