Денис Пилаш
Старец, похожий на Оби-Вана Кеноби, дает новую надежду в темные времена: выборы в Соединенном Королевстве едва не стали сенсацией. Правящая Консервативная партия заняла на них первое место, но потерпела моральное поражение. А лейбористы провели успешную кампанию под левыми лозунгами, несмотря на враждебность правящего класса, корпоративных медиа и парламентариев от его собственной партии. К кампании убежденного социалиста Джереми Корбина, стремящегося превратить свою партию в движение против неолиберального капитализма, присоединились сотни тысяч британцев, недовольных политикой «жесткой экономии».
Еще десятилетие назад невообразимой казалась сама мысль о том, что Лейбористская партия, никогда не бывшая в полном смысле социалистической[1], может оказаться на левом фланге мирового социал-демократического движения. Напротив – именно она при Тони Блэре и «новых лейбористах» задала стандарты изобретенного социологом Энтони Гидденсом «третьего пути» и практически сравнялась с консерваторами в преданности «свободному рынку», проведении неолиберальной экономической политики и соглашательстве с буржуазным статус-кво. Пару лет назад казалось немыслимым, что в лидеры лейбористов могут избрать кого-то из левого крыла партии наподобие Джереми Корбина. [2] Пару месяцев назад казалось невозможным, что партия сможет выйти из паралича, вызванного распрями в ее верхушке. Пару недель назад никто не предсказывал, что лейбористы стремительно сократят 25%-е отставание от рейтинга консерваторов и будут всерьез соревноваться за победу на выборах. Пару дней назад неправдоподобным виделось, что Корбин будет за шаг до поста премьер-министра.
Выборы, или руководство по выстрелу в ногу от консерваторов
Досрочные выборы 8 июня 2017 года среднестатистические британцы единогласно считали по большому счету «ненужными». Вот кому они были действительно нужны – так это Терезе Мэй, назначенной после бесславной отставки Дэвида Кэмерона премьер-министром от консерваторов. Она созвала их в твердой уверенности в landslide victory (сокрушительной победе), которая позволит ей увеличить большинство Консервативной партии до более чем 100 мандатов в парламенте и предоставит «мандат доверия» для ведения переговоров по «Брекзиту», которые начнутся уже на следующей неделе. Вот только досрочные выборы, как, собственно, и референдум по «Брекзиту», оказались для инициировавшего их консервативного правительства очередной опрометчивой авантюрой.
Консерваторы не только не увеличили свой отрыв в парламенте, напротив, они потеряли из 330 мест 12, а, следовательно, и большинство в Палате Общин (для которого требуется 326 мандатов). Зато Лейбористская партия во главе с социалистом Джереми Корбином, приняв прогрессивный избирательный манифест и проведя блестящую кампанию, получила лучший с 1997 года результат в абсолютных показателях – 12,85 миллионов голосов – и увеличила свое представительство на 32 депутата, до 261. И это вопреки всем прогнозам, враждебности истеблишмента, прессы и собственных депутатов. Лейбористы не просто отстояли свои опорные округа в Лондоне или рабочем поясе Северной Англии, но и были избраны в таких бастионах консерваторов, как Кентербери, где те побеждали непрерывно с 1918 года.
Существенный урон понесла требующая независимости Шотландии и сохранения членства в ЕС Шотландская национальная партия, на прошлых выборах взявшая 56 из 59 региональных округов (на этих осталось только 35).[3] Почти все голоса другой силы, получившей сенсационно высокую поддержку на тех выборах – правопопулистской Партии независимости Соединенного Королевства (UKIP) – оттекли назад консерваторам или лейбористам после реализации ее идеи фикс, референдума по выходу ЕС (увы, на британской политике останется след от UKIP, сдвинувшей консерваторов к еще большей ксенофобии и мигрантофобии). Помимо единственного представителя UKIP, из парламента вылетели и другие распиаренные политики, включая бывших лидеров Либеральных демократов и ШНП – Ника Клэгга и Алекса Салмонда соответственно.
Меньшие партии нынешней оппозиции получают: либеральные демократы – 12 мест, левонационалистическая «Партия Уэльса» (Plaid Cymru) – 4, «Зелёные» – 1 (округ их сопредседательницы Керолайн Лукас). Все вместе, да еще с шотландскими националистами, они теоретически могли бы оказать парламентскую поддержку лейбористскому правительству меньшинства – идея так называемого «Прогрессивного альянса» [4] против тори, или же «коалиции хаоса» в трактовке Терезы Мэй, – но голосов для этого не хватает (как и у самих консерваторов).
Итог – «подвешенный парламент», где ни одна партия не добрала до большинства. В результате ключ к решению оказывается у депутатского корпуса от Северной Ирландии. Это 10 правых юнионистов из Демократической юнионистской партии, закономерно поддерживающих консерваторов, и 7 левых ирландских националистов из Шинн Фейн. И полученный этой партией (частично за счет округов, выигранных у близкой к ней, но менее радикальной Социал-демократической и Лейбористской партии) лучший результат мог даже сыграть злую шутку. Ведь ирландские республиканцы всегда отказываются занимать свои места в британском парламенте, поскольку для этого приходится приносить присягу английской короне. Но таким образом они могли лишить арифметической возможности получить большинство того кандидата в премьер-министры, который симпатичен им как никто другой из британских политиков. В свое время именно Джереми Корбин, не побоявшись всеобщего осуждения как «пособника террористов» (коим правые клеймят его до сих пор), вел личные переговоры с лидером Шинн Фейн Джерри Адамсом, сыгравшие важную роль в прекращении кровопролития в Ольстере.
