Либеральная мораль: Полемика между Джоном Дьюи и Львом Троцким

Джордж Новак

В рамках дискуссии о статье Льва Троцкого «Их мораль и наша», публикуем ответ Джорджа Новака на критику Джона Дьюи с революционных марксистских позиций. Джордж Новак был национальным секретарём Американского комитета по защите Льва Троцкого, который инициировал кампанию по разоблачению фальсифицированных Московских процессов 1930-х годов и сыграл важную роль в создании комиссии Дьюи по расследованию. В статье 1965 г. Дж. Новак сопоставляет либеральный прагматистский и марксистский подходы к вопросу о целях и средствах.

Американские либералы убеждены, что их позиции гораздо сильнее марксистских в высоких сферах этической теории и практической морали. В том, что это так, им удалось убедить и многих других. Сталинский режим террора, доведенный до кульминации казнями старых большевиков по сфабрикованным делам в Московских процессах, дал этим демократам счастливую возможность  выставить напоказ их моральное превосходство не только над сталинистами, но и над их жертвами – революционными социалистами. В конце 1930-х в различных интеллектуальных кругах по всему миру кипела дискуссия о проблеме отношений между этикой и политикой, пока ее не прервала кровавая демонстрация морали капиталистического империализма во Второй мировой войне.

На слушаньях, организованных в апреле 1937 года Международной комиссией по расследованию Московских процессов в Койокане, Мексика, попутно затрагивались и эти вопросы. Вскоре после этого Троцкий написал статью «Их мораль и наша», вышедшую в журнале The New International («Новый интернационал») в феврале 1938 года. Философ-педагог Джон Дьюи, глава комиссии, которая не подтвердила выдвинутые против Троцкого обвинения, написал критику на его идеи, озаглавленную «Средства и цели», которая была напечатана в том же журнале в августе того же года. Занятость помешала Троцкому подготовить ответ, который он хотел дать на аргументы Дьюи.

Эта незавершенная дискуссия между главными представителями прагматизма и марксизма была редким случаем прямого столкновения фундаментальных взглядов двух философий на моральные аспекты социального и политического действия. Двадцать семь лет спустя этот вопрос не потерял свою актуальность и не перестал владеть вниманием либералов и бунтарей. В действительности, он даже более актуален сегодня, чем тогда.

Проблемы этики

Перед тем, как перейти к сути поднятых в этом идеологическом столкновении вопросов, будет полезно осветить фундаментальные проблемы, связанные с разработкой критической и рациональной этики.

Теоретики морали сталкиваются с двумя главными трудностями в достижении рационального основания или научного объяснения стандартов поведения. Одна из них – крайняя изменчивость понятий «добра» и «зла» на протяжении веков. Сложно найти такие человеческие поступки, которые не подвергались бы противоположным моральным суждениям. Пожирание человека человеком подвергается сегодня всеобщему осуждению, и все же оно было повсеместно распространено в первобытные времена. Некоторые собирательские и охотничьи племена приговаривали стариков к смертной казни, а в настоящее время мы стремимся продлить их жизнь.

Свобода в сексуальных отношениях, недопустимая сегодня, была в свое время распространена и одобряема. Хотя лгать считается неправильным, но такие нравственные примеры, как врачи, спорят как вообще, так и в конкретных случаях, является ли правильным сказать пациенту, пораженному смертельной болезнью, правду о его состоянии. Чрезвычайно неравное распределение собственности и богатства, считающееся при капитализме само собой разумеющимся, осуждалось бы первобытными индейцами. Такие примеры можно приводить в большом количестве.

Ещё худшим для искателей абсолюта в морали является тот факт, что одни и те же особенности поведения, которые являются высшим благом для одной группы людей, в то же самое время являются величайшим злом для другой группы. Штрейкбрехеры – герои для боссов, но негодяи для рабочих. Стукачи получают похвалы от реакционеров и проклинаются их политическими и профсоюзными жертвами. Ужаснувшая Азию атомная бомбардировка Хиросимы и Нагасаки была оправдана союзниками США. Если говорить о Кубе, которая в последнее время на повестке дня, то экспроприация частной собственности вызывает противоположные моральные оценки у защитников капитализма и сторонников социализма.

В силу таких конфликтующих моральных ситуаций при сосуществовании противоречивых оценок одних и тех же действий и их исполнителей, какие прочные основания могут существовать для различения хорошего и плохого, добра и зла​​? Возможны ли в принципе неизменные моральные нормы?

