Світ

Политическая экономия развития: этатизм или марксизм?

9275

Бенжамин Селвин

Главная цель теории и практики развития заключается в том, чтобы искать и находить пути и способы облегчения условий существования бедного населения мира. Поскольку неолиберализм в этом отношении представляет собой полный провал, для многих исследователей развития этатистская политическая экономия (ЭПЭ) является естественной и очевидной альтернативой неолиберализму. Подъем ранее периферийных держав, в частности Китая, увеличивает привлекательность этатистской модели развития по сравнению с моделью свободного рынка.

В этой главе обсуждаются достоинства и недостатки ЭПЭ. Основными мыслителями, принадлежащими к традиции ЭПЭ, являются Чхан Ха Джун, Роберт Уэйд, Элис Амсден, Атул Коли, Эрик Райнерт и Мехди Шафеддин. Эти авторы показали, каким образом, начиная с 1960-х годов, восточноазиатским государствам Южной Корее и Тайваню, а теперь все больше и Китаю, удалось превратиться из стран с преимущественно бедной, сельскохозяйственной экономикой в богатые промышленно развитые государства. Эти мыслители многим обязаны Фридриху Листу; его книга «Национальная система политической экономии» (2005), впервые опубликованная в 1841 году, рассматривается как основополагающий текст ЭПЭ. Разработанная Листом идея защиты развивающейся и нуждающейся в государственном покровительстве промышленности представлена во многих исследованиях современного развития в качестве антиимпериалистической, направленной на защиту бедных слоев населения стратегии, позволяющей странам глобального Юга добиваться реального социально-экономического развития. Например, как утверждает Чхан Ха Джун, в долгосрочной перспективе благосостояние большинства стран возрастет, если будет применяться не обанкротившаяся вашингтонская ортодоксия, а более активистская стратегия развития.

Несмотря на привлекательность ЭПЭ для противников неолиберализма, в этой главе утверждается, что политическая экономия Листа, и в более общем плане ЭПЭ, не представляет собой подлинно гуманистическую альтернативу неолиберализму, поскольку она исходит из необходимости репрессий и требует эксплуатации труда. В этом заключается фундаментальное противоречие ЭПЭ – защищая государственные действия, нацеленные на достижения экономического роста и догоняющего развития для улучшения участи бедных, она одновременно требует эксплуатации и репрессирования последних.

В этой главе также утверждается, что марксизм представляет собой альтернативную политическую экономию развития – политическую экономию труда, – исходящую из того, что повышение благосостояния и развитие бедных – от ликвидации нищеты до улучшения показателей человеческого развития (здоровье, ожидаемая продолжительность жизни, грамотность), участия в экономической жизни, влияния и контроля над экономикой и демократическим процессом – всего этого они должны добиться самостоятельно. Эта концепция развития не позволяет нам впасть в противоречие, когда элитное меньшинство выступает за репрессии и эксплуатацию большинства во имя блага последнего.

Фундаментальное отличие ЭПЭ от политической экономии труда заключается в том, что первая представляет собой политическую экономию, строящуюся сверху вниз, в которой государственные органы власти совместно с капиталистическими предпринимателями определяются в качестве ключевых действующих лиц в области развития, а их политика достигается путем манипулирования трудящимися классами. При этом последним отказано в какой-либо роли в процессе развития, за исключением того, что они должны предоставлять свою рабочую силу в качестве дешевого товара, входящего в процесс производства. Вторая представляет собой политическую экономию, строящуюся снизу вверх, в которой трудящиеся классы являются основными действующими лицами развития, и их действия принимают форму борьбы против капиталистических классов и государств. ЭПЭ исторически ассоциируется с империалистической экспансией, в то время как политическая экономия труда требует антиимпериалистической и интернациональной солидарности между трудящимися классами разных стран. В то время как ЭПЭ стремится создать конкурентоспособную капиталистическую экономику под эгидой сильных централизованных национальных государств, политическая экономия труда добивается того, чтобы выгоды от развития при капитализме доставались трудящимся классам, создающим при этом движения и институты, способные преодолевать капитализм на национальном и международном уровнях.

