Сьюзан Уоткинс
Перевела Мария Васильковская
Оппозиция не спешила возникнуть в развитых экономиках после краха 2008 года, и можно догадаться отчего. Рабочие движения долго удавалось сдерживать. Некогда социал-демократические партии стали сторонниками дерегулирования финансовой среды. Крупица левых так и не смогла вырасти за тридцать лет. Антиглобалистские движения поздних 90‑х, казалось, были сбиты на лету жестким международным климатом войны против терроризма. Лишь в 2010 году на улицы вышло разное количество протестующих во главе с Грецией, — страной, по которой кризис ударил сильнее всего. В 2011 году от Мадрида до Зукотти-парка и Окленда сотни тысяч людей пополнили ряды уличных протестных движений. В США среди возрожденного в кампусах феминистского движения начались первые протесты, которые выросли в Black Lives Matter.
Но только в последние несколько лет левая оппозиция начала создавать масштабные политические проекты, у которых есть влияние на государственном уровне. Однако они идут рядом с радикальными правыми, а иногда и позади них. И снова ведет Греция: коалиция СИРИЗА взяла 27% на выборах в июне 2012 года. Тем же летом она создала политическую партию. Во Франции кандидат от Левого фронта Жан-Люк Меланшон получил 4 млн голосов в первом туре президентских выборов 2012 года. Через год итальянское «Движение пяти звезд» получило 26% голосов — самый высокий результат в Палате депутатов Италии. В 2014 году в Испании была основана партия «Подемос», усиленная массовым движением за независимость в Каталонии, а шотландский референдум собрал беспрецедентную мобилизацию вокруг идеи национальной автономии. В 2015 году Джереми Корбин стал главой Лейбористской партии Великобритании на волне все возрастающего массового недовольства «новым лейборизмом». Через шесть месяцев выдвижение Берни Сандерса на роль кандидата от демократов на президентских выборах 2016 года поддерживает 7 млн человек. Это голоса за социал-демократическую «политическую революцию» в Соединенных Штатах.
Как долго просуществуют эти группы — другой вопрос. Кампания Сандерса закончилась на съезде Демократической партии в июле. Быстрое превращение Ципраса из лидера оппозиции Еврозоны в мрачного слугу «большой Тройки» показывает, как хрупка и изменчива их удача. Многие итальянские левые не согласятся с тем, что Беппе Грилло заслуживает место в их рядах, и не без причины. Корбин столкнулся с навязчивыми интригами блэристов, нацеленными на его свержение. Левый фронт Меланшона потерпел позорное поражение. На момент написания статьи — через четыре месяца после безрезультатных испанских выборов — будущее «Подемос» стало вопросом многих равноценных факторов. Невозможно сказать, где партия будет через год. Оттого любая характеристика этих сил может быть лишь условной — как картина положения дел весной 2016 года. Эта горстка стран не может олицетворять весь регион развитого капитализма. Более полная картина включала бы Канаду, Германию, где возрождения левых не было, а также Скандинавию и страны Бенилюкса, Ирландию и Португалию. Но все‑таки сравнительная оценка этих новых левых, их сильных и слабых сторон, возможно, даст результаты, значимость которых можно будет проверить и в других местах.
Какие обстоятельства сформировали эти оппозиционные движения? Какие политические формы они принимают? Каких позиций придерживаются? Какое положение занимают по отношению к мейнстримным партиям?
Предпосылки
Общая для всех новых левых ситуация — гнев на политическое руководство во время мирового экономического кризиса, последствия которого разнятся. После семи лет нулевых процентных ставок, миллионов вливаний и валютного стимулирования США и Великобритания официально пребывают в стадии восстановления. Греция и Испания все еще далеки от докризисного уровня. Менее затронутые самим ударом Франция и Италия страдали от медленного роста экономики и высокого уровня структурной безработицы задолго до 2008 года. За океаном сверхбогатые использовали кризис по максимуму: во время первого срока Обамы более 90% доходов в США отошло к 1% самых богатых, а основной удар пришелся по молодежи. В каждой из названных стран кризис обнажил лицемерие и продажность верхушки системы — Тони Блэра, Жан-Клода Юнкера, Клинтонов.
"Сдвиг бывших социал-демократов вправо, часто в «большие коалиции» с консерваторами, показал всем пустоту в левом политическом спектре."
Вторая общая особенность — это упадок левоцентристских партий с их беспроигрышной «формулой два» неолиберализма третьего пути[1], которая была основной идеологией в период экономических бумов и пузырей по обе стороны Атлантики[2]. Забывшие социал-демократические принципы и избирателей из рабочего класса, европейские партии третьего пути были наказаны — то ли за дерегулирование финансов и создание кредитных пузырей, то ли за выполнение последующих спасательных мер и урезаний. Блэр уже успел потерять 3 млн голосов с 1997 по 2005 год, а показатель Брауна снизился на миллион голосов в 2010‑м. Количество избирателей Испанской социалистической рабочей партии (ИСРП) упало на 6 млн с 2008 по 2015 год. Всегреческое социалистическое движение (ПАСОК) практически ликвидировано: их поддержка упала с 3 млн голосов к менее чем 300 тысячам с 2009 по 2015 год. Во Франции популярность Олланда, по опросам, с 2012 года сократилась с 52% до 15%. Этот сдвиг бывших социал-демократов вправо, часто в «большие коалиции» с консерваторами, показал всем пустоту в левом политическом спектре — правоцентристские партии остались ближе к своим изначальным избирателям. В США картина сложилась иначе: популярность демократов остается стабильной («меньшее зло»), поддержка продолжает делиться четко пятьдесят на пятьдесят, потому что и республиканцы, и демократы пошли вправо.
"Наиболее активно воюют Франция и Британия, а принимать их жертв вынуждены Греция и Италия."
Ну и третье обстоятельство— влияние кризиса, связанного с усилением вмешательства Запада в гражданские войны на Ближнем Востоке и в Северной Африке, наложилось на экономическое фиаско в Европе (если не в Америке). Наиболее активно воюют Франция и Британия, а принимать их жертв вынуждены Греция и Италия. Блэр вел воинские контингенты ЕС на войны с Афганистаном и Ираком, а Олланд — нынче самый воинственный лидер в Европе. После Ливии французское вторжение в Мали в 2013 году стало плацдармом для операции «Бархан», нацеленной на предполагаемых джихадистов в Мавритании, Буркина‑Фасо, Нигере и Чаде. Позже Олланд присоединился к Обаме в ударах по иракским и сирийским землям. Поначалу немногие из десятков миллионов перемещенных в результате боевых действий лиц смогли пересечь Средиземное море на пути к Италии, Греции или Испании. Но в 2015 году в Европу прибыл миллион беженцев, спасающихся от все расширяющейся области военных действий. При этом Франция и Британия — это не просто главные агрессоры ЕС, а страны со своей большой и во многом обездоленной долей мусульманского населения. К тому же эти государства пострадали от террористических атак исламистов против своих мирных граждан. Блэр ответил на них усиленным надзором и превентивными действиями полиции, а Олланд ввел чрезвычайное положение. В таких условиях гражданские права, в которых могут действовать оппозиционные движения, сузились, а их внешнеполитический курс стал очевиден.
Улицы и избирательная урна
Определяющими факторами для формирования новой оппозиции снизу стали масштаб и активность народных протестов. Во Франции, Британии и Италии они были сдержанными. Во время долгого перерыва между битвой против пенсионного закона Саркози в 2010 году и многообещающим взрывом «Ночных стояний» этой весной [3] борьба, по французским стандартам, остается скромной и изолированной, хотя обычно она свирепо велась на уровне учебных заведений или фабрик. Англия тоже, в основном, находилась в состоянии покоя со студенческих протестов и антиполицейских беспорядков в 2010—2011 годах. «Урезания от тори» прошли без возражений со стороны объединений лейбористов. Только шотландский референдум за независимость 2014 года сосредоточился на разочаровании в британском режиме жесткой экономии. В Италии локальный активизм вокруг муниципальных и экологических проблем — загрязняющих окружающую среду мусоросжигательных заводов, скоростных поездов, военных баз — так и не перерос в национальное восстание.
В США, с другой стороны, следующие один за другим протесты — студенческие в 2010году, Occuppy в 2011‑м, профсоюзные бунты уровня штатов, Black Lives Matter — начали создавать движущую силу куда значительней Битвы за Сиэтл 1999‑го[4] или антивоенных протестов 2003 года. Усиленные межотраслевой солидарностью профсоюзы общественного сектора выходят на Оккупай, белые и латиноамериканские объединения выступают за Black Lives Matter. Эту волну не только не спугнули, а, напротив, подпитывали правые выражениями недовольства среди рабочего класса. Это сделало кампанию Сандерса, по сравнению с кампанией Обамы, явно более воинственной. В Испании в 2011 году движение 15-М[5] было тоже прорывом, его энергия направилась в объединения по округам и рабочим местам. Это помогло прямым протестам против реприватизации и сокращений бюджетников. В Барселоне протесты 15-М переплелись с кампанией референдума за независимость и протестом 2010 года против Народной партии, которая запустила в конституционном суде процесс против пересмотра каталонского статута об автономии. В Греции прорыв СИРИЗА на национальную сцену в июне 2012 года был прямым результатом массовой мобилизации против Тройки, собравшей, по оценкам, в какой-то момент около 20% населения.
