Появление в Украине «настоящей европейской социал-демократической партии» было и остается сладкой мечтой многих левоватых политологов и публицистов. Предлагаем вниманию читателей подробное и честное интервью о крахе современной социал-демократии ведущего эксперта в этой области, профессора факультета международных отношений СПбГУ, доктора исторических наук, консультанта Института мониторинга развития демократии Межпарламентской ассамблеи СНГ Руслана Костюка. Некоторые оценки эксперта нам, однако, кажутся немного преувеличенными. ВО «Свобода» является «очень радикальной» партией в социальном плане только относительно основных политических игроков в Украине, используя социальную риторику и активней остальных партий участвуя в социально-экономических протестах. С другой стороны, оценивая перспективы «Справедливой России» стоит обратить внимание не только на ее социал-демократическое позиционирование, но и на политическую практику пропутинской партии.
– Вам не кажется странным, что книгу «Самоликвидация Германии», в которой изложены такие предложения по адаптации иммигрантов, что наверняка бы понравились лидерам Третьего Рейха, написал Тило Саррацин, член СДПГ – ведущей социал-демократической партии Европы?
– Да, кажется. Наверное, сейчас Саррацин уже вне рядов этой партии. Но о чём говорит сам факт появления его книги? О том, что в Германии тема нелегальной иммиграции стоит очень остро. Она очень болезненна для общества. И мне кажется, что чем дальше, тем больше, поднимая этот вопрос, политики будут выходить за рамки так называемой политкорректности. То, что Тило Саррацин состоял в социал-демократической партии, а не, скажем, в христианско-демократической, конечно, кажется парадоксальным. Однако некоторые социал-демократические правительства, например, в Австрии, проводят в отношении иммигрантов довольно строгую политику. Хотя в целом, для европейского социал-демократического истеблишмента свойственна мягкая политика в отношении приезжих. И большинство социал-демократов Германии всё же поспешили отмежеваться от Саррацина.
– Может быть, социал-демократия отходит от идеалов гуманизма?
– Авторитарная практика больше свойственна социалистам и социал-демократам в развивающихся странах. Возьмём Тунис, Сенегал… Или вот совсем недавно прошли выборы в Кот-д’Ивуаре. Международные наблюдатели и ООН утверждают, что победу одержал кандидат, представлявший либеральные силы – Алассан Уаттаре, но действующий президент Лоран Гбагбо, руководитель партии, состоящей в Социалистическом Интернационале, с помощью военных это голосование не принял. Так что такое действительно случается. Хотя я не думаю, что такая политика заложена в политической доктрине социал-демократии. Если сравнивать историю международного социалистического движения и международного коммунистического движения, то авторитарные, если не сказать тоталитарные режимы чаще возникали в коммунистическом лагере. Если мы возьмём Европу, то мы можем обвинять социал-демократов в том, что они не проводят левую политику, пользуясь либеральными рецептами, но отказ от демократии и плюрализма для них – это скорее исключение, чем правило.
– Давайте вспомним историю. Насколько были демократичными действия немецких социал-демократов при подавлении революции 1918 года? Напомню, что социалист Фридрих Эберт, будучи рейхсканцлером, в декабре 1918 года отдал приказ расстрелять революционных матросов («Кровавый сочельник»), а социалист Густав Носке в январе 1919 года руководил подавлением восстание группы «Спартак» в Берлине, и именно при его попустительстве националисты убили руководителей «спартаковцев» Карла Либкнехта и Розу Люксембург. Или эти люди – исключение из социалистического ряда?
– То, о чём вы говорите, – это трагическая страница в истории германского и европейского рабочего движения. Увы, в те годы противостояние между коммунистами и социал-демократами, причём не только в Германии, имело острый и радикальный характер. Насколько я понимаю, что Эберт в то время позиционировал себя как государственный деятель, как канцлер, наделённый всей полнотой государственной власти. И он рассматривал выступление революционных матросов как действие, дезорганизующее государство, как попытку государственного переворота, направленного против основ демократического общества, то есть против большинства населения. Всё-таки нужно иметь в виду, что в то время большая часть немецкого рабочего класса шла за социал-демократами, а не коммунистами. Безусловно, были жертвы и репрессии. И это не самая светлая страница в истории германской социал-демократии.