Каждая школа этики представила свой ​​ответ на эти вопросы. Традиционные религии предлагают божественное обоснование их заплесневелой морали. Предписания их заповедей объявляются Словом Божьим, явленным Моисею, Христу, Мухаммеду, и истолковываются раввинами, священниками и другими уполномоченными должностными лицами церкви. Божьи заповеди вечны и не могут быть нарушены безнаказанно, потому что это – пропуск к бессмертию в раю.

Нравственность постепенно была освобождена от утверждения религией. С развитием цивилизации, просвещения и научного знания философы должны были разработать рациональные и светские основы этики. Поскольку мораль лишили опоры на небесах, нужно было найти причины для ее существования и эволюции в изменяющихся потребностях человека по мере того, как они развивались на земле. Наконец, исторический материализм предоставил наиболее обоснованное научное объяснение происхождения и содержания моральных норм, их социальных функций и ограничений.

Марксистская концепция морали

«Люди, сознательно или бессознательно, черпают свои нравственные воззрения в последнем счете из практических отношений, на которых основано их классовое положение –  из экономических отношений, в которых совершается производство и обмен» писал Энгельс, излагая марксистскую теорию нравственности в «Анти-Дюринге». Мораль жизни в племени неизбежно отличается в своих фундаментальных ценностях от морали в цивилизованном обществе по причине базовых различий в их производственных отношениях и формах собственности. Заповедь, запрещающая кражу или возжелание жены ближнего, будет выглядеть смешной для первобытных людей, которые не связаны обычаями частной собственности ни в отношении орудий производства, ни в отношении агентов воспроизводства.

Энгельс отметил, что сегодня являются общепринятыми три основных вида морали. Это христианско-феодальная мораль, лучшим примером которой является католицизм; современная буржуазная мораль и пролетарская мораль. Их отношение к браку и разводу может служить иллюстрацией отличия этих моральных позиций. Для католической морали, браки «заключены на небесах» и должны соблюдаться вовек. Для обычной буржуазной морали брак является результатом гражданско-правового договора, подтверждаемого, регулируемого или прекращаемого государственными чиновниками. Для социалистической морали это личное дело каждого, заключать или расторгать брак, основанное на свободном волеизъявлении заинтересованных лиц.

Эти общие моральные перспективы представляют собой три последовательные стадии в развитии экономических отношений и выражают потребности и мнения различных классовых образований и социальных систем. Они сосуществуют и соперничают друг с другом в человеческих умах и жизнях.

Энгельс заключает, что все эти формы нравственности и их теоретическое обоснование являлись продуктом экономической стадии развития общества, достигнутой в конкретной эпохе. Так как цивилизованное общество вошло и до сих пор пребывает в эпохе классовых антагонизмов, то все виды морали были и обязательно должны были быть классовой моралью. «Она или оправдывала господство и интересы господствующего класса, или же, как только угнетенный класс становился достаточно сильным, выражала его возмущение против этого господства и представляла интересы будущности угнетенных». Таким образом, его материалистическое объяснение изменений и разнообразия моральных суждений предоставляет также обоснование для появления новой и более высокой морали.

Этический подход прагматизма

Прагматики считают себя специалистами по вопросам нравственности. Моральная теория, с одной стороны, заменяет им обычные религии, с другой стороны, обеспечивает их главным средством защиты и нападения против последовательного материалистического подхода к социальным проблемам.

Прагматики не опираются ни на одну из «вечных истин» в качестве оправдания моральным нормам. Они понимают, что те навсегда подорваны теорией эволюции и современными знаниями. В таком случае, на каком же основании можно рекомендовать или оправдывать практику каких-либо добродетелей? Они ведь не хороши ни сами по себе, ни явлены с небес, как Десять Заповедей, ни навязаны табу. По словам Джона Дьюи, ценность каких-либо действий, любой линии поведения либо политического курса должна оцениваться исключительно по их реальным последствиям. Что важно, так это не намерения, мотивы или цели отдельных лиц, но конкретные результаты действий. Дьюи понимает мораль как «явную деятельность, имеющую последствия, а не как просто внутренние личные черты» («The Quest for Certainty»: p. 6). Этот объективный критерий отличает Дьюи от всех полурелигиозных и сентиментальных особ, для которых моральное достоинство зависит от «сердечной доброты».

Какие бы действия не увеличивали богатство и равное его распределение, расширяли демократию и свободу, устанавливали мирные отношения, открывали больше возможностей для большего числа людей, увеличивали их восприимчивость, умножали их знания и т.д., они будут хороши. Если же их последствия противоположны, то их следует осудить как аморальные.

Таким образом, эксплуатация – это неправильно, потому что она отнимает, разделяет и угнетает людей, а эксплуататорам следует это признать и либо исправить себя самих, либо быть исправленными ​​при помощи общества. Применение силы – это плохо, или, скорее, гораздо чаще пагубно, чем полезно по своим результатам. Поэтому к ней не следует прибегать или, по крайней мере, применять только изредка в случае крайней необходимости. Классовый конфликт – это плохо, и его следует заменить классовой гармонией и сотрудничеством.