В конце концов, форма, которую приняли эти оппозиционные движения, предопределили избирательные системы, в которых они действуют. Все эти системы настроены по-разному. Их цель — сохранить двухпартийную олигополию и не допустить любого нового участника. Однако степень закрытости этих систем ощутимо варьируется. Американская — наиболее исключающая из всех. Это система относительного большинства. Она поддерживается высокой планкой для выдвижения кандидатов даже на уровне штата. Чтобы попасть в игру, нужны миллионы. Кроме того, две правящие партии — фактически две фракции одной и той же партии — эффективно усилили свою гегемонию над соответствующими сторонами политической сферы, поглощая радикальные силы и превращая их в корм для урн на избирательных участках. Сандерс занял двойственную позицию как одиночный «независимый» кандидат от Конгресса, ведя кулуарные беседы с демократами. И в Вестминстерском дворце система относительного большинства грубо искажает народное волеизъявление, хотя на окраинах и появляются иногда щели, где пропорциональная система позволила избрать социалистов и зеленых в Шотландскую Ассамблею в Холируде, а Партию Уэльса — в Сенеде. Французский двойной тур предлагает условную пропорциональность в первом туре, но лишь для полного ее уничтожения во втором с помощью правила «победитель забирает все».
Оппозиционные силы, естественно, действуют лучше в пропорциональных избирательных системах Италии, Греции и Испании, где левые партии уже давно присутствовали в парламентах. Но и здесь правила работают против аутсайдеров. В Италии Ренци, когда его не избрали, использовал вотум недоверия, чтобы пробиться через систему «джекпотов», которая вступает в силу в этом году и автоматически дает 340 мест партии-победительнице, а «проигравшие» разделят оставшиеся 278 мест между собой, опираясь на партийные списки. Новый закон, продвигаемый во имя «сильного правительства», резко выступает против передачи власти от парламента к исполнительным органам. Греция также ограничивает свою пропорциональную избирательную систему передачей в виде бонуса 50 незаслуженных мест партии, получившей большинство. Испанская система выборов по партийным спискам Д’Ондта значительно увеличивает представительство небольших малонаселенных сельских избирательных округов, особенно в Сенате, который блокирует изменение конституции и долго управлялся Народной партией.
Структура
Какие формы обрела новая оппозиция в таких условиях? Важность харизматичных лидеров — вот их общая яркая черта. Ципрас быстро показал себя более привлекательным на экранах, чем избравшие его лидером в 2008 году стареющие члены политбюро СИРИЗА. Сандерс, Корбин и Меланшон появились как кандидаты в президенты или премьеры-министры, Грилло воспользовался своим опытом на телевидении. И даже «Подемос» разорвала отношения с испанскими стандартами и горизонтальным принципом управления «Индигнадос», чтобы использовать лицо Пабло Иглесиаса как символ на бюллетенях. Таким образом, анализ должен начаться с рассмотрения этих фигур — все они мужчины, четверо из них старше 65 лет — прежде, чем перейти к собственно партиям.
Номинальные главы
Пятеро из шести были левыми еще с подросткового возраста, причем Корбин и Сандерс находились именно в социал-демократической традиции. Сандерс родился в Бруклине в 1941 году в семье иммигранта, торговца краской. С поздних пятидесятых он становится демократическим социалистом. В университете Чикаго Сандерс с самого начала присоединился к группе, которая позже сформирует организацию «Социал-демократы Америки» (DSA) — филиал Социалистического Интернационала в США[6]. Сандерс лихо выезжает на одних и тех же обещаниях последние пятьдесят лет: сначала как мэр города Берлингтон, затем как независимый конгрессмен и сенатор от штата Вермонт. Корбин родился в 1949 году. К «Молодым социалистам» Лейбористской партии (LPYS) он присоединился в в16 лет в Рекине, графство Шропшир, где его отец работал инженером‑электриком. К тому же его родители были активными членами партии. Побывав учителем на Ямайке по программе VSO[7], Корбин с семидесятых годов стал стойким приверженцем лондонских левых лейбористов. В 1983 году его избрали в парламент, также он был неутомимым активистом кампаний солидарности. Меланшон родился в 1951 году в семье, переселившейся из Танжера (Марокко), где его отец был радиооператором, на север Франции. Подхваченный школьными и студенческими протестами 1968‑го, Меланшон провел четыре года в троцкистской группе Международной коммунистической организации, а после присоединился к Социалистической партии Франции, к крылу, которое активно поддерживало Миттерана, в 1974 году. Но политические взгляды Меланшона не совсем марксистские, а скорее походят на масонски окрашенный республиканский социализм с заявленной патриотической нагрузкой — La France, la belle, la rebelle — эти взгляды близки Сандерсу, однако совершенно чужды Корбину и Иглесиасу. Сенатор, позже заместитель министра в правительстве Жоспена, он создал в Социалистической партии свою собственную фракцию, объединившуюся вокруг журнала Pour la République sociale, в 2004 году.
Ципрас и Иглесиас выросли внутри остатков Третьего Интернационала. Ципрас родился в Афинах в 1974 году, к местной организации Коммунистической молодёжи Греции он присоединился в юношеском возрасте и позже стал ее секретарем, учась на инженера-строителя и в то же время работая партийным организатором. Он председательствовал на Афинском Европейском социальном форуме в 2006 году. Иглесиас родился в Мадриде в 1978 году, он тоже начал с молодежной организации Коммунистической партии Испании (Союз молодых коммунистов Испании). У него наиболее утонченная интеллектуальная культура среди этих шести лидеров — сначала на него повлиял Негри, после — грамшианство Лакло. На его взгляды повлияло и боливарианское движение: Иглесиас читал лекции в Каракасе и, как Меланшон и Корбин, был сторонником Чавеса, которого Сандерс предал анафеме. Со сплоченной группой товарищей в Мадридском университете Комплутенсе Иглесиас организовал радикальные политические телевизионных ток-шоу, он ассоциировался с протестами 2011‑го и получил национальное признание.[8]
Лишним здесь кажется Грилло: его описывали в юности как «легкомысленного, циничного, заинтересованного только в деньгах».[9] Он родился в 1948 году возле Генуи, где его семье принадлежала фабрика по производству аппаратуры для газовой сварки. Грилло учился на бухгалтера и поступил в аспирантуру по экономике и коммерческой деятельности. Но больше времени он проводил как местный шут и человек, «умеющий крутиться». Он был продавцом джинсов, потом стендап-комиком в местных барах, где его талант заметил один телеведущий. К началу восьмидесятых его знали по комическим передачам о путешествиях, в которых он высмеивал национальные традиции («Я дам вам Америку», «Я дам вам Бразилию») несколько в стиле Саши Барона Коэна. Радикальные политические взгляды пришли позже, в середине восьмидесятых, когда итальянская политика погрузилась в болото коррупции. Социалист Кракси, патрон Берлускони, практически превзошел его постоянного соперника Андреотти. Грилло высмеял Кракси во время визита последнего в Китай («Если они здесь все социалисты, то у кого они воруют?»), за это его на время прогнали с мейнстримного телевидения. Свое предназначение он нашел после обвала итальянской политической системы во время операции «Тенгентополи», или «Город взяток», в девяностых. Тогда он остро критиковал транснациональные корпорации и экологическую ситуацию и стал главной поддержкой Фестиваля Единства бывших членов ИКП и союзником «Италии ценностей», антикоррупционной партии, основанной «чистыми руками» прокурора Антонио Ди Пьетро. В отличие от Ди Пьетро, Грилло высказывался о правах молодых работников, собирая их истории в Schiavi Moderni (2007) — «Cовременные рабы». Переломным моментом была его встреча со специалистом по компьютерным сетям и предпринимателем Джанроберто Казаледжо, убедившим Грилло в том, что онлайн-голосование сможет обеспечить прямую демократию, которая даст всем гражданам непосредственный доступ к политической власти. Фирма Казаледжо стала распоряжаться блогом Грилло[10].
По стилю речей Сандерс и Меланшон — ораторы старой школы, Корбин и Ципрас отличаются искусной манерой речи, которая в случае Корбина связана со стилем «Низкой церкви»[11] в традициях Тони Бенна. По‑разному и Иглесиас, и Грилло оттачивали свой стиль для телевидения, они предпочитают остроты и быстрые импровизированные ответы. Фирменный стиль Иглесиаса — прохладная интеллигентность, Грилло — едкое остроумие и артистичная буффонада. Если говорить о географическом кругозоре, то Ципрас и Грилло, пожалуй, наиболее провинциальны. Даже Сандерс, выходец из открыто антикоммунистической традиции, посещал Никарагуа, Кубу и Советский Cоюз в восьмедисятых и нашел время для кибуца после университета. Меланшон посещал Китай и хорошо знает Латинскую Америку, а Корбин, будучи наблюдателем на выборах в ООН, путешествовал больше всех.
