Как я писал в статье, посвященной предвыборным выступлениям в Беларуси, новые кандидаты от оппозиции, вышедшие из правящей элиты и «креативного класса», привлекли рекордные массы сторонников, что привело к беспрецедентным массовым демонстрациям. Они стали кульминацией протестных настроений в белорусском обществе, ранее выразившихся в протестах «непаразитов» 2017 года в форме низового популизма, бросившего вызов деградирующей популистской риторике президента. Перед выборами главный оппонент Лукашенко Светлана Тихановская сумела артикулировать антиавторитарную популистскую идеологию, которая привлекала межклассовый альянс ее сторонников: предпринимателей, «креативного класса», высокооплачиваемых специалистов и рабочих. В этой статье я попробую поразмышлять над вопросами, которые задал две недели назад: о роли руководства и масс в нынешних протестах, формах их организации и реакции белорусского государства. Мои размышления основаны на трехдневном марафоне переваривания клочков информации, поступающей сквозь туман цензуры, блокировки интернета и пропаганды, а также из общения с моими товарищами в Беларуси.
После напряженного дня выборов 9 августа, когда наблюдатели сообщили о множестве нарушений на избирательных участках, Лукашенко официально получил традиционные 80% голосов, в то время как его главная соперница Тихановская набрала около 10%. Это привело в ярость сторонников оппозиции, объединившихся под лозунгом «Я, Мы 97%», хотя данные их альтернативного подсчета позволяют пока говорить о 45% за Тихановскую. Обе стороны начали готовиться к противостоянию: центр Минска был перекрыт, начались перебои в подключении к интернету, появились автозаки и «космонавты». И Тихановская, и Лукашенко попросили белорусов соблюдать закон и воздержаться от насилия. Оппозиционная команда просила своих сторонников подавать жалобы на нарушения на избирательных участках, осуждая как государственные СМИ, так и радикальные телеграм-каналы, которые призывают к насильственным действиям.
Лидия Ермошина, бессменная председательница Центральной избирательной комиссии с 1996 года
Уже в ночь выборов люди вышли на улицы не за Тихановскую, а против Лукашенко. Лидер оппозиции не была на одной волне со своими сторонниками: она не призывала к протестам, подчеркивала юридические и бюрократические средства влияния на исход выборов. Люди начали собираться в Минске и других городах до объявления альтернативного подсчета голосов, сразу после официальных результатов экзит-пола, проведенного проправительственной молодежной организацией и давшего ожидаемый властью результат. Официальные цифры означали «ничего не изменилось с 2001 года», но всем было ясно, что изменилось многое.
В первый день после выборов в нескольких частях Минска произошли серьезные столкновения с применениям силовиками светошумовых гранат, водометов и резиновых пуль. Несколько несвязанных друг с другом групп попытались построить баррикады, которые долго не продержались. Это было беспрецедентное насилие для Минска, привыкшего к точечным задержаниям или быстрым разгонам компактных протестов, а не к светошумовым эффектам, напоминающим боевые действия. Серьезные столкновения произошли и во многих провинциальных городах. Продолжая тенденцию протестов против закона о «социальном паразитизме» и предвыборной мобилизации, эти беспорядки с первого дня приобрели широкий географический размах: сотни людей вышли на улицы во всех областных центрах, а также во многих других населенных пунктах, часто впервые в новейшей истории страны. Еще одна ранняя примета: толпа, которая выглядела впечатляюще многочисленной, порядка сотен тысяч в Минске и многих тысяч в областных центрах, перемещалась по городу хаотично, в то время как спецназ пытался вытеснить людей с площадей. Полицейское насилие, отсутствие у протестующих центрального идеологического и стратегического руководства, децентрализованный характер протестов определит их дальнейшее развитие.
Минск в ночь на 10 августа
Партизаны?