В итоге консерваторы объявили о формировании кабинета министров при поддержке ольстерских юнионистов, располагая таким образом минимальным большинством в Палате Общин. Так что моральными победителями выборов все равно останутся лейбористы и их избиратели, отвергнувшие политику «жесткой экономии» тори. А имя главной побежденной и так всем понятно. Похоже, каламбур Корбина «June 8 will be the end of May» («8 июня станет концом мая/Мэй») осуществится. «Утраченные голоса, утраченная поддержка и утраченное доверие», – напоминает лидер лейбористов причины для инициаторки выборов уйти в отставку.
Предвыборная кампания Джереми Корбина
Тереза Мэй решилась на выборы, несмотря на неудачи в переговорах по выходу Великобритании из ЕС («лучше никакое соглашение, чем плохое»), надеясь на опросы общественного мнения и атмосферу в СМИ, благоприятствовавшие ее партии и предрекавшие катастрофический разгром лейбористам, еще 4 мая получившим не самые радужные результаты на местных выборах. Ожидая легкой победы и сохраняя типично консервативное высокомерие, премьерка минимизировала возможные встречи с собственным народом, а от вопросов журналистов отмахивалась мантрами наподобие «strong and stable leadership». Она отказалась от прямых (с глазу на глаз) дебатов с лидером оппозиции Джереми Корбином и даже на общие дебаты представителей семи британских партий отправила вместо себя главу МВД Эмбер Радд.
Тем временем Джереми Корбин, которого два года подряд не прекращали клеймить «unelectable» («неизбираемым») и «неубедительным лидером», уверенно держался на дебатах, [5] ездил по стране, выступал и встречался с избирателями, преимущественно рабочими и молодежью. И, почти как в затасканном до дыр «гандистском» клише «сначала тебя игнорируют, потом смеются, потом борются, в итоге ты побеждаешь», рейтинги лейбористов стабильно росли, особенно после перерыва в избирательной кампании в связи с терактом в Манчестере, [6] и достигли высочайших показателей с 2014 года. Опросы YouGov давали отставание лейбористов от консерваторов порядка 3–5%, Survation – вообще 1%, наконец, Qriously накануне выборов стал единственным исследовательским центром, объявившим о перевесе лейбористов (в целых 3%). Остальные поллстеры предсказывали большее преимущество консерваторов, но их методология предусматривала меньшую выборку молодежи.[7]
Собственно, среди молодежи (18–24 лет) за лейбористов выступают более 2/3 опрошенных (один из опросов указал 68% – кстати, таким же оказался рейтинг лейбористов среди педагогов), а за консерваторов – только 16%. В целом, чем старше население, тем выше рейтинг у консерваторов – хотя те умудрились и по своей целевой аудитории в лице пенсионеров (65+) ударить инициативой, которую иначе, чем «dementia tax», не называют. [8] Вообще, в центре предвыборных кампаний оказался не так ожидаемый «Брекзит», как разнообразные социальные вопросы – ведь из-за политики жесткой экономии от консервативного правительства под угрозой даже система здравоохранения, а Лондон, будучи финансовой столицей мира, не может обеспечить достойную жизнь всем жителям.
В Лондоне накануне выборов большинство опрошенных впервые назвало «радикала» Корбина более подходящим лидером для премьерства, чем главу консерваторов – при том, что любимой претензией «говорящих голов» к руководителю лейбористов стало «отсутствие лидерских способностей». Недавно Корбин блестяще ответил на один из бесконечных упреков о том, что он-де «плохой лидер» – «лидерство означает умение не только говорить, но и слушать людей». А народу-то как раз нравится, что он – humble, decent, normal human being, [9] в отличие от «роботичной» и «мизантропичной» Мэй. [10] Стал вегетарианцем в 20 лет из сочувствия к животным после работы на ямайской свиноферме, тешится выращенными на приусадебном участке овощам, болеет за «Арсенал», любимой книгой называет «Улисс» Джеймса Джойса, хобби – фотографирование крышки канализационных люков. Личность незаурядная, но простая и безумно человечная.
Феномен Джереми Корбина по времени совпал с кампанией его заокеанского товарища Берни Сандерса, который бросил вызов (нео)либерально-консервативному консенсусу в стране, где само слово «социализм» считалось чуть ли не табуированным. Сравнения между олдовыми леваками, считающимися чудаками и аутсайдерами, но обожаемыми разгневанной молодежью, были неизбежны. Политически сторонник «скандинавской модели» Берни, конечно, умеренней Джереми, чье мировоззрение сформировалось под влиянием марксизма. Но для политической системы США самопровозглашенный демократический социалист даже чужеродней и радикальней, чем его коллега в Великобритании. Сандерсу не дали совершить того, что получилось у Корбина – возглавить одну из ведущих партий, – но в конечном итоге сейчас он является самым популярным политиком страны.
В начале июня 2017 года Берни Сандерс как раз посетил Британию. Везде, где он выступал (обычно это были университеты), он непременно указывал на то, что «впечатлен кампанией» своего британского коллеги, и напоминал, в чем они схожи: оба борются с истеблишментом своих партий, оба за рабочий класс и усиление низовой демократии, оба против олигархии и имущественного неравенства. После чего он непременно оговаривался, что это не официальный endorsement и что ни сам Корбин, ни британские избиратели в его советах не нуждаются.
И все же, сопоставляя двух «ветеранов левой политики», многие впадают в ложную персонализацию политики – ведь дело не так в самих Корбине и Сандерсе, как в стоящих за ними идеях и движениях. Что характерно, в мире постмодернистских фантомов эти два выходца из среды «новых левых» 1960-х методично говорят о классовых вопросах как центральных в противоречиях капиталистических обществ. Их кампании стали возможны благодаря подъему стихийных антикапиталистических движений на волне глобального экономического кризиса капиталистической системы – наподобие «Occupy Wall Street» или студенческих протестов против повышения платы за образование британским правительством в 2010 году. То, что действительно привлекло избирателей, особенно молодых – возвращение Лейбористской партии к ее истокам, программным установкам на солидарность и социальную справедливость.
