Алёна Ляшева
25 апреля: лебедь, рак и щука
Милан, 25 апреля, утро: собираюсь на демонстрацию. За несколько дней до этого даже мои друзья, далекие от левого активизма, уверяли меня, что я должна прийти, потому что это самая-самая антифашистская демонстрация года и я никогда полностью не пойму, что такое Италия, если не почувствую атмосферу 25 апреля. Имея опыт участия в маргинальных акциях протеста и в Украине, и в странах Европы, я слабо верила, что левая акция на самом деле может быть массовой. Но, конечно же, решила пойти посмотреть.
Забегаю в переполненный вагон метро, это здесь редкость. Еду. «Следующая остановка "Палестро"», — объявляет хриплый голос работника Миланского метрополитена. «Да, моя», — понимаю я. Внезапно другой голос привлекает внимание. Голос детский, мальчик 5—6 лет:
— Мама, столько людей, как мы выйдем?
— Все здесь выходят, выйдем.
— А почему здесь все выходят?
— Потому что все, как и мы, идут на демонстрацию.
Мама не ошибалась. От молодежи хипстерского вида до пар старичков — большинство пассажиров вывалили из вагона метро и начали набирать сообщения в Whatsapp или звонить для того, чтобы найти в толпе демонстрантов своих друзей или товарищей из политического коллектива. Тоже самое сделала и я. И вот мы с подругой присоединились к колонне социального центра для беженцев, шедшей под лозунгом «Остановите войны, а не людей!».
Этот марш, прошедший чуть ли не через весь город, стал для меня выражением всех успехов и падений итальянских левых за последнее столетие. Начнем с успехов. Что такое 25 апреля и почему все итальянцы, имеющие хоть какое-то отношение к левым идеям, считают этот день праздником? 25 апреля — это дата, знаменующая освобождение страны от фашизма. Этому дню предшествовало Resistenza (Движение Сопротивления) — изначально разрозненные группы по всей стране, которые пытались противостоять фашистскому режиму. В сентябре 1943 года бóльшая часть движения была объединена в Comitato di Liberazione Nazionale (Комитет национального освобождения), который возглавлялся коммунистической, христианско-демократической, либеральной, социалистической и другими партиями. После долгих месяцев борьбы движения в этот день в 1945 году антифашистские партизанские отряды освободили северные индустриальные центры Милан и Турин от гитлеровских и муссолинских лоялистов после того, как силы антигитлеровской коалиции распространились по стране.
Тремя днями позже унизительной эпитафией режима, длившегося 21 год, стала казнь дуче (это означает лидер) — именно так называли итальянские фашисты Муссолини. Он был схвачен, когда пытался бежать вместе с немецким отрядом в Швейцарию, вскоре был расстрелян. Его тело повесили вверх ногами в Милане на площади Лорето. Об этом очень любит рассказывать молодежь, тусящая в барах и ресторанах джентрификованого района, в котором находится эта площадь.
Эти молодые люди гордятся прошлыми победами левых, но совершенно не могут повторить эти победы сейчас. Они не голосуют, не поддерживают ни одну политическую силу, хотя и считают себя левыми и даже могут относиться к какому-то политическому коллективу или профсоюзу. И на это есть ряд причин, о которых речь пойдет немного позже. Для начала опишем ситуацию с левыми в Италии.
"Костюмы советских солдат и уйма других субкультурных символов ярко показали пропасть между старыми левыми и ежедневными проблемами обычных итальянцев."
Самый наглядный способ одним взглядом охватить итальянских левых — это посмотреть, кто выходит 25 апреля на антифашистскую демонстрацию. Симптоматично то, что возглавляла многотысячную колонну демонстрантов Partito Democratico («Демократическая партия»)— проект, лидеры которого осознанно пытаются перестроить итальянскую политику по примеру американской. Они стремятся создать корпоративную либеральную партию, которая выступает против корпоративной правой партии. В начале 2013 года «Демократическая партия» получила большинство в обеих палатах парламента и стала правящей. В конце 2013 года ее возглавил Маттео Ренци, который также занял пост премьер-министра страны. Он не только спровоцировал возникновение массы мемов о своем уровне владения английским, но и за три года смог провести почти все реформы, к которым подталкивал Италию Европейский Союз. Среди них — уменьшение налогов, урезание расходов на социальные сферы, секьюритизации границ и много всего прочего, за что его так не любит большая часть итальянцев и так любят чиновники в Еврокомиссии (Reuters 2014). Хотя после последнего референдума Ренци, как и обещал, ушел в отставку, его сместил ближайший к нему человек, потому смена лиц не сыграет большой роли (Deutsche Welle 2016).
За ними виднелись флаги партии Sinistra, Ecologia, Liberta («Левые, Экология, Свобода») и большие баннеры группы L'Altra Europa con Tsipras («Другая Европа с Ципрасом»). Это леволиберальные коалиции, получившие немного внимания после кризиса 2008-го и с приходом Алексиса Ципраса к власти в Греции. У первой есть несколько мест в итальянском парламенте, у второй — в европейском. И хотя состоят они из разных групп («ЛЭС» менее широкая, «Другая Европа» шире), обе представляют собой реформистских, нерадикальных, либеральных левых, открытых к коалициям с правящими партиями. Последнее сильно отпугивает радикализированную молодежь, но, с другой стороны, дает возможность, по словам активистки «ЛЭС», «хоть мизерно, но влиять на политику на европейском и локальном уровнях».
После парламентских партий марш продолжали пятьдесят оттенков итальянских левых групп. И уже давно мертвая Partito Communista Italiana («Итальянская коммунистическая партия»), и другие старые левые вспоминали былые годы политической борьбы, которая была успешнее, чем сейчас. У них конечно же не обошлось без флагов Донецкой Народной Республики и даже дружественной им Коммунистической партии Украины. Концентрация внимания на ситуации в других странах, а не в своем городе или регионе, поддержка движений, находящихся под влиянием российского империализма, хотя и противостоящих американскому, а также ассоциация России с Советским Союзом — типичные для таких групп характеристики. Костюмы советских солдат и уйма других субкультурных символов ярко показали пропасть между старыми левыми и ежедневными проблемами обычных итальянцев.