К ним, как к первым лицам, все напрашивается вопрос: где будет их движение без них? Сандерсисты потеряют очевидный объединяющий фактор после июля, хотя DSA может получить новую жизнь. Без Меланшона Левый фронт распадется на составные части. Еще предстоит выяснить, окажутся ли левые лейбористы снова в своей малозначимой роли, если блэристы выгонят Корбина с поста руководителя. В Греции Ципрас окружен седыми представителями старой школы, но СИРИЗА, как правительственная партия, без сомнений, сможет представить еще одного презентабельного «юного» кандидата, как это было с Педро Санчесом из Испанской социалистической партии. В Испании с 15-М появилась серьезная сила молодых сознательных активистов, среди них — Ада Колау и Тереза Родригес, но, несмотря на это, отсутствие объединяющего номинального лидера и последующая фрагментация будет для них большой проблемой. Как ни странно, Грилло — единственный, кто обеспечил себе преемника: Луиджи ди Майо, 29-летнего лидера «Пяти звезд» в Палате депутатов Италии тепло приветствовала Financial Times.[12]
Формирование
Хотя общепринятая точка зрения состоит в том, что политические партии изжили себя за последние десятилетия, левая оппозиция создала их не меньше четырех с 2008 года. Как они соотносятся с мейнстримными партиями по типу демократического функционирования и отчетности? СИРИЗА и Левая партия Меланшона находятся ближе всех к моделям, которых обычно придерживаются левые. СИРИЗА была основана как единая партия в 2013 году слиянием полудюжины групп, формировавших Коалицию радикальных левых для выборов в 2004 году. На том этапе ее основным компонентом была Синаспизмос — коалиция из греческих коммунистических партий, насчитывающая 12 тысяч членов. СИРИЗА установила традиционную структуру: выборный центральный комитет, в котором были представлены различные фракции, секретариат и парламентская группа, сосредоточенная вокруг офиса Ципраса и только номинально подотчетная основе. В июле 2015 года лояльные сталинистской идее демократического централизма, которую бы презирал Ленин, все, кроме двух депутатов СИРИЗА, поддержали Ципраса: отвергли высказанное греками «Оxi» (гр. «нет») и сдались Еврогруппе. фракция Левой платформы уйдет в следующем же месяце, чтобы учредить Народное Единство.[13]
Левая партия во Франции, созданная в 2008 году бывшей фракцией Меланшона в Социалистической партии, она обращалась сперва как к модели к немецкой «Линке» — объединению разношерстных левых — от социал-демократов (Меланшон и Левая партия в роли Оскара Лафонтена и партии «Труд и социальная справедливость — Избирательная альтернатива») до осколков Коммунистической партии — сначала в рамках Левого фронта, альянса, созданного для выборов, — достаточной силы, чтобы сплотить вокруг себя всех — от крайних левых до защитников окружающей среды. Идея заключалась в том, что, как и Партия демократических социалистов) в «Линке», Социалистическая партия Франции растворится в более широкой организации «Левых», у которой будет достаточно гравитационной силы, чтобы притянуть астероиды крайних левых и экологических движений. В частных беседах, скорее всего, активисты Левой партии назовут полуживую Французскую коммунистическую партию «кандалами, но для дела необходимыми». На пике популярности в 2012 году в Левой партии насчитывалось до 12 тысячи членов. Есть также выборной секретариат с 24 участниками и больший Национальный совет. «Линке» же действовала в рамках немецкой пропорциональной избирательной системы, Левый фронт остановил французский второй тур, где победитель получает все. Десять депутатов Левого фронта, выбранных в 2012 году, по большей части члены Французской коммунистической партии, обязаны своими местами удобной сделке с Социалистической партией. Они взаимно «воздерживались» в пользу какого бы то ни было кандидата, который был сильнее на данном избирательном участке. На местных выборах двумя годами позже Французская коммунистическая партия баллотировалась вместе с Социалистической партией, и это привело к кризису на избирательном фронте. В Национальной Ассамблее Франции регулярно поддерживают социалистическое правительство против позиций Левой партии и в пользу постбатаклановского законодательства чрезвычайного положения Олланда.
И «Подемос», и «Пять звезд» с самого начала стремились создать новый тип политической организации. «Подемос» вышла на политическую арену в январе 2014‑го благодаря инициативе сплоченной вокруг Иглесиаса группы, которая вызвалась создать новую, противостоящую режиму жесткой экономии платформу на выборах в Европарламент. Около тысячи местных «кружков» начали объединяться, чаще всего это происходило спонтанно. Основой стало движение 15‑М и ультралевые активисты. «Подемос» официально была основана на Совете граждан в октябре 2014 года. Более чем 112 тысяч человек зарегистрировались онлайн, чтобы проголосовать за учредительные документы. Это, как утверждает веб-сайт «Подемос», и есть «прозрачная демократическая структура». Активисты заявляли, что онлайн-голосование, выполняя демократическую функцию, заменило местные округа и, по оценкам, удерживало лидерство. Успехи на муниципальном и региональном уровне в мае 2015 года дали и новые ресурсы — работу, административную инфраструктуру — и установили новые «комплексные» связи в игре: местные лидеры «Подемос» с разным успехом создали собственные союзы в автономных областях — Андалусии, Валенсии, Галисии, Каталонии и Мадриде. Коалиции с региональными левыми силами, поддержанные каталонским референдумом за независимость, помогли поднять результат «Подемос» до 21% голосов на выборах в декабре 2015‑го. Они получили 69 депутатских мест в Кортесах. Около четверти депутатов было из Каталонии. Такая ситуация вскрыла острые разногласия внутри руководства во время переговоров с Испанской социалистической рабочей партией.
«Движение пяти звезд» в Италии продвинуло онлайн-организацию на шаг дальше. С 2005 года на блоге Грилло можно было создавать местные встречи «друзей Беппе Грилло», а также оставлять комментарии о текущей ситуации в стране. Эти собрания начали устраивать еженедельные ярмарки и организовывать дискуссии. В 2007 году Грилло призвал единомышленников участвовать в муниципальных выборах с программой, сосредоточенной вокруг «пяти звезд»: безопасного общественного водоснабжения и транспорта, устойчивого развития, охраны окружающей среды и всеобщего свободного доступа в интернет. «Национальное движение пяти звезд» основали в Милане в 2009‑м, его «Non Statute» указывал веб-сайт Грилло как штаб-квартиру движения и инструмент для выдвижения кандидатов, которые будут поддерживать его кампанию по «социальной, культурной и политической осознанности», на выборы. Потенциальные кандидаты, которые должны были проживать в избирательном округе, где они состояли, размещали резюме и ютуб-клипы на веб-сайт Грилло. На местных сборах «Пяти звезд» каждого опрашивали лично и выбирали кандидатов — при условии окончательной «сертификации» от Грилло. Руководство оставалось «шоу двоих людей»: «Те, кто говорят, что я хочу всю полноту власти, а Казаледжо забирает все деньги, могут просто проваливать», — говорил Грилло. Несмотря на то, что местные собрания сохранили большую часть своей автономии, попытки построить горизонтальные связи между ними были пресечены в зародыше.
Наиболее сильные поначалу в Эмилие-Романье и Пьемонте «Пять звезд» в 2012 году получили места в городских советах в северной и центральной Италии, также они лидировали в опросе общественного мнения на Сицилии, где антимафиозное движение и экологические кампании объединились под их знаменами — это стало плацдармом для прорыва в парламент в 2013 году. Социальная принадлежность 109 депутатов и 54 сенаторов «Движения пяти звезд» заметно отходит от итальянских норм (как и в случае «Подемос» в Испании): они были работниками сферы ИТ, студентами, домохозяйками и безработными, большая часть — в возрасте от 20 до 30 лет. Это не привычные юристы, профессора и партийные должностные лица. Депутаты из «Пяти звезд» демонстративно брали только половину от выделенной им зарплаты, жертвуя оставшееся местных проектам. Они пренебрегают формальностями Палаццо Монтечиторио[14] и обращаются к своим коллегам-депутатам «гражданин», а не «достопочтенный», в отличие от корбинистов и «Подемос». Следует отметить, что депутаты из «Пяти звезд» были обязаны голосовать по мандатами, которые определялись на онлайн-референдумах ( в них принимали участие около 30 тысяч человек). В случае игнорирования мандата происходило немедленное исключение — на сегодня около четверти парламентской группы лишили полномочий.
