С декабря 2013 года новостные ленты ведущих мировых СМИ пестрят заголовками о вооруженных столкновениях, беспорядках и хаосе, который охватил Центральноафриканскую республику и Южный Судан. О комплексе противоречий, с которыми связаны конфликты в этой части Африки, и о будущем региона «Спільне» пообщалось с украинским африканистом, к.полит.н. Александром Мишиным — специалистом по изучению конфликтов на Черном континенте.
В чем суть конфликта в Южном Судане, который начался в декабре? Какие интересы его участников? Каковы его последствия? Можно ли говорить о межэтническом конфликте, о конфликте между христианами и язычниками?
У истоков текущего внутреннего конфликта в Южном Судане лежит проблема поддержания баланса представительства ключевых этнических групп в основных политических институтах страны. Южный Судан населяют около 60 этнических групп, но ведущие позиции в правящей элите страны занимают выходцы из двух крупнейших этносов — динка (35,8% населения) и нуэр (15,6%). Долгое время именно эти две группы доминировали в правительстве страны и руководящих органах Национально-освободительного движения Судана (НОДС). Ситуация начала резко меняться в конце 2012 года, когда была раскрыта попытка военного переворота. Действующий президент Южного Судана Сальва Киир, выходец из динка, использовал факт попытки переворота для усиления концентрации власти в своих руках путем вытеснения своих оппонентов с государственных должностей. Чистки охватили аппарат национальной полиции, армию и органы НОДС. Пиком кадровых перестановок стало увольнение в июле 2013 года вице-президента Риека Машара, который был самым высокопоставленным представителем нуэр в руководстве страны. Межэтнический баланс нарушился, что породило новый виток борьбы за власть. Апогеем этой борьбы стал декабрьский путч и последующее межэтническое противостояние, унесшее жизни тысяч людей. Таким образом, ключевой интерес участников конфликта — это борьба за политическую власть в стране. Более того, в 2015 году в стране должны пройти президентские выборы, и современные процессы в Южном Судане в значительной мере уже определяются данным фактом.
Относительно религиозного фактора, то он не представлен в данном конфликте, поскольку динка и нуэры исповедуют как традиционные культы, так и христианство. Основную роль катализатора противостояния выступает расистский компонент: по мнению элиты нуэр, их хотят сделать «людьми второго сорта» в своей стране, тогда как динка будут «расой господ» в Южном Судане.
Какие достижения и проблемы появились у самого молодого государства в мире за последние 2,5 года?
Южный Судан — самое молодое государство в мире и делает лишь первые шаги на международной арене. С момента провозглашения независимости 9 июля 2011 года страну признали уже 115 государств мира. Позитивом в ее развитии выступает создание собственных государственных институтов в рамках имплементации положений Переходной конституции 2011 года, а также бесперебойная работа правительства. Определенные улучшения наблюдаются в столице страны Джубе, где, к примеру, возросло количество асфальтированных дорог.
Проблем в Южном Судане на порядок больше. Прежде всего, это коррупция среди чиновников: только в 2011—2012 годах из бюджета страны было украдено более 4 млрд. долларов, что составило почти пятую часть ВВП. Тормозит развитие законности и порядка в стране тотальная неграмотность — 72% южносуданцев не умеют читать и писать, что делает их беззащитными перед лицом различных злоупотреблений. Из-за неразвитости правоохранительных органов страну захлестнула волна преступности, частыми являются похищения людей и убийства, которые не расследуются. На руках у населения со времен полувековых гражданских войн накопилось значительное количество стрелкового оружия, что автоматически ведет к распространению насилия. Широкую практику приобрели незаконные захваты земель и пастбищ, угон скота.
На макроэкономическом уровне сказывается неразвитость экономики Южного Судана, который 98% экспортной выручки получает за счет поставок нефти. Постоянные конфликты и споры с северным соседом по вопросу тарифа за транзит ведут к перебоям поставок нефти на внешние рынки. В итоге из-за блокады транзита в 2011—2012 годах ВВП страны обвалился на 56%. Просто фантастические цифры! Тем не менее, Южный Судан продолжает свою нелегкую борьбу за существование.
Оказывает ли влияние на конфликт Северный Судан?