После этого введения я собираюсь обсудить работу Фридриха Листа, а затем обрисовать современное применение его идей. В завершение я сначала даю критику ЭПЭ, а затем характеристику альтернативы, содержащейся в Марксовой концепции политической экономии труда.

 

Фридрих Лист и основания этатистской политической экономии

Фридрих Лист писал во времена, когда промышленная революция в Британии позволяла ее капиталистическому классу господствовать на мировых рынках. Он совершенно отчетливо осознавал, что промышленность стран или регионов (например, его собственной немецкой конфедерации государств), не использующих протекционистских мер противодействия, будет уничтожаться более конкурентоспособным британским промышленным экспортом. Он сформулировал доводы в пользу защиты зарождающейся промышленности, основанные на исторических фактах, доводы, которыми должны были руководствоваться экономически отсталые страны, стремящиеся догнать экономически развитые государства. Мехди Шафеддин отмечает, насколько доказательства Листом необходимости защиты зарождающейся промышленности «являлись основой большинства новых теорий торговли, касающихся индустриализации развивающихся стран… ни одна страна не развила свою производственную базу, не прибегая к защите нарождающейся промышленности» (Shaffaedin 2005: 42).

Лист характеризовал тогда (и теперь) доминирующую концепцию свободной торговли (исходящую из теории сравнительных преимуществ) как основанную на двойных стандартах. Например, он обвинил Великобританию в попытке «выбить лестницу» из-под тех, кто пытается подражать ей, предпринятой с целью сохранить свою роль в качестве единственного производителя промышленных товаров с высокой добавленной стоимостью:

«Обыкновенное правило благоразумия с точки зрения того [так в оригинале], кто достиг вершин власти, заключается в том, чтобы сбросить  лестницу, по которой он взобрался наверх, и чтобы другие не могли за ним последовать… Нация, которая с помощью покровительственных тарифов и морских ограничений возвела свою обрабатывающую промышленность и торговый флот до такой степени силы и могущества, чтобы не опасаться соперничества любой другой нации, не может проводить более безопасной политики, чем отбросить в сторону средства своего возвышения и проповедовать другим народам преимущества свободной торговли» (List 1856 [1841]: 440; этот фрагмент отсутствует в русском переводе книги).

Вопреки принципу свободы торговли, Лист выступает за содействие развитию зарождающейся промышленности, при котором государства в экономически отсталых странах ограждают свои фирмы от конкурентов, предоставляя им прямую помощь (начиная от инвестиций и заканчивая финансированием научно-исследовательских и опытно-конструкторских разработок) в целях создания сильной национальной экономической системы, которая, в конечном счете, может успешно конкурировать на международных рынках.

Центральное место в стратегии защиты развивающейся промышленности занимает у Листа концепция производительной силы. Он утверждал, что:

«Причины богатства суть нечто совершенно другое, нежели само богатство. Если человек может владеть богатством, т. е. меновой ценностью, но если он не обладает способностью производить ценных предметов в большем количестве, чем потребляет, то он будет беднеть. С другой стороны, человек может быть бедным, но если он в силах производить количество ценностей, превышающее его потребление, то он сделается богатым» (Лист 2005 [1841]: 123).

С точки зрения Листа, способность государств порождать производительную силу дает им возможность участвовать в мировой торговле на основе добавленной стоимости, за счет производства товаров, которые воплощают относительно высокий уровень навыков и обладают относительно высокими ценами на международных рынках.

Производительная сила включает в себя три типа капитала: естественный, материальный и умственный. Первый состоит из земли, морей, рек и минеральных ресурсов. Второй включает в себя все объекты, которые используются прямо или косвенно в процессе производства, такие как сырье и машины. Третий тип охватывает навыки и умения, обучение, предприятия, промышленность и правительство. Создание богатства является результатом взаимодействия между этими тремя типами капитала внутри нации, что приводит к увеличению ее производительной силы. В частности, Лист придает первостепенное значение умственному (в современных терминах «человеческому») капиталу в качестве ключевого компонента попыток государства догнать своих более развитых конкурентов. Создание квалифицированной рабочей силы и управленческих кадров занимает центральное место в производстве товаров с более высокой стоимостью. Сосредоточенность Листа на умственном / человеческом капитале была дополнена анализом роли государства в координации различных секторов экономики (например, промышленности и сельского хозяйства) в целях повышения производительной силы страны.  Защита развивающейся промышленности требует адекватной системы инфраструктуры, связи и транспорта. Эта техническая координация должна была быть дополнена идеологической «координацией», предназначенной для втягивания населения страны в проект развития.