Брюхо зверя
Корбин и Сандерс действуют как «оппозиционеры» внутри партий, придерживающихся идеологии «третьего пути». По европейским меркам, Демократическая партия на деле и не партия вовсе, это просто структура, в рамках которой кандидаты могут баллотироваться. У нее даже нет национального лидера, когда в Белом доме находится не демократ. Здесь нет партийного членства, есть только аффилированные избиратели, которые регистрируются в своих штатах, а не в местных отделениях партии, они не платят членские взносы, не участвуют в заседаниях и не принимают политических решений. Законы штата, а не правила партии, определяют, кто может голосовать на партийных праймериз; фактических делегатов Национального собрания в подавляющем большинстве случаев отбирают выборными должностные лица — те, кто уже получил государственную должность, — а не избиратели. Должностные лица более высокого уровня и «выдающиеся партийные лидеры» как суперделегаты после сберегают для себя дополнительные голоса на собрании. В системе, которой заправляют сановники, побеждает «услуга за услугу», и кампания Клинтон здесь классический случай. В теории, несмотря на значительные искажения, процесс нельзя назвать совсем непробиваемым: цунами популярности может сокрушить его оборону и выдвинуть аутсайдера. Но на практике препятствия этому огромны.
"Демократическая партия на деле и не партия вовсе, это просто структура, в рамках которой кандидаты могут баллотироваться."
Выборы руководства лейбористов должны были быть безупречными. Исторически в отборе лидера принимали участие члены парламента, независимость которых от номинально суверенной ежегодной партийной конференции была подкреплена уставной почтительностью лейбористов к государственным структурам Соединенного Королевства: монархии, Палате лордов, «Матери всех парламентов». Как и конгрессмены США, члены парламента претендуют на то, чтобы представлять свой населенный пункт, а не «только» свою партию или даже своих избирателей. Верная пехота лейбористов — платящие взносы члены в избирательных округах — всегда занимали всего лишь третье место в партийной иерархии после парламентариев и связанных с партией профсоюзов, поставляющих основную часть денежных средств партии. В 1980 году после коллапса правительства режима жесткой экономии Джеймса Каллагэна заново усилившиеся левые в местных отделениях партии, для которых Корбин был трудолюбивым активистом, выиграли право голоса для профсоюзов и представителей, как и для парламентариев, на выборах лидера партии. Также они добились обязательных перевыборов кандидатов в члены парламента — важный шаг, чтобы сделать парламентариев ответственными. Несмотря на то, что Киннок откатил обязательные перевыборы, тогда как Блэр сместил баланс сил к нанятым национальным и региональным бюрократам, подотчетным напрямую главному офису, трехкомпонентная избирательная коллегия осталась на месте, ее «модернизация» стала незавершенным заданием блэристской повестки дня.
Как ни странно, большинство левых лейбористов были против системы «один участник — один голос», которая привела Корбина к лидерству: она якобы разрушает связь с профсоюзами. Систему приняли только в 2014 году, когда кандидат от профсоюзов Лен Маккласки оказался на грани поражения после скандала на отборе кандидатов в Фолкирке. Милибэнд и его команда ухватились за шанс протолкнуть реформу, которая укрепила бы его позиции в предвыборной гонке 2015 года, избавив наконец-то от необходимости бороться со своим братом, которого поддерживали профсоюзы. Новая система, которую в своем докладе предложил Коллинз и большая часть которой была разработана Джоном Трикеттом, упраздняла блоки голосов парламентариев и лидеров профсоюзов, а также открывала выборы партийного лидера для новой категории сторонников, как это сделали французские социалисты. Защищало новую систему ограниченное число кандидатов: члена парламента должны были назначить 35 его коллег, то есть 15% депутатов-лейбористов. Это гарантировало исключение слабых кандидатов. Депутаты правого крыла теперь взаимно обвиняют друг друга в том, что им не удалось удержать Корбина. Но по‑настоящему к успеху его привело нежелание избирателей повторять ситуацию с Блэром. Поскольку после поражения лейбористов в мае 2015 года Милибэнд подвергся нападкам за свою позицию, «направленную против бизнеса», Энди Бернхэм, ведущий кандидат на замену, начал свою кампанию в штаб-квартире Эрнст энд Янг, транснационального аудиторско-консалтингового конгломерата, жестоко критиковавшего «как политику зависти» дискуссионный милибэндовский налог на имущество. Эта фраза стала последней каплей для двух умеренно левых лейбористок лет сорока, запустивших в соцсетях акцию, которая помогла выдвинуть кандидатуру Корбина: парламентарии решили, что левому кандидату неплохо бы поучаствовать в гонке, чтобы легитимизировать процесс и «обеспечить более широкие дебаты». К июлю—августу публичные встречи Корбина вызвали активное выражение недовольства как блэризмом, так и режимом жесткой экономии. Корбин выиграл с внушительным результатом в 60% — более 250 000 голосов. При его поддержке активисты, «чтобы сохранить динамику», учредили более ста локальных групп, которые после победы собрались в зародыш организации «Моментум», вышедшей из штаб-квартир кампании Корбина. Позже проявилась типичная для лейбористов логика выборов: зеленых и других, кто шел против «нового лейборизма», исключили, потому что «Моментум» поставил перед собой задачу сделать лейбористов «преобразующей правящей партией XX века». Его региональные и районные структуры ушли в тень большей партии. Так, чтобы противостоять непрекращающемуся внутрипартийному маневрированию «Прогресса» — фракции блэристов, сразу появился несколько ослабленный вариант левых лейбористов из восьмидесятых.
Программы
Чего требует новая оппозиция, столкнувшись лицом к лицу с искаженными парламентскими системами, кризисом капитализма и возвращением неоимпериализма? Ни Корбин, ни Сандерс не сделали демократизацию центральным вопросом, несмотря на то, что оба они действуют в самых исключающих системах, построенных на принципе относительного большинства. Корбин заявляет, что он непредвзято относится к ограниченному распространению шотландской пропорциональной избирательной системы на Вестминстер. Сандерс увяз в несущественных реформах — введении (неудавшемся) системы альтернативных голосов, прекращении бесправия преступников, ниспровержении власти «Объединенных граждан»[15], — его «политическая революция» запускает не системные преобразования, а поощряет большее число американцев голосовать. СИРИЗА чувствует себя комфортно в греческой системе джекпотов для победителя. Меланшон более амбициозно призывает к полному пересмотру французской политической системы, требуя законодательное собрание для учреждения непрезидентской, а парламентской Шестой Республики, основанной на пропорциональном представительстве. Предложения «Подемос» базируются на уравнении избирательных округов, что заменит нынешние структуры, зиждящиеся на провинциях, новыми, опирающимися на демографически взвешенные автономные области, чтобы обеспечить равный голос каждому, и на созыве референдума о конституционной реформе, чтобы обойти требуемое конституцией 1978 года большинство голосов. Как сторонники прямой демократии, «Пять звезд» занимают позицию радикального иконоборчества по отношению к действующей в Италии системе: они нацелены «сделать ее доступной» для общественности путем прямой трансляции закулисных переговоров. Вместе с другими левыми и «Лигой Севера» они резко критикуют новую конституцию Ренци, но пошли они дальше, призывая к импичменту президента Наполитано из-за его незаконных маневров по приведению Монти в кресло премьер-министра в 2011 году.
"Никто до сих пор не попробовал бороться с масштабом проблемы прибыльности, перед которой стоит мировая экономика."
В вопросах экономики все шестеро осуждают режим жесткой экономии. «Те, кто создал кризис должны платить за это» — их общий лозунг. Сандерс нападает на «класс миллиардеров», Корбин, более неясно — на «сверхбогатых», Иглесиас осуждает «финансовое казино, где народ оплачивает счета за вечеринки банкиров». Грилло обвиняет скорее правительство гранд-коалиции Ренци, чем «богатых», за «уничтожение государства всеобщего благосостояния, прав рабочих, образовательной системы и распродажу итальянских стратегических активов для погашения долга». Общая позиция в том, что дефицит должен быть снижен медленно через «устойчивый рост», стимулированный инвестиционными программами в социальную и материальную инфраструктуру, с уклоном в новые и зеленые технологии. Корбин делает акцент на финансировании государственного жилья, Грилло — на высококачественном сельском хозяйстве. Все поддерживают использование возобновляемых источников энергии, транспорта и интернета. Сандерс представил «Акт о перестройке Америки». Главная идея — инвестиции 1 триллиона долларов в развитие инфраструктуры в следующие пять лет. Во время своей избирательной кампании Корбин призвал к «валютному стимулированию народа», хотя его теневой канцлер[16], похоже, отказался от этого, говоря более осторожно об «активной валютной политике» в своей речи на конференции лейбористов в 2015 году. Требования СИРИЗА самые скромные. Коалиция говорит о целесообразности нового курса ЕС, который будет финансироваться Европейским инвестиционным банком. Эту мысль поддерживают Партия левых и «Подемос». (Никто до сих пор не попробовал бороться с масштабом проблемы прибыльности, перед которой стоит мировая экономика — перепроизводством, излишком рабочей силы, долговыми лимитами, — и которая, казалось, делает «устойчивый рост» неосуществимым в капиталистических условиях.)