Такие утверждения демонстрируют благие намерения и свидетельствуют о доброжелательности прагматических моралистов. Но они не способствуют ни научному пониманию реальной ситуации, которая создала эти социальные конфликты, ни указывают на их практическое решение. Проще простого сетовать на богатых и привилегированных и говорить, что им нужно учитывать потребности бедных и предпринимать какие-нибудь меры, чтобы облегчить их положение. Религия читает такие проповеди (и практикует такую благотворительность) на протяжении уже многих веков без искоренения условий, порождающих неравенство.

Существует огромная разница между таким абстрактным морализаторством и подлинно научными исследованиями морали и её развития. Научный подход к морали должен быть в состоянии объяснить не только то, что эксплуатация – зло, но и, в первую очередь, почему богатые должны действовать таким образом, и тем самым указать, как зло эксплуатации может быть искоренено. Это не индивидуальная, а коллективная социальная проблема.

Высшая цель любой гуманистической этики – это самореализация каждого индивида, развитие и совершенствование человеческой личности. Дьюи верно отдавал себе отчет, что индивидуальные поступки волей-неволей подчинены социальному действию и что мораль неразрывно связана с социальными условиями, поведением и его последствиями. Он был готов поставить этот вопрос и отстаивать свою точку зрения перед марксизмом с этих передовых позиций.

Цели и средства в морали

Первым делом он взялся за щекотливый вопрос соотношения между средствами и целями в морали. Многие либеральные морализаторы считают, что эта максима – корень всего зла. Поэтому их может шокировать и удивить то, что Дьюи согласился с Троцким – цель оправдывает средства. Цели и средства взаимозависимы.

Но ни то, ни другое, писал Дьюи, не может быть оправдано «мнимыми проявлениями совести или нравственного чувства, или некими вечными истинами». Они могут быть оправданы, заявил он, только их фактическими результатами. «Я считаю, что цель, в смысле последствий, обеспечивает единственный фундамент для моральных идей и действий, и, следовательно, обеспечивает единственное оправдание для использованных средств».  Ничто другое не может сделать средства хорошими или плохими, лишь результаты их применения.

Троцкий утверждал, что конечной целью социалистического действия является повышение власти человека над природой и уничтожение, как следствие, власти человека над человеком (социального угнетения). Дьюи тоже рассматривал их как наиболее достойные цели. Троцкий утверждал далее, что все те средства, которые способствуют достижению этих целей являются морально оправданными. Пока нет никаких разногласий между марксистом и прагматиком.

Их позиции разошлись, когда были рассмотрены вопросы субъектов и средств, с помощью которых эти цели должны быть достигнуты. Троцкий утверждал, что единственной силой в современном обществе, способной достичь вышеупомянутые цели, является организованный рабочий класс. Единственным способом, которым рабочий класс может устранить угнетение и обеспечить полное завоевание природы, является доведение до победного конца борьбы против капиталистических нахлебников и поборников экономических привилегий.

Здесь Дьюи вступает с ним в острую полемику. Оба эти утверждения неверны, отвечает он. Троцкий необоснованно доверяет рабочим решение основных задач социального преобразования в нашу эпоху. Это вопрос всеобщего значения, превосходящий любые частные классовые интересы. Всех людей доброй воли, от самых верхних слоев общества до самых низших, следует мобилизовать для совместного усилия, чтобы обеспечить коллективный контроль над природой и нашей экономикой.

Троцкий также допустил ошибку, утверждал Дьюи, опираясь исключительно на классовую борьбу как средство достижения желаемых целей. Кроме сталкивания лбами капиталистов и рабочих, есть другие способы и средства, которые не только хороши, но и принесут лучшие результаты.

Таким образом, их различия  в теории морали вращались вокруг разногласий по поводу субъектов и средств общественного прогресса. В сущности, это был спор о методе: как о методе мышления, так и о методе поведения.

Дьюи сам сознательно вывел ​​обсуждение на уровень логического метода и научной процедуры. Методы аргументации Троцкого неверны, писал Дьюи, потому что он выводит средства (классовую борьбу) из прочтения (возможно, ошибочного) хода общественного развития. Путём необоснованного возведения классовой борьбы в высший и абсолютный закон истории, Троцкий фактически подчиняет цели определённому средству, вместо того, чтобы позволить цели определить средство. Как же Троцкому нужно было придти к своему средству? «На основании изучения фактических последствий его использования», пишет Дьюи. Это единственный подлинно научный подход, который учитывает реальную взаимозависимость двух факторов.