 

ЭПЭ: современное применение идей Листа

Книга Чхан Ха Джуна «Выбивая лестницу: стратегия развития в исторической перспективе» (Chang 2002) вносит значительный вклад в дело популяризации политической экономии Листа. Он показывает, каким образом, в целях ускорения развития, развитые страны использовали те же самые стратегии защиты зарождающейся промышленности, в которых они теперь отказывают нынешним развивающимся странам. Роберт Уэйд, Чхан и Элис Амсден дают эмпирическое описание того, каким образом восточноазиатские государства Япония, Южная Корея и Тайвань целеустремленно стремились к и способствовали индустриализации и экономическому развитию. Они показывают, как эти государства жестко управляли внешней торговлей и прямыми иностранными инвестициями и как они регулировали деятельность национальных фирм – выдвигая определенные требования к их результативности, а также предоставляя им субсидии.

Эти государства осуществляли отраслевые программы модернизации, используя передачу технологий, чему способствовало наличие хорошо образованных управленческих кадров на предприятиях и в агентствах, занимающихся НИОКР и, следовательно, тесно координируя потребности фирм с государственными инвестициями. Государственные органы власти использовали контроль над ценами, чтобы предотвратить извлечение внутренними монополиями выгоды за счет национальных целей догоняющего развития. В своих работах эти авторы разбивают неолиберальные объяснения «рыночно-ориентированного» восточноазиатского роста (как утверждает Всемирный банк в своем докладе за 1993 год). Все эти государства воспользовались выгодами преференциального включения в имперскую структуру Соединенных Штатов – при этом последняя помогает органам власти этих государств, оказывая содействие в борьбе с внутренней рабочей оппозицией, заключая с ними щедрые торговые соглашения, контракты, как, например, для армии США во время войны во Вьетнаме, и обеспечивая военную «защиту» от китайской коммунистической угрозы.

Чхан и Грэйбел (Chang and Grabel 2004: 66-188) на основе проведенного ими анализа стран, осуществивших успешную позднюю индустриализацию, предлагают совокупность политических мер, которые современные развивающиеся страны могли бы использовать в целях обеспечения реализации догоняющего развития в экономике. К ним относятся:

  • защита стратегически важных отраслей с целью обеспечения долгосрочного роста национальной экономики;
  • отнесение к числу задач первостепенной важности не приватизации, а организационных реформ;
  • приоритетное внимание системе образования населения, и в особенности подготовке рабочей силы как средства стимулирования интеллектуального прогресса (вместо поддержки строгих законов, защищающих право интеллектуальной собственности);
  • привязывание прямых иностранных инвестиций (ПИИ) к национальной стратегии развития вместо предоставления инвесторам полной свободы действий;
  • подчинение финансового сектора потребностям национального развития посредством, например, валютного контроля и контроля за движением капитала, а также направляемого государством кредитования;
  • использование денежно-кредитной политики с целью достижения экономического роста, а не (как в рамках современной ортодоксии) для снижения уровня инфляции.

ЭПЭ дает более правдоподобное понимание стратегий, необходимых для осуществления успешной поздней индустриализации, чем сторонники неолиберализма. Однако ЭПЭ понимает рабочую силу рабочих как товарный фактор производства, который необходимо использовать за самую низкую цену для создания как можно большей стоимости. Это может быть достигнуто только за счет репрессий и эксплуатации труда.