Новая программа лейбористов: возвращение классовой политики
К выборам 2017-го лейбористы издали «самый социалистический» избирательный манифест за последние десятилетия – For the many, not the few («Для многих, а не для единиц»). Этот документ, обозначающий возвращение классовой политики, включает следующие пункты:
- повышение налогов на корпорации и прогрессивного налогообложения богатых (до 50%);
- ренационализация и развитие железных дорог, энергетической отрасли и почтовой службы;
- £500 млрд инвестиций в энергетику, транспорт и жильё;
- восстановление британской промышленности;
- создание Национального и региональных инвестиционных госбанков;
- дальнейшее развитие Национальной системы здравоохранения (NHS, National Health Service) с выделением на ее нужды дополнительных £30 млрд до 2022 г.;
- введение бесплатного высшего образования и восстановление университетских стипендий;
- сокращение численности детей в классе для учеников в возрасте 5-7 лет до не более 30 человек, бесплатное питание для всех учеников младших классов;
- государственная система ухода за маленькими детьми, чтобы все женщины могли после родов выходить на работу;
- увеличение финансирования программ по интеграции мигрантов;
- повышение минимальной зарплаты с £7,5 до £10 в час к 2020 г., что должно улучшить жизнь 5,7 миллионов британцев;
- программа муниципального жилищного строительства не менее миллиона объектов жилой недвижимости и введение разумных ограничений на стоимость аренды;
- создание специального министерства, ответственного за рабочие права, распространение соцгарантий работников на самозанятых граждан, обеспечение каждому работнику права и возможности состоять в профсоюзе;
- запрет «нулевого контракта» (когда в контракте прописано 0 часов и работодатель сам решает, когда и на какое время привлекать сотрудника) и неоплачиваемых стажировок;
- ограничение разницы в оплате труда пропорцией 20:1 на государственных предприятиях;
- сохранение и развитие социальных льгот и гарантий для самых разных слоев населения;
- дополнительные четыре государственных выходных в дни святых-покровителей составляющих Соединенного Королевства;
- гарантия защиты пенсий от любых сокращений;
- запрет фрекинга, перевод национальной энергетики на источники возобновляемой или экологически чистой энергии в доле не менее 60% от общего объема к 2030 году.
Как видим, пункты манифеста призывают восстановить два главных достижения кейнсианской экономической политики лейбористского правительства Клемента Эттли после Второй мировой войны, в последние десятилетия разрушавшиеся правительствами консерваторов и «новых лейбористов»: созданную под руководством левого социалиста и потомственного шахтера Эньюрина Бивена государственную систему бесплатного медицинского обслуживания и национализацию железных дорог. Приватизация последних правительством Джона Мейджора привела к резкому падению доступности, комфортности, эффективности и пунктуальности перевозок – поучительный урок любителям перевода всего на рыночные рельсы.[11]
Первой реакцией правой прессы на утечку предвыборной программы лейбористов стало высмеивание ее идей (касающихся национализации железных дорог или бесплатных образования и медицины) как «устаревших», хотя по опросам их поддерживают большинство британцев (по 50–75%). Однако на заявления, что «лейбористы тянут нас назад в 1970-е», многие резонно ответили, что это всяко лучше, чем «возврат в 1870-е» в программе консерваторов. Чего стоит только одна из главных фишек консервативного манифеста – снова разрешить охоту на лис, любимое развлечение упадочной аристократии, запрещенное из-за угрозы вымирания лисьей популяции на Британских островах (требование ни разу не устаревшее и не архаичное, видимо).[12] Однако уже вскоре консерваторам, чьи обещания были прямо противоположны лейбористским (перенос налогового бремени с корпораций и богачей на неимущих, дальнейшее сокращение соцрасходов, отмена бесплатных обедов для школьников, меры против мигрантов и «hard Brexit»), пришлось резко маневрировать и подстраиваться под левую повестку, заданную программой Корбина. При том, что, в отличие от скрупулезных подсчетов лейбористами затрат на реализацию последней, в манифесте консерваторов единственными числами были номера страниц. Востребованность и экономическую обоснованность лейбористского, а не консервативного манифеста подтвердили и 130 экономистов, поддержавших его в открытом письме.
Отрицание отрицания: взлет и падение «новых лейбористов»
В последний раз лейбористы шли на выборы со столь левой программой (прозванной «самой длинной предсмертной запиской в истории») в 1983 году, на пороге финального акта классовой войны между консервативным правительством Маргарет Тэтчер и рабочим движением страны – забастовки Национального союза горняков 1984–1985 годов.[13] Тогдашний руководитель партии Майкл Фут принадлежал к «мягким левым» (soft left) и, опираясь на сильные профсоюзы, стремился защитить социальное государство от демонтажа со стороны тори.
Но и радикальное крыло лейбористов, «твердые левые» (hard left), пользовалось в 1980-х значительным влиянием. В то время перед глазами левых лейбористов был пример Тэтчер, которая сумела сместить свою партию радикально вправо и в экономических (к рыночному фундаментализму в стиле Австрийской школы), и в социальных (к реакционным позициям, напоминающим о печально известной речи Инока Пауэлла о «реках крови») вопросах. Однако Тони Бенн, главная надежда левого крыла, проиграл на выборах заместителя лидера партии.[14] А поражение от консерваторов открыло дорогу для реванша правых и системной трансформации Лейбористской партии, разуверившейся в возможности электоральных побед в качестве силы трудящихся и перепрофилировавшейся в партию «среднего класса».