Дедукции, получению частных выводов из общих правил, Дьюи противопоставляет процедуру индукции, обобщению повторяющихся частных случаев.

Это противопоставление необосновано. Действительно ли Троцкий пришел к своим средствам произвольно, как подразумевает Дьюи, исключительно при помощи дедуктивной процедуры? Надо отметить, что Троцкий на самом деле откровенно оценивал средства исходя из законов и потребностей классовой борьбы. Эти законы, однако, не были произвольно выдуманы и навязаны обществу марксистами. Они были выведены из предварительного всестороннего изучения общественных процессов в течение многих поколений строго научными методами. Законы классовой борьбы – это, прежде всего, эмпирические обобщения на основе анализа фактов, представленных историей цивилизации, в том числе и американской историей.

Логическое место классовой борьбы

Впечатляющий объем фактических материалов о классовом конфликте и его решающей роли в истории, откуда выведены вышеупомянутые законы, наблюдался и собирался задолго до появления Маркса на сцене. Например, такие факты отмечали и описывали многие древнегреческие писатели и историки (Фукидид, Аристотель, Платон). То, что дали исторические материалисты – это первое адекватное и корректное объяснение этих фактов. Они объяснили, как классы возникали вследствие роста производительных сил, разделения общественного труда, появления значительных излишков продукции и почему классовые конфликты вращалась вокруг способа присвоения этого увеличивающегося избытка богатства.

Разве это всего лишь гипотеза об общественном развитии? Это то, что хочет сказать инструменталист Дьюи. Но классовая борьба играла вовсе не такую сомнительную роль, которую ей приписывают либералы. Она – гораздо больше, чем просто возможность или случайность, или же эпизодическое проявление в жизни цивилизации. Это необходимый, несомненный факт. Она развивается в соответствии с верифицированными законами, в которых формулируются фундаментальные факторы, следующие из основ классового общества. Они действуют во всех типах классовых обществ, независимо от их уровня развития и специфических особенностей ^[1].

Поскольку закономерности классовой борьбы были открыты, сформулированы и подтверждены, их можно применять наравне с остальными научными законами.

Они позволили исследователям проникнуть глубже в структуру и внутренние процессы общества, его групп и ведущих деятелей и, таким образом, предвидеть и направлять его развитие при определенных обстоятельствах и в определенной степени.

Природа понятий и законов

Однако, инструменталисты вроде Дьюи имеют твердое предубеждение против даже самых прочно обоснованных преждевременных суждений. Это отвращение является основным принципом их теории познания, имеющей внутреннее противоречие. Инструменталисты справедливо настаивают на всеобщей изменчивости всех вещей. Тем не менее, идеи для них явно или неявно сохраняют необычайно неизменную сущность. Идеи не теряют своей врожденной гипотетической сущности и никогда не могут стать несомненными фактами, вне зависимости от хода и результатов общественного и научного развития.

Это предположение не является ни эмпирическим, ни рациональным. В действительности многие идеи, которые начинались как гипотезы, затем превращались в нечто совсем иное в результате научных исследований и проверки практикой. Они становятся проверенной истиной, научными законами. Теория о существовании атомов и внутренней атомной структуре материи была лишь блестящей догадкой, интуицией, когда ее впервые предложили в Древней Греции. Сейчас же она стала проверенной истиной, из которой стало возможным извлекать самые взрывоопасные последствия. Тем не менее, для Дьюи, как и для позитивиста Эрнста Маха, атом не является реальностью, а только лишь «операционной идеей» (см. «Logic», p.153 и «Quest for Certainty», p. 119 и 131)

Дьюи возражал, что законы классовой борьбы не обоснованы, поскольку они «предопределяют характерные черты и виды фактических явлений, с которыми должны соотноситься выдвинутые планы действий». Но делают они это в не большей и не меньшей степени, чем законы атомной активности или любые другие физические законы.

Для чистых прагматиков все концептуальные обобщения постоянно остаются на скамье подсудимых. Никакой решающий вердикт об их истинности или ложности никогда не может быть вынесен ни одним судьей, независимо от того, насколько он квалифицирован либо насколько велик объем доказательств. Почему? Потому что элементы неопределенности никогда не могут быть полностью устранены из реальности и, следовательно, предварительные и неокончательные элементы никогда не могут быть исключены из научной мысли.

Для них каждая концепция должна быть заново оценена и каждый вывод должен быть перепроверен с самого начала в каждой новой ситуации. Его тысячное подтверждение не имеет качественно иного и более вынуждающего характера, чем первоначальное появление. Инструменталисты рассуждают так, будто бы это было возможно и необходимо, сталкиваясь с окружающим миром, каждый раз начинать заново с пустыми руками и пустой головой.