Например, в своей книге «Развитие, направляемое государством: политическая власть и индустриализация на мировой периферии» Атул Коли (Kohli 2004) объясняет, что дисциплинирование рабочей силы за счет сохранения низкого уровня заработной платы и исключения или, по крайней мере, сведения к минимуму политической независимости рабочих организаций необходимо для осуществления успешной поздней индустриализации. Это одновременно увеличивает прибыли на капитал и, следовательно, делает возможным дальнейшее накопление, а также препятствует организованному влиянию рабочего класса на государственные расходы (отвлекающему ресурсы от накопления капитала). Он приходит к выводу, что такие государства, как Южная Корея, успешно сочетали «репрессии и прибыли», и репрессии «являлись ключевым компонентом в том, чтобы  частные инвесторы… находили готовое предложение дешевой, “гибкой” и дисциплинированной рабочей силы» (Kohli 2004: 13). В том же духе Элис Амсден признает, что «в отраслях промышленности Кореи, в которых применяется массовое производство, высокие прибыли были получены не только от инвестиций в оборудование и современные методы работы… но и от самой длинной в мире рабочей недели» (Amsden 1990: 13-14, 18).

Эти примеры усиленной эксплуатации труда иллюстрируют неудобное несоответствие между политическими режимами, к установлению которых ЭПЭ стремится (демократические и либеральные), и теми режимами, которые, как они утверждают, необходимы для осуществления поздней индустриализации (авторитарные). Коли завершает свое исследование утверждением, что авторитарные режимы являются необходимым компонентом поздней индустриализации, и обобщает их основные характеристики:

«Вообще правые авторитарные государства, а именно они относят к числу приоритетных задач быструю индустриализацию в качестве национальной цели, обладают компетентными кадрами, работают в тесном контакте с промышленниками, систематически дисциплинируют и подавляют труд, пронизывают собой и контролируют сельское общество, а также используют экономический национализм в качестве инструмента политической мобилизации» (Kohli 2004: 381).

Уэйд (2004) приходит к аналогичным выводам об исключении труда, хотя и со значительными оговорками. Он выступает за развитие «корпоратистских институтов по мере того или до того, как система демократизируется» (Wade 2004: 375). Необходимость таких институтов обосновывается следующим образом:

«Очевидно, что включение труда в принципе желательно. Но учтите, что если исключение труда является частью совокупности механизмов, которые генерируют высокоскоростной рост, то работники в некоторой степени защищены самим высоким спросом на рабочую силу. Исключение труда также дает правительству больше пространства для маневра, когда приходится прибегнуть к мерам жесткой экономии, и это пространство может быть использовано для более скорого восстановления быстрого роста» (Wade 2004: 376 n18).

Обратите внимание на скрытую здесь иронию. Этатистский политэконом обращается к рынку как источнику защиты труда.

Почему ЭПЭ требует репрессий и эксплуатации труда? Маркс отвечает на этот вопрос, а также создает альтернативную, трудоцентристскую концепцию политической экономии развития.

 

ЭПЭ: марксистская критика

Спустя четыре года после публикации «Национальной системы», Маркс написал редко комментируемый набросок критики книги Листа (Маркс 1971 [1845]). Маркс рассматривал Листа как представителя растущей немецкой буржуазии, который, в качестве ее органического интеллигента, был, по своей сути, противником немецкого рабочего класса. С точки зрения Маркса, политическая экономия Листа выражает идеологию честолюбивого немецкого буржуа, который «пыжится как “нация” вне страны и говорит: “Я не подчиняю себя законам конкуренции”… немецкий филистер хочет, чтобы законы конкуренции… утратили свою силу перед заставами его страны! Он желает признавать силу буржуазного общества лишь постольку, поскольку это соответствует его интересам, интересам его класса!» (Маркс 1974 [1845]: 244).

Осуществление этих стремлений немецкой буржуазии требовало их защиты от более конкурентоспособной внешней торговли, усиленной эксплуатации труда внутри страны и империалистической экспансии. Маркс выявляет, каким образом развиваемая Листом идеология позднего развития требует частичного отрицания законов свободной торговли капиталистической конкуренции (посредством тарифов и других «неконкурентных» мер), но только для того, чтобы государства, ставшие на путь позднего развития, могли конкурировать с прибылью и более эффективно, в той мере, в какой такая политика достигает своей цели – построения конкурентоспособной на международном уровне индустриальной экономики. Как к составной части этой стратегии, Лист благожелательно относился к немецкой колонизации Юго-Восточной Европы, а также Центральной и Южной Америки, видя в ней средство расширения рынков и увеличения населения, генерирующего производительную силу. Маркс следующим образом характеризует понимание Листом отношений между немецким и иностранным капиталом:

«Мы, немецкие буржуа, не хотим подвергаться эксплуатации со стороны английских буржуа таким же образом, как вы, немецкие пролетарии, подвергаетесь эксплуатации с нашей стороны и как мы сами взаимно эксплуатируем друг друга. Мы не хотим отдавать себя во власть тех же самых законов меновой стоимости, во власть которых мы отдаем вас. Мы больше не хотим признавать в отношении других стран те экономические законы, которые мы признаем внутри страны» (Маркс 1974 [1845]: 243-244).