Кульминацией стала чистка лейбористских рядов от революционных и марксистских групп, в первую очередь от троцкистов из тенденции «Милитант». Следуя тактике энтризма (вступления в политические силы, «укорененные в рабочем классе»), те работали внутри Лейбористской партии, получили большинство в такой пролетарской цитадели, как городской совете Ливерпуля, и стойко противостояли антисоциальным реформам консерваторов, но были вытеснены верхушкой собственной партии.
Когда Тэтчер умерла в 2013 году, ветераны шахтерской стачки иронизировали, что их предводитель Артур Скаргилл таки пережил свою заклятую неприятельницу. Однако тэтчеризм был жив, а традицию «твердых левых», казалось, похоронили с почившим год спустя Тони Бенном, бывшим на протяжении 51 года парламентским трибуном рабочего дела. Левые вроде Labour Representation Committee и Socialist Campaign Group были на обочине Лейбористской партии. Они еще могли похвастаться успехами вечного фрондера Кена Ливингстона на посту мэра Лондона, но когда «Красный Кен» примирился с лейбористским руководством, то проиграл выборы консерватору Борису Джонсону с его клоунскими замашками.
Радикальные левые упорно вычищались из партии, к тому же тысячи разочарованных членов сами покидали ее. Пришедшие к власти в 1997 году c внушительным показателем в 418 депутатских мандатов «Новые лейбористы» (New Labour) Тони Блэра были уже завершенной партией неолиберализма «с человеческим лицом», того, что троцкистский публицист Тарик Али в заглавии своей книги назовет «крайним центром» (The Extreme Centre). Недаром Тэтчер называла «модернизатора» лейбористов своим лучшим достижением. Существовавший до 1970-х консенсус насчет социального государства сменился неолиберальным консенсусом.
Не только когда премьеры «новых лейбористов» Тони Блэр и Гордон Браун продолжали политику приватизаций и урезаний, но и когда их партия перешла в оппозицию, левая альтернатива ассоциировалась скорее с местными «зелеными» (The Green Party of England & Wales) или сепаратистской Шотландской национальной партией.[15] Те нередко проявляли себя как более последовательные противники мер «жесткой экономии», чем лейбористы. Мари Блэк, ставшая в свои 20 самой молодой депутаткой в истории британского парламента – характерный тому пример: убежденная социалистка, избранная от ШНП. Были и попытки создать последовательно социалистический полюс притяжения левее ЛП – от коалиции Respect, инициированной Социалистической рабочей партией,[16] до «Левого единства» (Left Unity) – но все они заходили в тупик, как ни пытались стать политическим голосом главных протестных движений первого десятилетия ХХІ века: профсоюзного и антивоенного.
Последнее было особенно актуально, поскольку лейбористское правительство Блэра стало ключевым союзником неоконсервативной администрации президента США Джорджа Буша-младшего во вторжении в Ирак. Блэр начал интервенцию несмотря на то, что на антивоенный митинг 15 февраля 2003 года вышел миллион лондонцев, а почти четверть депутатов (в основном из левого крыла его собственной партии, но к ним присоединились и либералы) во главе с Джоном МакДоннеллом до последнего противостояли этой инициативе. Уже в 2016 году готовившийся 7 лет доклад комиссии сэра Чилкота мягко, но в пух и прах разгромил Блэра и правое крыло лейбористов за их незавидную роль в развязывании войны, приведшей к хаосу на Ближнем Востоке, который сейчас вынужден расхлебывать весь мир. А заядлый внутрипартийный оппозиционер Джереми Корбин, став лидером партии, принес от ее имени Лейбористской партии извинения родственникам погибших иракцев и британских солдат за преступное решение о вторжении в Ирак. И он грозится судить Блэра как военного преступника.
Невероятное восхождение Джереми Корбина
В 2011 году антивоенную коалицию «Stop the War» возглавил Джереми Корбин. Немногие обращали внимание на этого соратника Бенна, попавшего в парламент в знаковом 1983 году, но остававшегося вечным «заднескамеечником», никогда не входившим ни в правящие, ни в теневые кабинеты, к тому же перманентно бунтующим против партийного руководства. Как же он сумел стать лидером партии?
Это стало возможным благодаря демократизации процедуры выборов лидера партии: вначале его избирали только члены парламента, с 1980 года учитывались также голоса профсоюзов и других аффилированных организаций, а также местных лейбористских ячеек. И вот к 2015 году ввели всеобщее голосование членов партии и зарегистрированных сторонников по схеме «один человек – один голос». Сделано это было не без задней мысли сократить влияние на процесс профсоюзников, слывших в глазах неолиберального истеблишмента слишком «старомодно левыми» и «неблагонадежными».
Однако парадоксальным образом именно это изменение и помогло самому левому и радикальному кандидату из четырех представленных (включавших Энди Бёрнэма, Иветт Купер и Лиз Кэндалл) – Джереми Корбину, едва собравшему необходимое для выдвижения своей кандидатуры количество подписей парламентариев. Уже в первом туре выборов лидера Лейбористской партии 12 сентября 2015 года он получил 59,5% голосов – 251 тысяча человек, более чем вдвое больше всех проголосовавших на предыдущих выборах за лидера лейбористов и сильнейший мандат доверия из полученных руководителями лейбористов за всю их историю.