По сути, это отказ от ценности всех приобретенных знаний, всего научного метода, и даже результатов индукции. Никто, кроме младенца, не реагирует на мир и не решает проблемы, с которыми он в нем сталкивается, не используя никаких накопленных ресурсов общественного развития, в том числе, растущего фонда составленных заранее мнений, полученных из исторического опыта и непосредственного изучения реальности.

Это не просто нагромождение спекуляций, а, преимущественно, подтвержденная информация и проверенные обобщения. Но в глазах инструменталистов, для которых, если они последовательны, «идеи не раскрывают реальность», содержание идей остается по существу неопределенным и всегда гипотетическим.

Прогресс науки ведет к приобретению знаний о реальных силах, определяющих возникновение явлений, и к их последующему формулированию в виде законов. Дьюи чрезвычайно преувеличил аспект неопределенности в реальности и неопределенности подлинного знания. Он недооценил и даже исключил возможность предвиденья и возможность действия на основе выявленных фактов относительно реальных ситуаций.

«Всякая мера в политике логически является, и должна быть такой на самом деле, экспериментом по своей природе», настаивал он в своей «Логике», с. 508. Это радикальное утверждение не является ни логически правильным, ни фактически завершенным.

Это опасная и обманчивая полуправда.

Зависит от обстоятельств конкретной ситуации и сути предложений, является ли данная политика «экспериментом по своей природе» по существу или же только в этом конкретном случае. В большинстве случаев существует, конечно, неизбежная доля неопределенности, придающая реакции на неё сомнительный характер. Но эта доля неопределенности, случайности, варьируется количественно и качественно. Значение научной теории и цель рациональной практики заключается в сокращении её до минимума.

Возьмем два примера из производственной практики. Токарь на заводе может знать заранее, не слишком ли мягок резец для обработки стали определенной жесткости. Он не будет использовать мягкую сталь, и, конечно же, не будет использовать деревянный колышек для этой цели. В этом случае цель – обработка металла до определенной формы и размера – и материальная реальность (твердость металла) взаимно определяют заранее, как положительно, так и отрицательно, средства для получения желаемого продукта.

Почему тогда те же правила нельзя распространять с производственной практики на трудовые отношения? Разве не может работник знать заранее, как его работодатель отреагирует, если он и его коллеги попросят о повышении заработной платы? Работодатель – это социальная реальность определенного типа. Его материальные интересы задают ему некую степень жесткости, определенное сопротивление увеличению издержек производства и сокращению прибыли. Для достижения своей цели его работники нуждаются в социальных инструментах определенного рода, достаточно сильных, чтобы преодолеть это сопротивление. Вот почему они организовывают профсоюзы и участвуют в забастовках, а не полагаются на подачу индивидуальных жалоб.

Здесь мы подходим к сути проблемы. Каждые переговоры относительно заработной платы не являются и не должны являться абсолютно новым экспериментом с неизвестными факторами, какова бы ни была доля неопределенности в той или иной ситуации. Рабочие и работодатели имели дело друг с другом на протяжении уже многих лет во всем мире. Опытное руководство профсоюзов и их осведомленные члены могут входить в коллективные переговоры уже  вооруженные знанием природы своих боссов, полученном из социальной науки и повседневного опыта, которые помогают им справляться с противодействием справедливым требованиям рабочих.

Если к каждым переговорам или каждому акту производства нужно было бы подходить, в теории или на практике, полностью или в значительной мере экспериментально, как того требует Дьюи, то никакие конкретные средства нельзя было бы рассматривать как предсказуемо лучшие или более подходящие для задач борьбы, чем какие-либо другие средства. Это исключает возможность положиться на проверенные методы и оставляет поле открытым для любого инновационного каприза.

Такое неограниченное и неконтролируемое экспериментаторство совершенно чуждо настоящим практикам ученых и обычным методам современной промышленности. Цель автоматизированного производства на заводе состоит в том, чтобы не оставлять ничего на волю случая и контролировать все факторы в этом процессе. Аварии, исключения случаются и в наилучшим образом отрегулированных системах. Но даже их упреждают с помощью заранее установленных инструментов с тем, чтобы засечь эти отклонения, когда они выходят за допустимые пределы, а затем их уравновесить и своевременно исправить. Саморегулируемые системы особенно необходимы для таких промышленных комплексов, как атомные электростанции, которые воплощают собой самое развитое соединение научной теории и производства.