Немецкая буржуазия нуждалась в государственной власти, которая бы сделала за нее ее работу, потому что она была слишком слаба, чтобы создать капитал для инвестирования в промышленность в условиях превосходящей конкуренции со стороны британской промышленности. И внутри страны она представляла собой политический субъект, подчиненный классу помещиков и дворян. Она также требовала государственной помощи в регулировании внутренних политических отношений в свою пользу, в противоположность интересам землевладельцев и рабочих. Первые выступали за то, чтобы извлекать выгоду от интеграции в мировую экономику на основе принципа сравнительных преимуществ, поскольку в этих условиях они будут преобладать над наиболее производительными и ценными секторами экономики. Рабочие же должны были быть убеждены, что промышленный капитал представляет «национальный интерес», а не групповой, эксплуататорской интерес класса.

Принятие руководящей экономической роли государства в (вос)производстве капиталистических общественных отношений требует его превращения в институт, представляющий «общий интерес» нации, в противоположность узким, групповым интересам промышленников или капитала в более общем смысле. Маркс отмечал, насколько развитие производства требует «превратить большинство людей в нации в “товар”» (1974 [1845]: 244) – когда рабочие сводятся к их способности к труду (которую Маркс называет их рабочей силой), – покупаемый и применяемый капиталистами с наивысшей возможной эффективностью, без учета и часто без признания более широких человеческих потребностей самих рабочих.

В своей концепции производительной силы Лист приводил доводы в пользу необходимости развития «умственного капитала», предполагающего производственное обучение с целью создания кадров квалифицированных рабочих. Но он был намеренно неясен в вопросе о том, каким образом это скажется на новых промышленных рабочих классах. На это Маркс отвечал:

«При нынешней системе, если искривленный позвоночник, вывихнутые суставы, одностороннее развитие и силовое напряжение определенных мышц и т. д. делают тебя работоспособнее (производительнее), то твой искривленный позвоночник, твои вывихнутые члены, одностороннее движение твоих мышц являются некоей производительной силой» (Маркс 1974 [1845]: 249).

Кроме того, Маркс утверждал, что выделение и подразделение различных человеческих действий (умственной деятельности и умственного капитала по терминологии Листа) является результатом отчуждения труда – когда рабочие утратили контроль над своим трудом, поскольку он организуется и направляется менеджерами, реагирующими на давление конкурентного накопления капитала.

 

Политическая экономия труда

Анализируя положение английского промышленного рабочего класса, Маркс разработал концепцию политической экономии труда, изложенную в его «Учредительном манифесте Международного товарищества рабочих» 1864 года. В нем он раскрыл политическую экономию, выступающую соперником политической экономии капитала и государства. Он начал свое выступление с критики широко распространенного тогда (и сейчас) предположения о причинно-следственной связи между экономическим ростом и ростом человеческого благосостояния. Говоря об английском опыте, он утверждал:

«Что нищета рабочих масс с 1848 по 1864 г. не уменьшилась, — это факт бесспорный, а между тем, по развитию промышленности и по росту торговли этот период не имеет себе равных в истории» (Маркс 1960 [1864]: 3).

Вместо накопления капитала, которое создает механизмы просачивания благ сверху вниз, приводящие к распределению богатства среди рабочих, Маркс представил совершенно иную картину. В идеальном мире для быстро возрастающего капитала:

«Можно легко предвидеть, какова будет судьба рабочего населения, если все предоставить разрозненным, индивидуальным попыткам выторговать лучшие условия. Железный закон спроса и предложения, не встречая противодействия, быстро низведет производителей всех богатств к уровню голодного существования» (Маркс 1963 [1867]: 88).