Но были там и левые, которые непосредственно знают, что такое социальные проблемы, потому что они вовлечены в политических инициативы, затрагивающие вопросы образования, медицины, жилья, мигрантов. Эти социальные движения не всегда поддерживают даже антикапиталистические идеи; они очень разрознены. В основном они занимаются конкретными вопросами и работают на локальном уровне. Таким активизмом они затыкают дыры в разваливающемся социальном государстве, выполняя разные его функции: помогают бездомным с жильем, принимая их у себя на сквотах, обучают мигрантов языкам на бесплатных курсах, дают приют беженцам на пути в Германию, Францию и дальше. Более того, эти социальные движения еще и поддерживают кризис итальянских левых, будучи их частью, направленной в будущее (в отличие от товарищей из остатков старых партий), но не готовой объединяться и вертикализироваться в политическую силу.
Конечно же, это описание четырех типов итальянских левых является необходимым упрощением. Несложно найти в Милане или Риме группы старых левых, которые активно занимаются благотворительной деятельностью, или же встретить человека, принадлежащего к «Демократической партии» или «Левым, Экологии, Свободе», с антикапиталистическими взглядами. Но именно эти четыре тенденции прослеживаются.
"Такие песни, как Bella Ciao («Прощай, красавица»), Fischia il vento («Дует ветер»), итальянский вариант советской песни «Катюша», можно услышать в исполнении групп, популярных среди молодежи, и не только левой."
Хотя на первый взгляд этого не видно, современное состояние итальянских левых — упадок, если оценивать в исторической перспективе. Такая ситуация, кроме многих других последствий, о которых речь пойдет позже, создала идеальные условия для интерпретации победы партизан над немецкой оккупацией и итальянским фашизмом как «патриотического» праздника, который «защищает конституционные ценности» или «поддерживает национальное единство». Такое искажение прошлого отнюдь не помогает левым силам развиваться. Историк Дэвид Бродер выразил это так: «Если что и может вернуть наследие партизан на свое место, так это обратное превращение 25 апреля из дня "национального единства" в день антиинституционального антагонизма» (Broder 2016).
Несмотря на все попытки официальной идеологии переинтерпретировать деятельность Движения Сопротивления, до сих пор память о победах левых сил присутствует и в популярной, и в левой культуре. Такие песни, как Bella Ciao («Прощай, красавица»), Fischia il vento («Дует ветер»), итальянский вариант советской песни «Катюша», можно услышать в исполнении групп, популярных среди молодежи, и не только левой.
Итальянские левые: до и после Второй мировой войны
Предпосылки разрозненности и фрагментированности современных итальянских левых были заложены еще на этапе возникновения левого движения в Италии и тесно связаны с тем, каким образом оно формировалось во времена Второй мировой войны. Так объяснила мне в интервью процесс становления итальянских левых в довоенное время исследовательница социальных движений Донателла Делла Порта: «В основном сильными левые силы были в центре, в Тоскании, Умбрии и Эмилья Романии и, конечно же, в северной части. В центре это был так называемый муниципалистский тип движения, потому что это регион небольших предприятий. Здесь сначала социалистическая, а позже и коммунистическая партия вложили много сил в создание широкой социальной базы. В этих регионах были села, где “Итальянская коммунистическая” партия имела 80% поддержки. В северной части страны, особенно в Турине и Милане, левое движение приобрело типичные формы рабочего движения, так как именно эта часть страны была индустриализирована. Конечно же, это не означает, что все рабочие относились к Коммунистической партии. Глубоко укоренилась в рабочем движении и Католическая партия, которая, в отличие от коммунистической, была межклассовой». На юге страны вся политическая система была довольно клиенталистской и коррумпированной, что делало путь коммунистов к признанию и власти трудным. У Коммунистической партии были сильные позиции среди крестьян. Были районы, особенно на Сицилии, в Кампании, с сильной традицией крестьянских восстаний. Но в остальных регионах юга она была намного слабее.
После войны в ИКП стали массово вступать люди, она стала самой массовой партией страны — в 1944 году в партии состояло 1,7 миллионов человек. Позднее Италия стала республикой, и результаты парламентских выборов стали первыми серьезными политическими плодами долгих лет борьбы левых. Хотя немного больше половины мест в первом парламенте страны получили праволиберальные и правые силы — Democrazia Cristiana («Христианско-демократическая партия»), Unione Democratica Nazionale («Национальный демократический союз»), левые силы очень заметно поднялись. Коммунистическая партия получила 19%, социалистическая — 21%. Такого успеха ИКП удалось добиться благодаря активному участию в Движении Сопротивления.
"Коммунистическая партия была сильно репрессирована начиная с кризиса мая 1947 года."
Но этот успех продлился совсем недолго. Коммунистическая партия была сильно репрессирована начиная с кризиса мая 1947 года. Тогда лидер христианских демократов, Альчиде Де Гаспери под давлением американского президента Гарри Трумэна расторг коалицию с социалистами и коммунистами, что привело к новым выборам. На выборах 1947 года было сделано всё, чтобы не допустить ИКП в парламент. С того времени установился консенсус, что не важно насколько широкую поддержку имеет коммунистическая партия, она будет вне парламента. Такими были результаты Холодной войны и влияния США, которые боялись, что Италия окажется под воздействием Советского Союза, потому и требовали исключить коммунистические партии из правительств стран Западной Европы взамен на помощь по условиям плана Маршалла (Müller 2012).
Несмотря на такие репрессии, ИКП оставалась партией, соединяющей социальные движения — рабочих и крестьян — в разных регионах страны. Например, в 50-х годах была запущена аграрная реформа, сильно затрагивающая юг страны. В этот период именно в тех районах КПИ получила идеологическую поддержку.
