Что не так с современным марксизмом?

10.07.2013
|
Матейс Крюл
9998

Предлагаем нашим читателям статью о распространенных серьезных ошибках в интеллектуальной дискуссии и аналитике, претендующей на научность, среди радикальных левых. Очевидно, что описанные ниже манипуляции и другие нарушения базовых научных принципов часто встречаются далеко не только у марксистов, но характерны для левой сектантской полемики вообще.

В этой заметке я попытаюсь обозначить некоторые, с моей точки зрения, недостаточно понимаемые и недостаточно признаваемые проблемы в основных формах современного марксистского анализа, в особенности в типичном для западных стран марксизме, где преобладает деятельность академических ученых и небольших партийных образований, иногда похожих на секты. Нижеследующие тезисы могут быть только обобщениями – те, к кому они относятся, себя узнают. Как гласит голландская поговорка, «кому подходят ботинки, может их надеть». Тем не менее, я надеюсь, что обсуждение этих проблем подтолкнет к более критичному осмыслению не только нашего нынешнего положения в левом движении (возможно, более слабом, чем когда-либо с начала ХХ века), но также и о методах применения марксистского понимания мира в политически состоятельные идеях и на практике. Для большей ясности и в той мере, в какой возможно концептуально разделить тесно связанные между собой проблемы, я представлю их в форме ряда тезисов.

Историография

Марксизм, безусловно, имеет блестящую традицию исторического исследования, и марксисты, начиная с самого Маркса, сделали огромный вклад в изучение всех отраслей истории. Не только экономическая история, но практически все отрасли исторического знания фундаментальным образом преобразились вследствие открытий и подходов, в той или иной степени сделанных и предложенных Марксом и Энгельсом, а также их наиболее выдающимися учениками. Тем не менее, имеются некоторые серьезные проблемы в том виде исторического анализа, к которому обращаются многие марксисты, особенно те из них, которые являются членами отдельных марксистских партий и сект или симпатизируют им, представляя таким образом некую «линию» в исторической интерпретации, которая рассматривается как основополагающая для этих организаций и отличает их от всех остальных. Слишком часто исторический анализ таких марксистов, хотя и основывается на многочисленных источниках и вполне может замечательно представить целостное историческое повествование, все же не соответствует некоторым принципиальным историографическим критериям.

Наиболее распространенная проблема заключается в привычке слишком многих марксистов использовать историю, по существу, с целью оправдания политических и стратегических утверждений, в которых они уже твердо убеждены. Такое использование истории является в большей мере интервенционистским и мобилизационным, чем научным. Главное намерение состоит не в том, чтобы проанализировать историческую проблему или эмпирический факт с целью научного умозаключения, из которого могут быть впоследствии сделаны политические выводы, а, скорее, в том, чтобы использовать исторические события для «доказательства» стратегической линии. Сам по себе исторический анализ может быть очень тщательным, однако, несмотря на это, он испорчен тем, что, по сути, сводится к простой иллюстрации готовых стратегических и политических концепций автора, которые сами по себе в работе часто не доказаны и не обоснованы. В конечном счете, историческая оценка исторических личностей и их политической деятельности подменяется политической оценкой, таким образом не отдавая должное научным историографическим стандартам. История, как и любые научные занятия, имеет свои правила метода и доказательства, свои согласованные дисциплинарные стандарты, которые делают возможными дискуссию и сопоставление фактов и аргументов. Не обязательно быть реалистом (в смысле философии науки) или верить в бородатую идею «свободного от ценностей научного исследования», чтобы признавать: историческая работа, которая обходится со своим предметом не по правилам исторической науки, не является исторической работой вовсе. В лучшем случае это пример политической полемики.