Однако рабочие организации противодействуют этим законам и потенциально представляют альтернативную политическую экономию. Коллективные победы в борьбе против капитала достигаются за счет участия в планируемом сотрудничестве с тем, чтобы свести на нет действие законов спроса и предложения.

Маркс приводит три примера политической экономии труда в своем «Учредительном манифесте Международного товарищества рабочих». Первый пример – билль о десятичасовом рабочем дне (введенный в Англии в 1847 году, этот закон юридически сократил рабочий день до максимума в десять часов), был первым случаем, когда «впервые политическая экономия буржуазии открыто капитулировала перед политической экономией рабочего класса» (Маркс 1960 [1864]: 9). Вторым примером было создание кооперативных фабрик, управляемых рабочими. Последние имеют большое значение, так как:

«Не на словах, а на деле рабочие доказали, что производство в крупных размерах и ведущееся в соответствии с требованиями современной науки, осуществимо при отсутствии класса хозяев, пользующихся трудом класса наемных рабочих» (Маркс 1960 [1864]: 9).

Основной вывод, к которому приходит здесь Маркс и который фундаментально противоречит неолиберальному и этатистскому пониманию развития, заключается в том, что в то время как капиталистам всегда нужны рабочие, обратное неверно.

В третьем примере Маркс определяет, каким образом европейский рабочий класс своей поддержкой борьбы за отмену рабства во время Гражданской войны в США по существу сформулировал свою собственную внешнюю политику – политику международной солидарности трудящихся классов. Другие принципы политической экономии труда включают в себя отрицание конкуренции между работниками (например, между работниками различных «рас», этнической принадлежности или пола, или занимающих географически удаленные друг от друга рабочие места), а также ограничение принудительного контроля капитала на рабочем месте.

Марксова трудоцентристская концепция развития охватывает борьбу различных классов трудящихся по всему миру, как и взаимосвязи между ними, с целью облегчить условия их существования. Маркс, например, истолковывает борьбу, ведущуюся в столь разнообразных ситуациях – о колониальной Австралии и деревенской России до городского Парижа (в виде Парижской Коммуны), а также промышленно развитой Англии, – как содержащую потенциал для повышения уровня жизни трудящихся классов этих стран при капитализме, а также потенциально способствующую той борьбе, которая породит посткапиталистическое будущее (Selwyn 2013).

В своем анализе он установил, каким образом борьба трудящихся классов могла бы породить кратко- и долгосрочные результаты развития – где первые предполагают улучшение условий при капитализме, а последние означают выход за пределы капитализма. Эти типы борьбы были, по мнению Маркса, неразрывно связаны между собой и едины. Они сплачивали трудящиеся классы против капитала и капиталистических государств, проясняя в процессе возможности и стратегии, необходимые для достижения непосредственных и долгосрочных результатов. Иными словами, эти типы борьбы создавали условия, при которых трудящиеся классы были способны осознать свою роль как составных частей процесса развития, в отличие от той пассивной роли, которая отводилась им ЭПЭ и либеральными концепциями развития.

Политическая экономия труда воплощает концепцию развития, в корне отличающуюся от ЭПЭ и противоположную ей. Маркс показал, что у рабочих нет нужды ждать наступления неопределенного времени в будущем, чтобы блага начали просачиваться к ним. Более того, политическая экономия труда единственная основана на международной солидарности (также см. Pradella 2015), а не на международном конкурентном накоплении, лежащем в основе ЭПЭ. Такая солидарность принимала форму поддержки европейским рабочим классом отмены рабства, а также распространения организационных форм трудящихся классов, таких как профсоюзы и политические партии, которые затем потенциально способны формулировать дальнейшие цели и стратегии трудящегося класса.

Современный Китай наглядно иллюстрирует столкновение между ЭПЭ в союзе с частным капиталом и политической экономией труда. С одной стороны, индустриализация Китая основана на интенсивной эксплуатации и подавлении его огромного промышленного рабочего класса в качестве источника прибыли бизнеса. С другой стороны, китайские рабочие пытаются улучшить свои условия путем прямой борьбы против фирм и китайских государственных учреждений (см. Pringle 2015).