И «Подемос», и «Пять звезд» хотели бы отменить обязательные законы Еврозоны о труде, которые протолкнули Рахой и Ренци. Левый фронт сейчас совместно с «Ночными стояниями» борется с законом Эль Хомри. Меланшон хотел бы расширить гражданские права на рабочих местах, предоставляя работникам шанс превратить закрывающиеся заводы в рабочие кооперативы. Наряду с повышением прожиточного минимума Левый фронт собирается ввести максимум, снимая с зарплат выше 360 000€ стопроцентный налог, и законодательство, которое обеспечит соблюдение максимального соотношения 1 к 30 между самыми высокими и самыми низкими зарплатами на рабочем месте. «Подемос» приняла программу испанского радикального движения против лишения права выкупа ипотечной закладной — «Платформы людей, пострадавших от ипотеки», которая требует запретить лишать имущества без обеспечения альтернативным жильем, также запретить отключение электричества, воды и газа. Все шестеро критически относятся к «свободной торговле», Сандерс и Грилло — наиболее выражено.
Самым радикальным шагом правительства СИРИЗА была аудиторская проверка задолженности, инициированная спикером Зои Константинопулу. Грилло и Меланшон тоже призывают к проверке, как и «Подемос» в 2014 году, хотя этот пункт, кажется, куда-то пропал из их последних программ. Сандерс призвал к аудиторской проверке долга Пуэрто-Рико, а не США, а вот Корбин и Макдоннелл, похоже, не рассматривали эту возможность. Если говорить о финансовом секторе, то Сандерс бы разогнал крупные банки и повторно ввел закон Гласса — Стигола; Макдоннел более осмотрительно «посмотрел» бы на их разрушение, поддерживая при этом кооперативы. Сандерс и Меланшон хотели бы ввести налог на финансовые операции — шаг, далекий от Макдоннелла, который, как Осборн, введет его, когда это сделают другие страны. Манифест Меланшона 2012 года призывает к разделению депозитных и инвестиционных операций, а также к ограничению полномочий банков и восстановлению государственного контроля над финансовыми рынками, но не сообщает, каким образом этого всего следует достичь. Программа «Подемос» за февраль 2016 года «Правительство перемен» ничего не говорила по этому вопросу. Греческие банки находятся на капельнице из Франкфурта под контролем Драги. Грилло — единственный, кто прямо заявляет о национализации банков.
Брюссель?
Хотя и «Движение пяти звезд», и СИРИЗА утверждают, что политика жесткой экономии в Европе приводит к гуманитарному кризису, их тактика борьбы с ней диаметрально противоположна. Ко времени вступления в должность руководство СИРИЗА обязалось сохранить евро и договориться с Еврогруппой. В мае 2015 года Ципрас наотрез отказался изучить предложение министра финансов Германии Шойбле по поддержке структурированного выхода из ЕС, несмотря на уговоры некоторых из своего кабинета.[17] Борьба СИРИЗА была сведена к вымаливанию списать долг и сдаче одного рубежа за другим, выскребанию средств из больниц и муниципалитетов, чтобы заплатить Евроцентробанку и МВФ, пока Ципрас, в конце концов, не столкнулся с выбором: либо радикализировать своей позиции в соответствии с выбором подавляющего большинства на референдуме 5 июля, или подчиниться воле «институций» и подписать самый суровый Меморандум из возможных.
Ответы других левых были более разнообразными. Грилло, полностью поддержавший референдум СИРИЗА, высмеял их капитуляцию: «Будет трудно защитить интересы греческого народа хуже, чем это сделал Ципрас», — и он продолжил разрабатывать «План Б», который заключался в валютном суверенитете в рамках ЕС. Единая валюта была катастрофой для итальянской промышленной базы и сейчас стала антидемократической смирительной рубашкой, как утверждает это Грилло. С более дешевой валютой итальянский экспорт оправится и уровень безработицы упадет. «План Б» «Пяти звезд» призывал к референдуму за отказ от евро, национализацию банков, чтобы защитить их от манипуляций Евроцентробанка с ликвидными средствами, таких пагубных для СИРИЗА, и к вводу параллельной валюты, которая была бы наготове к «мягкому» выходу.[18] Партия левых во Франции тоже призвала к «Плану Б», организовав интернациональную конференцию в январе 2016 -го с «неортодоксальными» экономистами, представителями «Линке» и греческого Народного единства. «Подемос», наоборот, бросилась на помощь СИРИЗА. «Ципрас — лев, который защищал свой народ», — заявил Иглесиас в сентябре 2015 года. Корбин тоже никак не критиковал Ципраса, которого тот встретил на Совете Европы на закрытом собрании левых центристов, организованном партией Олланда в Париже: «Мы оба хотели увидеть экономическую стратегию, нацеленную против политики жесткой экономии, и мы оба очень обеспокоены деятельностью и властью Европейского центрального банка».[19]
Корбин сам по необъяснимым причинам отказался от своего права разрабатывать политику по отношению к ЕС в течение нескольких часов после своего избрания на пост лидера лейбористов, подчинившись кампании против выхода из ЕС. Brexit — это тактический, а не стратегический вопрос. Левые занимают по нему различные позиции, и некоторые могли вообще агитировать игнорировать референдум или портить бюллетени. Хотя один из факторов кампании референдума за Brexit очевиден: голос за то, чтобы остаться (вне зависимости от мотивации), будет действовать как голос за британский истеблишмент, который давно занимается тем, что переправляет требования Вашингтона в брюссельские переговорные комнаты, убивая надежду на «социальную Европу» со времен Закона о единой Европе 1986 года. Голос за Brexit будет шоком, полезным для этой трансатлантической олигополии. Это не привело бы к новому золотому веку национального суверенитета, как любят пророчить лейбористы, тори и сторонники Brexit из Партии независимости Соединенного Королевства — процесс принятия решений будет подчиняться атлантистским структурам. Выход точно будет связан с падением ВВП, примерно на 3%, по наиболее вероятным оценкам. Это меньше, чем это было в 2009 году. Но долгосрочные последствия Brexit могут быть во многом положительными: хаос, а, возможно, и раскол в Консервативной партии, приготовления в Шотландии к новому референдуму за независимость. Механизм переговоров за выход предусматривает двухлетний обратный отсчет, как только 50‑я статья Лиссабонского договора будет отозвана, возможно, новым (управляемым Корбином?) британским правительством, которое сможет само обеспечить одну из тех неожиданных структур для пробуждения демократии, как это было с шотландским референдумом 2014‑го и с выборами главы лейбористов — это возможность для реальной дискуссии об альтернативном будущем для страны. Похоже, что большая часть лагеря за Brexit потом будет выступать за еще один референдум — по принятию или отклонению результатов переговоров.[20]
Войны и мигранты
Взгляды новых оппозиционеров находятся приблизительно в одном спектре. Все шесть стран — члены НАТО, но очень разные по значимости. США не только командуют исторически беспрецедентной военной машиной — это, по оценкам, 900 военных баз, в том числе транзитные и дозаправочные станции, огромные гарнизоны в Европе, Восточной Азии, Центральной Азии и на Ближнем Востоке, вооруженное присутствие в более 130 странах. Они также действуют как сами по себе закон: об этом свидетельствует их международная сеть пыток и программа смертоносных атак беспилотниками под личным контролем Обамы. Сандерс не участвовал в американской антиимпериалистической традиции и никогда не призывал закрыть американские базы и вернуть домой войска. Он занимал правоцентристскую позицию в движении против Вьетнамской войны, призывая прекратить военные действия, а не к поддерживать Вьетконг. С тех пор он придерживается тех же взглядов с тенденцией проявлять благосклонность к военным действиям, начатым президентами-демократами и выступать против республиканских — против политики Рейгана по Контрас в Центральной Америке и за войну Клинтона в Югославии и бомбежки Ирака в 1998‑м, против вторжения Буша туда же,но за его атаку на Афганистан, за нападение Израиля на Ливан. Только немного он покритиковал то, что Обама не посоветовался с Конгрессом, прежде чем начать войну против Ливии. Сандерс за свержение Асада и в целом за необъявленную войну Обамы в Сирии с операциями ЦРУ, авиаударами и специальными миссиями. Он благоволит иорданской, саудовской и кувейтской монархиям, которые он призывает взяться за оружие против ИГИЛ.
Что касается других государств, то пока Франция и Великобритания сменяли друг друга в роли самого воинственного союзника Вашингтона. Все, как члены НАТО, участвовали в оккупации Афганистана и нападении на Ливию, «воздушном патрулировании» границ России и Средиземноморья. Корбин всегда был ярым противником всего этого. «Цель военной машины США — удерживать мировой порядок, в котором доминируют банки и транснациональные компании Европы и Северной Америки», — писал он в 1991 году.[21] В 2001-м, когда Сандерс поддержал операцию «Раскаты грома», Корбин помогал основать коалицию «Stop the War» — пожалуй, самое большое антивоенное движение на сегодня в любой из стран НАТО. Как и Грилло, он выступал против войны Обамы в Ливии — оба они указывали на двойные стандарты «гуманитарных интервенций», хотя Грилло не призывал к бесполетной зоне над сектором Газа в 2008 году, когда израильский фосфор обрушился на беззащитное, в основном, гражданское население.[22] И наоборот, Партия левых и «Европейские антикапиталистические левые», группа, которая будет работать с Иглесиасом и единомышленниками в создании «Подемос», выступили за натиск на Ливию.