50-е, 60-е и начало 70-х: левые борются и побеждают локально
На 50-е, 60-е и начало 70-х годов пришлось стремительное развитие экономики страны. Используя финансы, получаемые в рамках плана Маршалла, удалось реформировать экономику, переориентировать ее на индустриальную с сильным уклоном на автомобильную промышленность. Но часто воспевающие «итальянское чудо» забывают о том, какой ценой оно произошло. Условия труда и жизни рабочего класса в Италии были без преувеличения плачевными. Северные города, в которые произошли влияния финансов, привлекали к себе все больше и больше рабочих, ведь они были основной возможностью для трудоустройства в условиях новой экономики. Из-за большого предложения рабочих рук владельцам заводов удавалось удерживать мизерный уровень оплаты труда, при том что условия только ухудшались. Например, скорость конвейера на производствах постоянно поднималась, и в Италии она достигла самой высокой в Европе (к мифу о ленивых итальянцах). Индустриальные города обрастали трущобами, созданными новоприбывшими рабочими с юга и центра, где экономика не развивалась, а крестьяне не выдерживали конкуренцию с большими сельскохозяйственными предприятиями. Этот период усилил ранее существовавшее региональное неравенство в стране, которое по сей день остается кричащим. Если Милан — это один из основных городов в мировой экономике, то Калабрия остается одним из самых бедных регионов Европы.
В это же время инвестиции приходят не только в индустрию, но и в образование, ведь новой экономике нужны были образованные работники, но не более того. Речь о доступном образовании для всех не шла, как не шла речь и о достойных условиях для учебы для тех, кто все-таки попал в университет. Такая ситуация приводит к последствиям, которых не ожидали запрещающие Коммунистическую партию итальянские и американские силы. Популярность левых идей не падает, а, наоборот, растет, но выражается уже не так через партию, как через прямое действие рабочих и студентов.
Имея поддержку, но не имея возможности попасть в парламент, ИКП работала на местах. В середине 70-х годов она достигла пика своей территориальной распространенности — много городов и поселков возглавляли мэры-коммунисты. Они много инвестировали в то, чтобы зарекомендовать себя как хорошие руководители на местном уровне, но так и не были допущены до национального. Многие города, а в особенности Болонья, стали примером того, что возможно быть справедливым и эффективным одновременно. В них были организованы локальные системы распределения благ. Особенно важными стали системы здравоохранения и образования. Также в 70-х годах некоторые большие города на юге возглавляли мэры от ИКП. Но это было скорее исключением, чем правилом (Kertzer 1996).
"Рабочие и студенты не просто требовали достойной оплаты и условий труда и учёбы через профсоюзы, они захватывали заводы и университеты и самостоятельно управляли ими, создавая в этой борьбе абсолютное новые способы кооперации и организации."
Но этого было совсем недостаточно, чтобы изменить положение рабочих в Италии. Изменили его забастовки и демонстрации, которые начались в 1962 году на заводе «Фиат» в Турине. После следовали массовые страйки 1968‒70-х, подержанные студентами. Рабочие и студенты не просто требовали достойной оплаты и условий труда и учёбы через профсоюзы, они захватывали заводы и университеты и самостоятельно управляли ими, создавая в этой борьбе абсолютное новые способы кооперации и организации (Lumley 1990).
В это время популярными стали идеи Autonomia Operaia («Рабочей автономии»), возникшие в работах Марио Тронти, который теоретически осмысливал способы организации рабочих, критикуя партию как инструмент организации. Это направление левых стояло на позициях того, что угнетенным для привнесения социальных изменений не нужна партия или другая сила, которая представляла бы их интересы, а основной их задачей является создание свободного пространства — в университете, на заводе, в общественном пространстве. Операистское движение стало ответом на постепенный распад рабочего движения, его поляризацию, фрагментированность, с одной стороны, и слабость партии, с другой. Идеи распространились за пределы Италии. Например, многие сквоттерские коллективы являются последователями этого направления левых. Хотя ошибочно ассоциировать наследие операистов только с радикальным группами, близкими к анархистам. Операизм создал почву для возникновения такого направления в марксизме, как автономизм (Cuninghame 2015). Это направление широко представлено среди учёных, самыми известными, из которых наверное являются Антонио Негри и Майкл Хардт, авторы бестселлеров «Империя» и «Множество». Хотя эти работы и стали популярными, они были сильно раскритикованы марксистами, так как они нивелируют ключевые для описание современного капитализма понятия империализма и классовой борьбы (Амин 2005).
В то же время не только ИКП и автономы активно пытались вовлекаться в политику в Италии. Тогда же действовали Brigate Rosse («Красные бригады») — ультралевые группы, занимающиеся как городским партизанским насилием, так и ненасильственной пропагандой на производствах и в университетах.
«Исторический компромисс»
На пике относительного успеха левых в стране, ИКП сделала шаг, определивший судьбу партии на долгие годы. В 70-х годах лидеры страны решили расширить политическую сферу и допустить ИКП на национальный уровень власти. Одним из основных моментов такого поворота не просто в истории коммунистов, но и всей Италии стал проект Compromesso Storico («исторического компромисса») в 1973‒74 годах, инициированный лидером христианских демократов Альдо Моро. Целью этого компромисса было дать коммунистам возможность войти в правительство после почти 30 лет отстранения от парламентской политики. Лидеры коммунистов были совсем не против (Anderson 2009).
И это имело негативные последствия, ведь многие сторонники восприняли такой поворот как разрыв партии с «почвой», с низовыми движениями. Разочарованность коммунистов в ИКП отлично показана в фильме Марко Туллио Джордана (2000) «I cento passi» («Сто шагов»), повествующего о молодом сицилийском коммунисте Пеппино Импастато и его товарищах, организовавших в своем маленьком городе радиостанцию для борьбы против мафии, за что Пеппино был убит.
Но, с другой стороны, на ИКП давила международная ситуация. Важным историческим событием, которое повлияло на их решение пойти на компромисс, был переворот в Чили. Итальянские коммунисты боялись, что нечто подобное произойдет и у них в стране. Возможно, страх был преувеличенным, но нельзя не принять во внимание, что по всей Южной Европе в то время к власти приходили правые авторитарные режимы — в Португалии, Испании, Греции. Опаска такого сценария подвигла ИКП искать легитимации в верхах, но одновременно это означало отделение от социальных движений, которые всегда были важными союзниками партии.