Хотя однопартийная система Китая оставляет мало места для политической организации или выражения мнений, расходящихся с официальной политикой, китайские рабочие вели массовую борьбу и были в состоянии защитить и во многих случаях улучшить свои условия труда. Характер этих массовых случаев борьбы по всему Китаю начал меняться (China Labour Bulletin 2012: 13, 17). В то время как большинство действий являются оборонительным (нацелены на сохранение уже имеющихся прав), наступательные действия – нацеленные на завоевание новых прав, улучшение условий и оплаты труда – увеличились, с 9-17% случаев массовых выступлений ранее 2010 года до около 30% «массовых инцидентов» в 2010 году. Одним из следствий этой борьбы было то, что, как сообщал The Economist (29 июня 2010 года), заработная плата в промышленности увеличилась на 17 процентов в 2009-2010 гг.

Забастовки являются основным методом рабочих выражать свои требования и добиваться их выполнения. Забастовщики используют линии пикетов, чтобы препятствовать доставке грузов на заводы и вывозу грузов из них, они часто блокируют дороги и используют сидячие забастовки в центрах городов, чтобы привлечь внимание средств массовой информации. Они используют технологии мобильной связи и социальные сети для связи и распространения своих требований, организации дальнейших забастовок, сообщений о прогрессе в переговорах с управляющими заводов (China Labour Bulletin 2012).

Как утверждают Сильвер и Чжан (2009: 176), помимо увеличения заработной платы, эти протесты заставили китайское правительство все больше опасаться политической нестабильности и социально-политического кризиса. В ответ:

«В  2003-2005 году, центральное правительство и коммунистическая партия Китая начала отходить от одностороннего акцента на привлечении иностранного капитала и стимулировании экономического роста любой ценой  к поддержке идеи «новой модели развития», нацеленной на сокращение неравенства между классами и регионами, как составной части политики достижения «гармоничного общества»… Аналогично… [управляемая государством] Всекитайская федерация профсоюзов внесла поправки в свою конституцию, чтобы “сделать защиту прав работников одной из приоритетных задач” в 2003 году» (Chan и Kwan, 2003, в Silver и Zhang, 2009: 176).

Борьба трудящихся классов начинает преобразовывать политико-экономический ландшафт Китая. Соотношение классовых сил между организациями трудящихся классов, государством, а также иностранным и национальным капиталом определит, будут ли китайские рабочие способны и дальше повышать свой уровень жизни – или они будут постоянно подчинены потребностям максимизации прибыли и международной конкурентоспособности.

 

Заключение

В этой главе изложены истоки и современное применение ЭПЭ, а также показано, что она основывается на репрессиях и эксплуатации труда. ЭПЭ страдает фундаментальным противоречием – именно тем, что элитное меньшинство (будь то этатистские политэкономисты, или государственные бюрократы) хочет и стремится иметь возможность улучшить участь бедных, но может добиться этого только за счет их эксплуатации и подавления. В настоящей главе предложена альтернативная трудоцентристская политическая экономия развития, корни которой лежат в политической экономии труда. Последняя опирается на самодеятельность трудящихся классов в их сопротивлении попыткам государств и капитала усилить их эксплуатацию. Ее цель – улучшение жизни работников путем сокращения рабочего дня, улучшения условий труда и увеличения демократического контроля рабочих над их трудом – противоречит целям государства и капитала, которые рассматривают рабочих только в качестве товарного фактора производственного процесса, фактора, который должен использоваться с наибольшей отдачей при самой низкой цене на него. Поэтому не удивительно, что открытая классовая борьба особенно явственна в ситуации, когда предпринимаются попытки осуществления индустриализации, направляемой государством.