Дьюи писал, что хотел бы, чтобы самые современные методы науки и промышленности применялись в повседневных делах. Если так сделать, то поле деятельности для случайного эксперимента в наиболее важных сферах общественной жизни должно быть сокращено и само по себе станет предметом контроля. Эксперимент необходим во всех сферах деятельности. И наука, и промышленность позаботится об этой необходимости путем отведения специальных мест для экспериментирования. В промышленности пробные работы на экспериментальных заводах, лабораториях, и в полевых условиях тщательно отделены от массового производства, которое ведется по уже проверенным методам и на проверенном оборудовании.

В наше время бюрощиеся социальные силы уже поставили бесчисленные опыты, и даже эксперименты, в области классовых отношений. Положительные и отрицательные результаты различных методов их действий были обобщены научным социализмом в законы классовой борьбы и закреплены  в программах рабочих партий. Они имеют большое практическое значение в качестве руководства для прогрессивных общественных сил в их дальнейшей борьбе.

Прагматическая точка зрения, с другой стороны, основана на формальном равенстве всех идей, а не на их действительной материальной весомости. Любая идея рассматривается, как сама по себе не менее верная, полезная и эффективная, чем любая другая. Точно так же товарный рынок, как предполагается, основывается на формальном равенстве обменов; буржуазное право – на формальном равенстве всех граждан перед законом; демократия – на равноправии голоса каждого гражданина. Все эти предположения противоречат реальному положению дел в капиталистическом обществе с его экономическим неравенством и классовыми различиями.

Одна идея на самом деле не точно так же хороша, как другая. Некоторые из них правильнее и лучше, чем другие, потому что не все они отражают реальность одинаково хорошо и широко и, поэтому, не имеют тех же последствий при применении в непосредственной деятельности.

Взаимный детерминизм целей и средства

Для Дьюи цели и средства являются взаимозависимыми. Но он считает, что эти два понятия просто обуславливают друг друга. Ни одно из них не может определять другое или быть достаточно предопределенным материальными условиями. Как первое является условным и гипотетическим, так и второе.

Например, эксплуатация – это плохо и должна быть искоренена. Но для Дьюи она может быть искоренена любыми способами: путем классовой борьбы, классового соглашения или какой-либо комбинацией обоих способов. Ни одно из этих средств не является решающим для достижения желаемой цели – ликвидации капиталистической эксплуатации. Такова его абстрактная теоретическая позиция.

Она кажется совершенно беспристрастной. Но когда дело доходит до практики – которая, в конце концов, является решающим испытанием для прагматика – либерал уже не так объективен. По своему складу он предпочитает, и в девяти случаях из десяти выбирает, методы наименьшего сопротивления. Линия большего сопротивления всегда является крайней мерой. Эта предвзятость не случайна. Она необходимо вытекает из его природы как общественного существа, его интересов и мировоззрения интеллектуала из среднего класса, промежуточного положения между двух противоположных социальных лагерей.

Иногда левый либерал встает на путь борьбы, но только неохотно и под давлением вынуждающих обстоятельств. Он чувствует, что этот метод как-то не в ладу с действительностью и интересами всех заинтересованных сторон, включая свою собственную. В действительности же методы классовой борьбы просто несовместимы с его промежуточным положением, когда его раздирают в противоположных направлениях антагонизмы между трудом и капиталом, белым и черным.

Второе основное критическое замечание Дьюи Троцкому состоит в том, что марксисты абсолютизируют определённые законы для своего выбора средств социального действия. Троцкий, заявлял Дьюи, не был ни эмпиричен, ни научен, а, наоборот, идеалистичен и религиозен, поскольку навязывал общественному развитию свои желаемые цели и действовал, как если бы «человеческие цели вплетены в самые ткани и структуры существования».

Насколько обоснованна эта критика? Как материалист, Троцкий никогда не верил, что человеческие цели вплетены в бытие природы. Однако, он утверждал, что классовые цели объективно вплетены «в самые тткани и структуры» общественного существования при определенных исторических обстоятельствах.

Дьюи отрицал это. Для него общество не имело настолько определенных тканей и структур, чтобы какие-либо общие законы о классовых целях могли бы быть выведены из анализа общественного развития и впоследствии использованы для учета их поведения в качестве основы для действий.

Если нет определенных законов, регулирующих деятельность классов, то не может быть и неизбежных средств, таких как классовая борьба, для достижения общественных целей. Если не существует ни законов, ни предопределённых средств, то, что же вместо них? Осторожные предположения, многообещающие планы, экспериментальные попытки. Прежде чем действовать, много различных средств, да и, в принципе, почти любые средства, могут достичь преследуемую цель. Если неизвестно, куда вы идете или против чего действительно выступаете, тогда, предположительно, любая дорога приведёт вас куда нужно.