Из этого не следует, что такая политическая полемика и аргументы якобы не могут быть важны и полезны. Но в таком случае их следует именно так и представлять, независимо от того, ссылаются ли они на подходящие исторические события. Историческое исследование тоже, безусловно, может иметь политическую цель, например, доказать или опровергнуть некий исторический вопрос, который считается важным в текущих политических дебатах или «позиционной войне» 1 какого-либо рода. Однако здесь следует быть очень осторожными. Политическая цель, поскольку она есть, должна следовать за процессом собственно исторического исследования, в противном случае наша человеческая слабость неизбежно приведет нас к ошибке заведомого допущения того, что мы стремимся доказать. Само по себе цитирование источников и отсылка к событиям прошлого также не делают текст исторической работой. К предмету исследования следует подходить, прежде всего, с целью научного анализа и в соответствии с его правилами. Только затем, уже после того, как факт был научно установлен, можно указать (или оставить имплицитными) политические выводы, которые из него следуют.

Все это может выглядеть довольно тривиально и даже грубо, однако этот принцип правильной последовательности – сперва наука как наука, а затем политика – очень часто и неизменно нарушается многими марксистами прошлого и настоящего. Особенно типично это в работах «партийных деятелей», защищающих некую особую «тенденцию» 2 или «традицию». Фактически та же проблема, хоть и в меньшей степени, наблюдается не только в историографии, но и в других сферах науки, например, в экономике. Однако именно в истории, с моей точки зрения, она стоит наиболее остро и очевидно. Во всех этих случаях автор движется от выводов к доказательствам, а не наоборот, что вполне допустимо в политической дискуссии, но не в научных работах. Это не просто придирка педанта. Здесь есть серьезные последствия, поскольку, если нельзя четко продемонстрировать, что политические выводы следуют из проводимого научного исследования, то непонятно, откуда они в таком случае следуют, а значит, они теряют свое значение как примеры научного социализма. Не будет преувеличением утверждать, что для Маркса и Энгельса цель всей их исторической, экономической, естественной науки и других исследовательских занятий заключалась как раз в том, чтобы обеспечить превосходство их разновидности социализма над всеми остальными политическими идеологиями и течениями; в идее того, что их политика должна основываться на действительном ходе событий, на действительной природе социальных и природных систем, в которых жили они и живем мы, а не будет просто противопоставлена им (что они осуждали как «утопизм»).

Сектантство в марксизме не обусловлено этой ошибкой, но оно значительно укрепляется в своем самообмане именно благодаря способности защищать честь своего особого политического мундира с помощью избирательного подбора исторических фактов для поддержки своих предвзятых идей. В результате мы получаем не только плохую историю, но также и плохих марксистов: людей, убежденных, что они марксисты и что их особая «тенденция» в марксизме должно быть самым правильным, однако не знающих, почему именно. Они не знают, почему именно, поскольку не знают, как доказательства в пользу их отдельного течения соотносятся с научными знаниями и дискуссиями по конкретному вопросу. Они принимают авторитет своих партийных лидеров и их «предшественников» за правильность их политики, а исследование фактов, в свою очередь, наперед обусловлено этими политическими выводами, приводя к порочному кругу самоподтверждения – такому типичному в официальных трудах разнообразных партийных деятелей. Все это совершенно противоречит духу научного социализма, который лишь в той мере может подкреплять социалистическую политику, в какой на это способно ее собственное научное понимание, и ни на йоту больше. Обоснованные предположения допустимы, однако мы занимаемся не религиозной апологетикой и не ее толкованием. Насколько сильнее стал бы марксизм, если бы четко проводилось строгое разделение между научным анализом и политической стратегией! Одним из показательных примеров является покойный Мартин Бернал 3, чья книга «Черная Афина» должна была противостоять евроцентризму, прибегая к стратегической мобилизации истории античности и анализа ее рецепции. Намерения бывают часто такими же благими, как у Бернала. Однако, как однажды воскликнул Маркс о подобном случае: «Никогда еще невежество никому не помогло!».

Анализ и стратегия

Это тесно связанная с предыдущей подмена, все время приводящая к проблемам как для практической политической деятельности марксистов, так и для их научной работы. Слишком часто путают анализ и стратегию, смешивая их на практике или же забывая их правильный порядок. Анализ – попытки понять прошлое и настоящее с марксистской перспективы – оправдан лишь в той мере, в какой позволяет нам создавать и формулировать теории, на которые не способно исследование с немарксистской перспективы. И это совершенно иное, чем повседневная работа по выработке политической стратегии. Это кажется очевидным, но, опять же, как было сказано выше, исторический или эмпирический анализ часто считается правильным постольку, поскольку он подтверждает определенную политическую стратегию или политическую линию. Также крайне типично, особенно в партийной политике, облачать споры о политической стратегии в исторические, экономические или другие научные термины – такие «интервенции» часто восхваляются как положительные и сильные доказательства интеллектуальной доблести участников дискуссии! Однако такие манипуляции категорически недопустимы.