Можно было бы возразить, что доводы организаций трудящихся классов в пользу улучшения условий их жизни путем классовой борьбы против капитала предполагают уже накопленную сумму богатства (которой обладает капитал и государство), которая может быть частично или полностью экспроприирована трудом. Если это верно, то организации трудящихся классов в бедных странах должны выжидать, пока такое богатство не будет создано, прежде чем начать борьбу за овладение им. Такие аргументы игнорируют (а иногда целенаправленно скрывают) тот факт, что установление капиталистических общественных отношений само было и является процессом и результатом (успешной) классовой борьбы сверху, ведущейся государством и капиталом. В ЭПЭ эта борьба сверху интерпретируется как стратегии развития. Она таковой и является, но только для государства и капитала. Она не связана с развитием для экспроприированных крестьян или «дисциплинируемых» трудящихся классов. В то время как ЭПЭ приглашает исследователей проблем развития поддержать такую борьбу сверху, политическая экономия труда утверждает, что крестьяне и рабочие, сопротивляющиеся их обездоливанию и подчинению дисциплине капитала, на самом деле выражают и формулируют альтернативный процесс развития и его видение.

Подобно тому, как сторонники капиталистического развития четко заявляют о своей поддержке создания структур, которые способствуют накоплению капитала, так и трудоцентристская концепция развития поддерживает попытки трудящихся классов добиться как можно больших уступок у капитала и государства в рамках капитализма, а также их стремление бросить вызов капитализму и преодолеть его. Довод, что трудящиеся классы должны ждать или активно содействовать накоплению крупного капитала, прежде чем выдвигать требования государству и капиталу, предназначен (часто намеренно) для того, чтобы демобилизовать рабочих и превратить их в товарный фактор процесса накопления. В полную противоположность к ЭПЭ, политическая экономия труда определяет способ организации производства, распределения и потребления общественного богатства с точки зрения трудящихся классов, в рамках, а потенциально и за рамками капитализма.

Отрывок из книги: Selvyn, B. 2015. «Economy of Development: Statism or Marxism?» In: Pradella, L, and Marois T. Polarising Development: Alternatives to Neoliberalism and the Crisis. London: Pluto Press, p. 39-50.

Перевел Андрей Малюк

Ссылки

Лист Ф. 2005. Национальная система политической экономии. Москва: Европа.

Маркс К. (1960) [1864]. Учредительный манифест Международного товарищества рабочих. В: Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. Т. 16. Москва: Издательство политической литературы.

Маркс К. (1963) [1867]. Воззвание Генерального Совета Международного товарищества рабочих к членам и примкнувшим обществам. Генеральный Совет Первого Интернационала. 1866-1868. Протоколы. Москва: Государтсвенное издательство политической литературы.

Маркс К. (1974) [1845]. О книге Фридриха Листа «Национальная система политической экономии». В: Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. Т. 42. Москва: Издательство политической литературы.

Amsden, A. (1990). Third World industrialisation: Global Fordism or a new model? NewLeft Review, 1(182): 5–31.

Chang, H.-J. (2002). Kicking Away the Ladder: Economic Development in Historical Perspective. London: Anthem.

Chang, H.-J. and Grabel, I. (2004) Reclaiming Development – An Alternative Economic Policy Manual. London: Zed.

China Labour Bulletin (2012). A Decade of Change: The Workers’ Movement in China 2000–2012. Hong Kong: China Labour Bulletin.

Kohli, A. (2004). State-Directed Development: Political Power and Industrialization in the Global Periphery. Cambridge: Cambridge University Press.

List, F. (1856) [1841]. The National System of Political Economy. Philadelphia, Pa.: J.Lippencott (republished by University of Michigan Library).

Pradella, L. (2015). Beyond Impoverishment: Western Europe in the World Economy, in L. Pradella and T. Marois (eds.) Polarising Development: Alternatives Beyond Neoliberalism. London: Pluto Press.

Pringle, T. (2015). Labour as an Agent of Change: The Case of China, in L. Pradella and T. Marois (eds.) Polarising Development: Alternatives Beyond Neoliberalism. London: Pluto Press.

Selwyn, B. (2013). Karl Marx, class struggle and labour-centred development, Global Labour Journal, 4(1): 48–70.

Shaffaedin, M. (2005). Friedrich List and the infant industry argument, in K. S. Jomo (ed.), The Pioneers of Development Economics. London: Zed.

Silver, B. and Zhang, L. (2009). China as an emerging epicentre of world labour unrest, in Ho-Fung Hung (ed.), China and the Transformation of Global Capitalism. Baltimore, Md.: Johns Hopkins University Press.

Wade, R. (2004) Governing the Market, 2nd edn. Princeton, N.J.: Princeton University Press.

 
Поділитись