Тогда на каком же основании из многих средств выбирать одно? Конечно, Дьюи признает, что предшествующие знания и опыт следует использовать в процессе выбора. Но их никогда не будет достаточно для решающего выбора. Их достоинства будут продемонстированы только последствиями их использования.

К сожалению, последствия возникают только после того, как выбор средств уже сделан. Почему же тогда выбор средств не может направляться и определяться уроками, извлеченными из накопленных в прошлом последствий? Хотя Дьюи не исключает этого вовсе, но он не дает им решающего веса. Для прагматика никакая степень предопределенности никогда не будет окончательной. Определенность приходит только после действия и только для этого конкретного действия.

Это нелепая точка зрения. Она игнорирует тот факт, что все, что определяется по факту, затем превращается во что-то определенное для следующего факта. Ничто не остается неопределенным в неизменно предварительном состоянии, как того требует логика Дьюи. Когда накапливается достаточно предопределённых материальных факторов, направление и исход событий предвидеть можно.

Социальные законы абсолютны или относительны?

Сравните оторванную от этого мира логику Дьюи с материалистической логикой марксизма, которая соответствует реальному ходу развития и состояния дел.

Каждый закон, в том числе и самый необходимый и универсальный, ограничен природой реальности, с которой он имеет дело, и своей собственной природой, как человеческой и исторически сложившейся формулировкой. Это даёт ему относительный и условный характер. Но это лишь один из аспектов его содержания. Поскольку закон истинен, постольку он абсолютен для процессов и явлений, охватываемых им в области своего применения.

Например, в рассматриваемом случае законы классовой борьбы применимы только в условиях классового общества. Прежде чем первобытное общество было разделено на классы, эти законы были не только неприменимы, но и немыслимы. В другом конце исторического процесса, в той мере, в какой классовое общество будет исчезать в социалистическом будущем, эти законы будут постепенно терять свое основание и область применения.

Таким образом, законы, управляющие общественными отношениями, одновременно относительны и абсолютны в своём применении. Их относительность основывается на изменчивости и противоречивом ходе общественной эволюции от примитивного коллективизма через цивилизацию к социализму. Их абсолютность основывается на центральной роли, которую играет антагонизм классовых интересов в структуре и деятельности цивилизованного общества.

Материальный  детерминизм классовых целей

Дьюи соглашается с тем, что реалии общественной жизни должны быть отправной точкой и основой любой подлинной морали связанной с эффективной общественной деятельностью. Это означает, что в обществе, раздираемом противоречиями, противоборствующие классы, как следует признать, будут взывать к различным моральным требованиям и применять различные моральные суждения. Если отмахнуться от этого фундаментального факта, то получающаяся в результате мораль неизбежно будет фальшивой или лицемерной и любое поведение в соответствии с её предписаниями даст плохие результаты.

Дьюи понимал, что индивидуальные функции в данной социально-экономической системе и индивидуальная мораль тесно связаны с общественными нормами поведения. Для него общественные цели в конечном счете имеют решающее значение в моральных вопросах. Но что на самом деле определяет и чему следовало бы определять, какие средства приведут к желаемым целям? Дьюи учил, что просвещённый  или «творческий разум» должен вмешаться и сделать эту работу.

Не оспаривая это утверждение, мы, однако, по-прежнему не имеем ответа на важнейший вопрос. Что определяет, как люди ведут себя в этом обществе и какое поведение является разумным и творческим? Здесь настоящие отношения классов и их роль в капиталистическом обществе являются определяющими.

Цели классов, а также их представителей и движений, на самом деле определяются их материальными потребностями и интересами. Они следуют из той роли, которую они играют в общественном производстве, и их доли в конкретных формах собственности. Таким образом, коллективные цели капиталистического класса США состоят в том, чтобы сохранить и расширить свою экономическую систему. Это их основная цель. И это определяет поведение отдельных лиц, принадлежащих к этому классу, так же как и условия жизни каждого человека в нашем обществе.

Но рабочие, выполняющие свои обязанности в этой же системе, имеют совершенно другие цели, неважно осознают они этот факт индивидуально и полностью.

Попытаться ограничить свою эксплуатацию их принуждает сама бедность их жизни и условия труда при капитализме. В долгосрочной перспективе они будут вынуждены избавиться и от причины эксплуатации: частной собственности на средства производства и обмена. В этой борьбе они имеют право использовать любые средства, которые они только в состоянии изобрести для таких достойных целей: от профсоюзов к забастовке, от политической организации к социальной революции.