Основная цель любого анализа состоит в том, чтобы понять, что происходит либо происходило в действительности, представить это понимание в таком виде, который будет как можно больше согласовываться со всем остальным знанием человечества о мире, и выразить его с минимумом противоречий и максимумом практической полезности. Это, следовательно, не имеет ничего общего с тем, какой мы бы хотели видеть ситуацию или какую политику на макро- и микроуровне мы считаем правильной в конкретной ситуации. Банальное утверждение философской этики о недопустимости выведения должного из сущего тривиально именно потому, что является существенной частью нашего понятия истины. В политике мы часто об этом забываем, но это же грубая ошибка. В конце концов, многие революции были проиграны и многие хорошие революционеры были убиты именно из-за неспособности отделить анализ ситуации от стратегии, которая должна следовать из этого анализа. Другими словами, это происходит из-за неспособности понять одну простую вещь:, то, что, как нам представляется, мы должны делать или кем мы должны быть – это не то же самое, что, как нам представляется, происходит или уже произошло на самом деле. Опять же, к анализу в каждой конкретной ситуации следует относиться как к специфической автономной практике, со своими собственными правилами исследования и своими собственными задачами. Любая политическая линия или стратегия должны быть отложены до того момента, пока анализ не будет в достаточной степени завершен, чтобы сделать некоторые выводы с достаточно ясным пониманием их степени вероятности (или правдоподобности).

Последнее важно, поскольку любой марксист, в принципе, может сказать, что практическая политика будет проверять правильность «линии» его конкретной партии либо секты. Однако почти никогда не поясняется и даже не обсуждается как важный вопрос относительное обоснование, интегральная связь между элементами этой «линии» и относительная вероятность того, насколько ее выводы подтверждаются фактами. О марксистских партийных интеллектуалах можно было бы сказать, что, к какому бы философскому течению они себя не относили, на практике они ведут себя как в высшей степени наивные реалисты эмпирицистского уклона 4. Они совершенно не понимают того, что нужно брать в расчет вероятность каждого элемента систематической политической теории и что правдоподобность одного из них определяет правдоподобность другого. Нередко можно видеть, как троцкисты утверждают теоретическое превосходство теории «комбинированного и неравномерного развития» над теорией «социализма в одной стране», которую они приписывают своим оппонентам. Но насколько часто можно увидеть обсуждение того, какие именно доказательства могут подтвердить теорию «комбинированного и неравномерного развития» и как можно узнать, применима ли она в конкретном случае?

Существует огромное множество различных сектантских позиций по вопросу о природе СССР, исчерпывающе каталогизированных Марселем ван дер Линденом 5. Однако никто не обсуждает, как именно можно было бы доказать фактами ту или иную позицию перед тем, как начать обсуждение собственно самих фактов. Наоборот, все пытаются подогнать некую статистику, нарративы и т.п. под ту или иную уже готовую интерпретацию. Как политическая практика может проверить теорию «государственного капитализма» или «деформированного рабочего государства»? Чем более эти теории трактуются в наивно реалистическом ключе, тем менее конкретная «тенденция» в целом способна реагировать на изменяющиеся обстоятельства либо убедить кого-либо не убежденного заведомо в ее догмах. И снова дух научного социализма в конечном счете подменяется необоснованными заявлениями и поразительным отсутствием теоретического скепсиса.