Казалось, что большинство протестующих участвуют в подобных мероприятиях впервые — аналитики называют их «небитым поколением». Не было видимых компактных организованных групп, готовых на серьезный тактический маневр, например захват административных зданий, тактику «черного блока», разоружение полиции, сооружение мощных баррикад или палаточных лагерей, использование самодельного оружия и т. д. Это очень контрастировало с предыдущими предвыборными протестами в Беларуси в 2001, 2006 и 2010 годах, которые сравнивали с «революциями» в Сербии, Грузии или Украине. Государство, в свою очередь, продемонстрировало способность подавлять толпу, используя методы западных государств: несмотря на все разговоры о репрессивном государстве (которым Беларусь, конечно, является), обычный «парижский арсенал» со слезоточивым газом, водометами, резиновыми пулями, светошумовыми гранатами был применен в таких масштабах впервые. Несмотря на неверно истолкованные сообщения из некоторых городов, полиция так и не присоединилась к протестующим. Западные технологии насилия были дополнены традиционной постсоветской полицейской жестокостью: избиение и задержание случайных людей, пытки, унижения, а иногда и угрозы изнасилования в СИЗО, охота на журналистов.
Но государство, казалось, и не старалось опереться на более мягкие методы убеждения в легитимности власти. Государственные СМИ умалчивали о недовольстве масс, игнорировались разрозненные результаты по некоторым избирательным округам, свидетельствующие о поражении Лукашенко в первом туре, ритуальные заявления об иностранном вмешательстве продолжались. Редкие появления Лукашенко на экранах вызвали слухи о его отъезде в Турцию или о проблемах со здоровьем. Его реакцией на протесты был совет «по-хорошему найти работу», чтобы они не «гуляли по улицам и проспектам»: рецидив дискурса «социального паразитизма», который только подливал масло в огонь. Стал очевидным курс на полицейский террор. Минск погрузился в де-факто осадное положение: общественные места были заблокированы, центральные станции метро закрыты, доступ в интернет ограничен (Лукашенко сказал, что это сделал кто-то из-за границы), некоторые компании в центре вечером закрывались.
Показательная жестокость при задержании
В результате показательного насилия силовиков и дезориентации протестующих уличная мобилизация пошла на спад, хотя волна недовольства только нарастала. Милиция быстро узнала из открытых телеграм-каналов протестующих об их перемещении, но протестующие не изменили своей стратегии (т. е. не разработали никакой стратегии). Никто из «новой» оппозиции не присоединился к толпе и не выступил с радикальными заявлениями. Оппозиционное движение оказалось в целом аморфно, без четкого руководства наверху и каких-либо лидеров снизу. В то же время правящая элита не проявляет никаких признаков раскола, аппарат безопасности и бюрократия в целом остаются лояльны, хотя были признаки колебаний на нижнем и региональном уровнях (несколько журналистов государственных СМИ и работников милиции уволились).
Сейчас протестная мобилизация на улицах городов Беларуси как нельзя ближе к тому децентрализованному горизонтальному безлидерному сетевому сопротивлению, о котором мечтают постмодерные анархисты. Оппозиционная команда изначально не принимала особого участия в протестах, а теперь белорусские власти еще и вывезли Тихановскую и координатора ее команды в Литву. Поскольку муж Тихановской и некоторые члены ее команды задержаны, она не будет делать радикальных заявлений. В своем последнем видео она выглядела напуганной и подавленной; говорит о том, что «ни одна жизнь не стоит того, что сейчас происходит», и намекает на угрозы своим детям. Ни один лидер оппозиции не остается на свободе или в Беларуси. Телеграм-канал Тихановского не дает четких указаний или координации, он отстает от других анонимных социальных сетей в освещении событий. Не появилось центрального координационного центра протеста, нет локальных центров, нет видимых лидеров на улице , никакие политические группы не идентифицируются. Я думаю, что некоторые уже существующие группы действительно принимают участие в протестах, но они не видны как отдельные «тактические единицы»: либо дезориентированы, либо глубоко замаскированы, либо участвуют индивидуально.
Частично это вызвано необходимостью. Любого подозреваемого в руководстве немедленно задержали бы, любое очное «собрание» быстро разогнали бы. Ничего подобного «Окупаю» или парку Гези невозможно представить, ведь основные общественные места заблокированы и контролируются милицией. Баррикады недолговечны, о захвате административных зданий и речи не идет.