Столкновение несовместимых целей определяет средства, используемые борющимися силами. Профсоюзное движение порождает антипрофсоюзные действия; забастовка провоцирует штрейкбрехерство. Столкнувшись с революционным массовым политическим действием с социалистическими целями, капиталистические правители отказываются от буржуазной демократии и прибегают к военной диктатуре или фашизму. Исторический ход борьбы ведет к решающему поединку, в котором выйдет победителем один из противоположных классов. Марксисты сознательно работают ради победы трудящихся.

Эти классовые цели ясно и четко выражены, даже если они не всегда до конца поняты или сформулированы представителями капитала и труда, вынужденными действовать в соответствии с окружающими обстоятельствами социально-экономической ситуации, в той мере в какой они постепенно развиваются.

Роль либерализма среднего класса

Но что является объективной исторической целью среднего класса и таких его интеллектуальных представителей, как Дьюи? В области теории их функция заключается в отрицании решающего значения классовой борьбы, ее необходимости и  успешности, если она была правильно организована и направлена​​. На практике они обычно стремятся усмирять ее развитие со стороны рабочего класса, в то время как его враги остаются безудержно сильны. Это – безнадежно реакционная задача в общественной науке, политике, экономике, а также и в нравственности.

В своем выборе средств и в своём скрытии целей, Дьюи выполнял конкретные социальные функции как философский представитель тех либеральных элементов среднего класса, которые стремятся быть главными посредниками и модераторами классового конфликта в нашем обществе. В выборе средств и целей революционные марксисты, от имени которых говорил Троцкий, также исполняют свою роль поборников фундаментальных, долгосрочных интересов трудящихся масс. Средства и цели и тех, и других, как в теории, так и на практике, определяются их классовыми функциями и привязанностями.

Многие либеральные морализаторы утверждали, что, если средства оправдываются только их полезностью в достижении целей, то это позволяет применение наиболее порочных практик и открывает ворота для тоталитарных мерзостей сталинизма. Троцкий ответил на этот аргумент тем, что не все средства правильны в классовой борьбе, а только те из них, которые действительно приводят к освобождению человечества.

«Допустимы и обязательны те и только те средства, отвечаем мы, которые сплачивают революционный пролетариат, наполняют его душу непримиримой враждой к угнетению, научают его презирать официальную мораль и её демократических подголосков, пропитывают его сознанием собственной исторической миссии, повышают его мужество и самоотверженность в борьбе».

Утверждение прагматических либералов, что их мораль превосходит мораль марксистов в теории и на практике не получает подтверждения. Их этике не хватает прочной научной основы, поскольку она систематически игнорирует фундаментальнейший фактор в формировании общественных отношений и мотивации индивидуального поведения в современной жизни: разделение на классы и конфликт между ними. Их моральные предписания не приносят желаемого результата, поскольку не признают этих социальных реалий. Это не только мешает им продвигать достойные идеалы равенства, сотрудничества и мира, к которым они стремятся. Их слепота к жизненным реалиям на самом деле даже помогает укреплению реакции, сдерживая и сбивая с правильного пути главные силы противодействия злу существующей системы.

Это очевидно и сегодня, когда либералы и пацифисты «беспристрастно» осуждают как терроризм сторонников господства белой расы, так и меры самообороны, используемые неграми для защиты от подобных атак. Это неотъемлемая часть той же морально-политической позиции, которая ставит агрессивное насилие Вашингтона в один ряд с революционными выступлениями конголезского, доминиканского и вьетнамского народов в их антиимпериалистической борьбе за свободу, единство, независимость и общественный прогресс. Такие ложные умозаключения вызваны применением абстрактных моральных норм и категорических универсалий поведения к реальным историческим ситуациям, вместо анализа конкретных классовых интересов и политических целей борющихся сторон.

Революционная мораль научного социализма является эффективной и прогрессивной, поскольку она вооружает трудящиеся массы виденьем будущего и ценностями необходимыми для их освобождения. Она обобщает и теоретически обосновывает чувство, что они борются за правое дело. Она объясняет цель их усилий и разъясняет средства, необходимые для ее реализации. Говоря простыми словами древнего моралиста: «и познаете истину, и истина сделает вас свободными».

26 июля 1965 г.

Опубликовано: International Socialist Review, Vol. 26 No.4, Fall 1965, pp.118-124.

Перевод Максима Кривошеева под редакцией Владимира Ищенко

Источник: Marxist Internet Archive

Читайте також:

О статье «Их мораль и наша» (Джон Дьюи)

Лікнеп про класову боротьбу (Майкл Швальбе)

Демократія і диктатура (Роза Люксембург)

Роза Люксембург і Російська революція (Роман Тиса)

Ханна Арендт про Розу Люксембург

Марксизм і гуманізм (Луї Алютюссер)

Права людини: критика (Іван Шматко)