– Чьи социальные интересы выражают партии, которые входят в Социнтерн?
– Это достаточно широкие социальные слои, несмотря на то, что сейчас европейская социал-демократия выглядит ослабленной, да и не только европейская. Возьмём Латинскую Америку, здесь тоже можно скорее говорить об упадке, чем о подъёме социал-демократии. Тем не менее, за социалистов продолжают голосовать широкие социальные слои. Это и рабочие, причём не только высококвалифицированные, это и творческая интеллигенция, и значительная часть наёмных трудящихся – служащих. Но говорить, что по социальному составу социалистические партии остаются рабочими, – нельзя. Эта метаморфоза произошла с французской социалистической партией, британской лейбористской партией, социал-демократической партией Германии и социалистическими партиями Северной Европы. Процентный состав рабочих в этих партиях падает в пользу тех, кого в нашей стране называют инженерно-техническими кадрами, лицами свободных профессий, служащими. Иными словами, социальная база социал-демократии гетерогенна. Надо иметь в виду, что во многих европейских и латиноамериканских странах устоялась регионализация электората. Есть регионы в странах, которые традиционно голосуют за левых центристов, независимо от социально-классового положения.
– Вы отметили тот факт, что социал-демократы, приходя к власти, проводят неолиберальный курс не менее жёстко, чем консерваторы. Получается, что революционные левые силы правы, называя социал-демократов «клапаном безопасности» капиталистической системы?
– Консервативная политика социал-демократов характерна не только для начала 21 века. В своё время британские лейбористы и германские социал-демократы, находясь у власти, проводили далеко не самую радикальную левую политику. Но примеры 90-х и начала 2000-х слишком ярко показывают, что неолиберальный курс стал магистральным для социал-демократических правительств. На мой взгляд, это связано со многими вещами. Во-первых, нужно учитывать, что произошло общее поправение социал-демократических партий, изменилась их электоральная и членская база. Во-вторых, реальной альтернативы слева в тех странах, в которых социал-демократы приходили к власти, не существовало и не существует. В-третьих, оказалась ослаблена левая альтернатива внутри социал-демократии. Всё-таки в 70-х, да и 80-х годах было очень много влиятельных левосоциалистических политиков в Европе. Во всяком случае, внутри социалистических партий существовали фракции, которые активно выступали против крена социал-демократии вправо, а то и вовсе социал-либерального крена.
И нужно ещё иметь ввиду тот факт, что последние выборы в Западной Европе показывают поправения самого электората. Возьмём ведущие страны Европы – Германия, Франция, Англия, Италия – везде у власти правые. В этих странах социалисты оказались неспособны составить им серьёзную альтернативу. В тех же странах, где они находятся у власти, в Португалии, Испании, Греции, Бельгии, они являются ответственными за проведение этой неолиберальной политики. Можно сказать, что у современной европейской, и не только европейской, социал-демократии нет чёткого проекта, альтернативного неолиберализму.
– Значит, впору вновь говорить о крахе социалистического интернационала?
– Как структура, я думаю, Социалистический интернационал ещё поживёт. Он достаточно восприимчив и адоптируем к внешним событиям. А в 90-х – 2000-х он даже усилился, так как в него вступили бывшие коммунистические партии. Прежде всего, в Социнтерн вступили реформированные компартии стран Восточной Европы. Но есть и примеры в странах Западной Европы. Возьмём большую часть бывшей итальянской коммунистической партии, которая совершила глобальную идеологическую эволюцию, дойдя до социального центризма. Собственно Итальянская коммунистическая партия сперва преобразовалась в Демократическую партию левых сил, затем эта партия объединилась с частью левых христианских демократов и на базе этого объединения возникла просто Демократическая партия. Есть примеры вхождения в Социнтерн бывших марксистских движений Третьего мира. Это ангольская НПЛА и намибийская СВАПА. Никарагуанский Сандинистский фронт национального освобождения теперь тоже в Социнтерне. Строго говоря, он коммунистическим не был, но ориентировался на Советский Союз в период «холодной войны».