Кроме всего прочего, «исторический компромисс» 70-х годов и решение ИКП сотрудничать с правыми и либералами были реакцией на политическое насилие, которое сильно играло против партии. Были кампании, убеждающие итальянцев, что ультралевые террористы — это «внуки» ИКП. Это не было правдой с точки зрения того, как сформировался красный терроризм. Но такое впечатление могло сложиться, например, на основе того, что значительная часть «Красных бригад» вышла из региона Реджо Эмилия, который всегда был типичным левым регионом. И эти идеи часто были популярны, хотя красные террористы выступали против ИКП, как и ИКП против террористов.
После «исторического компромисса» наступило время единства между партиями с противоположными идеологиями, частью которого стала и ИКП. Этот период стал поворотным для истории левого движения в Италии: единственная партия, объединявшая социальные движения, стала терять гегемонию. Вступив в альянс с Христианско-демократической партией, с одной стороны, ИКП полностью разорвала связь с террористами, но в то же время это привело к тому, что многие сторонники, не имевшие никакого отношения к террористам, почувствовали себя преданными.
Такой поворот произошел не только в Италии. По всей Европе заканчивался период партий, а начинался период социальных движений.
"Отрицание партий сделало движения слабее, хотя количественно они все еще были большими."
Долговременные последствия изменения политической стратегии левых стали заметными уже в 80-х годах. Во-первых, новые социальные движения стали довольно независимыми от партий или сотрудничали с ними, постоянно пребывая в конфликте. Во многом из-за «сталинистской» модели существующих партии, в том значении, что такая модель была очень иерархична и не отводила место внутренней оппозиции. Во-вторых, горький опыт бесперспективного политического насилия был усвоен и движения стали мирными. В-третьих, движения стали развиваться фокусируясь на конкретных проблемах, так сказать «разделили обязанности». Таким образом, появились движения сквоттеров, движения за гендерные права, за экологию. Все они развивали свои сети взаимопомощи и солидарности, но отдельно друг от друга. Отрицание партий сделало движения слабее, хотя количественно они все еще были большими.
Но, конечно, кроме этих внутренних факторов упадка, был еще ряд внешних. Новый курс был взят и в экономике — курс на либерализацию. Рабочее движение было в кризисе из-за реструктурирования больших предприятий, вокруг которых организовывались рабочие. В начале 80-х годов на заводе «Фиат» в Турине произошла известная забастовка, ставшая символом поражения. Параллельно с упадком массовых движений, связанных с индустриальными предприятиями, сходило на нет и студенческое движение, которое было довольно сильным в конце 60-х и до конца 70-х годов.
Социальные движения с начала 90-х
Такой упадок попытались преодолеть в начале 90-х годов. И левые, и другие прогрессивные движения объединились под идеей Global Justice Movement («Глобальное движение за справедливость»). Это было сильное международное политическое движение, которое боролось за альтернативную глобализацию, критикуя то, что происходящая глобализация возглавляется транснациональными корпорациями. Для Италии оно стало возможностью собрать разрозненные группки (Reiter 2007).
Другим поводом, который поднял левых, стала образовательная реформа, направленная на приватизацию высшего образования. Ответом на нее было массовое студенческое оппозиционное движение La Pantera («Ла Пантера»), взявшее такое название в честь сбежавшей из зоопарка за неделю до начала движения пантеры. Студенты, безработные и прекарные работники оккупировали почти каждый университет по всей стране, выступая против реформы. И ее удалось приостановить, но с приостановкой реформы затихло и движение.
Как и в других странах, в Италии студенты — это опора левого движения, а студенческие правые движения, типичные для постсоветских стран, просто немыслимы. Тому есть несколько причин. Кроме всего, в Италии очень сильна марксистская традиция в социальных науках. Хотя со временем она и видоизменялась, например, в автономистский марксизм Антонио Негри (2001) или Джиджи Роджеро (2011), немало философов, социологов и экономистов — от Антонио Грамши (2014) до Франко Фортини (2016) и Джованни Арриги (2006) — не просто были двигателями развития марксизма на мировом уровне, как их обычно воспринимают, но и преподавали студентам в университетах Рима, Милана, Сиены или Неаполя. И до сих пор итальянские университеты являются своеобразными левыми гетто, где действуют десятки группок. Это видно невооруженным глазом — от граффити на кампусе до газет с олдскульными названиями (например, «Юный коммунист»), листовок с приглашениями на демонстрации и квир-вечеринки на сквотах. Кроме политических групп, все еще действуют профсоюзы, которые не просто показывают, как важно бороться за стипендии или общежития для студентов, но и становятся первым местом знакомства с левыми идеями. Но и это меняется: из года в год высшее образование в Италии становится все более элитарным, в университетах развиваются правые, консервативные, католические группы.
"В отличие от сквотов в городах Западной Европы, в Италии пустые пространства занимаются активистами не для того, чтобы преобразовать их в жилье, а именно для создания социальных центров, которые могут выполнять всевозможные функции."
Студенческое движение тесно связано с движением сквоттерским, которое в 90-х годах тоже вышло на уровень институциализации: была сформирована сеть Centri Sociali Ocupati e Autogestive («Оккупированные и самоуправляемые социальные центры»). В отличие от сквотов в городах Западной Европы, в Италии пустые пространства занимаются активистами не для того, чтобы преобразовать их в жилье, а именно для создания социальных центров, которые могут выполнять всевозможные функции. В рабочие дни там проходят собрания политических групп, организовываются библиотеки, языковые школы для мигрантов, проводятся лекции, киноклубы, а на выходных часто проходят вечеринки, фестивали или же воскресные ярмарки органической еды и подобные приятные события, не имеющие прямой связи с политикой. В момент своего пика, в 90-х годах, сквоттерское движение было и самым массовым за свою историю, и самым политизированным. Но уже сейчас, хотя в итальянских городах в некоторых районах на одной улице может быть по два-три социальных центра, лишь некоторые из них управляются группами, которые каким-то образом вовлечены в политику (например, выходят на демонстрации). Что же изменилось с 90-х? Многие центры, в основном самые большие и находящиеся в центральный районах города, как ни иронично, коммерционализировались, превратившись в модные клубы.