Хартум рассматривает Южный Судан в качестве зоны своих жизненно важных интересов, т.к. сохраняются значительные экономические связи. В основном это касается вопросов транзита энергоносителей и приграничной торговли. Южный Судан ежегодно платит Северному Судану 3 млрд. долларов за прокачку своей нефти. Правящая элита в Хартуме не может смириться с потерей 75% нефтяных полей и, безусловно, жаждет реванша. Официально Северный Судан высказывает сдержанное отношение к текущему кризису и пытается стать посредником между враждующими сторонами. В реальности же северянам выгоден контролируемый конфликт на Юге, так как это укрепляет их позиции в переговорном процессе по спорным территориям, линии прохождения границы и поставкам нефти. Более того, Хартуму выгодно блокирование реализации проектов постройки альтернативного нефтепровода в Кению, что можно обеспечить благодаря локализации конфликта в центральной и юго-восточной части Южного Судана. В то же время северяне опасаются новых атак на нефтедобывающие объекты и перебоев в добыче нефти на Юге. Тем более они не желают перетекания конфликта на свою территорию. По этой причине Хартум не допустит тотального хаоса в Южном Судане.
Как меняется ситуация в Северном Судане после 2011 года? Есть ли будущее у этого государства, будут ли дальнейшие расколы? Возможна ли там Арабская весна?
После отделения Юга, Судан утратил пятую часть своей территории и треть населения, а также большую часть нефтяных месторождений. При этом страна не обрела долгожданного мира, о чем свидетельствуют внутренние конфликты в провинциях Южный Кордофан и Голубой Нил, продолжение противостояния в Дарфуре и приграничные столкновения с Южным Суданом. И все же я считаю, что Северный Судан будет существовать как политическая реальность, искусственно порожденная колониальным правлением Великобритании. Нужно признать, что 54 года после обретения независимости не смогли сплавить Юг и Север в единую нацию. В итоге страна распалась — прежде всего, по религиозной линии деления. Таких четких религиозных расколов в обоих Суданах больше нет. По этой причине, считаю перспективу дальнейших внутренних территориальных делений страны невозможной в обозримой перспективе. Иными словами, Дарфур будет оставаться составной частью Севера, а на Юге не появится государство нуэров.
Говоря о будущем, если в обеих частях Судана стабилизируется ситуация, то для местного населения это будет прорывом, который существенно улучшит их жизнь. А с этим есть серьезные проблемы. К примеру, в сентябре 2013 года Северный Судан охватила волна протестов — самая мощная за последние 24 года. В волнениях приняли участие сотни тысяч человек, которые требовали вернуть субсидии на топливо, отмена которых привела к 60% росту цен на него. Режим президента аль-Башира смог взять ситуацию под контроль благодаря использованию армии, массовым арестам, отключению Интернета и нейтрализации работы некоторых телевизионных каналов. Призрак «арабской весны» витал над Суданом, но так и не смог материализоваться. Важнейшей причиной этого стала природа правящего режима в стране, где армия и исламисты давно неформально тесно сосуществуют. Данный факт делает невозможным возникновение ситуаций наподобие той, что мы наблюдаем в Египте после падения режима президента Хосни Мубарака
Какие интересы ключевых игроков в Африке — США, Китая, Франции — в южносуданском конфликте? Какие интересы игроков региональных — Уганды, Эфиопии, Кении?
Для глобальных игроков, таких как США и Китай, конфликт в Южном Судане связан с реализацией собственных геополитических и геоэкономических стратегий. Основным природным богатством Судана является нефть, запасы которой составляют 904 млн. т (пятые по величине в Африке). Ежегодно страна поставляет около 19 млн. т нефти на мировой рынок, при этом 66% этого объема покупает Китай, а еще 30% — Малайзия, Индия, Сингапур, Япония и ОАЭ.
Доля суданской нефти составляет 5—7% китайского импорта, что является ощутимой величиной. США, безусловно, выгодно оказывать давление на азиатские страны, нервируя их рисками срыва важных поставок из Судана. Кроме того, США не выгодна реализация транспортного проекта постройки нефтепровода из Южного Судана в Кению, что упрочило бы позиции Китая в регионе. Французские интересы в Судане также лежат в плоскости борьбы за нефть и другое ценное природное сырье. Кроме того Южный Судан примыкает к условной французской сфере влияния в Африке, что заставляет Париж пристально следить за процессами в данной стране.
Что касается роли региональных игроков в суданском кризисе, таких как Кения, Уганда и Эфиопия, то они заинтересованы в стабильном Южном Судане. Важно сказать, что, помимо торговли с Югом Судана, эти страны стремятся реализовать важный транспортный проект LAPSSET, который должен связать Южный Судан и Уганду с портом Ламу в Кении и внутренними районами Эфиопии. Реализация этого проекта должна стать крупнейшей геоэкономической трансформацией в Африке южнее Сахары со времен деколонизации континента.
Насколько конфликт в Южном Судане связан с хаосом и межрелигиозными столкновениями в Центральноафриканской Республике? Чем, по твоему мнению, завершится конфликт в ЦАР?
Данные конфликты связаны напрямую в региональных и глобальных измерениях.