Мы можем скорее говорить том, что социал-демократия оказалась в идеологическом тупике. Это видно по выборам в Европарламент. На волне финансового кризиса партия Европейских социалистов рассчитывала подняться, ослабив позиции консерваторов. Но выборы 2009 года в Европарламент показали, что европейская социал-демократия потерпела поражение, в то время как правоцентристская Европейская народная партия и либералы выборы выиграли. Это говорит о том, что избиратели не верят в обоснованность, в силу тех предложений, с которыми социал-демократы выступают, а это во многом связано с тем, что та политика, которую проводили социал-демократы, находясь у власти, оригинальностью не отличается от правоцентристской и либеральной.
– Вы говорите о поправении европейского электората. Но в то же время мы видим, что на выборах собирают достойный процент голосов радикальные левые, за которых раньше почти никто не голосовал. Во Франции, например, на выборах президента достойно выступил троцкист Оливье Безансон, совсем ещё молодой парень. Может быть, избиратели, разочарованные «мягкими левыми», будут теперь предпочитать кого порадикальней?
– Португалия – тоже хороший пример этой тенденции. Левый блок там сумел опередить Португальскую коммунистическую партию и стал второй по влиянию политической силой страны после социалистов. Одна из составляющих этого блока – Социалистическая партия трудящихся. Это португальские троцкисты. Но главная опасность для социал-демократов сейчас исходит всё же не от крайне левых, а от экологистов. Экологисты занимают позиции, которые зачастую мало отличаются от социал-демократических, но избирателям они кажутся более новаторской силой, более близкой к народу и менее обюрокраченной, что очень важно. Например, в Германии экологисты и социал-демократы чуть ли не делят симпатии избирателей. Во Франции зелёные чуть-чуть уступили социалистам на выборах в Европарламент.
Но, говоря о поправении электората, я сужу по последним выборам в Европарламент, а также по последним парламентским выборам в Великобритании, Италии, Германии – там левые партии потерпели поражение. В тех же странах, где они победили, они левую политику не проводят.
И другой существенный момент – это подъём крайне правых политических партий. Так, в Британии представители Британской националистической партии впервые в истории стали депутатами Европарламента, в Нидерландах молодая правая партия «Свобода» становится второй партией в стране, в Швеции, стране достаточно толерантной, националисты, выступающие с ксенофобскими заявлениями, проходят в Рииксдаг (швед. riksdag). И, что крайне важно, за правые партии голосуют не только представители буржуазии, как и прежде, свои голоса крайне правым отдают многие рабочие и безработные. К сожалению, у социалистов нет общей стратегии, которая бы вызывала доверие избирателей, в отношении проблемы иммиграции. Хотя они работают над этим, понимая всю остроту проблемы.
– Говоря о поправении электората не нужно забывать полевении крайне правых. Так, харизматичная фигура французской праворадикальной среды Серж Аоуб (Serge Ayoub) выступил недавно с предложением «инвестировать все силы в лагерь профсоюзов». Есть и другие примеры.
– Может быть, это тенденция. И она характерна не только для западной Европы. На Украине есть такая партия – «Свобода» Олега Тягныбока. Она очень удачно выступила на недавних региональных выборах. Это очень радикальная партия не только в национальной области, но и в социальной. Но для большинства правых партий Западной Европы, которые находятся в органах представительной, а кое-где и исполнительной власти (возьмём Италию) – это не совсем характерно. Но крайне правым тоже нужно бороться с консервативными партиями за политическую гегемонию. И вполне возможно, что для части правых националистов обращение к социальной проблематике – попытка отвоевать голоса у традиционных правых.