"С июля 2015‑го политика СИРИЗА по Ближнему Востоку была правее, чем у АИКОС."
Оборонная политика новых лейбористов все еще находится на стадии рассмотрения, но Корбин пошел на попятную по поводу выхода из НАТО с тех пор, как стал лидером, как и «Подемос», которая сейчас утверждает, что членство в Атлантическом альянсе может помочь демократизировать испанскую армию. Ципрас отказался играть картой НАТО на переговорах с Еврогруппой, хотя угроза закрыть базу в заливе Суда, возможно, стала бы козырем. С июля 2015‑го политика СИРИЗА по Ближнему Востоку была правее, чем у АИКОС. Ципрас называл столицей Израиля Иерусалим. Сандерс жаловался на НАТО только потому, что его европейские члены недостаточно много платят. Из всех шестерых только «Движение пяти звезд» и Партия левых выложили карту выхода из НАТО на стол: Меланшон призывает создать во Франции свою независимую, альтерглобалистскую и многополярную оборонную политику, основанную на гражданской армии. Но это сочетается с чрезвычайной идеализацией ООН, которую также разделяют Корбин и даже Грилло. К ООН взывают как к окончательному источнику законности — это несбыточная мечта, в которой американская гегемония рассеется, как дым. Похоже, ни одно из этих движений внимательно не рассматривало реальный облик ООН, в которой голоса стран могут покупаться и продаваться, или процесс, с помощью которого Госдепартамент США превращает популярное стремление к миру во всем мире в монополию горстки постоянных членов Совета Безопасности. Сандерс почти не упоминает ООН, не нуждаясь в таких иллюзиях.
Если говорить об иммиграции, мнения новых оппозиций снова расходятся. Грилло указывает на связь проблемы с внешней политикой ЕС: «Поток беженцев — это результат наших войн и нашего оружия», — и призывает к прекращению западной интервенции на Ближний Восток и окончанию подчинения средиземноморского региона американским интересам. Иммиграция должна контролироваться — «мы должны выработать компромисс» — и «План Меркель», смоделированный по Плану Маршалла, должен инвестировать в здравоохранение и инфраструктуру стран, откуда бегут люди, — это классическая социал-демократическая позиция.[23] Сандерс тоже хочет, чтобы миграция контролировалась и был «путь» к легальному статусу, но без автоматического права на гражданство. Меланшон приводил доводы в пользу легализации статуса sans papiers[24] и восстановления 10‑летних видов на жительство. Напротив, программа «Подемос» 2014 года призывает предоставить полные гражданские права для всех мигрантов. СИРИЗА перешла от решительной политики борьбы с расизмом — обещаний закрыть центры принудительного содержания беженцев, созданных предыдущим правительством — к облавам на беженцев для принудительной депортации, согласно новой политике ЕС. Позиция лейбористов снова на стадии рассмотрения, но секретарь теневого правительства Энди Бернхэм хочет занять жесткую позицию. Министр иммиграции в правительстве Брауна Фил Уолас призвал к «войне с нелегальными мигрантами», в то время как Корбин, став лидером, первым делом посетил демонстрации «Refugees Welcome», где его речь была в духе традиций «Низкой церкви» отсылала к кампаниям против торговли рабами: «Откройте свои сердца, ваши мысли, ваши чувства тем, кому хуже, чем вам». Фактически в настоящее время англичане ворчат на иммиграцию беженцев не из зон боевых действий, а из стран-коллег по членству в ЕС: 3 млн прибывших, почти половина из которых во время финансового кризиса, — одна из причин, наряду с обновленным долгом по хозяйствам, для здорового британского ВВП после кризиса.[25]
Ориентации
Наконец, как эти новые оппозиционные движения относятся к левому центру в политическом спектре? Во время кампании по выдвижению на пост президента Сандерс не упоминает об отношениях Обамы с «классом миллиардеров» и в целом поддерживает его внешнюю политику. Он резкой критиковал многомиллионные чаевые Клинтон от Уолл-стрит, но до сих пор отмахивается от гораздо более разрушительного — потенциально подсудного —дела об электронных письмах Клинтон в Госдепартаменте. Поначалу кампанию Сандерса было не отличить от кампании Дина в 2004 году — это моральный крестовый поход, который, подобно Крысолову, должен был привести избирателей к поддержке его кандидатуры на съезде демократов. Его кампания под руководством Тэда Дивайна, среди предыдущих клиентов которого — Мондейл, Гор, Кэрри, Берти Ахерн и Эхуд Барак, мало сделала, чтобы предоставить какую-либо альтернативу. Тем не менее масштабы и характер поддержки Сандерса отличают его от предыдущих «мятежников»: с 7 млн голосов на праймериз он уже обогнал Джесси Джексона, который выдвигался в 1988‑м, и настиг Обаму среди избирателей моложе тридцати.[26] С началом основного сезона праймериз вырисовывается новая картина: треть избирателей Сандерса теперь заявляют, что не станут голосовать за Хиллари, как бы не пошли дела на съезде — два миллиона сторонников «Берни или никто!» могли бы заложить основу для боеспособной левой оппозиции при втором президенте Клинтон. Затрещала по швам вызывающая разногласия гегемония двухпартийной системы: молодые женщины отказываются от смирительной рубашки политики идентичности «формулы два» (см. выше). Как сказала Розарио Доусон в речи на митинге Сандерса в Южном Бронксе — кульминации его избирательной кампании: «Мы протягиваем руки сторонникам Трампа. Мы понимаем их гнев».
Во Франции динамика развивалась в совершенно другом направлении. Первым делом Меланшон после моральной победы на президентских выборах в 2012 году направил избирателей на выборы в Национальное собрание, чтобы сместить Марин Ле Пен — эта линия, противоположная вышеупомянутой Доусон. Пока Ле Пен атаковала коррумпированный политический истеблишмент в целом, Меланшон оставался прикованным к Социалистической партии из‑за коррупционных сделок межу социалистами и их союзниками из Французской коммунистической партии ради нескольких мэров-коммунистов и пары муниципальных округов. Мечты о том, чтобы Французская коммунистическая партия растворилась внутри более крупной левой фракции, не сбылись. Реальностью стали компромиссы с правительством Олланда. При отсутствии более широкого национального протестного движения, запертая от индивидуального парламентского представительства системой относительного большинства, культурно отягощенная страшилками лаицистов о хиджабах, помешавшими найти союзников в пригородах, Партия левых отправилась в свободное падение. В 2012 году 4 млн голосов Меланшона были сопоставимы с 6,2 млн Ле Пен, но к Евровыборам 2014‑го Национальный фронт взлетел до 25%, в то время как Левый фронт опустился ниже 7%. Хотя Меланшон заметил проблему и дистанцировался от Олланла, критикуя последние войны и чрезвычайное положение после терактов в Батаклане, теперь он казался генералом без солдат.[27] Вместе с Французской коммунистической партией, готовящейся к предвыборам с Социалистической партией, Левый фронт может не пережить выборы в 2017 году.
С 2007 года Грилло принял противоположный курс — отрицание возможности любого компромисса с Демократической партией — и чувствовал себя намного лучше. Большая коалиция левоцентристов и правых при поддержке Наполитано в 2013 году сделали «Движение пяти звезд» главной оппозиционной партией в Палате депутатов. Спустя три года у «Пяти звезд» есть 28% голосов, она находится буквально на пару процентов позади Демократической партии, их кандидатке прочат пост мэра Рима, хотя вполне возможно, что для них эта должность будет ловушкой. [28] Что касается СИРИЗА, то ПАСОК практически потух в 2012‑м, когда партия Ципраса стала национальной силой. При сравнении их траекторий — от непримиримого бойца, бросающего вызов Еврогруппе, к орудию Тройки — поражает не только скорость падения СИРИЗА, за шесть месяцев покрывшей политическую дистанцию, которая у ПАСОК заняла двадцать лет, но и факт, что начальная точка коалиции была настолько дальше сдвинута вправо. ПАСОК отвечал за реальные достижения в сфере здравоохранения, образования, национального развития и гражданских прав в 1980‑х, установив социальный строй, который был левее общего европейского спектра. Главной же целью СИРИЗА, и то отброшенной, было избежание дальнейших урезаний.