Чем более номиналистически и инструментально мы трактуем эти теории, тем более мы получаем возможность модифицировать их как при осуществлении анализа, так и при выработке стратегии, таким образом максимально увеличивая не только внутреннюю согласованность между ними, но и способность партии либо «традиции» изменять и анализ, и стратегию по мере того, как делаются новые научные открытия или изменяется политическая ситуация. Для большинства партий, однако, анализ совершенно смешан со стратегией, и они перескакивают с одного на другое для того, чтобы «доказать» правильность их подхода, даже не замечая категориальных ошибок, к которым это приводит. Можно предположить, что во многом это следствие «интервенционистского» стиля теоретической аргументации, который использовали великие марксистские мыслители ХХ века, особенно Ленин. В этом отношении можно привести весь «Материализм и эмпириокритицизм» как классический пример, чего не следует делать. Большую часть сказанного можно повторить и относительно многих интерпретаций жизни и работ Ленина, используемых в стратегических целях.

Такому стилю можно противопоставить подход Маркса при написании «Капитала»: его работа не только включала крайне внимательное и тщательное прочтение практически всех его предшественников в политэкономии, но и не содержит ни одного утверждения о политических приложениях либо стратегии, якобы с необходимостью вытекающего из его теории. Не была его работа и квазидоказательством того, что социалистическое движение его времени должно было делать, какая организация была права или чего-либо подобного. С тех пор, однако, стратегическо-политические интервенции постоянно маскируются под исторические или другие научные исследования, таким образом смешивая науку со стратегией и делая и ту, и другую бесполезными. Заявки на «проверку практикой» становятся совершенно обманчивыми, поскольку никто ведь не задумывается над тем, как такая проверка могла бы, собственно, проверить: партийные теории и стратегии рассматриваются по существу как идентичные друг другу, а это значит, что ни одно событие или открытие не может быть оценено с точки зрения того, как оно может повлиять на правдоподобность как этих теорий, так и стратегий. Марксизм у таких людей совмещается со странными идеями, будто бы научное сомнение является всего лишь либеральным шатанием, а теория – это непосредственное отражение реальности без лишних заморочек. Теоретизировать времени нет! Нужно ходить на демонстрации!

Канон

Это ведет к третьей практике, связанной с предыдущими – продвижению канона, опять же, главным образом в сектах и «тенденциях» современного марксизма. Большинство молодых людей становится сознательными марксистами благодаря участию в партии или организации. Поскольку они, как правило, уже имели левые взгляды или симпатии и заинтересовались марксизмом только ради понимания того, что же из этого следует, им, как правило, необходима значительная теоретическая подготовка. (На всякий случай уточню, что подготовка – это, конечно, хорошо). Тем не менее, этот процесс определяется их партией или организацией. Но что самое интересное, практически все эти партии и организации имеют свой канон, список книг или статей, которые можно давать новичкам для ознакомления со всеми важными темами, «марксистский взгляд» на которые может их заинтересовать. Жаждущему знаний ученику непременно представят этот канон. Конечно же, каждая тенденция имеет свой канон, часто очень непохожий на другие, причем именно этот канон, и только он, определяет, с чем именно ученик познакомится как с марксистским взглядом на любой возможный вопрос – по крайней мере, если ученик не упрям и не независим настолько, чтобы просто проигнорировать своих бдительных наставников. Значимые фигуры марксистской истории включаются в канон или исключаются из него в соответствии с предпочтениями данной тенденции, и любое чтение или благосклонная работа с неканоническими источниками, как правило, не приветствуются. (Меня обвинят в преувеличении, но я не преувеличиваю. Я видел это собственными глазами во многих партиях, и честное осмысление лучше поможет справиться с проблемой, чем возмущение).