– Может быть, идейная выхолощенность социал-демократии – следствие того, что когда-то они отказались от марксизма? И тут волей-неволей вспоминаешь классиков марксизма, которые говорили, что существует только две идеологии: буржуазная и пролетарская, третьего не дано. И отказ от пролетарской идеологии вывел социал-демократов на поле буржуазной политики, где они оказались неконкурентоспособными с обычными буржуазными партиями. А вы что думаете на эту тему?
– В целом я согласен с этим мнением. Но идейная, как вы сказали, выхолощенность не мешает социал-демократам удерживаться на плаву. Возьмём тех же новых лейбористов в Британии. Тони Блэру удавалось то, что не удавалось более традиционным левым реформистам Британии – три раза подряд выигрывать на парламентских выборах. Есть более ранние примеры. Например, при Гонсалесе испанские социалисты тоже не проводили активную левую политику, но четыре раза подряд побеждали на парламентских выборах. Но, наверное, это проявление инерции избирателей.
– За последние годы было предпринято несколько попыток ребрендинга социалистов. Вспомним манифест Шрёдера-Блэра или концепцию «Нового социализма» Хосе Сапатеро. В чем новизна этого «нового социализма»?
– Речь о более гибком отношении к обществу, об упоре не столько на производство, сколько на новые технологии. Это, конечно, попытка поиска альтернативы. «Новый социализм» что-то берёт от социал-демократии, а что-то от либерализма. Но протиснуться между социал-демократией и либерализмом очень тяжело. В Испании речь идёт ещё о предоставлении большей свободы регионам и лицам нетрадиционной сексуальной ориентации. Но что касается социальной и экономической составляющей, то тут предлагаются социально-либеральные рецепты. Речь идёт об отказе от слишком активной социальной политики, о политике экономической открытости в отношении общественных служб и национализированного сектора, то есть об их приватизации. Я не вижу, в чём эти проекты альтернативны неолиберализму по сути. Скорее, эти проекты призваны поддержать конкуренцию между левоцентристами и правоцентристами. Но будем иметь ввиду, что британские лейбористы потеряли власть, германские социал-демократы тоже, а, судя по опросам общественного мнения, если бы выборы в Испании прошли сейчас, то победила бы Народная партия, а не социалисты. Так, на региональных выборах в Каталонии Социалистическая коалиция проиграла выборы, там победили либеральные автономисты.
– Если в далеком прошлом социалисты не отрицали путь реформ и не чурались входить в буржуазные правительства, и этим они отличались от коммунистов, которые настаивали на необходимости революционных преобразований, то сегодня и социалисты, и коммунисты – завзятые реформисты. Если основное противоречие между двумя течениями снято, почему коммунистические партии, за исключением тех случаев, что вы назвали, не просятся в Социалистический интернационал?
– Всё-таки за последнее время в Социнтерн вступили многие бывшие коммунистические партии. Те же партии, которые остаются коммунистическими, несмотря на то, что они давно эволюционировали к реформизму, а это французская и испанские компартии, а также партия Коммунистического преобразования Италии, в теоретической плоскости ставят вопрос оспаривания капитализма более остро, чем социал-демократы. Сейчас мы встречаем немало коалиционных правительств социал-демократов с буржуазными демократами, например, в Швейцарии, Бельгии, Нидерландах, Австрии. А вот коммунистические партии или те партии, которые отстаивают марксистские идеи, не готовы делить кресла в правительстве с либеральными партиями. На мой взгляд, в Западной Европе остаётся немало различий между социал-демократами и коммунистами. Это и вопрос проекта будущего общества, и вопрос социально-экономических преобразований, всё-таки коммунистические партии не несут ответственность за те непопулярные, по сути, либеральные преобразования, которые проводились в западных странах, в то время как социал-демократы эту ответственность несут.
– А чем отличается проект будущего общества, который предлагают коммунистические реформисты, от социал-демократического?