Ярким примером такой трансформации является Leon Cavallo («Леон Кавальо»), бывший сквот, который сейчас проводит концерты мировых звезд техно-музыки. Также социальные центры, и большие, и небольшие, находящиеся в «хороших» районах, рано или поздно начинали надоедать властям даже не так своей политической активностью, как тем, что занимают «лакомые» кусочки городского пространства. Волны джентрификации, проходящей в городах с подачи городской власти, убирали сквот за сквотом. Но не все сквоты раздражают власть. Некоторые привлекают в район молодежь, делают его живым, да и заброшенные здания не приходиться приводить в порядок за бюджетные деньги, этим занимаются волонтеры. Поэтому многие сквоты пока толерируются полицией и властями. Еще один фактор изменения сквоттерского движения в итальянских городах — это то, что многие из них превратились в общественные организации, занимающиеся благотворительностью больше, чем политикой. Например, многие перешли от традиционного типа самофинансирования через кооперативную деятельность. Многие стали НПО, берущими гранты у различных фондов, в том числе получая финансирование от Еврокомиссии. Конечно, это не всегда влияет на политизацию, но показывает общую тенденцию перехода политических инициатив в социальные и благотворительные и локализации политической активности. Но не всё пребывает в состоянии упадка.
Вернемся в 90-е и в начало 2000-х годов, когда социальные центры еще служили базой для социальной мобилизации. Например, когда в Генуе в 2001 году проходил 27-й Саммит «Большой восьмерки», именно на сквотах города проходила подготовка к массовым протестам, которые впоследствии стали пиком Движения за глобальную справедливость. В Европе это движение вынесло повестку левых на уровень мейнстрима, о ней говорили в прессе, лидеры групп дискутировали с властями. Протесты в Генуе, кроме того, что являются знаковыми для итальянских и других европейских левых, вошли в историю тем, что были очень жестоко задавлены, вплоть до убийств активистов. Именно во время столкновений между карабинерами и протестующими 20 июля карабинер застрелил Карло Джулиани, 23-летнего активиста.
Особенностью «Движения за глобальную справедливость» стала его внепартийность, широта и, что самое важное, международность. Но в этот период менялись и развивались не только социальные движения, но и партии, подавая надежды на еще один шанс добиться власти.
Коммунистическое возрождение?
Конец Холодной войны и распад Советского Союза сильно повлияли на политику Италии последних 30 лет. Хотя ИКП была независимой от СССР, критически относилась к советской модели социализма, распад Советского Союза подтолкнул партию к серьезным изменениям. Внутри произошел раскол на тех, кто скорее стоял на позициях социал-демократии, и более радикальных. В первой группе было руководство партии, подтолкнувшее ее на ряд шагов вправо: постепенно партия открылась к сотрудничеству с католическими группами. И в прошлом у ИКП были отношения с католиками, но партия была открыта лишь к радикальным группам, имеющим убеждения близкие к «теологии освобождения». Теология освобождения — это латиноамериканская интеллектуальная и активистская традиция, объединяющая идеи христианства и антикапитализма (Леві 2013).
Но в 1989 году ИКП пришла к компромиссу с наиболее коррумпированной и консервативной частью католиков. Апогеем этого процесса стала Демократическая партия, которая долгое время находится во власти и чья политика мало чего имеет общего с левой повесткой, о чем я писала вначале.
Но распад Советского Союза повлиял не только на коммунистов, он подкосил и тех, чья идеология строилась на антикоммунизме, а именно христианских демократов. Они также раскололись. Такие изменения в основных политических силах страны привели к размыванию идеологических линий и к «берлусконизации» политической жизни: переходу в сфере политических дебатов от вопросов об экономике и распределении общественных благ к вопросам о личностях политиков, их коррумпированности, вопросам идентичности и патриотизма (Anderson 2014). Именно такой курс в основном продолжается и до сих пор в мейнстримной политике. Это сближает Италию с постсоветскими странами. На Западе все же вопросы экономики занимают важное место.
"Самым ярким моментом отхода от левых убеждений стало голосование Рифондационе за участие итальянской армии в войне в Афганистане и исключение тех депутатов, которые проголосовали против."
Та часть бывшего ИКП, которая не превратилась в ПД, попыталась возродить радикальную левую партию. Наверное, долго не думая, участники так и назвались — Partito della Rifondazione Comunista («Партия коммунистического возрождения»). Дальше буду называть ее, как и итальянцы, просто Рифондационе. На какое-то время партия на самом деле восстановила то, что было в прошлом. У нее было 8—10% голосов в парламенте, она занимала некоторые главенствующие места на локальном уровне и была тесно связана с социальными движениями, но не пыталась доминировать или контролировать их. Тогда ситуация выглядела очень оптимистично, было впечатление, что вот-вот партия добьется изменений. Рифондационе удавалось, как сейчас Ди Линке, объединять олдскульных коммунистов, которые не изменили идеям своей молодости (в партии были даже бывшие партизаны), и молодежь, которой, хотя и не нравилась старомодная традиция товарищей по партии, социал-демократы претили еще больше тем, что принадлежали к истеблишменту. Но потом, особенно в 2006 году, когда Рифондационе стала сотрудничать с правительством Джулиано Проди, премьер-министром страны от Демократической партии, она изменилась полностью. Партия проголосовала за всевозможные неолиберальные реформы. Но самым ярким моментом отхода от левых убеждений стало голосование Рифондационе за участие итальянской армии в войне в Афганистане и исключение тех депутатов, которые проголосовали против. Такой крен партии практически уничтожил левых как парламентскую силу. И, конечно же, это оказывало деморализующий эффект на многих активистов и сторонников. После этого партия скатилась на дно очень быстро, в ней произошла уйма расколов.