Конечно же, это смешной, ненаучный и очень манипулятивный подход к информированию и стимулированию молодых людей, которые интересуются марксизмом. Весь этот подход служит главным образом тому, чтобы информация оставалась в руках партийных лидеров, чтобы «марксистское знание» по любому вопросу ограничивалось только угодными им фактами и воззрениями, чтобы не возникали неудобные для данной партии или данной тенденции вопросы, чтобы, наконец, создать у членов партии некое подобие уверенности в том, что они сделали правильный выбор, присоединившись именно к этой партии. Примеры тому найти очень легко. Почти во всех партиях, если вы захотите что-то узнать об истории Советского Союза, вам дадут подходящую каноническую литературу на эту тему – обычно что-либо написанное нынешним или бывшим лидером партии, возможно, некоторые первоисточники вроде текстов Ленина или вторичную литературу о Ленине, а также (если это очень интеллектуальная организация) что-нибудь о каноническом истолковании природы Советского Союза с точки зрения «настоящего» и «аутентичного» марксизма. То же самое касается Китая, расового вопроса, феминизма, экологии – чего угодно, разве что только вы заинтересуетесь чем-либо, о чем у партии вообще нет канона. Но и тогда вы, скорее всего, услышите, что эта тема только отвлекает внимание от действительно важных вопросов. Это настолько распространенная практика, что, насколько я знаю, она не кажется достойной обсуждения даже опытным и благонамеренным марксистам (часто из академической и преподавательской среды).

Для меня достаточно было всего лишь заметить этот феномен, чтобы избегать любой партии. Манипулятивное наставничество подобного рода полностью противоречит требованиям интеллектуальной честности, а, тем более, честности политической. Ведь это вопрос власти влиятельных членов партии над учениками и другими новичками. Научный и честный подход мог бы выглядеть приблизительно так: если новичок хочет узнать что-либо о «марксистском взгляде» на СССР, ему следует ответить, что единого взгляда не существует, что таких взглядов очень много. Можно добавить, что до настоящего момента большинство в партии придерживалось мнения, что (далее описывается присущий партии взгляд) по таким-то и таким-то причинам, но верить ему на слово не следует. Если человек хочет узнать больше, не следует отсылать его к «Государству и революции» Ленина, к Исааку Дойчеру, к работам Сталина или Тони Клиффа, к защите СССР Элом Шимански или к какой бы то ни было канонической работе. Вместо этого следует сделать одну научную и честную вещь: указать человеку на несколько доступных и ясных обзоров, представляющих лучшие (мейнстримные) современные научные интерпретации вопроса, и, возможно, посоветовать обсудить их с другими или подсказать, где найти больше источников. Тогда и только тогда человек сможет определиться, насколько аргументы Ленина были правильными в свое время, насколько обоснованы аргументы Шимански, Тиктина или Клиффа, был Сталин героем, фальсификатором или, возможно, и тем и другим и какое это все имеет значение для нашего понимания истории марксизма и ее политических следствий.

Противоположный подход – представление официального канона по вопросу – является манипулятивным в двух отношениях. Во-первых, новичок просто не может определить, насколько добросовестна каноническая вторичная литература, появилась ли новая информация по данному вопросу с момента ее написания и т.п. (Часто каноны практически не меняются десятилетиями, что само по себе свидетельствует об унизительно некритичном и несерьезном отношении к научным требованиям марксистского теоретизирования). Такой подход ставит новичка в невыгодное положение, что приводит либо к растерянности, либо к легковерию. Я часто участвовал в дискуссиях о, например, современной истории Китая – молодые члены партии «знают» о Китае все на свете, но это безосновательные утверждения или недопустимые искажения доступных исторических дискуссий и данных. В ответ я слышу возмущенное и растерянное «но разве у Тони Клиффа не написано, что…?»

Во-вторых, такой подход манипулятивен, поскольку ему недостает научной серьезности. Среди партийных интеллектуалов, ответственных за каноны, по крайней мере, историки должны были бы знать, что нельзя просто скомпоновать список из первоисточников, политических комментариев и полемики, интерпретаций с целью определения политической стратегии, мейнстримных научных обзоров, любительской истории в исполнении членов партии, частной переписки и т.д., а затем обращаться со всем этим как с равноценными источниками, которые могут дать более-менее адекватное представление о предмете. Они должны знать, что авторы, в особенности политики, редко являются лучшими источниками об их собственных действиях и намерениях; что политические комментарии и интерпретации касаются стратегии, а не анализа (см. выше); что канонические списки, не включающие современных немарксистских научных дискуссий (а тем более дискуссий в других марксистских течениях), вряд ли содержат эмпирическую информацию и соответствующую исследовательскую проблематику, достаточно актуальные для какого-либо серьезного понимания проблемы; наконец, что самый лучший путь получить базовые знания о любом предмете академического исследования – это читать современные популярные работы или учебники, а не партийную полемику 70-х годов. Интеллектуальная лень, позволяющая таким канонам выживать, непростительна, поскольку партии не справляются со своими заданиями, а современные левые совершенно не способны изменить свое катастрофически слабое положение. Создание канонов еще можно было бы простить Второму или Третьему Интернационалу, которые хотя бы имели за спиной огромные массы и ряд побед, но для нас эти каноны напоминают скорее заносчивые прокламации перед статуей Озимандиаса, глядящего в блеклую пустыню политического ничто. 6