– Мне представляется, что сейчас этих отличий явно меньше, чем 20-30 лет назад. Есть некоторые формальные моменты. Коммунистические партии выступают за разрыв с неолиберальной парадигмой, с неолиберальной формой глобализации. Социал-демократы тоже не являются адептами неолиберализма и в предвыборных, избирательных целях часто ее критикуют, но, по факту, в ряде ведущих стран они соединены с этим проектом. Коммунистические партии в гораздо более значительной степени привержены защите общественного сектора и общественных служб, нежели социал-демократы. Социал-демократы тоже часто выступают за это, но, как правило, тогда, когда находятся в оппозиции. Когда социал-демократы приходят к власти, они зачастую сами атакуют эти общественные службы. Это показала недавняя практика социалистических правительств в Испании, Греции, Португалии.
Можно сказать, что между социал-демократами и коммунистами существует значительная разница в отношении к иммиграции. Ну и конечно, внешняя политика – серьёзный водораздел между социал-демократами и коммунистическими партиями. Социал-демократы являются приверженцами европейской интеграции. В этом, с одной стороны, проявляется их интернационализм, но с другой – выступая за западноевропейскую интеграцию, они принимают её правила. А это неолиберальные правила.
На уровне ЕС социал-демократы и коммунисты-реформисты конкурируют – речь о соперничестве между Партией европейских социалистов (безусловно, на сегодня наиболее влиятельной транснациональной партии в левом спектре) и Европейской левой партии, объединяющей в своих рядах умеренных коммунистов и часть левосоциалистических партий.
И, конечно, их разделяет отношение к атлантизму. С начала «холодной войны» большинство социал-демократических партий западноевропейских стран поддерживают НАТО. После развала Варшавского договора ни одна социал-демократическая партия не ставила вопроса о самороспуске НАТО или выходе из этого блока своей страны, в то время как большинство коммунистических партий и левосоциалистических партий считают, что этот блок является анахронизмом и не способствует коллективной безопасности.
– В чём была глубинная разница между еврокоммунизмом и социал-демократией?
– Они по-разному оценивали капиталистическое общество. Еврокоммунисты, французская, испанская или итальянская коммунистические партии, гораздо жёстче критиковали капиталистическое общество и выступали за социалистическую альтернативу, нежели социал-демократы. Кроме того, в период еврокоммунизма все южноевропейские компартии, которые отстаивали еврокоммунизм, позиционировали себя в рамках марксистской парадигмы и наследниками традиций европейского рабочего движения. А основная часть западноевропейской социал-демократии к тому времени сознательно отказалась от марксизма. Но если мы сравним политические программы еврокоммунистических и социалистических партий в 70-е годы, то действительно, много отличий мы не обнаружим. Дело в том, что в этих странах социалисты находились на левом фланге демократии. В отдельных случаях, например, испанская Социалистическая рабочая партия и французская Соцпартия предлагали не менее радикальные социальные реформы (национализация, социальные реформы, сокращение пенсионного возраста), чем коммунисты. Если сравнивать еврокоммунизм в целом с той доктриной, которая доминировала во всем Социнтерне и во всем социал-демократическом движении, то еврокоммунизм был более радикальным. Сегодня, на мой взгляд, большинство коммунистических партий Европы, объединенные в Европейскую левую партию, являются идейными наследниками еврокоммунизма.
– В чём отличие социал-демократов от социалистов?
– Во многих случаях название – это результат исторической преемственности. В Германии партия Социнтерна называет себя социал-демократической, а во Франции – социалистической. В странах северной Европы социал-демократические партии. В Испании – Социалистическая рабочая партия. Но зачастую все эти партии проводят схожую политику. Я бы говорил об отличиях между социал-демократами и левыми социалистами, которые стараются найти третий путь – между социал-демократами и коммунистами. Левые социалисты часто находятся внутри социал-демократических партий, где их значение маргинализировано, а иногда представляют собой самостоятельные политические тенденции. В частности, в Северной Европе, в Голландии, например. В Германии существует Левая партия, во Франции недавно тоже была создана такая партия. Эта часть социалистического спектра сотрудничает с коммунистическими партиями. От социал-демократов их отличает степень неприятия неолиберализма, отношение к взаимодействию с буржуазными партиями в рамках правительства, готовность или неготовность проводить меры жесткой экономии во время нахождения у власти, вопросы европейского строительства, отношение к США. Левые социалисты выступают за так называемый революционный реформизм. Во всяком случае, они выступают за радикальный разрыв с неолиберализмом.
