Стефан Алексис
Энгельс однажды сказал, что способ организации капиталистического города тяготеет к тому, чтобы спрятать самый уродливый и опасный балласт производства — бедность. И там, где спрятать ее невозможно, она подвергается атакам. Поможет ли это объяснить, почему государство часто кажется наиболее жестоким, когда на кону стоят самые маленькие денежные суммы?
В 2014 году Эрик Гарнер был убит за продажу сигарет на улице — нарушение стоимостью, может быть, в пару долларов. Этой весной мы видели убийство Джорджа Флойда за (предположительно) поддельную двадцатидолларовую купюру. И с момента написания первого черновика этой статьи еще один черный американец из рабочего класса лишился жизни из-за такой же банальной полицейской жестокости. Рейшарда Брукса уличили в том, что он спал в машине и затем, через 45 минут интенсивного допроса и домогательств, полицейский выстрелил ему в спину. У этих убийств есть несколько общих признаков: полицейское насилие, последние слова жертвы (в двух первых случаях) и непостижимая тривиальность предполагаемых «преступлений», за которые они были убиты.
Миллионы людей в США десятилетиями живут в этих бесчеловечных условиях, где для государства их жизни практически ничего стоят. В особенно критическом положении пребывают те, кого белая капиталистическая Америка когда-то поработила — как черный пролетариат, так и более обеспеченные, но тем не менее, ввиду цвета кожи, не заслуживающие, как инстинктивно считается, статуса среднего класса. К счастью, небелое население и городская беднота в США сегодня восстают против унизительных практик и не собираются отступать. Они говорят нам, что их жизни действительно имеют значение.
"Миллионы людей в США десятилетиями живут в этих бесчеловечных условиях, где для государства их жизни практически ничего стоят."
Но как вышло, что эти жизни изначально кажутся такими обесцененными? Многие объясняют это исключительно расизмом (который рассматривается как предубеждение) и шовинизмом конкретных полицейских (например, убийцы Джорджа Флойда, офицера по фамилии Шовин, не меньше) или, возможно, даже всего полицейского аппарата. Другие возразили бы, что общепризнанная легитимность полицейского насилия, в действительности, коренится гораздо глубже — в стратегических подходах к охране правопорядка в городской среде, которые несут ответственность за все эти злодеяния — жестокость и милитаризацию полиции и ее чудовищно несоразмерную реакцию на предполагаемые мелкие правонарушения и вполне безобидное поведение. Другими словами, это исходит из самого ядра социо-экономической системы как часть классовой войны.
Век расшатался
Речь идет о теории «разбитых окон», мистическом и мифическом программном предложении, разработанном Джеймсом К. Уиллсоном и Джорджем Л. Келлингом в 1982 году. Наиболее короткая формулировка этой теории (для тех, кто не собирается читать их статью целиком): признаки беспорядка, такие как разбитые окна, мусор, граффити и другие мелкие правонарушения, побуждают к другим, часто более серьезным видам преступлений и беспорядка. И за эти признаки беспорядка нужно браться в первую очередь, если мы стремимся к поддержанию порядка и предотвращению более серьезных преступлений. Короче говоря, эта статья определяет малое преступление как источник большого преступления — убийств, изнасилований, воровства, бандитских войн и т.п.
Таким образом, предложенное решение проблемы преступности вообще, а также рекомендация городской полиции состоит в том, что первые незначительные «разбитые окна» — мелкие нарушения и другие «признаки беспорядка» — подлежат немедленному урегулированию с применением бескомпромиссной силы, то есть жестокости, так как они признаются источником всех остальных преступлений. Это значит, что полиции отведена мессианская роль — положить конец всей преступности путем жестокого противодействия незначительным и мелким нарушениям.
"Теория «разбитых окон» позволяет полиции обращаться с признаками бедности так, будто они и есть сама преступность."