Марксизм пакетом

Последний тезис касается того, что я предпочитаю называть «марксизм пакетом». В некотором смысле он подытоживает все три вышеупомянутых феномена и пронизывает современный марксизм настолько, что вызывает беспокойство. Употребляя это выражение, я подразумеваю привычку обращения с теоретическими или политическими вопросами в марксизме в духе футбольных болельщиков. В основе каждой тенденции или течения находится определенный набор теоретический воззрений, терминологии, исторических интерпретаций и политических суждений, стратегий партийного строительства, канонической литературы, каталогов святых и грешников в истории марксизма и т.д. Именно это разграничивает различные течения. Само по себе это, возможно, неизбежно, если учесть, насколько общей и туманной часто является марксистская теория и насколько различны и случайны капризы политической и экономической истории. Но хуже всего то, что такие наборы идей идут пакетом: если ты принимаешь одну, то обязан принять и все остальные.
Конечно же, об этом прямо никогда не говорят, и на практике каждый все-таки с неизбежностью нарушает это правило в том или ином вопросе. Но это бросается в глаза, когда люди в дискуссиях и публичных комментариях выступают не в качестве индивидов, а в качестве представителей своей партии или тенденции, либо когда они «поучают» недавно политизированных товарищей, как было описано выше. На практике это означает, что с элементами набора обращаются так, будто бы они предполагают друг друга, и теоретические или практические возражения в отношении одного из элементов воспринимаются как возражения в адрес всего набора. Это, в свою очередь, ведет к описанной выше подмене, когда люди апеллируют к истории гражданской войны в Испании или к раннемодерному сельскому хозяйству в Англии, желая продемонстрировать преимущества анархистской стратегии или достоинства и недостатки тактики «народного фронта». В результате получаются манипулятивные и нечестные аргументы предвзятых дискутантов, поскольку уступка в том или ином историческом вопросе становится уступкой в том или ином политическом вопросе, что, в свою очередь, подрывает видовое отличие конкретной тенденции.

Верно и обратное: любое положительное заключение, историческое или политическое, из прошлого или настоящего, рассматривается как влекущее целый ряд политических и исторических суждений, якобы соответствующих ему. Так, если вы считаете, что экономическую систему СССР полезно описывать как государственный капитализм, то вы должны также считать, что Сталин предал революцию, что Китайская революция на самом деле была особой разновидностью буржуазной революции и, стало быть, что позиция «третьего пути» между Вашингтоном и Москвой была в условиях «холодной войны» правильным решением. Ни одно из этих мнений не следует из остальных, но именно так организовано большинство марксистских дискуссий. На самом же деле можно совершенно спокойно считать, что в СССР был государственный капитализм и поддерживать его, или считать, что движущей силой Китайской революции не был рабочий класс, но что она, тем не менее, была шагом вперед к социализму. И так далее. Следует как можно чаще напоминать, что в принципе можно соглашаться с каждой буквой, с каждым словом в «Капитале» и при этом быть социал-демократом, либералом или даже циничным тори.