– Если партии Социнтерна не ставят вопрос о преодолении капитализма, то за какое общество они выступают?
– Тут нужно вспомнить, что ещё во Франкфуртской декларации 1951 года и Стокгольмской декларации 1989 года представлено довольно расплывчатое представление о будущем обществе. У социал-демократов был даже в ходу термин «идеологическое многообразие». В этих документах социализм подаётся как этический идеал, к которому следует стремиться, а не как общественно-экономический проект. Социализм здесь – философское мировоззрение, социал-демократы могут критиковать издержки капитализма и неолиберализма, но при этом не предлагать модель альтернативного общества. В некоторых случаях мы видим, что социал-демократы и социалисты отказываются от своего названия, как это произошло в Италии.
– А почему развалилась партия с такой глубокой традицией, как Итальянская социалистическая партия? Кстати, в 1983 году итальянские социалисты под руководством Беттино Кракси сформировали новое правительство, первое за 38 лет, не возглавляемое Христианско-демократической партией. Под их руководством Италия стала пятой в мире по промышленной развитости.
– В Италии большую роль сыграла антимафиозная операция «Чистые руки», после которой все базовые партии претерпели изменения. Если взять политическую карту 80-х и нынешнюю – все другое, все сменили названия – от коммунистов до крайне правых, а Социалистическая партия вообще прекратила существование. В ходе операции вскрылось, что Кракси покровительствовал бизнесу многих своих друзей, в том числе Сильвио Берлускони. Несмотря на финансовые проблемы партии, Кракси имел виллу в Тунисе и жил в дорогостоящем римском отеле «Рафаэль». В 1994 Кракси, стремясь избежать ареста по обвинению в коррупции, бежал в Тунис и был приговорён заочно к 27 годам тюрьмы, сокращённым до 9 лет и 8 месяцев. В Тунисе Кракси и умер.
Сейчас существует партия Итальянские социалисты, но она очень невлиятельна и даже не представлена в парламенте. В Италии много левореформистских партий, но все они маргинальны.
– Можно ли отнести к социалистическим партиям Партию трудящихся Бразилии?
– ПТ Бразилии является интересным историческим экспериментом. На мой взгляд, не случайно, что, с одной стороны, она активно сотрудничает с международным социал-демократическим движением и находится в Социнтерне как наблюдатель, но в то же самое время она не является полноправным членом Социнтерна. И на мой взгляд, это не случайно, потому что это – широкая массовая левая партия. В её рядах есть те, кого совсем недавно ассоциировали с троцкизмом, экологические социалисты, католики, левые социалисты и даже социал-демократы. То есть, её можно отнести к тому типу партий, которые называют широкая левая массовая партия. В этой партии в гораздо большей степени развиты нормы внутрипартийной демократии, чем в традиционных социал-демократических партиях. В 70-80-е годы эту партию относили к левосоциалистическому спектру. Но реальная политика Лулы на президентском посту не выходит за рамки традиционного левого реформизма. Надо добавить, что ПТ Бразилии сейчас является ядром объединения левых и социалистических партий Бразилии, которые также участвуют в правительствах, возглавляемых ПТ.
– А движение и политику президента Венесуэлы Уго Чавеса можно отнести к одному из типов социалистического реформизма?