Баррикады в Минске
Частично, однако, это наследие предыдущих сетевых мобилизаций. Почти два миллиона подписчиков, что равно всему населению столицы, следят за Nexta_live, телеграм-каналом созданным два года назад белорусским журналистом Степаном Путило, проживающим в Польше. Несмотря на радикальность своей риторики, он полагается на видео, фотографии и информацию, предоставленную подписчиками из разных мест по всей стране, но без особого контекста. Так же выглядит и десяток других каналов протестующих, за которыми я следил. Часто сообщения вводят в заблуждение, противоречивы и непроверенны. Разумно ожидать, что этот и другие каналы используются спецслужбами для провокаций и получения информации о планах протестующих.
Многие уже сравнили акции протеста со славной белорусской партизанской традицией времен Второй мировой войны. Это, конечно, преувеличение, поскольку у партизан в действительности была субординация и общее стратегическое и идеологическое руководство. Они могли соединять ресурсы и концентрировать их в относительно безопасном пространстве, разрабатывать тактические планы и выполнять их, ожидая регулярной армии. Ничего подобного не происходит в этой вынуждено постмодернистской партизанщине. Столкнувшись с увеличивающимся присутствием милиции и некоторых армейских подразделений, которые использовали демонстративно жестокие методы, протестующие действительно проводили спорадические агрессивные действия с применением петард, палок, небольшого количества коктейлей Молотова и шатких баррикад. Результат был все тот же: задержания, избиения, увечья, один подтвержденный погибший.
Однако решающий поворот событий может произойти с возможным использованием более традиционных методов. В рамках кампании протеста на 11 августа была анонсирована всеобщая забастовка. Потенциальные последствия очевидны для всех, кто знает о забастовках в апреле 1991 года в Беларуси, знаменитом зрелище ста тысяч рабочих перед зданием правительства на площади Ленина. Тогда это вылилось в непрерывную волну забастовок и массовых демонстраций, которая длилась неделю и охватила более 80 предприятий в Минске и по всей стране. Это деморализовало Коммунистическую партию Белоруссии и косвенно привело к развалу Советского Союза. Но тогда были ячейки антиправительственных рабочих организаций, к которым присоединились некоторые официальные профсоюзы, был пример успешных забастовок шахтеров в Украине, России и Казахстане; Коммунистическая партия была дезориентирована междоусобицами в Москве, в парламенте была оппозиция, которая утверждала, что представляет рабочих, милиции было приказано не вторгаться, а некоторые руководители предприятий поддерживали своих работников. Сегодня ситуация явно противоположная, так чего же ожидать?
Минские рабочие на площади Ленина 4 апреля 1991 года
С кем заодно рабочие?
Если вы скептически относитесь к рабочему классу, послушайте руководителя Белорусского центра Мизеса: «Протестная активность будет стремиться к нулю, пока не вступит пролетариат». Как и в «старые добрые» времена, теперь у рабочих есть больше всего ресурсов для мирных собраний в тесном кругу без привязки к довольно ненадежному интернету и опасений быть арестованными на улице. Они также являются единственным классом, который может нанести материальный ущерб государству и оспорить его действия идеологически. У белорусских промышленных рабочих есть опыт сотрудничества и координации, некая организационная структура, какой бы бюрократической она ни была, привычка формулировать насущные требования. Мои полевые исследования среди белорусских рабочих и профсоюзных активистов в 2015–2017 годах научили меня быть очень осторожным и не переоценивать потенциал организованного труда в этой стране, но если есть надежда разрешить тупик, в который зашел протест в Беларуси, мирным и прогрессивным образом, это может произойти только благодаря организованной группе трудящихся, осознающих, формулирующих и защищающих свои интересы.