Кажется, Лейбористскую партию впервые за столетие со времен ее основателя Кейра Харди возглавил человек, не стесняющийся того, что он социалист.[17] Руководителем одной из наиболее правых социал-демократических партий Европы стал наиболее левый лидер. В качестве своеобразного «противовеса» заместителем Джереми Корбина стал Том Уотсон, во многом являющийся его противоположностью. Когда в 2009 году разразился скандал с чрезмерными госрасходами британских парламентариев, Корбин оказался самым скромным из 570 своих коллег – все его затраты свелись к 8,70 фунтов на картридж к офисному принтеру, тогда как Уотсон на одно лишь свое питание потратил из госбюджета 4800 фунтов в год. Действительно «Том и Джерри» – тут не только имена совпали, но и козни не заставили себя ждать. Лидерство Корбина его однопартийцы и медиа подрывали с первого же дня.
Верхи против низов
В 1980-х, когда Тони Бенн со сторонниками едва не взял контроль над партией, лейбористский политик Крис Маллин написал роман «Очень британский переворот», вскоре экранизированный – о том, как правящий класс свергает демократически избранное правительство левого крыла лейбористов.[18] Едва избранный партийным главой, Джереми Корбин также столкнулся с переворотом правых, правда, в масштабах самой партии.
Парламентская Лейбористская партия на протяжении всей своей истории была «правее», чем рядовые члены партии, тщательно огражденные партийным истеблишментом от реального влияния на принятие решений. Она явно оплошала, допустив к власти над собой самого левого отщепенца из своих рядов. И сразу обозначила свою враждебность. Откалываться подобно Социал-демократической партии в 1980-х антикорбинисты не собирались – они знали, что в этом случае депутатов за ними пойдет больше, чем рядовых членов. А вечно бойкотировать Корбина, даже ценой парализации и стагнации собственной партии – за милую душу.
Корбина обвиняли в чем угодно – начиная от «нелояльности» к монархии (в силу своих республиканских взглядов он не подпевал монархическому гимну «Боже, храни королеву») и заканчивая тем, что он, будучи на протяжении всей своей политической жизни сторонником разоружения и противником ядерного оружия, не желает убивать людей посредством применения последнего. После его избрания лидером лейбористов консервативная пресса наперебой выискивала желтые сплетни,[19] хотя «антигламурный» Корбин – пожалуй, последний человек в британской политике, который светился в скандалах.[20]
В ход шли обвинения в «экстремизме» и «пособничестве терроризму», в которых слова Корбина вырываются из контекста или грубо искажаются. В то же время ему предъявляли и чрезмерную мягкость или неготовность выстоять на международной арене – хотя это как раз Корбин требует жестких ответов на пагубные инициативы Дональда Трампа вроде «антимусульманского» запрета или выхода из Парижского климатического соглашения (тогда как консерваторы демонстрируют полную сервильность в отношениях с Вашингтоном), прекращения продажи оружия фундаменталистскому режиму в Саудовской Аравии (с которым консерваторы буквально недавно провернули многомиллиардную оружейную сделку и пытались скрыть доклад, указывавший на связи саудитов с международным терроризмом в свете недавних британских терактов) и превращения вопроса о соблюдении прав человека в фундаментальный в отношениях с такими странами, как монархии Персидского залива, Турция, Египет, Филиппины, Мьянма, Китай и Россия.[21] Примечательно, что в международных вопросах Корбин еще в 1980-х, как говорится, оказывался на «правильной стороне истории»: выступая против режима апартеида в ЮАР, пока Тэтчер называла Нельсона Манделу «террористом», или протестуя против продажи Британией вооружения Саддаму Хусейну.
Однако с противоположной стороны также произошла консолидация сил. Можно сказать, что Корбин стал символом надежды для разочарованных в политике. В дряхлеющую Лейбористскую партию рекой полились новые члены – как молодежь, бывшая аполитичной в последнее десятилетие, так и активисты-ветераны, успевшие махнуть рукой на переродившуюся при «новых лейбористах» партию и вернуться после столь невозможной смены руководства. И вскоре количество полных членов, составлявшее до номинирования Корбина в лидеры партии от силы 200 тысяч, перевалило за полмиллиона. Марксистский автор Ричард Сеймур описал коллективный портрет «корбинистов» – новых активистов Лейбористской партии: «чуть более против жесткой экономии, чуть более либеральные в социальных вопросах, чем старые члены. Это соответствует общей картине в радикальных левых партиях и коалициях по всей Европе: они занимают идеологическое пространство, освобожденное традиционной социал-демократией – они за социальное государство, но с дополнительным акцентом на леволибертарные и «постматериалистические» ценности».
Низовые сторонники Корбина и левого курса объединились в организацию «Моментум». Их тут же записали в «троцкистские энтристы», хотя собственно троцкистов вроде Альянса за рабочую свободу (Alliance for Workers' Liberty) среди лейбористских новобранцев не так уж и много. Увы, паранойя взяла свое, и даже в самом прокорбиновском «Моментуме» произошел внутренний переворот, после которого начали выдавливать самое левое крыло, обвиняя в (настоящем или мнимом) троцкистском энтризме.
Гражданская война в стане лейбористов
Первое испытание новый руководитель лейбористов выдержал на местных выборах 5 мая 2016 года. Хотя истеблишмент Лейбористской партии сделал все, чтобы проиграть выборы – лишь чтобы уничтожить Джереми Корбина, разгрома не случилось. По Англии лейбористы получили 939 местных депутатов, консерваторы – только 535; в Лондонской ассамблее сохранился тот же расклад, где у партий левее центра (лейбористов и зеленых) большинство. Несмотря на грязную исламофобскую кампанию консервативных таблоидов, мэром Лондона с рекордным показателем в 1,3 миллиона голосов был избран сын пакистанца-водителя автобуса юрист Садик Хан – что примечательно, даже такой, крайне умеренный кандидат лейбористов вызвал настоящую истерику о «наступающем совке» от населяющих Лондон постсоветских буржуев.