Такой очередной провал левых объясняется тем, что Берлускони удалось поляризовать всю итальянскую политику вокруг себя. Итальянская выборная система способствует тому, что такие небольшие партии, как Рифондационе, могут подняться, но потом они стоят перед выбором — либо поддержать либералов, чья идеология прямо противоречит идеям их электората, либо дать выиграть Берлускони. Партия так и не разрешила это противоречие. Одной из причин этого была традиция итальянски левых вступать в широкие союзы — стратегия, противоположная той, которой следовала и до сих пор в общем-то следует Κομμουνιστικό Κόμμα Ελλάδας («Коммунистическая партия Греции»). И это их погубило. В отличие от немецкой Die Linke или тех же греческих коммунистов, Рифондационе, которая брала начало из старых левых, удалось наладить связь с социальными движениями, а потом она это всё выкинула на помойку в один момент. После 2008 года, когда партия уже не была представлена в парламенте, некоторые секции продолжали существовать, но и они быстро растеряли людей, ведь у партии больше не было реальной политической активности, не было лидеров.
Политика после глобального финансового кризиса
Глобальный финансовый кризис сильно повлиял и до сих пор продолжает влиять на политическую ситуацию в Европе. Как в Испании и Греции, в Италии прокатилась волна протестов. Одной из самых ярких протестных волн было начавшееся в ноябре 2013 года Il Movimento dei Forconi («Движение форкони»). Оно взяло название в честь сицилийских протестов крестьян, выходивших с форкони, то есть вилами. Но его массовый этап начался со студенческих протестов против урезания расходов на образование в Риме, Турине и Палермо. Хотя основой движения были левые группы, требовавшие остановки политики урезаний, сворачивания социальных институтов, автономности Италии от ЕС, к нему быстро присоединились и правые.
Несмотря на то, что это было одно движение, в разных городах его возглавляли различные организации. Кроме невозможности продолжить движение в одной организации, такой подход сильно дискредитировал его, ведь, например, отдельные антисемитские высказывания радикальных правых бросали свет на всё движение. Протесты взбудоражили страну, но не привели к таким результатам, как в соседних странах. Левым не удалось сформировать политическую силу, которая бы выражала их требования, потому политическая жизнь Италии в последние годы развивалась по сценарию, не похожему ни на Испанию, ни на Грецию, ни на Португалию.
Леволиберальные коалиции
Попытки повторить опыт соседей все-таки были. От остатков Рифондационе откололась группа, которая впоследствии в 2009 году сформировала партию «Левые, Экология, Свобода». Позиционируя себя радикальнее социал-демократов перед избирателями, поднимая в своей риторике социально-экономические, экологические проблемы, вопросы гендерного неравенства, они поддерживают Демократическую партию во всем, что та делает. Не было ничего такого, что бы сделал Ренци и что могло бы отпугнуть «ЛЭС». Другая ситуативная, но в то время многообещающая коалиция «Другая Европа с Ципрасом» образовалась из разных леволиберальных и либеральных групп, в том числе SEL и Rifondazione, пиратов, а также отдельных известных личностей, таких как журналистка Барбара Спинелли или один из лидеров Движения за глобальную солидарность Лука Касарини. Основной причиной появления такой коалиции стали выборы в Европейский парламент, на которых ей удалось получить несколько мест. Идеологически же коалиция выступила, как и Алексис Ципрас, против диктата Тройки (Souvlis and Toffanin 2014).
Несмотря на то, что эти коалиции пытаются вовлечь социальные движения, они находятся в тени Демократической партии. Именно поэтому многие критически настроенные итальянцы предпочитают Movimento 5 Stelle («Движение пяти звёзд»), которое выступает против истеблишмента, «левым», которые поддерживают правительство (Broder 2016c).
Movimento 5 Stelle
Эта появившаяся в 2009 году партия набрала популярность в 2013 году во время парламентских выборов, получив 25% голосов и став третьей партией в стране. Ее лидеры — комик Беппе Грило и предприниматель Джанроберто Казаледжо. Идеология партии очень размыта. С одной стороны, M5S — евроскептики, они выступают за прямое народовластие, что видно из названия, хотя в самой партии нет и намека на внутреннюю демократию: за время существования решением лидеров из нее были исключены несколько человек. С другой стороны, из уст спикеров партии часто звучит националистическая и ксенофобская риторика, выражается поддержка ультраправых. В 2014 году Беппе Грилло взорвал итальянский интернет своими высказываниями о том, что «M5S — это экуменическое движение и для ребят из “CasaPaund” двери открыты» (Guerriglia Antigrullina Channel 2014). «CasaPaund» — это открыто неофашистская организация, опирающаяся на идеи Муссолини.
"Уровень молодежной безработицы в Италии зашкалил в 2014 году, с тех пор очень высок — более 40%."
Но такая размытая идеологий не смущает избирателей, потому что партии удалось то, что удалось и Podemos в Испании — направить ненависть к элитам в электоральное русло. Но при отсутствии опоры партии на социальные движения, это выливается лишь в популизм и правую политику. Но не только слабость левых дала возможность подняться таким политическим силам. Одной из основных причин успеха является то, что в Италии сложилась ситуация во многом похожая на британскую: старые партии не интересуют избирателей. Сторонники Labour, окрепшей во время существования сильных профсоюзов на производстве, долго оставались базой партии и после радикальных изменений в экономике. Так борьба рабочего класса за свои права существовала хотя бы в форме политической культуры. Но молодым избирателям нет дела до этой политической культуры, еще и из-за того, что они меньше привязаны к городам, в которых выросли их родители и деды. Так и в Италии: если кто-то еще ассоциирует себя с Демократической партией или ее немного более радикальными союзниками, то это точно не молодежь, которой изо дня в день все сложнее иметь достойную работу. Уровень молодежной безработицы в Италии зашкалил в 2014 году, с тех пор очень высок — более 40% (Trading Economics 2017). Но схожесть прослеживается не только в этом. Британский праворадикалы UKIP похожи на M5S тем, что продвигая радикальный национализм, они пытаются обращаться ко всему обществу сразу. И из-за того, что вопросы экономики и распределения благ в обществе не стоят на первом месте, им удавалось без проблем менять отношение к национальной системе здравоохранения в течение пары лет. Сейчас они выступают за увеличение ее государственного финансирования, хотя раньше требовали приватизации.