– Движение Уго Чавеса нельзя назвать в чистом виде социал-демократическим. Чавес выступает за создание нового социалистического Интернационала – Пятого Интернационала. В документах по созданию Пятого Интернационала подчёркивается идеологические и практические расхождения с Социалистическим интернационалом. Речь идёт о борьбе с капитализмом, неолиберализмом. В Венесуэле одной из самых главных оппозиционных сил, которая выступает против Чавеса, является партия Демократическое действие, член Социнтерна. Так что Пятый Интернационал следует рассматривать не столько как союзника, сколько как конкурента Социнтерна. Правда, против Чавеса борются и крайне левые группировки, например, организация под названием «Красное знамя».
– В годы перестройки активно обсуждалась идея создания второй партии – Социалистической, которая бы конкурировала бы с КПСС. Если бы эта идея была воплощена, как вы думаете, могло бы развитие страны пойти по другой дороге – не по дороге либеральных реформ, которые в итоге свелись к обнищанию населения и разворовыванию государственной собственности?
– В большинстве восточноевропейских стран – в Болгарии, Венгрии, Польше – коммунистические партии преобразовались в социалистические, но, тем не менее, там тоже были проведены болезненные реформы с шокотерапией. Но там состоялось и гражданское общество и многопартийность. С точки зрения развития политической демократии, наши бывшие союзники по Варшавскому договору дают России фору. У нас с такой быстротой происходили дезинтеграционные процессы, что шанс на создание социалистической партии был чисто виртуальным. Если бы Советский Союз распался не в конце 1991 года, а чуть позже, возможно, в России появилась бы мощная соцпартия. Мы знаем, что внутри Компартии Российской федерации были разные тенденции, что привело затем к появлению разных коммунистических партий и Социалистической партии трудящихся Роя Медведева, которая распалась лишь на рубеже тысячелетий.
– Почему в постсоветсткой России все попытки создать популярный социа-демократический проект заканчивались неудачей?
– Тут целый комплекс причин. Нужно учитывать, что десятилетия пребывания КПСС у власти закончились так бесславно, что ожидать появления массовой, заслуживающей доверия избирателей, способной не только быть в оппозиции, но и выигрывать выборы, левой партии довольно сложно. Кстати говоря, и коммунистические партии у нас тоже сошли со сцены. Да, предпринимались попытки создать социал-демократический проект: существовали Социалистическая партия трудящихся, о которой мы уже вспоминали, Социал-демократическая партия России Михаила Горбачёва, вспомним и проект Руцкого, когда он был вице-президентом – Народную партию Свободная Россия. Нынешняя партия «Справедливая Россия» тоже развивается в этом направлении. Но говорить о том, что все эти проекты могли претендовать на звание полноценных социал-демократических партий не приходится. Мне кажется, что это связано с дезорганизацией социальной базы, которая могла быть в основе социал-демократической партии. Рабочий класс у нас заметно уменьшился…
– Но у нас много служащих, врачей, учителей…
– И многие из них голосуют за партию «Единая Россия». Потенциальное место для социал-демократии существует. Но в 90-е годы, видимо, не нашлось тех лидеров, которые могли бы организовать такую партию. А если этого не произошло в 90-е, то сейчас это сделать сложнее. Чтобы зарегистрировать в России политическую партию, нужно собрать подписи 50 тысяч человек. За последние год ни одна, ни правая, ни левая партии зарегистрированы не были. Недавно как эксперт я наблюдал за азербайджанскими выборами, там 30 с лишним партий существует. И это никому не мешает.
«Справедливая Россия» активно сейчас себя позиционирует именно как социал-демократическая партия. Она даже вступила в Социнтерн. Есть у этой партии шанс занять нишу социал-демократии? Время покажет. А нужна ли такая партия нашим избирателям – покажут ближайшие выборы.
Интервью брал Дмитрий Жвания
Читайте також:
Социализм может работать (Джон Молинекс)
Интеллектуалы и радикалы (Борис Кагарлицкий)
Кризис как предостережение от суеверий (Кирилл Гольцман)
Экосоциализм. Кентавр или «масло масляное»? (Дмитрий Колесник)
Конец модели… или рождение нового? (Ау Лун-Ю)
Факторы «Свободы»: почему растет популярность партии Тягнибока? (Андрей Манчук)