Тем временем подкрался референдум о выходе Соединенного Королевства из Евросоюза, объявленный противником этой идеи премьером Кэмероном, чтобы консерваторы могли перехватить электорат, уходивший, как тогда казалось, к UKIP. Главным нарративом «Брекзита» стала правопопулистская, ксенофобская и изоляционистская риторика от Партии независимости и ряда видных консерваторов, в которой демагоги вроде Бориса Джонсона и Найджела Фараджа не стеснялись грубейшим образом лгать электорату. Токсичность порожденной ими атмосферы подтвердило убийство неонацистом 16 июня 2016 года депутатки от лейбористов Джо Кокс, известной своей защитой прав мигрантов и оппозицией выходу Британии из ЕС. Альтернативная кампания левых евроскептиков Lexit (Left Exit – «Левого исхода») по большому счету не смогла сменить общую картину дискуссий: правоконсервативные и ультранационалистические сторонники «Брекзита» против его рыночно-либеральных оппонентов из всех трех ведущих партий, защищающих Евросоюз исходя из интересов бизнеса.
Лидер лейбористов оказался в не самой удобной ситуации: не будучи восторженным почитателем неолиберальных принципов ЕС, он не расхваливал его, а предлагал «остаться в Евросоюзе, чтобы реформировать его изнутри и сделать более социально ориентированным». Напрашивался «альтерглобалистский» посыл «Другая Европа возможна», да и темы в центре кампании Корбина (вроде того, как разрыв с Европой повредит правам граждан стран ЕС и британцев) отличались от того, о чем желали говорить многие его однопартийцы («свободный рынок» и все такое). Неудивительно, что те обвинили его в вялой кампании и легкой капитуляции перед «Брекзитом» после поражения на референдуме 23 июня.
В любом случае Консервативная партия оказалась после референдума в куда более глубоком кризисе. Однако антикорбиновское большинство парламентской фракции сделало все, чтобы не дать своей партии воспользоваться этой ситуацией – более того, оно сочло это самым удобным моментом для переворота против Корбина. Из двух сотен депутатов на его стороне осталось порядка 40,[22] остальные присоединилась к саботажу против него. Требуя его отставки, почти две дюжины парламентариев (23 из 31) вышли из теневого кабинета оппозиции. Лидер оппозиции тут же заменил их молодыми и готовыми работать людьми. В качестве тарана против него использовали Лизу Нанди, которая ранее считалась представительницей «левого крыла» партии, но сейчас потребовала ухода Корбина. Несмотря на интриги и шантаж, тот уходить отказался. Петиция в его поддержку за пару дней набрала 200 тысяч подписей, 12 крупнейших профсоюзов заверили лидера лейбористов в своей поддержке.
Впрочем, и сам неудавшийся путч блэритов и ренегатов из числа «soft left», инициировавших вторые выборы партийного лидера за год, был подготовлен из рук вон плохо. Анджела Игл и Оуэн Смит, двое одинаково безликих и скучных политиков, долго выясняли, кто из них более достоин стать единым кандидатом от оппонентов Корбина, аляповато изображая из себя «тоже левых», но «более успешных», чем «коммунистический динозавр» Джезза. На нагрянувшей в сентябре 2016 года битве лейбористского истеблишмента и масс Корбин в противостоянии со Смитом одержал очередную победу, и вновь в первом туре. И даже улучшил свой результат до 61,8%.
Полуторагодичную медийную кампанию против Корбина вели практически все СМИ [23] (за исключением разве что левосоциалистических газет и либеральной The Independent): от правых (ко дню выборов консервативные таблоидов опустились до изображения Корбина на помойке – сравнение с которой, впрочем, уместнее применить к самим этим газетенкам) до The Guardian. Длительное время редакционная политика этого, едва ли не самого известного в мире издания «левее центра», включала диффамацию и прямую травлю лейбористского лидера. В его поддержку на ее полосах звучали только голоса посторонних левых авторов, включая американских ученых-анархистов Дэвида Грэбера и Ноама Хомского. Редакция газеты же не прекращала по нему огонь из всей своей артиллерии, едва ли не тяжелейшей из которых выступил такой старый лейборист, как Стивен Хокинг. От легендарного физика добились реплики о «катастрофичности» Корбина для партии: «Он добрый человек, и многие из его политических предложений хороши, но он позволил изобразить себя в качестве левацкого экстремиста». Правда, накануне выборов Хокинг напомнил, что настоящей «катастрофой» будут еще пять лет консервативного правительства, призвав голосовать за лейбористов.
Да и сам тон «Гардиана» начал меняться, таки выдавив из себя призыв голосовать за лейбористов (вернее, «тактически голосовать» против консерваторов). Так что издание в последнее время местами напоминает Соглашателя в финале «Мистерии-Буфф» Маяковского – и в случае победы лейбористов, небось, провозгласит, что поддерживала премьера Корбина с первых его шагов у руля партии. Аналогичное преображение из Савла в Павла сейчас переживают бывшие праволейбористские недруги Корбина, после выборов в один голос нахваливающие лидера, которого пытались свергнуть, за невероятную предвыборную кампанию.
Однако стоит ли доверять этой перемене? Вряд ли. Корбин не менее чужд для истеблишмента Лейбористской партии, чем Сандерс – для Демократической. Система, да и сам партийный аппарат, слишком закостенели. К тому же, партийный аппарат лидер лейбористов он не контролирует. Даже на процесс отбора мажоритарных кандидатов на последних выборах у него не было влияния. А чтобы продвинуть в манифесте более радикальную социально-экономическую программу, убежденному пацифисту Корбину пришлось уступить в таких вопросах, как его оппозиция бессмысленной сверхзатратной программе перевооружения ядерных подводных лодок ракетами «Трайдент». Поэтому открытых вопросов остается уйма.