С одной стороны, эта стратегия представляет собой опасный прецедент: жестокость может стать обратно пропорциональной грубости и серьезности преступления. С другой — мишенью теории «разбитых окон» становятся весьма конкретные модели поведения. Но эта статья упускает из виду, что речь идет не об окнах, а о людях. И что чье-либо поведение часто обусловлено насущной необходимостью и глубоко встроено в классовый опыт. Статья о «разбитых окнах» от начала и до конца рассматривает поведенческие модели людей из низших социальных слоев. Она поэтому прокладывает путь к тому, чтобы отождествлять классово обусловленное поведение с «беспорядком» и далее обращаться с ним как с преступлением. Определяя мелкое преступление как иерархически более существенное, теория «разбитых окон» позволяет полиции обращаться с признаками бедности так, будто они и есть сама преступность.
Теория имела глубокие последствия: она дала полиции возможность «реагировать» на поведение, которое часто не является ничем иным как стратегией выживания (как в случае Эрика Гарнера) и/или обусловлено жизненной необходимостью, поведение, структурированное экзистенциальной безысходностью, и рассматривать (в особенности, один) класс как «беспорядок». Она уполномочила полицию направлять усилия на борьбу с классом и расой за счет борьбы с практиками, обусловленными жизненной необходимостью и стратегиями выживания. Она скрыла структурные причины угнетения, позволяя структурной необходимости в борьбе с определенным социальным слоем проявиться как не более чем систематическое злоупотребление или даже просто расизм отдельных «паршивых овец» (которые всегда могут быть дезавуированы институциями) и мешая борьбе против полицейской жестокости путем сведения этого вопроса к проблеме отдельных полицейских или подразделений.
Что я рожден восстановить его
Эта идея появилась в благоприятное для таких стратегий время — расшатанный век: то, что консервативная Америка считала проблемой, определялось как «упадок городов» в форме небелых людей, хиппи, наркоманов и панков, которые медленно наполняли улицы огромных городов. Одна фраза показывает, что для элит это представляло долгосрочную проблему: «Президент подчеркнул, что вы должны признать тот факт, что вся проблема действительно в черных. Основная задача в том, чтобы разработать систему, которая признает это, хотя и завуалированно», — сказал Г.Р. Холдеман, приписывая эти слова своему близкому союзнику — президенту Ричарду Никсону (1969—1974).
"Программа «разбитых окон» была не о выбитых стеклах, а о людях, которые, согласно сложившимся в обществе представлениям, находятся не на своих (социальных) местах."
Утверждение Никсона (или Холдемана) ознаменовывает собой теорию «разбитых окон» примерно за десять лет до появления самого термина. Не мудрено, что одним из неофициальных стержней кампании Рейгана и других консерваторов часто была борьба с панками и грязными хиппи. По существу, программа «разбитых окон» была не о выбитых стеклах, а о людях, которые, согласно сложившимся в обществе представлениям, находятся не на своих (социальных) местах, — людях, которые, как считает консервативная Америка, вторглись в городское пространство и засорили его.
Именно эта синхронизация реакционной политики на высшем уровне и желание дисциплинировать и урегулировать общество снизу, особенно городскую среду, вдохнула жизнь в правоохранительную деятельность по принципу «разбитых окон».
Американские города реализовали эту политику сначала в системе общественного транспорта. Нью-Йорк стал в этом одним из первых, разделавшись с граффити в поездах и практикой перепрыгивания турникетов и другими способами уклонения от оплаты (то, с чем мы, восточные европейцы[1], тоже знакомы). Охрана правопорядка по принципу «разбитых окон» затем распространилась по всему городскому ландшафту: суровые меры против мелких преступлений и проступков, в дальнейшем эффективно покрепленные тактикой задержания и обыска, доктриной трех преступлений и расовым подходом, который эффективно функционирует как классовый, но при этом открыто не определяет ни один конкретный класс как свою мишень[2].
Инвестиционный спектр
Хоть этого и не видно, но циркуляция капитала находится в центре теории «разбитых окон». В то время как Уиллсон и Келлинг играют в свои умственные эксперименты, люди, которые пьют, мочатся на улицах и по-другому «нарушают порядок», делают это, как правило, перед магазином и его владельцем, мешая его бизнесу своим поведением. Но, по сути, своим существованием.
