Разговаривала Алёна Ляшева
Алёна Ляшева: Как украинские, так и западные медиа очень скупо освещают происходящее в Армении в последние недели. Можешь рассказать, что стало причиной насилия и протестов?
Антон Ивченко: Не удивительно, что зарубежные СМИ довольно скупо освещают происходящее в Ереване, ведь, с одной стороны, Армения является карликовой периферийной республикой, которую сложно уличить в значимых для глобального Севера действиях, а с другой – не обладая воображением, взращенным в Армении или в националистической армянской диаспоре, можно посчитать сообщения местных СМИ, заявления властей и реплики прохожих респондентов обычным бредом. На самом деле, если помнить о природе национализма как исходящего от воображаемого и о том, насколько реальным может казаться воображаемое, понять ситуацию становится гораздо проще.
Хронологию, позволяющую понять процессы, приведшие к попытке вооруженного мятежа в том виде, в котором он произошел, стоило бы начать с развала СССР и первой Карабахской войны, с последующего политического бесправия и экономического обнищания, типичного для всего пост-СССР. Можно было бы начать с расстрела парламентариев, завершившего переход власти к так называемому «карабахскому клану». Хотя бы с трагического разгона оппозиционного митинга 1 марта 2008 года. В Армении было достаточно много событий, которые сделали идею «расстрелять президента» одной из наиболее популярных политических грез.
Однако последним условием, сделавшим «вооруженное восстание» возможным, логичным и ожидаемым, безусловно, была «апрельская война» в Карабахе. В течение нескольких дней эскалации, пусть и крупнейшей со времен соглашения о прекращении огня, сначала большинство политических партий, а вслед за ними и куча значимых общественных деятелей консолидировались вокруг властей настолько, что для подавляющего большинства населения Армении выбора просто не осталось: «Карабах наш», «ни пяди земли», «турок остается турком» и «миацум» (объединение) стали реальностью, которую никто или почти никто не оспаривал. Именно в этой ситуации стала возможной и логичной новая мантра – «сегодня не тот день» – не тот день для социальных требований, для недовольства пагубной политикой и системным насилием, для критики национализма, для антивоенных настроений. В конце концов – для всего, что не вписывается в концепцию войны не на жизнь, а на смерть, где врагом является вселенское зло.
Но, как известно, чем сильнее угар, тем тяжелее похмелье. Открытый конфликт длился четыре дня, националистическая идиллия была сконструирована, но она не была применима к повседневности. Реальность оказалась противоположной, противоречия должны были опрокинуть общество обратно – в апатию, или взорвать его. «Взрыв» принял единственно возможную для него в сегодняшней Армении форму – форму крайнего национализма.
Картину довершал арест одного из лидеров националистической партии «Новая Армения» (ранее Учредительный парламент, ранее Предпарламент) Жирайра Сефиляна, который остался почти незамеченным. Довольно грубо, белыми нитками сшитое дело оказалось то ли запоздалым раскрытием заговора, то ли пророчеством, подтолкнувшим группу «Сасна Црер» (название средневекового армянского эпоса, обычно переводимое как «Неистовые сасунцы») к действию.
Дальше события развивались довольно быстро, при этом вычленить из них наиболее значимые не так просто. Для провозглашенного «вооруженного восстания» почти ничего значимого не происходило. После 11 часов утра 17 июля, когда стало очевидным, что через 150-метровый двойной полицейский кордон не то что невозможно прорваться, но и народных масс, претендующих на прорыв, просто нет.
К этому моменту можно было сказать, что попытка вооруженного восстания провалилась. В течение следующих двух-трех дней можно было утверждать, что проваливается и попытка ненасильственного восстания.
Чтобы разобраться в ситуации, стоит отказаться от столь общих суждений и постараться представить хронологию.
Около 4:00 17 июля группа из 30 человек захватила территорию полка ППС, протаранив ворота грузовиком, обезоружила и взяла в заложники охрану. В результате перестрелки погиб полковника полиции Артур Ваноян. К 8:00 часам того же дня они распространили текст с призывом к вооруженному восстанию и видеообращение, выдвинули требования: освобождение Жирайра Сефиляна и остальных политических заключенных, отставка президента, создание временного правительства «национального доверия».