То, что Корбин воспользовался дискредитацией правых лейбористов Блэра — Брауна — действие наиболее предсказуемое и самое противоречивое. Он пригласил их в его теневой кабинет: военного подстрекателя Хилари Бэнна как министра иностранных дел, атлантистку Марию Игл как министра обороны, Энди Бернхэма — вместе со скандальной репутацией со времен его бытности министром здравоохранения при Брауне — министром внутренних дел; Рози Винтертон сохраняла за собой место партийного организатора. От того, чтобы он не пошел еще дальше, его спасли парламентарии правого крыла лейбористов, которые выстраивались в очередь, чтобы сказать, что они не будут работать с Корбином и ждут его увольнения в течение года. Financial Times, находившаяся в ярости от потери одного из своих ставленников, высказывалась против тех, кто, по ее словам, настолько глуп, чтобы сидеть с Корбином за одним столом. Эта враждебность играла освобождающую роль, хотя в лагере Корбина не хватало решимости провести чистку. В январе перетасовку теневого кабинета остановили на полпути, по-видимому, по настоянию Макдоннелла. Реакция этой когорты на призывы «Моментума» голосовать против бомбежек Сирии как вылазки, реальной целью которой было восстановление имиджа Кэмерона в дипломатических кругах, говорила сама за себя. Хотя Корбин до своего избрания хладнокровно заявлял, что Блэра стоит судить за военные преступления, умеренно левая «не-раскачивайте-лодку» ментальность предполагает, что работа над ошибками времен новых лейбористов у Корбина будет не большей, чем она была у Милибэнда. «Моментум» заявил, что не будет бороться за восстановление правила принудительного переизбрания, но переизбрание в рамках нынешней системы — это другой вопрос. В настоящее время Корбин может рассчитывать на менее, чем 30 из 256 парламентариев Лейбористской партии, потому «Моментум» должен быть нацелен на то, чтобы к 2020 году получить большинство. Годами лейбористы были одними из наиболее яростных цепных псов в Социалистическом Интернационале. Будет достижением, если корбинисты смогут изменить эту репутацию.
Отношения «Подемос» и ИСПР — самые деликатные. Как и «Пять звезд», Иглесиас с товарищами строили свою аргументацию на критике коррупционного «Режима 1978-го» в целом; Фелипе Гонсалес и вожди ИСПР были его главными вдохновителями, главной опорой наряду с El País и медиаконгломератом Приза из la casta[29]. «Подемос» на выборах в декабре 2015 года заявила о цели вытеснить ИСПР и разделить политическую сферу между собой и Народной партией. Результаты не оправдали этого: «Подемос», усиленная своими каталонскими союзниками, стала третьей с 21% голосов и 69 депутатами и обошла ИСПР в больших городах и наиболее развитых регионах, но не на юге. Изза совокупного воздействия старения электората и ориентированной на села избирательной системы 1978 года ИСПР (22%) и Народная партия (29%) сохранили поддержку достаточную для того, чтобы блокировать дальнейшие изменения, хотя и недостаточную, чтобы возродить «нормальное» большинство в правительстве даже со всегда готовой «Сьюдаданос» (14%) как коалиционным союзником. Политический и медиа истеблишмент, в том числе и Гонсалес, бросился создавать большую коалицию, но лидер ИСПР Педро Санчес воспротивился, боясь потерять свою базу, и стремился возглавить правительство, поддерживаемое как «Сьюдаданос», так и «Подемос». Тем временем Народную партию подкосили коррупционные скандалы.
«Подемос» очутилась под постоянным давлением, раздираемая между Иньиго Эррехоном, одним из лидеров, партийным аппаратом, поддерживающим коалицию с ИСПР и «Сьюдаданос» «для внешней поддержки Народной партии», и Иглесиасом, который требует «правительство перемен». С натяжкой «Подемос», ИСПР, небольшие левые группы и региональные партии могли бы получить 164 депутатских места против 163‑х у Народной партии и «Сьюдаданос» — с меньшими компромиссами с социальной и конституционной программой (уже ставшей скромнее) от «Подемос». В середине апреля 90% из 150 тысяч членов «Подемос» проголосовали за возвращение Иглесиаса. После четырех месяцев бесплодных переговоров Испания, похоже, готова к новым выборам, если только приближающийся крайний срок или прорыв конституционного кризиса по Каталонии не приведет к пересмотру решения в последнюю минуту. Сейчас все выглядит так, будто «Подемос» понесет наказание в любом случае — покинутая своей основой в случае поддержки правительства ИСПР — «Сьюдаданос» или избегаемая избирателями социалистических взглядов за блокирование этого правительства. Третья возможность — затаиться и позволить ИСПР и «Сьюдаданос» сформировать правительство, в то же время публично заявляя, что «Подемос» не верит в программу этой коалиции, но дает возможность им продемонстрировать ее неэффективность — еще не обсуждалась.
Характеристика
Как можно охарактеризовать все эти силы? Почтительные к НАТО, выступающие против режима жесткой экономии, за государственные инвестиции и — более осторожно — за право собственности, скептически настроенные к «свободной торговле» — при первом приближении мы можем назвать их новыми маленькими и слабыми социал-демократами. Изначально социал-демократы в конце XIX века стремились защищать и продвигать интересы рабочих в рамках условий индустриального производства. Это отличало их от старых парламентских фракций, которые отстаивали интересы землевладельцев, рантье и промышленников. В Европе попытки основать социал-демократические партии были по большей части успешными. На протяжении революционного кризиса Первой мировой войны и после него они пересмотрели свою позицию защитников интересов наемных работников внутри существующей системы. В США попытка основать рабочую партию провалилась. С 1930‑х организованные рабочие и маленькая социал-демократическая группка действовали внутри Демократической партии. Поначалу коалиция землевладельцев старой закалки, она функционировала в ХХ веке, подобно современным левоцентристам, и как модель для европейских социал-демократов, когда кризис накопления послевоенных экономик привел их к трансформации в социал-либеральные партии «третьего пути». Их платформа «глобального неолиберализма с социальной сознательностью» показала формулу, пригодную только в хорошие времена, поскольку вторая ее часть после финансового кризиса испарилась.
"Изначально социал-демократы в конце XIX века стремились защищать и продвигать интересы рабочих в рамках условий индустриального производства."
Эти новые левые оппозиции основали для защиты интересов тех, по ком ударили антикризисные меры. Спасение частных финансов сопровождается жесткой экономией в государственном секторе и стимулированием частного. Это наносит ущерб наемным работникам. В самом широком смысле, мы снова видим защиту рабочих против капитала внутри существующей системы. Чтобы определение этих движений как новых слабых и малочисленных социал-демократов было справедливым, нужно уточнить каждый компонент. Новые: корбинизм таковым назвать нельзя: умеренно левые лейбористы известны с 1980‑х, но как эффективная политическая сила они умерли и теперь возродились. Маленькие: по сравнению с многомиллионными социал-демократическими партиями времен золотого века — конечно. Но они таковы также и в своих национальных условиях, где мейнстримные партии могут, как правило, собирать около двух третей голосов. Тем не менее, как уже указывалось, около 150 тысяч членов «Подемос» голосовали за их политику по коалиции, по сравнению с только 96 тысячами членов ИСРП на совещании Санчеса. Слабые: по скромности своих требований или в том, что они считают возможным требовать. Классические социал-демократические партии, процветающие в периоды капиталистической экспансии (1890‑е, 1950‑е), были нацелены на заметное перераспределение богатства. Социал-демократические: если это так, то это не то, о чем говорили многие десять или пятнадцать лет назад. Идеи альтерглобалистов и «социальных движений» — того же «Оккупай» или 15-М — были ближе к умеренному анархизму или леволиберальному космополитизму, более или менее дополненные интерсекциональным сознанием идентичностей в зависимости от национальных условий. Эти тенденции все еще здесь как выжившие ультралевые черты. Новые оппозиционные структуры отнюдь не исчерпывают все устремления этих движений. Но там, где протест кристаллизовался в национальные политические формы, они перестали быть анархическими или автономистскими.
Социал-демократия — это признанная отправная точка Сандерса и Корбина, как и — частично — Меланшона, хотя его программа содержит больше нетипичных элементов для социал-демократов, в том числе радикальные изменения конституции. «Подемос» и СИРИЗА берут начало в более радикальных традициях, но они переформировала свои проекты под запросы доступного электората. «Подемос» также зарекомендовала себя как борца за тех, кто пострадал от лишения права выкупа заложенного имущества, когда ипотечный пузырь лопнул, — это требование, которое или выходит за рамки, или появляется позже у классических социал-демократов. Полет СИРИЗА к социал-либерализму или неолиберальному режиму жесткой экономии от другой, раньше социал-демократической, теперь мишурной левоцентристской позиции — это подтверждение, а не опровержение общего правила.