Мы уже видели, что случилось с партиями традиционной социал-демократии Греции, Нидерландов, Исландии, Франции. Левые активисты называют это «ПАСОКизацией» по примеру греческой партии, заложившей эту тенденцию – проведение антисоциальной неолиберальной политики и последующий коллапс. Лейбористская партия Великобритании под началом Корбина (и отчасти правительство Социалистической партии Португалии при парламентской поддержке Левого блока и коммунистов) показывает, что альтернативой такому процессу может быть только движение «влево», в сторону классовой политики и социалистической альтернативы. Но насколько оно вообще возможно для системных реформистских партий? Может ли левоцентристская партия достичь того, чего не удалось гораздо более радикальной левой коалиции в Греции – сломать режим «жесткой экономии»? Особенно учитывая, что усиление позиций левых лейбористов пришлось на период слабости рабочего класса и профсоюзов (в отличие от 1980-х, когда левые, имея за собой мощные структуры рабочего движения, не смогли отстоять гегемонию в Лейбористской партии и стране)?
Безусловно, то, какую поддержку и динамику нашла проведенная одной из ведущих политических сил под левыми лозунгами электоральная кампания в важной стране капиталистического центра – большой успех. Однако не стоит его переоценивать или абсолютизировать. Перефразируя письмо Джо Хилла перед казнью: «Не тратьте время на радость. Организуйтесь».
Примечания
1. Еще сто лет назад Ленин третировал британских лейбористов: «Рабочая партия является насквозь буржуазной партией, ибо хотя она и состоит из рабочих, но руководят ею реакционеры, — самые худшие реакционеры, действующие вполне в духе буржуазии». ↩
2. На внутренних выборах 2010 года представительница левого крыла Дайан Эбботт, в пользу которой свою кандидатуру снял другой лейбористский социалист Джон МакДоннелл, набрала всего 7,4% голосов и вылетела первой, а основная борьба разгорелась между братьями Эдом и Дэвидом Милибэндами. Хотя они приходятся сыновьями видному марксистскому теоретику Ральфу Милибэнду, политически братья представляли два слабо отличимых оттенка политики «слегка левее центра». Самоидентификация победившего в итоге Эда как «социалиста» и его стыдливая критика некоторых шагов правительства Блэра тогда казались верхом допустимой в приличном лейбористском обществе радикальности. ↩
3. Тут, похоже, не обошлось без недостойной вражды между шотландскими националистами и местными лейбористами, для некоторых из которых консерваторы кажутся «меньшим злом». В итоге, получилось, что на этих выборах – впервые в недавней истории – у некогда лейбористской Шотландии больше депутатов-консерваторов в Вестминстере, чем панд (их, напомним, две в зоопарке Эдинбурга).↩
4. Хотя электоральные альянсы между лейбористами, зелеными, шотландской и валлийской национальными партиями – лежащий на поверхности ключ к победе над консерваторами в безнадежной мажоритарной системе, реализованы они были лишь в считанных округах. Как ни странно, британский референдум по реформе избирательной системы в 2011 году был провален – за переход к пропорциональной высказалась только треть при низкой явке.↩
5. «Вы бывали в пищевом банке?», – отвечал он представительнице консерваторов на дебатах, указывая на тот факт, что за время правления консервативных правительств все больше тысяч британцев вынуждены обращаться в food banks, благотворительные организации, кормящие нуждающихся. Его оппонентке нечем парировать: в отличие от человека из народа Корбина, консервативная элита не знает о жизни бедняков.↩
6. Ожидалось, что теракт сыграет на руку консерваторам, одержимым «антитеррористической» риторикой урезания гражданских свобод во имя «безопасности» – но куда убедительней оказался Корбин, спокойно констатировавший, что ведомая со времен Буша и Блэра «война с террором» попросту не работает, а военные интервенции в Ирак, Афганистан и Ливию лишь способствовали усилению международного терроризма. К тому же, он припомнил и то, что в числе многочисленных бюджетников, сокращенных из-за «жесткой экономии» консерваторов, оказались и 20 тысяч полицейских.↩
7. Исходя из низких показателей явки молодежи на выборах 2015 года, из-за которых опрашивающие службы тогда грубо промахнулись с прогнозами голосования. Однако в этот раз явка молодежи, гальванизированной кампанией Корбина, была явно выше.↩
8. Идея состоит в том, чтобы люди преклонного возраста, имеющие в собственности жилье, но не способные оплачивать предоставляемые государством услуги по уходу, должны будут расплатиться посмертно – продав свой дом.↩
9. «скромный, достойный, нормальный человек».↩
10. Даже его борода для кого-то «старомодна», но для других, напротив – символ собственных убеждений, удостоенная за это (как «символ сопротивления» истеблишменту «новых лейбористов») полушуточной награды «Борода года-2001» от «Фронта освобождения бород».↩
11. См. украинский перевод статьи Оуэна Джонса «Почему британские поезда не прибывают вовремя? Из-за капитализма».↩
12. Вот отличная шутка по этому поводу на сайте юмористических новостей: «Большинство лис не будут голосовать за лейбористов: хотя им нравятся некоторые его идеи, например, сохранение их жизней от злобных собак, но они находят его ненадежным лидером».↩
13. Несмотря на многочисленные внутренние проблемы, Тэтчер всухую победила на выборах 1983 года – не в последнюю очередь благодаря националистической пропаганде на Фолклендской войне и расколу в стане лейбористов, от которых откололась умеренная Социал-демократическая партия.↩