Начинается осада, прорвать которую не пытаются ни снаружи, ни изнутри. «Сасна Црер» выпускают одного из заложников — у того планировалась помолвка, — берут в заложники двух высокопоставленных полицейских (пришедших на переговоры), затем выпускают всех заложников в обмен на встречу с журналистами на территории захваченного полка. Здесь стоит остановиться и обратить внимание на главный логический конфликт, обрекший восстание на поражение с самого начала и делающий его непонятным. Основным посылом как лидеров группы, так и рядовых ее членов было двойное утверждение «мы не хотим проливать армянскую кровь, мы не будем стрелять в 18-летних полицейских» и «народ должен восстать, народ должен прорвать кордон и взять в руки оружие». Девиз практически круглосуточного пикета снаружи кордона, пытающегося осаждать осаждающих (хотя бы с одной стороны), был довольно похожим: «мы поддерживаем требования Сасна Црер и требуем избегать кровопролития». В рамках «единой и проснувшейся ото сна нации», которой остается лишь избавиться от «внутренней сволочи», полиция и армия должны были встать на сторону народа, сделав кровопролитие ненужным а уход Сержа Саргсяна неизбежным. Но реальное все же сильнее воображаемого.
Армия, в отличие от 2008 года, сохранила нейтралитет и даже не пугала обострением на границе. Я не берусь делать никаких утверждений, но этот момент важно зафиксировать.
Несколько разгонов, жесткость и изощренность, которые раз за разом удивляли общественность, сыграли двойную роль: с одной стороны, они показали абсолютную неспособность протестующих к сопротивлению на улицах, с другой – вступили в противоречие с националистическим мифом о единстве. Одна из традиционных протестных мантр — «полицейский тоже свой», «полицейский тоже армянин» – со временем начала вызывать громкое негодование почти всех участников протеста. После последнего разгона, отличившегося своей жестокостью и наплевательским отношением к местным жителям, для всех митингующих – избитых, униженных, получивших ожоги, выгнанных из домов, изувеченных, со сломанными руками-ногами – стало очевидным: менту-армянину ничто не мешает проливать «армянскую» кровь.
Если постараться короче ответить на вопрос о «причинах насилия и протестов», то необходимо разделить насилие и протесты, где насилие будет практически полностью полицейским, поддерживаемым охранниками олигархов и шестерками местных криминальных авторитетов, а «народным массам» останется лишь беззубый протест. Причины полицейского насилия очевидны – правящий класс судорожно охраняет свои привилегии и при малейшей опасности спускает псов с цепи (надо отметить, что, в общем, опасных для него ситуаций не бывает и, в среднем, уровень полицейского насилия низок), в то же время полицейскому начальству удается убедить подчиненных, что по мере карьерного роста они будут приближаться к кормушке. В целом, можно сказать, что правящий класс обладает гегемонией в низших звеньях силовых структур, в то время как относительно большей части населения он обладает «господством без гегемонии». Именно это приводит к периодическим вспышкам протеста по различным поводам, в последние годы — больше социальным.
АЛ: Кто такой Жирайр Сефилян и его движение? Если я правильно понимаю, они поддерживают эскалацию нагорно-карабахского конфликта, так ли это и почему?
АИ: Лично с ним знакомые люди описывают его как харизматического лидера. Это человек, воевавший лет с 17, начавший с самообороны армянского квартала где-то в Бейруте и продолживший в Карабахе, живущий национал-освободительной борьбой. Стоит отметить, что он не является безусловным лидером Учредительного Парламента (УП) и не говорит о личных претензиях на власть.
Учредительный парламент, в свою очередь, ориентирован на построение технократического режима, бредит меритократией, отвергает всякую возможность территориальных уступок в Карабахе и более чем допускает территориальные приобретения в Нахичеване (Азербайджан), поговаривают также о Самцхе-Джавахети (Грузия). Обладают достаточно разветвленной сетью ячеек и четкой структурой, которая при случае должна перехватить бразды правления, однако из-за малочисленности они способны реализовать подобный сценарий только при поддержке армии, либо же при полном вооружении всех членов УП. Во всех случаях это похоже на военную диктатуру.
АЛ: Связи президента Саркисяна с Россией – не секрет, а что можно сказать про оппозиционные силы? Есть у них поддержка Запада, по крайней мере символическая, или каких-то других международных сил?
АИ: В первую очередь следует отделить УП от остальной оппозиции. Можно сказать, что есть власть, есть парламентская оппозиция и примыкающие к ним партии и, отдельно, антипарламентаристский УП. При малейшей возможности смены власти парламентская оппозиция скорее всего объединится и будет вытеснять УП. Причина проста: УП претендует на всю власть и собирается подпускать к ней лишь тех, кто готов встроиться в их структуру. Параллельно декларирует необходимость демократических выборов, вследствие проведения которых они скорее всего не соберут даже необходимого минимума голосов.
Пока в Армении нет реального сценария смены власти, Запад сохраняет нейтралитет, разве что иногда отчитывает Сержа Саркисяна за чрезмерное применение силы. Одной из причин можно считать надежду на сохранение сотрудничества хотя бы на том уровне, который есть, не в последнюю очередь экономического (в горнорудной промышленности Запад представлен не меньше, чем Россия). Поддерживать какую-либо из оппозиционных сил Запад не готов, и вряд ли это изменится до парламентских выборов, предстоящих в следующем году.