Уже поступает много разрозненных сообщений о волнениях на некоторых белорусских государственных промышленных предприятиях, включая ключевые для экономики страны МАЗ, БелАЗ и «Гродно Азот», но это далеко не всеобщая забастовка, и я бы с осторожностью оценивал перспективу ее проведения. Белорусский рабочий класс раздроблен и находится в индивидуальной зависимости от начальников всех уровней. Масштабных забастовок не было с 1990-х годов, профсоюзы, не встроенные в государство, немногочисленны (всего около 9000 человек номинально) и не имеют ресурсов. Спонтанные забастовки, которые случались раньше, быстро подавлялись. Политическая забастовка была бы отличной идеей сейчас, потому что государство все еще владеет командными высотами в экономике и является нанимателем 45% рабочих, но мы уже не в 1991 году со сложным наслоением конфликтов внутри правящих элит и с относительной автономией рабочих на предприятиях. Белорусский режим регулирования труда хуже для рабочих, чем позднесоветский: он взял бюрократический деспотизм из советского прошлого и рыночный деспотизм из капиталистического настоящего.
Однако я надеюсь и подозреваю, что в цехах происходит какая-то форма спонтанной организации, о чем можно судить по видео и сообщениям о сотнях рабочих, которые собираются, чтобы выдвинуть свои требования начальникам и настоять на их исполнении. Эти требования касаются повторного подсчета голосов, гарантии, что не уволят участвующих в протестах, освобождении задержанных, восстановлении доступа к интернету, выражения недоверия официальным профсоюзам. Это «политические» требования, принесенные с улиц, но на стенах заводов уже можно видеть и более насущные экономические требования.
Листовка с Минского тракторного завода
Правление Лукашенко началось с кровавого противостояния с бастующими работниками метро в 1995 году, которых безжалостно разгоняли, избивали и увольняли. Его правление ужесточилось после того, как ему удалось расколоть и подмять под свою администрацию гигантскую Федерацию профсоюзов. Оно было построено на раздроблении, дисциплинировании, подкупе и лишении пролетариата его самосознания. В обмен на лишение субъекности рабочим предлагалось сохранение рабочих мест, ограничения коммерциализации социальной сферы, низкая коммуналка и ритуальное обещание зарплаты в 500 долларов. Я называю это белорусской «пассивной революцией» — авторитарным путем постсоциалистической трансформации, подстегиваемой или средживаемой страхом перед спонтанными протестами антагонистических социальных классов. Возможно, рабочие могут изменить направление этого процесса, возвращая себе субъектность. Это определенно не произойдет в одночасье или на этой неделе, но я не могу придумать другой оптимистической утопии для разрешения нынешней ситуации.
Мое убеждение в том, что организованный труд, а не децентрализованное сетевое движение без лидеров, является единственным агентом, способным сформулировать четкие требования и заставить власти прислушаться, можно проиллюстрировать видео встречи рабочих завода БелАЗ с мэром их города Жодино, которая произошла 13 августа. В обед несколько сотен рабочих собрались у ворот завода и встретились со своим директором и немедленно прибывшим мэром. Разговор был резким, но уважительным. Мэр выглядел растерянным и робким. Рабочие требовали выпустить из СИЗО коллег, родственников, и друзей, выпроводить из города спецназ («Зачем нам зарплата, если нас бьют?»), пересчета голосов. Они настаивают на том, что их город безопасен, они контролируют ситуацию. Мэр, конечно, не мог дать никаких четких обещаний, но согласился встретиться с рабочими за пределами завода вечером, чтобы обсудить их требования. Его приветствовали словами «Спасибо!» и скандированием «Мэр с народом». Завод не останавливался, но после просмотра видео я менее скептически отношусь к возможности настоящей затяжной забастовки. Пока это единственный канал, по которому протестующие могут принудить власти к своеобразному диалогу на местном уровне. Если центральная власть перережет эту возможность, ей же хуже.
Рабочие БелаАЗа во время митинга 13 августа
В конце концов мэр Жодино появился вечером и встретился с огромной толпой рабочих БелАЗа и других горожан. Вместо взрывов светошумовых гранат и звуков резиновых пуль состоялась долгая и не очень плодотворная беседа о фальсификации выборов, насилии ОМОНа и необходимости отпустить задержанных в местном СИЗО, многих из которых привезли из Минска. После вариации на тему «раздеваться и работать», президент тоже «услышал мнение трудовых коллективов» и пообещал «разобраться» с милицейским беспределом, а главный милиционер извинился за эксцессы. Власть начинает идти на попятную. Люди не были полностью удовлетворены, и нам еще предстоит увидеть развитие ситуации.