На региональном уровне конфликты в ЦАР и Южном Судане сконструированы в рамках осуществления стратегии правительства Судана и Чад по усилению своих позиций в регионе. И если Хартум, по сути, проиграл как на южносуданском, так и на центральноафриканских треках, то Чад в 2013 году смог поставить в Банги послушное правительство своих сателлитов из повстанческого фронта «Селека».
Но мусульманские радикалы не смогли стабилизировать ситуацию в стране, и в итоге инициатива перешла к христианской группировке «Анти-Балака». Для ее нейтрализации власти, по сути, развязали религиозную резню в декабре 2013 года.
Не будучи в состоянии ее остановить, самопровозглашенный президент ЦАР Мишель Джотодия ушел в отставку. В реальности, чтобы надежно контролировать ситуацию в ЦАР, Парижу была необходима более широкая опора, чем могли обеспечить мусульмане, составляющие лишь 10% населения. Стратеги Олланда поняли, что, ликвидировав непослушный режим Бозизе, мавр сделал свое дело, и заменили мусульманскую группировку на группировку христиан (80% населения). 20 января 2014 президентом ЦАР была избрана женщина — Катрин Самба-Панза. На ее плечи была возложена задача руководства страной до проведения внеочередных выборов в представительные органы власти.
На глобальном уровне события в ЦАР и Южном Судане схожи, поскольку США и Франция используют те же методы для хаотизации значительных регионов с целью закрепления своего официального военного присутствия и последующей реализации своих экономических интересов. В данном случае пресловутая борьба за ресурсы и выдавливание конкурентов ведутся путем манипуляций религиозным (ЦАР) и этническим (Южный Судан) факторами. В марте 2013 года приход к власти исламистов во главе с Мишелем Джотодия в ЦАР устранил компании из ЮАР и Китая из этой страны. Схожая участь могла ожидать китайские и другие азиатские компании в Южном Судане в случае падения режима Сальвы Киира.
Считаешь ли ты возможным образование единой зоны нестабильности в Африке от Мали на западе до Сомали на востоке? В каких странах будет преобладать фактор межрелигиозной войны, а в каких — межэтнической?
Эта зона нестабильности уже сформирована. Если в девяностые годы нестабильностью была охвачена экваториальная, западная и восточная Африка — ДРК, Судан, Руанда, Бурунди, Сьерра-Леоне, Либерия, Эфиопия, Сомали, — то за последние 13 лет конфликтность охватила Северную Африку и регион Сахеля. Именно регион Сахеля — это пограничная переходная зона между мусульманской и христианской Африкой. Жертвами межрелигиозного противостояния уже стали Судан, Мали, Чад, ЦАР, Нигер. Внешняя интервенция ввергла в пучину хаоса Ливию. Уже сейчас существует огромный риск расширения нестабильности на Западе Африки на Нигерию, а на востоке континента на Кению и Танзанию. При этом, безусловно, местами будут возникать и межэтнические прения, то есть будут протекать комбинированные религиозно-этнические конфликты. Все они будут моделироваться внешними игроками.
Какое будущее для Африки в целом ты видишь на ближайшие десять лет: в Африке растет количество конфликтов, гражданских войн, или, наоборот, в Африку все больше переносятся производства из других регионов и она становится одной из ведущих производственных площадок? Какие идеи могут принести прогресс Черному континенту?
Развитие Африки остается разнонаправленным. В регионе будут перемежевываться как очаги экономического роста, такие как Гана, Эфиопия, Южная Африка, Ангола, Маврикий, так и зоны постоянной напряженности: Судан, ДРК, ЦАР. В некоторых странах — к примеру, в Нигерии — экономический рост будет сочетаться с нарастанием конфликтности.
Чтобы стабилизировать ситуацию, лидерам Африки нет потребности изобретать новые идеологии и модели. Им необходимо реанимировать философские концепции панафриканизма, но быть более сплоченными и осмотрительными в их реализации, чтобы не повторить судьбу полковника Муаммара Аль-Каддафи — пламенного, но чрезмерно доверчивого борца за единство Африканских наций.
Африка очень непостоянна и изменчива — она как прекрасная, но ветреная девушка. Она имеет невероятные задатки, возможности и таланты, но, к несчастью, еще не смогла определиться со своим жизненными ориентирами, а потому часто попадает не в самое лучшее окружение.
Хочется верить, что светлых полос на пути стран Африки в ближайшие десять лет все же будет больше, и конфликты, подобные тем, что протекают в Южном Судане и ЦАР, станут редким исключением.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:
ЖІНКИ З МАРІКАНИ (фото) (Надія Гусаковська)
ПРОБЛЕМЫ НАМИБИИ (Анкома Бафур)
ПОРОЧНИЙ СОЮЗ У СОМАЛІ (Расна Варах)