В сложившейся ситуации, декларируя борьбу с российским колониализмом или необходимость европейского выбора, все оппозиционные силы спешат заверить Москву в лояльности, отсутствии враждебности, необходимости сотрудничества и т.д. Как максимум заходят разговоры о пересмотре условий пребывания российского военного гарнизона. На этом фоне можно выделить разве что заявление пресс-секретаря УП, одного из членов Сасна Црер – Варужана Аветисяна, призвавшего во время сдачи к антиколониальной борьбе против России без оговорок.
Не уверен, что международным актором можно назвать армянскую диаспору, но на сегодняшний день это единственная сила, вмешивающаяся во внутреннюю политику Армении и поддерживающая оппозицию.
АЛ: Можно ли считать эти события продолжением «электрических» протестов лета 2015 года?
АИ: Коротким ответом будет – нет. Целью прошлогодних протестов для большинства участников, их надеждой было заарканить власти и остановить подорожание – это считали программой максимум. В этом году программой максимум была смена власти. Однако если рассматривать не требования и программы, а традицию и динамику протестов, то сходства, безусловно, найдутся, и можно будет говорить о преемственности. Взаимозаменяемые лидеры, баррикады из мусорных баков, стремление к круглосуточным акциям, готовность к полицейскому насилию и задержаниям – все это было унаследовано от прошлогодних протестов.
АЛ: Как ты думаешь, можно ли провести определенные параллели с украинским Майданом?
АИ: Здесь, в Армении, какую-либо значимую параллель с Майданом заметить сложно. Разве что массовое недовольство коррумпированной властью, но где его нет?
Параллели можно будет искать в следующем Майдане, если он случится лет через 5-6, если Д/ЛНР и Крым станут привычной реальностью, обросшей мифами, если кто-нибудь из батальона «Азов» попадет в школьные учебники, сильно упадет уровень политизированности общества, раза в два возрастет безработица и отток населения из Украины.
АЛ: Все ли вышедшие на протесты поддерживают идеи и политику оппозиции? Какие перспективы для левых сил в такой ситуации?
АИ: Снова же стоит разделять оппозицию в целом и УП. Последняя попытка одной из оппозиционных партий, представленных в парламенте и УП, закончилась ничем. Соответственно, следует разделять идеи и политику УП и парламентской оппозиции. УП идет по пути восстания, скорее всего вооруженного, а парламентская оппозиция готовится к парламентским выборам в 2017 году. Абсолютное большинство протестующих на практике поддержали методы парламентской оппозиции – ненасильственный протест и смена власти электоральным путем, что, впрочем, не мешает говорить о восстании как о «единственном способе избавиться от Сержа».
У подобной неопределенности есть целый ряд причин, в том числе — просто отсутствие опыта смены власти «снизу», но наиболее важным мне кажется другое. Ни одна политическая сила в Армении так и не смогла оформить свою альтернативу. Как смена власти отразится на благосостоянии или участии в управлении государством? Ответ на этот вопрос дается в довольно общих чертах: борьба с коррупцией, поддержка мелкого и среднего бизнеса. К слову, то же самое декларирует и нынешняя власть. Единственным обещанием, которое отделяет претендентов от президента, является «мы будем честнее, мы сделаем то, что говорим».
Поскольку политический дискурс никак не затрагивает проблем, связанных с капиталом и с участием в принятии решений, а субъектом политики называет нацию, протестующие также не стратифицируются по классовому признаку. Можно смело сказать, что там были все: от люмпенизированных пролетариев до средних предпринимателей, от программистов до официантов. Типично для последних 2-3 лет существенной силой была нетрудоустроенная молодежь, не видящая удовлетворяющих перспектив, при этом — все еще очень разная из-за уровня благосостояния родителей. Прибавим к этому людей старшего поколения, появляющихся, пожалуй, на всех протестах, представителей НКО, богему… Вот примерный состав протестующих.
Что касается левых в Армении. В этой ситуации, как и во многих аналогичных, которые ранее складывались, левые могут лишь заявить о себе, обозначить свою позицию, попытаться предложить методы и цели, которые бы отличались от имеющихся сейчас. Однако пока называющие себя левыми – от социал-демократов до анархистов – не способны на это, они остаются пассивными участниками «в хвосте» и ограничиваются личными разговорами или текстами, получающими распространение лишь в узких кругах политизированной, и без того симпатизирующей левым молодежи. Если попытаться оформить перспективу левых в Армении более позитивно, то можно сказать, что это прекрасная возможность организоваться и перейти от тусовки и «революции по выходным» хотя бы на уровень политических кружков. На этот раз – учитывая количество пострадавших от полиции, вступившее в силу подорожание цены на электроэнергию, дискредитацию многих оппозиционных лидеров – такая возможность правда есть.