Похоже ведет себя и M5S. Показательными были выборы в мэры 2016 года, на которых у представителей «звезд» в разных городах были противоположные мнения по такому ключевому вопросу, как регуляция миграции. Их стратегия скорее напоминает маркетинговую кампанию по продаже помады, чем идеологию радикальной партии, которой они себя позиционируют. Лидеры «движения» могут говорить противоречащие друг другу вещи, потому что эта сила изначально недемократична. Принципами демократической репрезентации являются ответственность и подотчетность перед теми, кого ты представляешь. У M5S, как и у многих других партий, и близко такого нет, а это рано или поздно приведет их к провалу. Невозможно долго удерживать авторитет без позиции по животрепещущим вопросам. Уже сейчас, когда членам M5S ставят вопросы о том, почему их идеи противоречат друг другу, они находят уйму отмазок, оперирующих к тому, что они движение, в котором состоят разные люди, не согласные с друг другом, но поддерживающие, по крайней мере, демократию как принцип. Но скоро эти абстрактные отговорки не будут интересны избирателям. Красивые фразы о демократии новой мэрки Рима не смогут разобраться с хаосом на улицах города.
Неаполь — недооцененный пример
И то, что M5S заняло ту нишу, которую могли бы занять левые, показывает нетипичный для Италии опыт Неаполя. Мэр города Луиджи Де Маджистрис полевел. Изначально, когда он занялся политикой, он не был левым, а больше позиционировал себя как антикоррупционный и выступающий против мафии политик. Но потом он поменял курс и стал относить себя к левым. В результате Луиджи Де Маджистрису удалось сформировать политическое движение вокруг себя. Оно очень радикально и представляет альтернативу классическим партиям, выступает как против Демократической партии, так и против правых. Его поддержали разбросанные группы левых и социальные центры города. Но в тоже время его политический курс реформистский. Например, подобно Аде Колау, левой мэрке Барселоны, он ставит на развитие туризма в городе, надеясь таким образом привлечь инвестиции. Он решает конкретные городские проблемы, например вывоз мусора.
Это хорошие шаги, особенно в ситуации Неаполя, который, как и другие города юга страны, недостаточно финансируются центральным правительством. Такая же ориентация на туризм стала бы разгромом для Рима, в котором наплыв туризма сильно поднимает цены на рынке жилья. Для Неаполя, в котором, в отличие от Рима, скорее кризис трудоустройства, чем жилищный, такая стратегия в рамках социал-демократической политики является вполне разумной, хотя и далекой от радикально левой. Выбор этой стратегии обусловлен еще и ограниченностью власти мэра. Реальная экономическая власть сконцентрирована в руках региональных и национальных правителей, потому мэрам не остается ничего, кроме как придумывать разнообразные способы привлечения капитала в города. Потому в экономической сфере не стоит ожидать ничего радикальнее социал-демократического курса, но в политической сфере победа и фигура Де Маджистриса легитимирует левую повестку. Мэр не стесняется проявлять свои симпатии к сапатистам, Чавесу и, конечно же, ИКП. Вы бы никогда не увидели человека из «5 звезд», делающего такое. Кроме заигрывания с левой культурой, у него ярко выражены промигрантские взгляды, что часто является для европейских альтернативных социальных движений лакмусовой бумажкой.
Самое удивительное, что Неаполь — это город с очень сильной правой традицией. Когда в 1947 году проходило голосование за отмену монархии, в Неаполе 80% проголосовало за монархию. Алессандра Муссолини, радикально правая политическая деятельница, которая часто подчеркивает, как гордится своим дедом Бенито Муссолини, получила тут 44% голосов в 1992 году. Этот город — сердце каморры (Бурный 2017). Но Маджистрису удается делать то, что и Podemos, но, конечно же, на меньшем уровне. Эффективный, некоррумпированный менеджер города Де Маджистрис продвигает левую повестку, а это может дать возможность развиться и другим левым.
К сожалению, происходящее в Неаполе очень мало обсуждается левыми в Италии, во многом из-за того, что политика в стране скорее привязана к северу, потому происходящее на юге не считается настолько важным, хотя представляет собой уникальный феномен. И локальность итальянской левой политики, отсутствие обмена опытом между разными регионами, привязанность к комьюнити и тем же социальным центрам может быть преградой для создания левого движения на национальном уровне.
Почему же итальянцам не удается?
Италия демонстрирует миру очень специфическую левую политическую жизнь. Эта страна показала нам одну из ярчайших историй левого движения. На этих страницах я смогла рассказать только о его части. Левые активно действовали на войне против фашистов, в науке, кинематографе, должностях мэров, а главное, на улицах, фабриках и в университетах. Но все это сменилось упадком в тот самый момент, когда по Европе шаг за шагом вспыхивают левые движения.
Постараюсь выделить несколько причин такого падения, для того чтобы понять и не повторять ошибки.
Существует ряд взаимосвязанных внутренних для левого движения причин, сложившихся исторически. После того, как угасли ИКП, Рифондазионе, социальным движениям сложно снова довериться партии, а отсутствие связи между ними никак не помогает полеветь таким новым инициативам, как SEL, Sinistra Italiana или L'altra Europa. Они акцентируют внимание на таких ценностях, как республиканизм, конституциональность, антикорупционность, — на всем, что не интересует молодежь, которая пытается выжить, не имея ни стабильной возможности трудиться, ни достойного дохода. «ЛЭС», а затем и Sinistra Italiana выбрали именно такую мягкую, не радикальную стратегию — и их обогнали M5S. Из-за отсутствия достойной организации, репрезентирующей хотя бы в какой-то мере видение социальных движений, рядовые активисты предпочитают заниматься политикой на местах и не вертикализировать свои усилия. Но широко распространенная локальная левая политика не приводит ни к каким реальным результатам, что деморализует активистов. Другие проблемы итальянских левых кроются в элитизме и субкультурности организаций. Хотя им удается укореняться в местное комьюнити, им не хватает понятного обычным людям языка, чтобы донести свои идеи.
"Недовольство неолиберальным курсом и желание менять ситуацию в стране итальянцы выразили во время последнего референдума, в котором отклонили предложенные премьер-министром Ренци изменения в конституции и автоматически заставили пойти его в отставку."