Исключением снова является итальянское «Движение пяти звезд», которое нельзя точно назвать социал-демократическим, хотя совпадение политики впечатляет: «Пять звезд» разделяют взгляды Сандерса на иммиграцию, Меланшона — на евро, Корбина — на западную военную интервенцию. Разница заключается в том, что Грилло подчеркивает необходимость помогать малому и среднему бизнесу. Хотя об этом и говорят все рассмотренные движения, похоже, он единственный, кто придает этому такое значение. В конце концов, сам Грилло вышел именно из этой социальной среды. Ориентация на малые и средние производства тоже привлекает новых избирателей «Пяти звезд», которые ранее были приверженцами «Лиги Севера». Другое различие заключается в социально-демографических особенностях основных избирателей «Пяти звезд»: они успешны среди студентов, безработных, неквалифицированных рабочих, торговцев и ремесленников, меньше вызывают симпатию у белых воротничков, плохо проходят среди учителей, — тех, кто больше всех поддерживают Сандерса, Корбина, Левый фронт и «Подемос.[30] Причина кроется в скептицизме к онлайн прямой демократии в версии «Пяти звезд», которая может казаться причудливой и даже недемократичной, а может даже в неприязни к грубости Грилло. Например, он может подстрекать аудиторию кричать «Vaffanculo!» («В задницу!») в адрес изображений политиков с судимостями. Но как бы ни был плох вкус Грилло или отталкивающими его шутки, «Пять звезд» нужно оценивать, как и любое политическое движение, по его действиям. Его избирательная база, несмотря на приток бывших сторонников «Лиги Севера» и Берлускони, все еще преимущественно левая.[31]
Но больше всего поражает масштаб поддержки этих оппозиционных движений среди молодежи. Во всех дискуссиях о симметрии левых-правых протестов против истеблишмента этот наиболее очевидный перекос часто игнорируется. Сторонники Трампа, Партии независимости Соединенного Королевства и Ле Пен, как правило, средних лет или старше, а молодые уходят влево. Это ярко выражено в США, где 70% избирателей младше 30 лет на праймериз поддерживают Сандерса, а Трамп и Клинтон более успешны среди 50—60‑летних. «Подемос» и «Пять звезд» тоже получают, по меньшей мере, половину своей поддержки среди молодых. Ситуация в Англии и Франции более обычная: значительная часть сторонников Корбина — это вернувшиеся члены Партии лейбористов средних лет, которые отдалились от организации из-за действий Брауна и Блэра. Но в Шотландии молодежная поддержка кампании за независимость 2014 года превратилась в что-то наподобие радикального социального движения. В целом можно сказать, что пятнадцатилетние подростки, которые приобщаются к политической культуре, оказываются в совершенно другой среде, чем подростки 2006 года, — среди процветающих радикальных дебатов: в США Jacobin, n+1, Triple Canopy, The New Inquiry, Lies, Lana Turner; во Франции — Mediapart, Pompe à Phynance и другие Le Monde diplomatique блоги, Paris-luttes, Rebellyon, Révolution Permanente и основанный на Amiens Fakir; в Испании — Publico, El Diario, CTXT, Diagonal, Directa, El Estado Mental, infoLibre и Traficantes de Sueños; в Великобритании Novara Media, Mute и Salvage; в Италии — Il Fatto Quotidiano, Dynamo, Clash City Workers, Il Manifesto, MicroMega. Это целый мир идей для критики и обсуждений. Похоже, левые оппозиционные движения весны 2016 года будут не последним словом.
Примечания
1. «Формула два» неолиберализма — продолжение неолиберального курса в стиле Тетчер и Рейгана («формула один») левоцентристскими партиями в сочетании с «социальной» риторикой (прим. переводчицы). ↩
2. См. Perry Anderson, ‘Testing Formula Two’, NLR 8, March–April 2001.↩
3. Серии протестов против нового трудового законодательства (прим. переводчицы).↩
4. 1999 Seattle WTO protests (прим. переводчицы)↩
5. Anti-austerity movement in Spain (прим. переводчицы) ↩
6. DSA: Democratic Socialists of America.↩
7. Voluntary Service Overseas ↩
8. Для более полной картины см. текст Пабло Иглесиаса ‘Understanding Podemos’ и его интервью в NLR 93, May–June 2015.↩
9. По словам патрона из ранних лет, телеведущего Орландо Портенто, цитируемых у Рафаэле Нири, ‘Grillo Segreto’, Dagospia, 29 May 2012.↩
10. В итальянской версии журнала Wired Казаледжо (1954—2016) сравнивал себя с Джуллианом Ассанжем или Дэвидом Грэбером; его интервьер, Брюс Стерлинг, счел его более похожим на учтивого миланского Ричарда Столлмана или Джимми Уэлса. См. Bruce Sterling, ‘La versione di Casaleggio’, Wired Italia, 9 August 2013.↩
11. Низкая церковь↩
12 . ‘Italy’s Five Star Movement wants to be taken seriously’, FT, 29 December 2015.↩
13 Для серьезного анализа см. Stathis Kouvelakis, ‘Syriza’s Rise and Fall’, NLR 97, Jan–Feb 2016. Здесь и в следующем главные источники — вебсайт Сандерса, Feel the Bern; Речи Корбина — Labour List и на YouTube; блог Беппе Грилло; программа «Подемос» от февраля 2016‑го, ‘Un País para la gente’ и речи в Кортесах; сайт Партии левых и блог Меланшона, L’ère du people; Салоникская программа СИРИЗА и греческие переговорные документы от июня 2015-го.↩
15. В Британии официально второе лицо оппозиционной партии. При Корбине — Джон Макдоннелл.↩
16. Citizens United ↩
17. Kouvelakis, ‘Syriza’s Rise and Fall’.↩
18. ‘Il Piano B dell’Italia per uscire dall’euro’, Beppe Grillo Blog, July 2015. Отрывок о национализации банков упущен в английской версии сайта. См. также ‘Get out of the euro to save the companies!’, Beppe Grillo Blog, 24 October 2014.↩
19. Иглесиас: см. El Mundo, 18 September 2015; Корбин: см. Rowena Mason, ‘Yanis Varoufakis advising Labour, Jeremy Corbyn reveals’, Guardian, 29 Feb 2016.↩
20. Для доводов за «Lexit» — левую кампанию за выход — см. see Tariq Ali’s contribution to the Guardian debate, ‘Europe, austerity and the threat to global stability’, с Varoufakis and Caroline Lucas, 7 April 2016; Owen Jones, ‘The left must put Britain’s EU withdrawal on the agenda’, Guardian, 14 July 2015 (Джонс с тех пор переменил свой взгляд). Сдержанная речь Корбина «остаться и реформировать» (Labour List, 14 April 2016) вновь была вынуждена давать отпор призывам колумнистов Guardian к проведению большой коалиционной кампании «Остаться» без атак на правительство тори в преддверии 23 июня; Корбин потратил ее большую часть на нападки на жестокую политику Кэмерона.↩
21. Campaign Group Newsletter, цитируемая в Rosa Prince, Comrade Corbyn, London 2016, p. 160.↩
22. Jeremy Corbyn, ‘Libya and the suspicious rush to war’, Guardian, 21 March 2011; ‘Odyssey Sunset’, Beppe Grillo’s Blog, 20 March 2011.↩
23. Блог Беппе Грилло, 28 August 2015; ‘‘‘EU has already collapsed”—Beppe Grillo to RT’, 2 April 2015.↩
24. sans papiers — без документов↩
25. ‘Jeremy Corbyn addresses Parliament Square refugee rally’, BBC, 12 September 2015. По показателям миграции в ЕС, см. Carlos Vargas-Silva и Yvonni Markaki, ‘Briefing: EU Migration to and from the UK’, Migration Observatory, Oxford 2015.↩
26. Ronald Brownstein, ‘Bernie Sanders’s Successful Insurgency’, The Atlantic, 7 April 2016.↩
27. См. Clément Petitjean, ‘What Happened to the French Left?’, Jacobin, 6 Nov 2015.↩
28. Деятельность «Движения пяти звезд» в местом правительстве была неоднозначной; как пишет Il Fatto Quotidiano, когда один из членов Каморры высказался о пятизвездочном депутате совета Кварто, что около Неаполя, как об «одном из нас», ответ у блога Грилло занял 20 дней: Marco Travaglio, ‘Quarto, a che servono questi grillini’, Il Fatto Quotidiano, 14 January 2016.↩
29. La casta — термин, означающий испанских политических лидеров «старой формации». См. подробнее: [link] ↩
30. См. Andrea Pedrazzani и Luca Pinto, ‘The Electoral Base: The “Political Revolution” in Evolution’, в Filippo Tronconi, ред., Beppe Grillo’s Five Star Movement, Burlington, VT 2015; Maggie Severns, ‘Hillary Clinton’s union problem’, Politico, 6 April 2016; ‘Analyse sur la dynamique électorale de Jean-Luc Mélenchon’, IFOP, March 2012; Alberto Garzón, ‘Clases sociales e Izquierda Unida: un análisis’, agarzon.net, 7 February 2016.↩
31. В 2012-м абсолютное большинство проголосовавших за «Движение пяти звезд описывали себя как «левых» или «левоцентристов»; более 50% из них голосовали за Демократическую партию, Italia dei Valori или Sinistra Arcobaleno на предыдущих выборах. К 2013 году ситуация изменилось: 38% голосовавших за «Пять звезд» описали себя как «левых», 22% — как «правых», 12% — как «центристов», 28% не ответитили. См. Pedrazzani and Pinto, ‘The Electoral Base’. ↩