Криминализация безобидного поведения и мелких нарушений, действительно, подразумевает кое-что еще: инвестиции. Как сказал однажды Рудольф Джулиани, существует связь между инвестициями и мочеиспусканием на улице: никто не хочет инвестировать туда, где это делают! Интересно следующее: теория «разбитых окон» — как в виде теории, так и практики — пыталась «решить»[3] проблему «упадка города» или «беспорядка». Полицейская жестокость и готовность безжалостно реагировать на любые признаки людей, которым «не место в определенных районах», — это попытка расчистить городские центры и преобразовать их для инвестиций. И теперь мы имеем полный цикл: то, что начинается с реакционного отвращения (Никсона, Рейгана, консерваторов...) к меньшинствам и небелым людям на улицах и затем подается как «упадок города» и расшатанный век, затем истолковывается как преступление, что приводит к устранению бедных из поля зрения буржуазии. И в конце этой цепи, надеются политики, находится центральный элемент капитализма — инвестиции.
"Если бы Джордж Флойд обманывал государство, поместив свой счет и компанию в оффшорной зоне, вероятнее всего, сегодня он был бы жив."
Что из этого следует? То, что эти практики охраны правопорядка создали специфические повседневные условия для жизней представителей низших слоев. Если ты беден, то за всеми твоими действиями будут наблюдать и за все ты можешь столкнуться с жестокостью. Иными словами, созданы прекарные условия жизни для бедных, пузырь, в котором ты всегда подвергнут полицейской жестокости. Комплексная система регулирования — регулирования, которое проводится через идею «порядка», преднамеренно направленную на бедных, хотя и завуалированно, поскольку оно нацелено на такое абстрактное понятие, как «беспорядок». Эффективно создающая параллельную правовую систему для бедных и отражающая некоторую итерацию права при капитализме: права как системы классовых барьеров. Если ты беден, то к тебе применяются «законы» о мелких нарушениях и о мерах против «беспорядка». Если же ты богат, тогда существует иная правовая система с огромным количеством лазеек и пространством для уклонения от уплаты налогов и других гражданских обязанностей. Речь идет, поэтому, о едином механизме противостояния одному из эмансипационных наследий либерализма — равенству в глазах закона. Потому что давайте признаем: если бы Джордж Флойд обманывал государство, поместив свой счет и компанию в оффшорной зоне, вероятнее всего, сегодня он был бы жив. И свободен.
Перевела Анна Петрович по публикации: Aleksis, S., 2020. "Broken Windows and Broken People: the Cost of Class Order". In: LeftEast. Available 13.07.2020 at: [link].
Читайте еще:
«Вони просто не хочуть працювати!»: расові стереотипи та протести в США (Марта Гавришко)
Протесты в США: страшно, но важно (Александра «Renoire» Алексеева)
Экономика трущоб: бедность в Латинской Америке (Влад Бурный)
Покарання і насильство: чи справді кримінальне правосуддя ґрунтується на величезній помилці? (Джеймс Ґілліґан)
Примечания
- Одной из ключевых политических проблем Восточной Европы в последние десятилетия были цены и доступность общественного транспорта. В то время как рост цен на проезд трансформируют общественный транспорт в полупроводниковую классовую мембрану, которая эффективно обеспечивает доступ к городским центрам только тем, кто может позволить себе плату за проезд, правительства и местные чиновники постоянно увеличивают давление на население. Один из механизмов — муниципальная полиция, которая призвана действовать жестко в отношении безбилетников. Разумеется, ромское население находится под ударом несоразмерно больше остальных, так как это беднейшее меньшинство, которое в значительной мере полагается на общественный транспорт и обычно слишком бедно, чтобы платить за проезд. ↩
- И это — по крайней мере частично — причина военизированности полицейского аппарата: когда практически повседневное поведение определяется как «преступление», все население становится врагом, а улицы города — полем боя. Или, на армейском языке Марка Спенсера, министра обороны Трампа, «боевым пространством». ↩
- Теория «разбитых окон» исключает необходимость велферистской «войны с бедностью» как первичного стратегического подхода к проблеме преступности — это одно из заявленных намерений автора! ↩