Внешним социально-экономическим фактором, если сравнивать Италию с Грецией и Испанией, стало то, что в Италии «затягивание поясов» происходит постепенно последние 20 лет, а не так резко, как в соседних странах. Каждая новая реформа вызывала волну недовольства в конкретной среде: или у профсоюзов, или у студентов. Но требования этих групп редко пересекались. Исключением является движение против реформы Buona Scuola, которое смогло объединить разные группы — профсоюзы, студентов, родителей с детьми, но и ему не удалось добиться чего-то серьезного. Растянутость реформ во времени не привела к резкому взрыву недовольства и не дала возможность левым войти в политику в этот момент.
Но такая ситуация — совсем не точка, это всего лишь этап. Недовольство неолиберальным курсом и желание менять ситуацию в стране итальянцы выразили во время последнего референдума, в котором отклонили предложенные премьер-министром Ренци изменения в конституции и автоматически заставили пойти его в отставку (Broder 2016b). Многие итальянцы, особенно молодежь находиться в таком отчаянном положении, что они согласны «встряхнуть то, что есть, как угодно». Им обещали будущее, которое они не получили. Потому они и хотят дать под зад системе, из которой их исключили. Именно на этом и играют правые популисты M5S. Но такие нигилистические чувства без организации и борьбы не приведут к реальным изменениям. Такая критика без оптимизма — обычный нигилизм. Но пример M5S показывают то, что левые потенциально могли бы быть сильны. И как раз кейс мэра Неаполя Де Маджистриса показывает это, потому совсем не стоит ставить крест на левых в Италии.
Я хочу поблагодарить за помощь в работе над этой главой, наверное, самых лучших исследователей социальных движений, с которыми я знакома, Донеталлу Делла Порту, Дэвида Бродера и Олега Журавлёва за их экспертизу в анализе раскрытой темы, моих друзей Веронику Конте, Гвидо Анселми, Марию Додаро, Ноэми Новелло, Чечилию Несси и Гиоргоса Сувлиса за длинные беседы об итальянской политике, а также всех итальянских активистов, с которыми мне удалось обсудить их опыт, пережить и прочувствовать борьбу, но в особенности миланский социальный центр Ri-make.
Вперше опубліковано в: Ліва Європа. Київ: huss, 2017.
Читайте еще:
Крик галльського півня: революція і ліва політика у Франції (Андрій Рєпа)
Левые на краю света. Часть 1: Новая Зеландия (Денис Пилаш)
Левые на краю света. Часть 2: Исландия (Денис Пилаш)
Новые левые на Западе: Корбин, Сандерс, Ципрас и компания (Сьюзан Уоткинс)
Источники
Амин С., 2005. “Империя” и “Множество”. В: Лефт.Ру. Доступ 17.02.2017 по адресу: [link].
Арриги Дж., 2006. Долгий двадцатый век: деньги, власть и истоки нашего времени. Москва: «Территория будущего».
Бурный В., 2017. Неаполитанская мафия и ее социальный подтекст. В: Спільне. Доступ 17.02.17 за адресою: [link].
Ґрамші А., 2014. В’язничні зошити. Вибрані записи. Київ: Вперед.
Леві М., 2013. Визвольне християнство у Латинській Америці: Теологія визволення та визвольне християнство. В: Спільне. Доступ 17.102.17 за адресою: [link].
12 dicembre, 1972. Directed by Giovanni Bonfanti, Pier Paolo Pasolini.
Anderson P., 2009. “An Invertebrate Left”. In: London Review of Books. Vol. 31( 5), p. 12-18.
Anderson P., 2014. “The Italian Disaster”. In: London Review of Books. Vol. 36 (10), p. 3-16.
Broder, D., 2016a. “A Partisan Occasion: 25 April in Italy”. In: Surreal Ale. Available 17.02.17 at: [link].
Broder, D., 2016b. “Everything Will Change”. In: Jacobin. Available 17.02.17 at: [link].
Broder, D., 2016c. “Losing Ground”. In: Jacobin. Available 17.02.17 at: [link].
Cuninghame P., 2015. “Mapping the Terrain of Struggle: Autonomous Movements in 1970s Italy”. In: Viewpoint Magazine. Available 17.02.2017 at: [link].
Delbello L., 2013 “Wherefore the Italian Left: from Active Struggles to Disenchantment”. In: Situations. Vol. V (1), p. 79-100.
Della Porta, D., 2006. Social Movements, political violence and the state: a comparative analysis of Italy and Germany. Cambridge University Press.
Deutsche Welle, 2016. Новим прем'єр-міністром Італії призначений глава МЗС країни Паоло Джентілоні. Available 17.02.17 at:
Fortini F., 2016. “Letter to a Communist”. In: Verso. Available 17.02.2017 at: [link].
Guerriglia Antigrullina Channel. 2014. Grillo: "antifascismo non mi compete, ragazzi Casapound benvenuti nel M5S". Available 17.02.2017 at: [link].
Hardt M., Negri A., 2001. Empire. Harvard University Press.
I cento passi, 2000. Directed by Marco Tullio Giordana.
Kertzer, D., 1996. Politics and symbols : the Italian Communist Party and the fall of communism. Yale University Press.
Lumley R., 1990. States of Emergency: Cultures of Revolt in Italy from 1968 to 1978. Verso.
Müller J.-W., 2012. “The Paradoxes of Post-War Italian Political Thought”. In: History of European Ideas. Vol. 39 (1), The Impact of Positivism on Post-War European Political Thought, p. 79-102.
Reiter H., 2007. “The Global Justice Movement in Italy”. In: Della Porta D. (ed.), The Global Justice Movement. Boulder, Paradigm Publishers, p. 52-78.
Reuters, 2014. Italy's Renzi announces tax cuts as EU scrutinizes budget. Available 17.02.17 at: [link].
Roggero G., 2011. The Production of Living Knowledge: The Crisis of the University and the Transformation of Labor in Europe and North America. Temple University Press.
San Babila ore 20: un delitto inutile, 1976. Directed by Carlo Lizzani.
Souvlis G., Toffanin T., 2014. “Tsipras in Italy”. In: LeftEast. Available 17.02.2017 at: [link].
Trading Economics, 2017. Italy Youth Unemployment Rate. Available 17.02.2017 at: [link].