14. Не разлучавшийся с трубкой Бенн выглядел то ли простым рабочим парнем, то ли университетским интеллектуалом; тем неожиданнее было узнать, что его предки были депутатами от Либеральной партии. Получив пост министра технологий (по всей видимости, первого в мировой истории) в кабинете Гарольда Вильсона, он не сдал, а напротив, лишь укрепил свои социалистические убеждения. Словно подтрунивая над избитым клише Клемансо о «молодости/старости/сердцах/умах», с годами он становился только левее и левее, пока лейбористы становились все правее и правее. Он продолжал требовать установить рабочее самоуправление, провозгласить Британию республикой, дать Ирландии объединиться и тратить бюджет на образование и медицину вместо войн. Простые истины, о которых забыла его собственная «рабочая» партия.↩
15. Дошло до того, что на выборах 2010 года левее лейбористов казались даже либеральные демократы. Впрочем, их избиратели были жестоко обмануты: либдемы вошли с консерваторами в коалиционное правительство Кэмерона и тут же предали свое главное предвыборное обещание, которым завоевывали молодежь: не поднимать плату за обучение.↩
16. Бывшая крупнейшей леворадикальной организацией страны СРП претерпела тяжелый раскол после попыток руководства замять сексуальный скандал, а «Respect» выродилась в персональный проект одиозного социально-консервативного экс-лейбориста Джорджа Гэллоуэя.↩
17. Если не считать христианского социалиста Джорджа Ландсбери, краткое время возглавлявшего лейбористов в 1930-х.↩
18. Вышедший чуть позднее известной сатиры Yes Minister сериал A Very British Coup пополнил ряд антитэтчеристских высказываний британской интеллигенции на экранах кино и телевидения: от хроник угнетения и борьбы рабочего класса у знаменитого кинорежиссера-троцкиста Кена Лоуча до скетчей из шоу Стивена Фрая и Хью Лори. "Даже в культовом фантастическом сериале «Доктор Кто» был заложен антитэтчеровский подтекст — потому что «железная леди» «была намного страшнее любого из монстров, которых встречал Доктор», как утверждали позже сценаристы".↩
19. Доходило до того, что Daily Mail серьезно выносила в заголовки «разоблачения» в стиле того, что первая жена развелась с политиком, поскольку тот «вместо того, чтобы сводить ее куда-то, по вечерам наминал на кухне бобы со своим котом по имени Гарольд Вильсон», – хотя тут же указывала, что на самом деле супруги много путешествовали по Европе на Корбиновском мотоцикле чехословацкого производства.↩
20. Иронично, что в тот же месяц внимание таблоидов резко перескочило на главного оппонента Корбина – тогдашнего премьер-министра Дэвида Кэмерона, которому «подложили свинью»: бывший заместитель лидера консерваторов в своей книге рассказал, что для вступления в закрытое университетское братство Кэмерон совершал действия сексуального характера с тушей свиньи. Первая серия «Черного зеркала» оказалась документальной, как сострил создатель сериала Чарли Брукер.↩
21. Это к слову о распространенных в украинских СМИ утверждениях о «пророссийскости» Корбина исходя из его критики НАТО. Вообще, в кругу британских левых и оружении Корбина в частности существуют две инициативы, касающиеся Украины. Одна – Ukraine Solidarity Campaign: инициирована рядом левых и профсоюзных активистов, включая историка украинского национал-коммунизма Криса Форда и лейбористского депутата Ассамблеи Уэльса с украинскими корнями Мика Антонива; поддерживается несколькими троцкистскими и марксистко-гуманистическими организациями; возглавляется ближайшим сподвижником Корбина, теневым канцлером казначейства Джоном МакДоннеллом. Она выражает солидарность с украинскими трудящимися и осуждает российский империализм (среди прочего, ведет кампанию за свободу «Крымских заложников» Олега Сенцова и Александра «Тундры» Кольченко; МакДоннелл лично требовал их освобождения). Ее вмешательство сыграло важную роль в помощи борющимся трудовым коллективам и независимым профсоюзам горняков в Кривом Роге и водителей троллейбусов Куреневского депо в Киеве, когда в британском парламенте провозглашались заявления солидарности с ними от депутатов лейбористов и ШНП.
Вторая – Solidarity with the Antifascist Resistance, возглавляется Ричардом Бреннером и поддерживается представителями традиции, по инерции именуемой «антиимпериалистами» (которая в качестве единственного империалиста признает США или Запад вообще, а прочие (суб)империалистические силы вроде России, напротив, склонна обелять – как и авторитарные режимы, оказавшиеся в числе «антизападных»), имеющими влияние в кампании «Stop the War». Поддерживает пророссийских ирредентистов/сепаратистов как «антифашистское сопротивление», а ее заявления в отношении Украины и России в целом соответствуют эфиру Russia Today. Подобные позиции «путинопонимания» занимает и бывший журналист «Гардиан», а ныне директор по политической стратегии и связям лейбористов Шеймас Милн.↩
22. В основном, либо очень молодые, либо, напротив, ветераны левого движения – например, тот же Джон МакДоннелл или Деннис Скиннер, известный своим троллингом коллег по депутатскому цеху (как-то на требование спикера взять назад слова «Половина сидящих напротив меня тори – жулики и воры» он заявил «Хорошо, половина сидящих напротив меня тори – не жулики и воры».↩
23. Исследование Лондонской школы экономики показало, что более 2/3 упоминаний о Корбине в СМИ, не исключая и ВВС, предвзяты и имеют негативную направленность.↩