Заключение

Смешивание суждений с анализом, из которого они следуют – это не просто логическая ошибка, она не менее пагубна, чем смешивание анализа со стратегией или объединение источников и текстов всех видов в единый канон. В конце концов, все эти категориальные ошибки, намеренно или нет, увеличивают отрыв марксизма от теории возможного научного социализма. Они превращают его в разнообразные собрания авторитетных утверждений, политической полемики, произвольных наборов исторических исследований, политических суждений, рекомендаций относительно актуальной стратегии, крылатых фраз и цитат, вторичных и третичных толкований «древних» писаний, простых лозунгов, риторических высказываний из прадедовских исторических периодов, исторических оправданий ad hoc для пируэтов партийной политики, а также прямых искажений либо лжи путем замалчивания исторических или эмпирических фактов. Одним словом, все эти «марксизмы пакетом» имеют приблизительно такой же научный и политический статус, как свитки Мертвого моря, но лишены даже археологической ценности.

Что требуется для того, чтобы осмыслить марксизм по-новому? Сам Маркс говорил, что мы можем «только в революции сбросить с себя всю старую мерзость и стать способными создать новую основу общества». Для того, чтобы открыть новую перспективу научного социализма, марксизму необходима интеллектуальная революция: прочь от его традиций и тенденций. Научный социализм, понятие, над которым издевались и которое высмеивали поколения либеральных и консервативных критиков от политики и от науки, было для Маркса и Энгельса необходимым условием их деятельности. Вместо того, чтобы провозглашать для Первого интернационала или любой другой своей политической деятельности некий бессистемный набор политических мнений и суждений, которые вели бы их через темное будущее, Маркс и Энгельс пытались использовать последние научные достижения своего времени для понимания реального движения социальной и естественной истории и для соответствия их социализма действительному ходу событий, независимому от теоретических идеалов утопических движений или стратегических соображений политических организаций в той или иной стране. Это не значит игнорировать ошибку выведения должного из сущего или их серьезные политические убеждения. Их главная цель была сформулирована в последнем тезисе о Фейербахе. Но дело в том, что изменить мир можно только после того, как философы его объяснили.

Это не проблема преподавания канона. Марксизм следует понимать как связь между историческими, экономическими и политическими структурами и изменениями в любом классовом обществе и, следовательно, как нечто, что необходимо всякий раз переосмысливать и конструировать по-новому в свете прискорбно общего характера социальных наук и неуверенности относительно мира, в котором мы живем. Лучше всего высказали эту мысль Маркс и Энгельс в, быть может, лучшем тексте в истории рассматриваемого интеллектуального движения: «Все застывшие, покрывшиеся ржавчиной отношения, вместе с сопутствующими им, веками освященными представлениями и воззрениями, разрушаются, все возникающие вновь оказываются устарелыми, прежде чем успевают окостенеть. Все сословное и застойное исчезает, все священное оскверняется, и люди приходят, наконец, к необходимости взглянуть трезвыми глазами на свое жизненное положение и свои взаимные отношения».


Notes:

1. Здесь автор отсылает к понятию Антонио Грамши, означающему борьбу за гегемонию классового сознания в структурах гражданского общества. – Прим. пер.

2. В сектантской политике «тенденция» означает традицию отдельной организации (партии, интернационала).

3. Мартин Бернал (1937-2013) – американский востоковед. В своем наиболее известном трехтомном труде «Черная Афина: афроазиатские корни классической цивилизации» он пытался доказать гораздо большее влияние египетской и финикийской культуры на Древнюю Грецию, чем было принято считать в Европе, начиная с XVIII века. В том числе он утверждал о колонизации Греции египтянами и финикийцами, отвергая теорию об основании древнегреческой цивилизации индоевропейскими переселенцами из Центральной Европы. Книга вызвала бурную дискуссию и обвинения в псевдонауке. – Прим. пер.

4. Реализм – здесь: представление о том, что наука отображает мир в точности, как он есть. Противопоставляется инструментализму, который считает, что основным достоинством науки является эффективное объяснение и предсказание событий. – Прим. пер.

5. В книге Western Marxism and the Soviet Union: A Survey of Critical Theories and Debates since 1917, Brill, 2007. – Прим. пер.

6. Имеется в виду стихотворение Перси Шелли, где путешественник находит в пустыне полуразрушенную статую некогда могущественного правителя. – Прим. пер.

Перевели Алексей Ведров и Владимир Ищенко

Перевод сделан по: Matthijs Krul. What Is Wrong With Marxism Today?

Поділитись